Бабушка. Район Большой церкви. Венчание. Дьякон Соколов. «Замуж за старика». Дети бабушки. Дворник Шагаров. Немецкая колония. Шитье. Поездки в Москву. Очереди. Бородинская панорама. Учитель истории (00:00:04 – 00:11:11)
[Ну, на самом деле, можно, наверное, начать откуда-то издалека и сначала. Я даже никогда не знала, живете ли вы в Выксе всю жизнь или приехали сюда в какой-то момент.]
Ну прям начинаем уже, что называется? Да, я изначально уроженец города Выксы, родился я в шестьдесят… далеком уже [19]67 году, и в семье, в обычной рабочей семье. В общем-то детство мое, если говорить про детство, самые яркие впечатления, если уж говорить о том, применительно к теме нашего разговора, то самые яркие впечатления у меня были связаны с моей бабушкой. Бабушка у меня… так получилось, что… так получилось, что семья была у бабушки очень большая. И она была, во-первых, 1889 года рождения, бабушка моя. Колоссальная разница, в общем, я соприкоснулся с прошлым, с позапрошлым даже уже веком.
[А вы ее застали?]
Конечно, конечно. И почему яркие очень впечатления – она мне рассказывала об истории Выксы. Я очень часто с ней… часто был у нее летом, у нее постоянно. Причем она жила вот в этом районе, в районе Большой церкви [прим. – Христорождественская церковь], вот, и в историческом центре. И вся та история Выксы, которая была, она всё это видела, всё застала.
[То есть район Большой церкви считается историческим центром?]
Да, здесь самое, здесь дом Баташёвых, все здесь рядом. Бабушка моя вышла замуж за моего деда. Деда я не застал, дед умер у меня в [19]54 году, он 1878 года рождения, на одиннадцать лет старше бабушки моей. И… они венчались в церкви, как ни странно, 23 февраля 1918 года, в тот самый день, когда, в общем-то, образовался этот праздник День советской армии и военно-морского флота. Ехали на телеге, бабушка рассказывает…
[Здесь же в Выксе, да, венчались?]
Конечно, ехали вот сюда в Большую церковь. Ехали на телеге, дед выглядел очень старым. Во-первых, он старшее ее на одиннадцать лет. А во-вторых, потому что он ветеран Первой мировой войны. Он воевал, значит, реально воевал в Первую мировую войну, есть даже паспорт, подписанный Троцким, что он уходит в запас, это [19]18-й год. На этом паспорте есть уведомление, вернее, запись нашего дьякона, который, видимо, участвовал в процессе венчания. Причем дьякон этот, Соколов, это один из первых краеведов Выксы. Да, вот так вот все как-то сместилось… Я помню она рассказывает, едем мы на телеге, едем мы на телеге, а мужики какие-то кричат: «Молодуха, ты куда за старика выходишь замуж!» Вот она мне это рассказывала. Да, ты куда за старика выходишь замуж. Едут на телеге венчаться в церковь.
[А венчание было здесь, в Христорождественской церкви?]
Вот, да, да, да, 23 февраля 1918 года. Потому что дьякон Соколов, помимо того, что он написал, что венчание произведено, он написал еще и дату 23 февраля [19]18 года.
[Как звали бабушку и деда?]
Бабушку Надежда Васильевна Николаева, Николаева Надежда Васильевна, а дед Николаев Василий Капитонович. Вот так я, наверное, впервые соприкоснулся с историей, потому что бабушка очень часто мне рассказывала о своей молодости, да…
[Она работала на заводе или как-то связана была с заводом?]
Нет, бабушка никогда… Она вот знаете, бабушка у меня была… Она была потрясающим человеком. Причём, имея четыре класса образования, великолепно писала, хороший почерк у нее был, да, великолепно излагала свои мысли. Потому что, казалось бы, да? И родила она восемь детей. И почему я говорю, что поколения перехлестнулись, потому что, помимо того, что сами дед и бабушка были, если брать сейчас, позапрошлого века, еще было восемь детей. Те, которые выжили… Знаете, смертность очень серьезная была, да, там несколько детей умерли в младенчестве. Восемь детей они выкормили и вырастили. И младшему… Вернее, старшему значит было ребенку, он был с 1918 года. А младший был с 1944. Представляете разница какая. Такая огромнейшая разница даже между детьми. Мама моя предпоследняя была, 1940-го. Вот, и самое главное, я вот… очень связано… Она рассказывала про забавы, которые здесь были в Выксе, это еще до революции.
[Такие дворовые игры?]
Да, дворовые игры. Рассказывала мне… причем так смеялась всегда задорно. Рассказывала мне про… Был такой дворник… Шагаро\в, причем, фамилию даже я сейчас вспомнил. И они всегда над ним, так сказать, подшучивали. А бабушка у меня была… Опять тоже в районе, значит, в районе Большой церкви жила немка. У нас же здесь была немецкая колония, здесь в Выксе, да, вот, они еще со времен Баташевых, немецкая колония образовалась. И немцев было достаточно много. Надо говорить о том, что Лессинг тоже немец, да, баварский служащий, который был хозяином завода. И Шагаров… Значит… Немка. Немка преподавала для девушек, преподавала... швейное мастерство. Бабушка у меня великолепно шила. И я, если честно, вот сейчас уже со временем просто жалею, что огромное количество выкроек, которое было, эти выкройки все были дореволюционные, с платьями, я просто это сжигал под руководством бабушки, ей не надо же, да. А сейчас я понимаю, что я сжег практически уникальные, уникальные вещи. Потому что по ним бы хотя бы можно было платья восстановить, которые тогда носили.
[А она сама носила… она шила себе, детям?]
Абсолютно, абсолютно. Да-да, абсолютно. Причём она могла шить даже и для других. Она этого не делала, но обшивала свою семью. Как чувствовала, что будет восемь детей, мал мала меньше, надо обшивать и так далее. Вот, и рассказывала, еще раз повторю, о том, что как все происходило в Выксе. Про какие-то стачки, которые она всё это наблюдала. Она была домохозяйка всегда. Она была домохозяйка, она воспитывала детей. И в общем… именно от нее я, именно от нее я почерпнул такие интересные вещи. Конечно, вот эти зернышки, которые она мне давала, да, они падали в благодатную почву. Видимо, у меня все-таки был интерес, потому что я помню, что я всегда тянулся к исторической литературе. Но из рассказов, которые… которые рассказы Алексеева, автор Алексеев, по-моему, Сергей Алексеев. Это детские рассказы по истории. Суворов, Кутузов… Я мечтал, вот это всё. Да, мечтал-мечтал, и в конечном итоге…
Когда мама поехала за колба… а мы ездили за колбасой в Москву! А мы ездили, выксунцы… Ну не было ничего вообще, в магазинах было шаром покати.
[А как часто, на Новый год или?]
Ну там мама периодически делала заезды в Москву, у нас родственники там жили. И она ездила на несколько дней, жила у них, как бы гостила, да, и так между делом покупала… Понятно, что это было не для отдыха. Вопрос был не в отдыхе, а вопрос был в формировании содержания холодильника, да.
[Это в какие годы было?]
Это были [19]70-е годы. Причем, так сказать, в Выксе… У нас в Выксе был мясокомбинат, и мы иногда покупали выксунскую колбасу в Москве. Даже так, да. Вот. Еще раз говорю, мы никакими привилегиями не пользовались, обычная, обычная семья, обычная, так сказать… Многие ездили.
[А мама тоже была домохозяйка?]
Мама нет, мама моя – она медик. Она у меня медик. Всю жизнь… сорок с лишним лет проработала, она жива-здорова, слава богу, и всю жизнь проработала в больнице.
[А в какой?]
В инфекционной. Была медицинской сестрой, собственно, все вот эти козябры…
[Это сейчас еще до сих пор существующая больница?]
Да, она есть да, да.
[А вот когда мама ездила за колбасой на этой электричке в [19]70-е года, вот эта вот загадка «колбасой пахнет»?]
Да, да, да, это примерно…
[Воспроизводилась, да?]
Конечно, конечно, это узнаваемая вещь, да. Мало того, я почему говорю про колбасу… Мы поехали как-то тоже за колбасой, и она взяла меня с собой, видимо каникулы, как-то совпало. И надо отдать ей должное, что… Ну жили небогато, если честно, да. И все-таки она выделила какие-то… время, во-первых, деньги. Причём время очень серьезное, мы стояли в очереди долго. И я возмущался, будучи маленьким, почему без очереди проходят какие-то группы. Оказалось, это туристы, зарубежные. Мне казалось, почему зарубежных без очереди, а мы стоим. И я долго спрашивал, мне сказали «ты не спрашивай больше об этом». И, в общем, мы попали в Бородинскую панораму. Всё, я на всю жизнь! Вот Бородинская панорама, посещение это, я на всю жизнь просто огромнейшими гвоздями прибит к этой теме, это одна из самых моих любимых тем.
[А сколько вам было лет тогда?]
Я учился, наверное, классе в третьем, маленький еще был, второй-третий класс.
[Это прим… тоже [19]70-е?]
Это… Да… Нет, я поступил… пошёл в первый класс в [19]70-м году, соответственно, это вот где-то перед Олимпиадой. И когда я… изучать начали мы этот вот период великой… войны [18]12 года, я знал ее великолепно. Я даже знаю, что я знал её лучше, чем мой учитель по истории. Я знал все абсолютно. Я знал, как действовали войска наши, я знал, как действовали французские войска, я знал пофамильно практически всех генералов нашей армии. Значит… Французская… Как я хотел, чтобы меня спросили! Не спросил. У нас был учитель, честно говоря… Вообще, роль учителя очень важна.
[А в какой школе вы учились?]
Я учился в одиннадцатой. У нас такой учитель был… Он ветеран войны. Вредненький такой был. Ну, потому что, наверное, потому что учителя не любят тех, кто слишком много говорит и знает. Я был такой, да. Не спросил он меня. Если честно, до сих пор как-то обидно. Я понимаю, что, наверное, всех нельзя спросить. Я выпрыгивал из штанов! И он это видел. Я подошел, следующий урок: «Спросите меня, пожалуйста!». Не спросил.
[Так и формируется интерес. Не спрашивает, а ты все равно продолжаешь копать дальше?]
Да и… в общем-то вот такая вот ситуация. Вот такая ситуация.
Дед. Газовая атака. Белый хлеб. Квартальный. Ризадеевская улица. Ризадей. Иван Грозный. Шагаров. «Лапти наморожены». Забавы в Горках. Санки (00:11:13 – 00:18:30)
И возвращаясь к бабушке и деду. Дед у меня воевал в Первую мировую войну, он был ратником от второго разряда, это как ополченец, по сути. Он прошел всю… он… его забрали в 1914 году, он ушёл на фронт и вернулся в [19]18-м году, по указу Троцкого. Троцкий тогда был… Лев Давыдыч был… наркомом по… военно-мор… и воен- и мор- дел, как-то там я сейчас точно не помню, как там называлась должность у Троцкого. Короче говоря, нарком обороны. И… сразу же женился. Ну как сразу, видимо, познакомился с бабушкой, ухаживал каким-то образом. А может быть не ухаживал, не знаю. Этот момент, честно говоря, я у бабушки в силу возраста, наверное, не уточнял, да. Сейчас бы многое отдал, чтобы с ней поговорить, чтобы спросить. И у деда тоже. Деда вообще не видел. Деда вообще не видел. Но, судя по всему, дед был очень больным человеком. Скорее всего он попал под… Анализирую вообще всё, что бабушка рассказывала, у него с легкими проблемы были. Скорее всего, он попал под газовую атаку немецкую. Немцы применили, значит, в Первую мировую войну, по-моему, иприт, газ нервнопаралитический, и, скорее всего, он попал под газовую атаку. У него с легкими были проблемы, и поэтому бабушка… белый хлеб тогда был достаточно… да вообще Выкса-то бедно жила, что там говорить. Вот в [19]30-е, в [19]40-е годы, вот мама моя была уже маленькой – «белого хлеба нам не давала мама». Отцу, в смысле, деду моему, кормильцу. Он должен быть сильным, здоровым, потому что только он работал. Потому что работал только он.
[А где он работал, чем он занимался?]
Он работал на ВМЗ, да. На металлургическом заводе. Мелкосортный цех. И всю жизнь был… мама говорит строгий он очень был, всю жизнь был квартальным. Вот квартал как здесь вот, где самая старая улица Ризадеевская, он там был квартальным. Всю жизнь пока не умер в [19]54 году.
[Как улица называется?]
Ризадеевская. Ризадеевская. Это самая старая улица Выксы.
[Ризадеевская?]
Ризадеевская.
[А почему такое название?]
Ну, говорят, здесь был некий такой татарин Ризадей, который вел войска, значит, Ивана Грозного… проводил, проводником был. И, значит, как бы ему земли дали.
[Интересно]
Да, но это, я думаю, что легенда. Потому что, если сейчас взять любой абсолютно краеведческий материал любого города, там обязательно проходил Иван Грозный.
[Это классика!]
Он ходил, так сказать, кругами вообще тут! Везде он проходил! Хотя, если честно брать, если брать наш выксунский район, то Муром — он там точно был с войском. А проходил он через Туртапку, вот эта дорога, был такой тракт Муром-Арзамас. Он проходил через выксунский район, село Туртапка, я думаю, что… Другое дело, что необходимо изучать всё это, да. Это археология, это изыскания вот эти.
[Даже этнография!]
А?
[Даже этнография в основном такая…]
Да-да-да.
[А вот вы говорили еще бабушка... она… там были какие забавы с дворником Шага\ровым.]
А, про Шагаро\ва, опять-таки, да. Я…Значит, Шагаро\в, Шагаро\в…
[Шагаро\в правильно]
Шагаро\в, да. Они его… Значит, она мне говорит… а у нее подружка есть, Клавдия Дикова. Была, да. Вот интересный момент. Я с бабушкой сижу, бабушка такая у меня… такая была… она очень была набожная, знаете, такая добрая бабушка. Я сижу на нее смотрю, какая там подруга, Клавдия Дикова, я запомнил всё это, да. И самое главное, что… Недавно, прям буквально, наверное, месяц назад я пошёл к друзьям в баню. Сели в баню, значит, чай пьем, паримся, и значит пришел их хороший знакомый с женой, я в первые познакомился. И вот так в разговоре сказал «вот у меня бабушка»… Узнал, что я директор музея, они всегда в разговоре показывают, как они много знают по истории. Я… безусловно выслушиваю всех, что тут говорить. И тут я услышал, что у него бабушка была по фамилии Дикова. Я говорю – а не Клавдия? Он – да! Я встретил внука подруги моей бабушки…
[Ничего себе!]
И мы договорились о том, что всё он перелопатит… Я ему звонил вот недавно, он говорит: «Я ищу фотографии, нашел вот». Значит, я хочу увидеть эти фотографии, потому что бабушка была с ней очень дружна в детстве.
[И у них совместные фотографии остались?]
Есть фотография. Значит фотография, где они стоят в таком одеянии, таком… скажем так, наверное, городское с элементами какого-то такого деревенского, там платочек, всё прочее. И сзади, уже позднее, я просто бабушкину руку знаю: «Я и Клавдия Дикова». Вообще, потрясающе. И вот, Шагаров. Шагаров был дворником, и значит у этой немки… А был двухэтажный дом, она говорит. Он в том числе и выносил помои. А это была зима. «И вот мы сидим и смотрим, Шагаров поднялся, держась за перила, потому что заморозились лапти и очень сильно скользили. И значит так вот прям поднимался, держась за перила. Взял таз с помоями и начал спускаться. Лапти наморожены». И тут… ну лестница, надо полагать, крутая, всегда круто строили. И он, значит, поскальзывается, как водится. И он… говорит, мы сидим, ну там ухохатывались. И вот он на себя, во-первых, всё это вот…
[О, господи!]
Да.
[Бедный дворник!]
Да, и, значит, скатывается на пятой точке вниз, сзади него таз гремит, в общем, да. А подшучивали они, значит, ну что девчонки молодые… Значит, кататься идут на коньках. Причем это был вот район Горки. Вот здесь вот… если ехать здесь по улице Ленина, и там есть магазин десятый, вот Новый универмаг. Вот дальше там район Горки, там был, скажем так, у выксунцев были забавы. Катались с горок, почему Горка называется да район.
[То есть вот тут на Верхневыксунском пруду не катались?]
Нет, нет. Речь шла… там. Ну, наверное, катались. Чтобы кататься нужно чистить.
[А-а-а…]
Потому что, когда намораживается сначала, там лед хороший. А потом там снег, надо всё чистить, держать, содержать. В общем, короче, на санках. А Шагаров вез откуда-то, говорит, cанки, плетёные такие сани, сзади везет. Я забыл, как его зовут. Они обратились к нему, там: «Дядя, – там, так-то, – давай покатаем». И вот катали-катали. А он: «Девчонки, быстрее!» – и сам смеется. Мы его специально: «Ну что, давай…» С Клавдией с этой Диковой… значит, разбежались, и в сугроб его. И он в сугроб заехал: «Ах вы шельмы!» И, значит… Ну вот рассказывала, да. Причем я, будучи маленьким, думал: «Как бабушка? Бабушка хулиганка какая-то».
Дядя на войне. Ранения. Похоронка. Плен. Орден Красной Звезды. Карачёвская дивизия. Рота электрических заграждений. Бандеровцы в Ковеле. Яблочный Спас. Золото из гроба (00:18:32 – 00:31:51)
Вот, и у меня с бабушкой связан ещё один момент очень интересный, наверное, на всю жизнь у меня останется. Во-первых, она сама на всю жизнь останется, общение с ней. Я играл в солдатиков, я помню. Играли в солдатиков. Я даже помню, где это происходило. В старом доме этом, дом 1880 года постройки, на Ризадеевской.
[А вы сказали, что двухэтажный, это на несколько семей? Там…]
Не знаю там, я не знаю. Вот у нас раньше тоже дом был двухэтажный, но в один из моментов горел, и поэтому сейчас одноэтажный, но очень большой в подполе. Вот я стою там и вот так руку протягиваю – в полный рост, очень большой.
И я играю в солдатиков, и бабушка вдруг заплакала. Вдруг заплакала. Я: «Баб Надь, ты чего?» А она плачет и говорит: «Вот сынок-то у меня ведь погиб». Я тогда впервые узнал… никто со мной об этом не разговаривал, и в принципе она больше не говорила. Значит… Сынок, 1921 года, Николаев Борис Васильевич. В 1940 году в октябре месяце его забрали в армию на срочную службу. Мама моя родилась в ноябре [19]40 года, то бишь он даже не видел ее, она не видела его, но всегда в письмах, я читал, обращение к ней – «Ниночка». То есть она практически сразу родила, да. И попал он служить сначала в Минскую область, потом в Брестскую область, и это был Западный… Западный округ. И 22 июня [19]41 года началась война, и он с первых часов вступил в бой, может с первых минут даже, может с первых секунд. В семье всегда ходила такая легенда, потом уже я начал интересоваться, но тогда сильно не поинтересуешься, как, что. И мне говорили: «Представляешь, – так с восхищением даже, – ни разу, всю войну прошёл, ни разу даже ранен не был!» Вот насколько война превращается в какое-то, в какое-то приключение. И я, конечно, уже будучи взрослым, когда уже интернет пошёл, и я узнал, что есть архив Министерства обороны, там и так далее и так далее. Тем более, офис моей фирмы, ну я работал в разных отраслях, я потом скажу, находится в Подольске. Я часто там был и конечно же я заезжал в архивы. И первое, что я узнал, что вот этот лакированный образ моего дяди – он неправильный. Поскольку уже 3-го июля первое ранение, конечно, он отступает. Отступает со всеми. Вся страна, вся армия отступала. В окружении, окруженец. С боями… Он не вышел из строя, ранение было достаточно серьезное, в руку, он из строя не вышел. Следующее ранение — 11 июля. Вот практически в период с начала войны, с 3-го числа, с 3-го июля… Ну вот сколько, неделю провоевал, первое же ранение… Всё в боях, всё с… Я думаю, что не спал и не ел, что называется, отступали, да. Третье ранение, по-моему, август [19]41 года. И всё время он в строю, он не выходит из боя. Вот, и… Потом нет, он потом написал, что всё…
[А откуда такая легенда семейная, он писал письма, в которых…]
Он писал: «Всё хорошо у меня. Мама, у меня всё хорошо. У меня всё…» Он ничего, да. «Мама, у меня всё хорошо, всё замечательно, всё отлично». Конечно, на письма ориентировались, вот. А потом, даже мне рассказывали… «Вот, видите, как, даже похоронка пришла, недоразумение». И пришла похоронка в [19]43-м году: «Погиб, – значит, – красноармеец Николаев Борис Васильевич». А ведь что такое «погиб»? Всегда в… и сейчас до сих пор есть, тогда НКВД, то бишь СМЕРШ, НКВД, особые отделы. Они в окопы не ходили, они в атаки не ходили, но они чётко вели… И значит… «Где Николаев? Ты видел Николаева? Нет. Как не видел? Где? Видели, убитого, раненого? Нет. Нет». Всё, пропал без вести. Вот это я просто говорю, да… «Видел? Да, видел. Что такое? Да там полголовы снесло. Точно видел? Да я подбегал». Всё, убит. Тогда семья могла получить какие-то… выплаты от государства. И соответственно, кто-то сказал, что я видел, что… Потому что да, «убит». Прям четко написано, «красноармеец Николаев убит». Прислали похоронку, бабушка оплакала его. И где-то через полгода пришло письмо: «Мама, я живой, мне поверили». Вот это слово «мне поверили», видимо, оно не совсем было правильно понято моими родственниками, потому что: «Видишь, как хорошо, даже видишь, ни одного ранения всю войну. И пришла похоронка, неправильно написали». На самом деле было по-другому. Видимо… не видимо, а он был ранен тяжело, и немцы его подобрали. Он попал в плен. И с тремя своими товарищами, вот я единственное, трое или он третий был, они бежали прям во время эшелона, во время движения эшелон. Они разобрали пол и прыгнули прям вот вниз. Причем это было, они подъезжали уже к лагерю военнопленных, это было в Австрии. Они из Австрии ноженьками назад, бить фашистов. И конечно, как положено их здесь встретили. Разве отпускают немцы? Вы враги, вы сволочи. И конечно… вот эти полгода, наверное, мордовали. За исключением дороги домой да, на родину. Мордовали, били. Кто отпустил, с каким заданием пришел. И вот эти слова «Мама, я живой, мне поверили». Сказали хрен с тобой, иди, воюй, может там сдохнешь. И… дед [прим. – дядя] прошёл всю войну. Он прошёл всю войну, и, если честно, мне обидно… в том плане, что… я смотрю на ветеранов нынешних, ну я со всем уважением, что называется, да. Ведь, бывает, там прям вот, грудь вся в крестах. А моему не дали ничего. Вот ни медальки, ничего. Как вот знаете писал Твардовский, ни… что-то «ни лычки с гимнастёрки моей». Это «Я убит подо Ржевом» стихотворение. И потом я выясняю, что нет, он награждён. Его наградили. Но за что? Его наградили в апреле [19]45-го, когда он уже все, он был в Германии, в оккупационных войсках остался. И его наградили Орденом Красной Звезды. Но за что? Во-первых, он по образованию был электриком. Вот до войны, еще до армии вернее, когда его забрали в [19]40-м году, он в парке у нас, в выксунском нашем парке, даже есть фотография, он лампочки там что-то меняет, делает. То бишь он работал электриком в нашем парке. Ну от завода, естественно. Работал на заводе он, его в общем-то, в заводе он есть, он даже числится, сейчас я всё скажу об этом… И… за то, что в апреле [19]45-го года было совещание. А он… тогда его назначили начальником… э-э-э… начальником… Во-первых, ну, что такое, смотрите … Он попал в инженерные войска, он сначала был в стрелковых частях до плена, он был в стрелковых частях, служил в Карачёвской двести тридцать восьмой стрелковой гва… стрелковой дивизии. Карачёвская. Почему Карачёвская – они город Карачёв освободили, это было одно из первых таких успешных действий Красной армии, и это был один из первых салютов, который был на Красной площади именно для… в связи с освобождением города Карачёва. И дивизии дали почётное наименование Карачёвская. Это Калужская область. И после этого, когда уже его НКВДшники отпустили, он попал в отдельную роту электрических заграждений. Это что такое? Это во время обороны впереди наших войск ставились специальные такие заграждения, электростанции, и под напряжением. Чтобы немец не прошёл, да. Это было видно. Мало того, это урон живой силе, а во-вторых, это просто не пройти без… без того, чтобы не заметить… врага, я имею в виду, противника. И вот он до конца войны был начальником электростанции. И получил этот орден Красной звезды за то, что орга… Была организована хорошо подача электроэнергии в штаб Второго Белорусского фронта, куда относилась их часть, да, где было совещание. Ну понятно, там был, естественно, командующий Вторым белорусским фронтом Рокоссовский, видимо, все командующие фронтами, какое-то серьёзное было совещание. В апреле [19]45-го, я не знаю число. Мы знаем, что ко 2 мая мы хотели, к празднику, да, к 1 мая, взять город Берлин. Вполне возможно, это совещание было связано с тем, что, кто, как действует. Потому что собрались большие, большие погоны, большие начальники, и, значит, они дали… и они, они дали за это орден Красной звезды.
[Надо же!]
Не за то, что он пахал, да, как любой солдат, окопник вообще, да. Ну ладно, слава богу, дали за это. Вот, и остался в оккупационных войсках, и уже в ноябре [19]45-го года, спустя там много месяцев после окончания войны поехал домой, был старшиной эшелона, и в городе Ковель на эшелон напали бандеровцы. Он повел их в контратаку, был скоротечный бой, и он погиб. Он прошел всю войну, и он погиб в стычке с бандеровцами. Причём шел впереди, и какой-то там бандеровец, ну я просто уже придумываю, потому что исходя из рапорта о потерях безвозвратных, писали, он только один погиб вообще. А писали очень подробно, что от ранения в живот из ружья. Ну, видимо, кто-то там спрятался и с испугу нажал. Три дня мучился и, в общем, умер. Похоронен в городе Ковель. Вот это тоже… Бабушка… Я никогда не забуду, бабушка плакала, и у нее вот эти вот руки во вздувшихся венах. И я просто сейчас уже думаю, она наверняка умирала, когда в том числе его вспоминала, сынка своего.
Никогда… она была очень верующей… никогда не ела яблоки до медо… до… Яблоневого Спаса. Я говорю: «А почему ты не ешь, бабушка?» Эти яблоки, они же уже отходят к августу, там в августе это всё происходит, Яблоневый спас. Она говорит: «Я не буду есть, потому что, если на том свете сейчас будут кормить яблоками всех, Господь, и скажет моему сынку: «А мы тебе не дадим, мама за тебя съела». Никогда в жизни не ела до Яблочного спаса. Да, вот, интересно.
[А ваша мама получается была младшей?]
Она была предпоследней, она [19]40-го года, да. Вот. Бабушка, кстати говоря, мне рассказывала и про церковь. Когда в [19]30-х годах… как вам сказать… вскрыли склеп и все захоронения, которые там были – Баташёва, Шепелева, родственников их, всех выбрасывали на улицу как собак. И она мне говорила про своего сына, Бориса Васильевича, что якобы он принес из гроба золото домой. Смрад пошел… Ну я думаю, что всё это, всё это, скажем так, да, по большей части некое… легенда. Она, может быть, такая, была этим впечатлена. Она говорит: «Я заставила – унеси». Он унёс. Я просто, когда экскурсии провожу, я рассказываю вот эту ситуацию, с [19]30-ми годами связанную, и говорю, что, может быть, этот кусок-то и догнал его, вот в ноябре [19]45-го года… Не знаю, пути господни неисповедимы. Вот такая вот штука. Такая штука, да.
Два дома монашек. Взрыв монастыря. Дом на Ризадеевской. Приезд экспертов. Как отличить старинный дом. Немцы, немецкая слобода. Лессинг. Нижний завод (00:31:52 – 00:40:29; 00:42:19 – 00:44:02)
Она была очень верующая, про деда рассказывала. А дед был богохульник, говорит она. И к бабушке, очень интересный момент… Я знаете… у меня с бабушкой такие интересные воспоминания, что я чётко это помню: я дважды был на богослужениях наших выксунских монашек того монастыря, который значит уже был взорван, они жили здесь.
[Не в церкви, а в монастыре?]
Монастырь был взорван, и монашки из этого монастыря…
[А где он находился?]
Нет, монастырь-то – он здесь…
[А, здесь.]
Просто есть два дома, вот здесь на улице Советской дом, а другой на улице Ведерникова. Вот на улице Ведерникова не сохранился он, этот дом, а тот сохранился. И дважды бабушка меня водила к этим монашкам. Монашки ста… Моя бабушка старая была, монашки там вообще. Бабушка рассказывала, монастырь, она застала его действующим, как они… как этот монастырь, как это было красиво, аллеи посажены, клумбы, цветы, и как колокола звонили, звон доносился прям вот до Ризадеевской улицы, где она…
[Его восстановили на том же месте, да, где он был?]
Конечно, прям на том же месте, там же остов остался. Скажем так, там в принципе была взорвана только кровля. Осыпалась кровля, значит, столбы, скажем так, выложенные внутри. Там же цер… большой храм был, Троицкий собор и там до пяти тысяч человек могло находиться на службе, очень много.
[Рисует ментальную карту.]
[Я чуть-чуть уточню. Дом на улице Советской, там, где эти монашки жили, вы сказали…]
На улице Советской и на улице Ведерникова, я в двух местах был. Я помню старые-старые лица, они практически, знаете, вот… старые люди, они иногда, кажется… визуально, чуть ли не с бородой, с усами. И вот эти свечи… И они в клобуках были, в чёрных одеяниях, я, честно говоря, испугался.
[А много человек было на этих службах?]
Я помню порядка четырех-пяти монашек. И бабушку свою помню. Кто-то еще приходил, помимо, может с улицы.
[Какие это годы?]
Это… я… может, [19]70-е. Так, [19]75-й я в школу пошел, наверное, до [19]75 года, я еще маленький был.
[А адрес дома по улице Советской, который сохранился?]
Знаете, он… надо смотреть, я так сейчас его… не скажу. Он угловой дом…
[Угловой дом?]
Угловой дом, да. Площадь Советская и улица Советская.
[Может быть, вы нарисуете схематично?]
Да, да.
[Ну и соответственно Ведерникова тоже ведь рядом?]
Прям вот дойти. Вот если брать вот улица Ведерникова, вот она идёт, вот она идёт. Здесь улица Ризадеевская…
[То есть центр исторический, да?]
Здесь парк, здесь парк…
[Подпишите может быть Ведерникова, чтобы было понятно.]
Да, здесь улица Ведерникова. Здесь даже вход в парк вот есть. Это дорога, а здесь вот парк и здесь вот вход в парк. Здесь вот дом Баташёвых. Вот здесь дом Баташёвых стоит. А этот дом… Вот есть угловой дом, он был вот таким, он был таким, сейчас он немного по-другому… Его сейчас нет уже, потому что этот дом стал большим. Вот этот дом, здесь вот была служба монашек. Причем на втором… вернее на первом, таком, знаете, чуть ли не цокольном этаже. И если брать улицу Советская, то вот опять улица Ризадеевская идёт, вот Ризадеевская, вот улица Ризадеевская, туда парк, в ту сторону, и вот улица Советская, улица Советская, она идет… кстати, вот, я вот здесь нарисую, вот она идёт, вот она улица Советская…
[Они параллельно, да?]
Да. Они… да, на улице Советская вот здесь дома стоят, вот здесь храм, храм стоит. Дорога идёт вот так, здесь вот линия домов. И вот дом угловой. Я не помню, как он расположен, но если брать вот с улицы Советская, то это угловой дом, и тоже цокольный этаж. Угловой дом, домов больше здесь нет. Здесь вот садик детский.
[А вы жили на Ризадеевской где? Тут рядышком?]
Я вот, в этом месте.
[И этот дом вы говорите только второй этаж, да, разрушен, а первый сохранился.]
Мой-то вы имеете в виду? Здесь кровля… Второй этаж сгорел, первый этаж… первый этаж остался цел, да. И когда приезжали… года два назад я приглашал, мы приглашали сюда через Феклу Толстую, мы приглашали сюда специалистов, мы хотели, чтобы посмотрели дом. Мы как раз книгу начали писать по дому, и мне было важно мнение спецов, архитекторов. И Фекла, мы с ней познакомились в Москве, и она мне говорит: «Андрей, я…» Договорились, короче, приехали два человека, значит, Елена Геннадьевна Щебалева и Шобан Юлия, по-моему. Они были, они специалисты по архитектуре XVIII века, эксперты министерства культуры, в общем, они очень серьезные такие, кандидаты наук. И я им всё показал, не только дом, всё показал. И когда мы гуляли по улице Ризадеевская, я не сказал, что это дом мамы моей. Тщ-тщ [показывает звук фотоаппаратов]. Не понял? Что там такое? Они сказали – очень характерный дом для такой… ну характерный вообще, но в Выксе мы не видели… для… такой городской постройки… XIX века, конец XIX века.
[Но здесь же, насколько я понимаю вот, крыши вот вот такие и здесь как бы скос сверху небольшой такой где конек. Я плохо могу это описывать, потому что не архитектор по базовому образованию.]
Вы имеете в виду, как отличить старый дом от…
[Да, да.]
Элементарно. Вот смотрите, чтобы отличить старый дом от современного… [Рисует.] Если мы берём скат кровли, то чем больше вылет… чем больше вылет, тем дом старее. Это раз. Второе. Значит, как правило, старые дома, они в два окошка. У меня-то не в два, у меня в три, почему, потому что переделывали да, переделывали кровлю. И шатровая кровля у меня. Ну понятно, что более… И здесь вот, конечно же, элементы украшения. Я только заметил, что там у меня стоят такие колонны вырезанные, никогда не обращал внимание.
[А сейчас этот дом принадлежит вашей семье?]
Да-да-да.
[Этот дом номер… по улице Ризадеевской…]
Одиннадцатый.
[Одиннадцатый дом, да. А вот правильно я понял, что там где-то дворник был, который… это вот где-то рядышком, да?]
Ну фамилия, фамилия… фамилия Шагаров, она где-то мелькала, уже современная. Я, конечно, не буду говорить, да, но она мелькала. Шагаров фамилия мелькала, я ее точно видел. А вот я говорю про Клавдию Дикову, вообще, так сказать, с её, так сказать, внуком познакомился, вообще фантастика.
[Да, это отличная история.]
Внук моей бабушки… моей бабушки это я, а это значит…
[А еще вы рассказывали про немку и немецкую слободу в самом начале истории…]
Да, немцев у нас много было здесь в Выксе. У нас на самом деле было очень много немцев. Они, конечно, уехали, потому что этот рассказ, про который я говорил… У меня же есть фотография дома, бабушка моя со своими вот сокурсницами, скажем так да, она молоденькая, еще не замужем, такая симпатичная. И фотография 1914 года. Да. Но еще до войны, потому что немка была. Немцы практически все уехали еще до начала войны. Когда был управляющий заводом Лессинг…
[Разговор по телефону.]
Немцев было много, и все они уехали. Уехал Лессинг, владелец заводов наших, подняв причём очень серьезно, потому что заводы просели до того, как Лессинг взял их в свои руки, потому что здесь были англичане, и немецкие… Ну особенно английские, конечно, английское товарищество, которое здесь было – прям беда. А Лессинг выправил ситуацию. И вот эти преуспевающие, уже поднимающиеся заводы он передал… вернее не передал, оставил просто, бросил и уехал. Немцы… многие уехали следом. Потому что, что уж говорить, императрице доставалось, мы не будем говорить там правильно – не правильно, Александре Фёдоровне, что, она немка. Что уж говорить о людях, которые живут на земле. Они сочли, что правильно уехать. Поэтому я думаю, что судьба этой немки именно такая. Я не спрашивал ещё в силу возраста…
[А где находится эта немецкая слобода?]
Это Нижний завод. Нижний завод. Но мы понимаем, что, вот это при Петре I начались эти слободы, вот немецкие, да. Он же там с Анной Монк и познакомился. Монс по-моему. Монсих её называли. И мы понимаем, что со временем они стали тесными и люди просто расселялись, ассимилировались, женились, замуж выходили.
[Но сейчас это место не известно как… не называют как немецкая слобода?]
Нет, как немецкая не говорим, но мы понимаем, что это Нижний завод. Вниз по улице Ленина, только дальше туда, дальше туда к заводу. Вот. Значит. Ну… что вам еще рассказать?
Дед-атеист. Сталин вместо икон. Щитки. Монастырь. Ризадеевская. Гусёвка. Драки между районами. «Голубой Дунай». После войны. Сквер у ДК Ленина. «Синдикат». Самбисты. Старый микрорайон. Районы. Межонка (00:44:03 – 00:45:46; 00:46:22 – 00:55:31; 00:55:39 – 00:57:04)
[А если вот так вот пройтись…]
А, сейчас, секундочку, про деда ещё хотел рассказать. Дед, как бабушка говорила, дед был… неверующий, да. Причем такой, активно неверующий, скажем так, атеист был еще тот. Ну…Ветеран войны, повидавший смерть, всё, типа коврижками не заманишь. Но вот бабушка была верующей, и, еще раз говорю, что к приходили… и монашки приходили, она уже рассказывала, я этого не видел, это было ещё до меня. Приходили и, говорит, у меня в красном углу иконы висят. И они приходили и сразу начинали молиться. И молятся, и молятся. Дед был против посещения монашек, но, видимо, может быть, кто-то ему выговаривал там, не знаю. А он не был… коммунистом никогда не был. Ни комсомольцем, ни коммунистом. Вот. И… В один из дней, говорит, я не увидела, а дед все иконы поснимал и повесил Сталина портрет. Заходят монашки, не глядя на передний угол, валяют, бьют, крестятся, бьют земные поклоны. Посмотрели – Сталину. Да. В общем, так это… говорит, были они озадачены... Озадачены очень сильно. Вот такой случай был.
[Это было получается после войны сразу?]
Это было… это еще было до войны, до войны. Монашки ещё были живые. Когда это? Может быть [19]20-е, года [19]20-е.
[Отличная история.]
[А если вот пройтись по Выксе уже более-менее современной, то есть вашей, да? Вы какого года рождения, напомните?]
[19]67-й.
[[19]67-й. То есть начало [19]70-х, когда вы начали уже осваивать. Вот районы Выксы. Мы когда ехали, я слышал там Щитки, Монастырь, да. Вот как Выкса разделяется на эти районы, какие репутации у этих районов? Вот скажем уже так Выкса современная, да, [19]70-х годов.]
Репутация?
[Ну вот, например, Щитки.]
Ну, например, Щитки, да. Ну мы там жили на Щитках какое-то время, когда мама вышла замуж. Понимание, желание жить отдельно, да, и снимали там какую-то комнату на Щитках. То бишь можно было жить у мамы, да, но вот жили на Щитках. И на Щитках, я точно знаю, у меня брат старший, на пять лет старше меня, он родился на Щитках, точно помню. А вот родился где я, надо спросить. По-моему, тоже на Щитках, а может уже… уже здесь, в центре. Щитки – это район… ну это же такие… щитовые дома, да. Щитовые дома, да, которые… бараки, что тут говорить, бараки.
[А кто в них жил, для кого они строились?]
Да для работников завода, для работников завода. У нас ведь вот завод градообразующим был не для… вернее сейчас. Он и тогда был… Крупный завод. Если так серьезно проанализировать, это… Он всю жизнь был таким мощным металлургическим центром вообще, да. Но сейчас, конечно, он очень сильно рванул вперед. Были закаты. Периоды закатов завода, периоды, когда завод стремительно продвигался вперед. Надеюсь, что закатов больше не будет, предпосылки все для этого есть. Вот. А, значит, Щитки… Я не знаю… Щитки… у меня там друзья жили. Какой-то район… спокойный. Я знаю, что, например, Монастырь был достаточно агрессивным. Потому что у меня вот сосед мой… мне вообще повезло с соседями. Сосед у меня, Макеев Виктор Викторович, царство ему небесное. Он был 1930 года, и он мне рассказывал, что вот… про… как они дра\лись с Монастырём. Район Монастыря, да. Монастырь не как культовое сооружение, а просто район, который вокруг него вырос.
[А он в каком районе?]
А мы… Вот этот район Ризадеевская, это район Гусёвка назывался.
[А сейчас название уже не используется?]
Ну некоторые знают, некоторые знают. Потому что там находится пруд, очень много гусей там плавало. Пруд был вырыт как, скажем так, водоем для противопожарных целей, но тем не менее Гусёвка так и осталось. И что… дрались они с этим… про какого-то Лиса мне рассказывал. Вот… понятно, это прям начало… сразу после войны. Какой-то Лис, с наганом ходил. Значит, да. И в ресторане… ресторан стоял вот здесь в парке, «Голубой Дунай». Значит, да. И дрались, дрались, район на район дрались.
[Ну то есть это был такой ресторан-пивная?]
Это ресторан-ресторан прям был. Прям ресторан-ресторан, да. Но мы понимаем, опять-таки, что бедный город и жили люди бедно. Не только в Выксе, а по всей стране жили бедно достаточно. Ну я не беру там, допустим, города столичные, да. И… Что там еще? Какое еще развлечение? Кино, вино, домино и мордобой.
[А кино было? Кинотеатры?]
Ну, конечно, было. Как Владимир Ильич сказал, что это одно из важнейших из искусств. На кино денег никогда не жалел никто.
[А получается Монастырь – это район… Какими улицами он ограничен, вот сейчас? И сейчас же называют Монастырь?]
М-м-м… Вот знаете, если брать само сооружение культовое, да, монастырь, то… Мы понимаем, что это монастырь. А вот район, он очень большой, очень большой. Я вам так даже границу не скажу. В общем-то все как-то себя к Монастырю считают, более-менее живут там, да. Монастырь. Потому что вот даже вот я, когда меня спрашивали: «Ты откуда?» Я говорил: «Оттуда-то оттуда, с Ризадеевской». «Это Монастырь что ль?» «Ну вот да, Монастырь, монастырский». Даже, да, хотя это… свой район был Гусёвка.
[Потому что считается, что это хороший район?]
Ну хороший… был достаточно хулиганистый район, исходя вот из… Я этого хулиганства не застал, вот откровенно говоря. Я не застал. А вот, в конце… вообще по всей стране, в конце войны, после войны была обстановка не очень хорошая, и по криминалитету. Естественно, так сказать, прибивались безотцовщина разная там, понимаете да. Поэтому… поэтому так вот.
[А в [19]70-е годы, уже даже в [19]80-е, здесь не было такой субкультуры, вот этой вот такой хулиганистой, да? Называлась она в Самаре «фураги». У них такая фуражка была и еще значок Ленина. Ну они, в общем, били всех работяг, да. Нет, наоборот, фураги били интеллигентов, вот.]
[Это типа как любера?]
[Ну не совсем. Это скорее [19]70-[19]80-е годы, фураги это промышленные районы, да. Это фуражка, значок Ленина, кирзовые сапоги, вот это. А в центре интеллигенты. И вот фураги такие набеги устраивали в центр…]
Как Мишка Квакин против, этого, Тимура с его командой. Ну, я вам скажу, что, например, я, тоже, наверное, это ближе, в [19]80-е годы, я… Есть у нас дворец культуры имени Ленина, который, к сожалению, сейчас погибает. Там был сквер, он и сейчас есть. И вот в этом сквере собиралась молодёжь. Молодёжь… Ну наверное, значит, я не скажу, чем они особо отличались… от других, то бишь у них не было какой-то форменной какой-то там эмблемы, я не знаю, да, которая бы их отличала от других. Они отличались тем, что они… Вот, наверное, скажем так. Некоторые хорошо одевались. Это фарца, скорее всего. Это, естественно, это при деньгах. Девчонки самые красивые были рядом, да. Ну они были постарше меня, поэтому как бы это, я со стороны всё это наблюдал. И вот они даже называли себя, вот этот район и они себя называли «Синдикат». Они называли себя «Синдикат». И в общем… Они не лезли особо никуда, в общем. Парни там были… и бойцы были, и были достаточно субтильные такие все. Никуда особо не лезли, но в общем-то туда не рекомендовалось ходить чужим людям.
[А где этот сквер находится?]
Дворец культуры имени Ленина.
[Но он сейчас за забором, да?]
Ну сквера этого нет…
[Который окружает?]
Да, да, да, да. Вот. И в общем, да. Или, например, я вот сейчас вспоминаю…
[А вот этот «Синдикат» долго просуществовал? Эта группировка.]
Ну мы понимаем, что всё условно… Условное существование «Синдиката». Я думаю, что да. Ну во-первых, я уехал в [19]85-м из Выксы, надолго. Уехал из Выксы, и… Ну наверное в [19]85-м они были еще…
[Вы говорите, сейчас вспоминаете… Вспоминали, а Маша вас вопросом перебила.]
[А, да, простите!]
А, да. Еще один район был такой хулиганистый, и прям я бы сказал такой хулиганистый… такой… достаточно серьезно. Потому что в эту группу входили борцы. У нас же здесь самбо, да, самбисты, школа самбо.
[Сильная, да?]
Серьёзная, да, серьёзная. И даже слово самбисты не хочу сказать, наверное, неправильно бросать тень на спортсменов. Но были люди, которые занимались чем-то там, накачали какую-то там часть тела, да, ну значит… Старый микрорайон так называемый был. Старый микрорайон, это микрорайон Гоголя, там после этого был микрорайон Юбилейный, микрорайон Жуковского. Более поздние микрорайоны, которые построились. И вот название Старый микрорайон. Вот было дело такое, да.
[То есть Гоголя сейчас делится на старую часть…?]
Нет, просто Гоголя, микрорайон Гоголя – это самый старый микрорайон. Были ещё, я вот говорю, потом Юбилейный, Жуковского микрорайон, микрорайон Центральный – это более поздние постройки. А вот более ранняя постройка – это вот этот, Гоголя, они сами себя так называли. Это было какая-то такая…
[То есть, получается, это такая группировка, «Синдикат», да, и Старый микрорайон, собственно?]
Ну да, да. Они, в принципе, Старый микрорайон, здесь чётко всё территориально… [Получается Щитки, Монастырь, Гусёвка, это вот такие три…]
Нет, а ещё есть просто районы. Это Скотный… значит… Скотный…
[Почему Скотный? То есть там со скотом как-то было связано что ли?]
Да, да, это историческое название, скажем так, да. Потом это всё менялось и, значит, название оставалось. Скотный, Голявка.
[Голявка?]
Го-ляв-ка.
[Интересно. А почему?]
Честно говоря, вам даже не скажу…
[Интересно!]
Ну этот топоним скорее всего связан с… опять-таки, с тем, что раньше там было. Вот. Значит, Монастырь, Голявка, Щитки, Старый микрорайон… Ну «Синдикат» это нет, это как бы не…
[«Синдикат» – это название группировки, скорее ребят этих, фарца]
Межонка. Ну этот район назывался вообще Вежонка, от слова въезжают. Это въезд в Выксу, Межонский пруд.
[Ух ты!]
Просто уже потом со временем трансформировалось название, и буквы поменялись с «В» на «М». Была Вежонка, стала Межонка.
[Сейчас до сих пор так называется?]
Да, да. Межонский пруд. Как раз въезд в город. Вот. Ну в общем, вот, наверное… по памяти это вот эти, да.
Парк. Родина. Пятак. Дворец Ленина. Летний кинотеатр. Верхневыксунский пруд. Лодки. Компания на Красных Зорях. Хоккей на дороге. Малая церковь. Форма, клюшки. В валенках. Военное училище (00:57:05 – 01:07:28)
[А вот если смотреть на какие-то объекты, ну я не знаю, дома, улицы, ну вот помимо вот этой главной улицы в Выксе, которые как бы представляют лицо, лицо этого города. Вот мы вчера ходили, и я так понимаю, что сквер это одна из таких достопримечательностей очень важных, и внутри вот если про память говорить историческую, это ресторан «Голубой Дунай», который в парке был…]
Прям в парке, да.
[И соответственно вторым центром притяжения, да, вот в [19]70-80-е… это кинотеатр Родина.]
Да, Родина безусловно.
[Вы ходили туда?]
Да, в Родину ходил, в Родину ходил. Вообще, самый, наверное… Ну у каждого ведь свои, скажем так, привычки проведения свободного времени. Кто-то на танцы. Почему бы и нет, кстати, тоже ходил. Вот.
[На танцы сюда вот здесь в парке на Пятаке?]
И на Пятаке. Зимой это дворцы. Дворец Ленина, кстати говоря, на танцы… там даже однажды подрался. В драке участвовал. Не был виноват, но пришлось в замес вступить, потому что легче было отбиться, чем договориться. Вот, и… Это, во-первых, парк. Парк. Ведь раньше не было ни интернета, ни телевидения в нашем понимании, потому что две программы, девяносто процентов из них – сообщения с полей о видах на урожай и так далее. Мы понимаем, что это было не совсем, наверное, интересно молодежи. И поэтому это парк, это кинотеатр Родина, это летний кинотеатр. Как мне нравится летний кинотеатр, который стоял вот здесь в парке. И… Я даже помню, что я ходил туда, там были такие… он действительно летний, он только летом был, да. Он на месте… вот сейчас там тир расположен… Там стоял шикарный резной такой кинотеатр. И я там летом... Там прохладно, на улице жара, а там прохладно. И я там смотрел фильмы «Чингачгук – Большой Змей» и еще, по-моему, про Виннету c Инчу Чуна, про индейцев, там Гойко Митич играет, известный югославский артист, который играл великолепно именно индейцев. И вот я помню, туда ходил. Для меня это вообще… Потом сожгли его… какие-то хулиганы.
[В 90-е уже, да?]
Нет, я еще в школе учился. Я помню кто-то зашел к нам в класс, сказали, всё, кто-то из нашей школы сжёг летний кинотеатр. Я: «Понял». На самом деле очень место такое было, мне очень нравилось.
Летом это футбол. Это пруд, да. Ведь я вырос на этом пруду.
[На Межонном?]
Вот-вот-вот, на Верхневыксунском пруду. Я же говорю, тут бабушка рядом. И я всю жизнь на лодке, я был членом добровольно-спортивного общества, мне какие-то там скидки, марки давали, я наклеивал, там, переписывал года, перебивал. Какие-то скидки вообще. Я, пацан, я мог… позволял себе сесть в лодку, причём с друзьями, и уплыть черти куда, отсюда даже с берега не видно. Даже были моменты, когда мы…
[А лодка у вас была своя или здесь лодочная станция была?]
Нет, брали, брали, брали, да, на лодочной станции. Причем ехали даже по маршруту, там: «Давай найдем истоки реки, где Баташёвы были». И мы даже лодку переносили, я помню. А, брат у меня даже старший был, и мы... раз шесть лодка не могла идти, мы несли лодку на себе. Вот так вот, прям, целая экспедиция была. И потом я как-то отвернулся посмотрел, у брата вот спина, он сидел на веслах, прям вся серая в комарах. Прям вот комары. Ну видимо у меня такая же штука была. Вот. И значит это. С приключениями, приключения…
Самое главное, что брат мой тоже очень много дал мне, потому что… У нас разница в пять… четыре-пять лет, то бишь у нас так, переходящая вот эта разница. У меня день рожденья, четыре года, ему – пять сразу да, получается. Ему… он со своим другом… Надо сказать, что мы жили, когда уже получили квартиру на Красных Зорях, у нас подобралась очень интересная компания. У нас подъезд обычный – пятнадцати… шестнадцатиквартирный. В десяти квартирах жили ребята, они все были старше, я самый младший там был у них. Они все были на пять лет примерно старше меня, на четыре, на пять. Я, естественно, к ним тянулся, потому что брат у меня был, так сказать. Сначала они меня не брали, а потом я с ними. В футбол я с ними играл. То есть самое главное никаких там пьянок, гулянок, да, никакого там курева, да, никаких там…ухаживаний за девчонками. Это хоккей и футбол, круглый… вообще, можно было круглые сутки, хоккей, футбол.
[А в хоккей где играли?]
А в хоккей играли на этой… на дороге, прям на проезжей части. Выбирали где фонари.
[На Красных Зорях?]
Мы играли на улице Степана Разина, на Красных Зорях нет, там большое движение. Брали такие переулочки, меньше машин ездит, да. И вот чтобы было освещение. Ворота ставили, всё. Бывало даже, что милиция ехала, а мы играем, мы не видим, и они «и-у-у», типа, или пожарные: «Уходите с дороги, что здесь играете!» А где ещё?
[А на Красных Зорях это дом какой номер?]
Дом шесть.
[Дом шесть, да. А вот это вот где играли? Степана Разина…]
Степана… прям возле рынка там, там движение было небольшое. А потом еще был переулок Коммунистический, там играли. Вот. А в футбол мы играли в сквере возле Малой церкви, за Малой церковью. Мы же не знали, что там кладбище. Там кладбище. Мы играли там в футбол...
[А где Малая церковь находится?]
Она тоже на улице Ленина, церковь Иоанна Богослова. Играли в футбол… Причем «до белых мух» в футбол. Когда «белые мухи» – в хоккей. Вот абсолютно, абсолютно. Там у меня двоюродный брат, сейчас кстати не знаю, жив, не жив он, он пропал и как-то…. Он у меня играл во второй команде ЦСКА, и он привез нам амуницию вратарскую, он был вратарем. И вратарем, кстати говоря, в футбол, тоже футбол-хоккей. Играл летом в футбол за ЦСКА, ЦСКА-2 и, значит, [зимой] в хоккей за ЦСКА-2. Знал всех этих, соответственно, и Третьяк и всё прочие. Это как раз… Это у меня где-то лежит еще майка ЦСКА. Причём полностью амуницию вратаря привез. И мы, значит, и мы с ребятами одевались, пробовать больно или не больно. Одевались… Помню крутим такую штуку… ракушка, да.
[Ну вратарская?]
Ракушка, ракушка, да. Причинное место закрывать, грубо говоря, да? И вот куда одевать-то, мы же не знаем, он привез нам. Куда же… Самое главное, одевались, вот так стояли, самое главное, даже было не так, а… «Хлыысть!» «Больно?» «Нет». А летит-то шайба хорошо вообще… И привозил клюшки, клюшки привозил, причём такие… У нас были клюшки… это у брата… брату досталась она, он по старшинству ее, так сказать… Монреаль. Канадская клюшка была. Он Кохо привозил, которой сборная Советского Союза играла. Ну ведь все тут, играли на дороге, всё это ломалось быстро.
[А катались на каких коньках?]
Нет, мы пешком, в валенках, что называется.
[Пешком, то есть в валенках бегали.]
Пешком, пешком.
[Не было вот этой идеи, что на валенки завязать коньки?]
Нет, не было. А там же дорога, там же это… Самое главное, что года три назад, года четыре назад… я говорил, что вот здесь на Ризадеевской есть пруд, мы почистили с соседом, у него пацан. Как ни странно, начали приходить люди. Мы турниры там устраивали. Мы устраивали турниры. Как… У меня сейчас вот, наверное, одно из ярчайших впечатлений в жизни, вот эти вот турниры, которые… я уже взрослый был, вот четыре года назад. И мы играли в хоккей. Причем все на коньках, а я в валенках. Но мне говорили… видимо, всё-таки класс, который я приобрел, бегая по улицам, по дорогам с клюшкой… Они сказали: «Тебе бы коньки одеть, вообще цены бы не было». Понятно, что я им в скорости проигрывал. Они «т-ш-ш» – я пролетаю. Вот.
[Здорово.]
Клюшки купили. До сих пор клюшками менялись, когда… Клюшки купили, все там, как положено.
[А вот драки среди пацанов были распространены? Там до первой крови, до первых слез. Вот как-то вот такая мужская, я бы сказал, формировалась культура…]
Всё это было, да, всё это было. Но если честно, я, наверное, в силу характера не очень активно в этом участвовал. Вот один раз я... Бывало там как-то. Я, что там говорить, учился в училище военном, а… и у нас за всё время, за четыре года, за четыре года… Мы уже все друг другу надоели, да, мы спим вместе, едим вместе. Понятно, что там какие-то конфликты бывают. Только один раз подрался. Только один раз. За всё время учебы только один раз. И то мы, значит, подрались, значит, нам пинков надавали слева и справа наши же: «Вы что, дураки что ли?» Ну что-то как-то перехлестнуло. Помню оружие чистили с Дроздом. Олег Дроздов из Риги. А вот сейчас встречались, встреча выпускников была в этом году… так, в этом году в мае… это было 10 мая… 10 мая в Минске мы встречались. Дроздов, помнишь дрались-то!
[Сейчас-то это уже, конечно, как прошлое приятное.]
Поиски истока. Разрушенная церковь. Подземные ходы. Отопление дома от завода. Каска. Патроны. Заводские – не заводские. Соседка. «Саблю тебе дали?» (01:07:29 – 01:18:57)
[А вот если ещё вернуться, видимо, в детский возраст, да, вот были ли какие-то места, скажем так, заброшенные, неосвоенные, куда интересно было ходить? Подземные ходы, может быть, какие-то, может быть, какие-то клады искали.]
Ну вот я говорил, что мы, скажем так, попытались пройти по речке на лодке…
[Исток.]
Да-да-да-да-да. Я говорю, несли столько много раз, что в принципе мы пришли уже к болотистой местности, да. И потом самое страшное было назад идти. Туда припёрлись, сил уже нет. Назад! Мы всегда… мне очень нравилось ездить на лодке. Мы все эти вот эти острова изъездили и с братом, и с друзьями его, и со своими друзьями. Причём у нас даже была такая некая процедура, со своими друзьями, некая такая у нас была заведённая такая привычка. Мы приезжали сюда, сдавали лодку и шли вот сюда, в дом Баташёвых, здесь вот была столовая, мы брали котлету с макаронами, вкуснее ничего не было. Пока ездишь, проголодаешься, конечно. Вот, и… Конечно, же это церковь, она была тогда разрушенная, мы лазили… Ну, если честно вот, вы знаете, многие совершенно бесстрашно, или бездумно, а может быть и бездумно, и бесстрашно, лазили там, писали какие-то «здесь был Вася», «здесь был Федя». Вот никогда я этого…
[Церковь эта вот?]
Да-да-да. Я, честно говоря, завидовал им, а сейчас думаю вот слава тебе господи, ничего такого я не делал. И церковь… мне вообще нравилась церковь. Вот это, знаете, она разрушенная, и такая аура неизвестности какой-то, таинственности. Мне очень нравилось. Я бесстрашно в склеп спускался, смотрел. Эти ниши для гробов, они были раскрыты. Вот это как раз те, про которые я говорил, да. Они были в [19]34 году, выбросили их оттуда. Вот, и… Церковь. Ещё раз говорю, пруд приманивал очень здорово, церковь приманивала очень здорово.
[А вот эти подземные ходы, которые якобы существуют под усадьбой, они… тогда про них знали? Или может быть…]
Ну подземных ходов много было, было много этих… легенд, скажем так. Бабушка, беседуя со мной, она мне тоже говорила о подземных ходах. Она чётко меня уверяла, что есть подземный ход в парк. Причём это…
[Из усадьбы?]
Из усадьбы. Ну я не думаю, что… Мы знаем, куда… Где есть подземные ходы. Мы их обнаружили в ходе реставрации уже сейчас. Они законсервированы. И… самое главное безопасность. Нет никакой гарантии безопасности их исследовать, да. Но мы их законсервировали, чтобы, может быть, наши последователи узнали, да, вот об этих нюансах. Но есть легенда, что отсюда идёт подземный ход в монастырь. Но нет конечно же, такого нет, это легенда, потому что монастырь был построен в конце… во второй половине XIX века, а это XVIII века постройка. Поэтому ничего такого нет, вот. Есть некие… Как вам сказать. Ну вот есть подземный ход здесь вот на площади. Если сейчас площадь вскрыть, то там подземный ход есть. Но это подземный ход такой технологический, назовем его так. Мы про него даже не знали. В ходе реставрации, опять-таки, вскрывая, мы его обнаружили. Просто здесь в доме печей очень мало. А дом огромный, его надо топить, не натопишь его ничем. Поэтому использовали для отопления дома побочный эффект, который получался при выплавке чугуна, тепло.
[Обалдеть.]
И вот эти каналы, они шли под площадью. И весь дом каналами испещрен, абсолютно весь, вот весь. И горячий воздух...
[Это какие-то широкие трубы?]
Это просто, выложенные из кирпича…
[Короба?]
Ну не короба, а такие небольшие такие своды, значит, наверное, в сечении где-то метр. И тёплый воздух сюда шёл из печей, и отапливался дом таким образом. Я подчеркиваю, что это XVIII век, да.
[Это от завода?]
Вот который у нас здесь, да-да-да.
[И получается дом вот этот отапливался, имеется в виду здание музея, дом Баташёвых?]
Дом вот этот, да-да-да. А печи, которые здесь есть и камины, они служили ну, интерьерной такой составляющей.
[А вот в вашем детстве вот этот завод, он действовал?]
Мы туда лазили…
[Или он был уже заброшен?]
Лазили, нет, работал. Он как раз закрылся, второй год как не работал. Значит, и… здесь… видимо, сюда свозили на переплавку разный металл, в том числе в период Великой Отечественной войны. Мы здесь находили каски, и немецкие в том числе. У меня дома немецкая каска есть, значит. Я её нашел, ещё пацаном был. И сейчас второй раз нашёл. Значит, ну куда-то сунул и забыл про неё. Второй раз нашел, она такая… с благородной дыркой в голове. Мы их не звали к себе, поэтому… я поэтому так и говорю кровожадно. Вот и… мы там даже патроны находили. Патроны, реальные, живые патроны, не значит, не… Пригодные. Я даже помню, мы эти патроны собрали, они какие-то были сплющенные какие-то, у нас было подозрение, что это плохие. Здесь была дорога, автостанция здесь была. Дорога, и мы пацанами, значит: «Давай!» И на дороге разложили эти патроны. И сели. Ехал какой-то ГАЗон или ЗИЛ, и, значит, поехал, и они начали взрываться, патроны. Видимо, такая труха была, да. Но мы же понимаем, что это патроны не просто патроны, там же есть еще и пуля. Бах! Бах! Баз! Тот остановился и за нами, еле убежали вообще. То бишь здесь это было и работало вообще, мы туда лазили, да. Да в общем-то… А, здесь был забор. Забор, просто такой из… металлических труб, то бишь свободно рука пролезала и здесь же мы копались и находили, прям вот здесь вот, что называется на расстоянии руки.
[Классика жанра!]
Насчёт патронов-то?
[Да, ну кидать в костёр.]
А то ещё, был свободный проход на завод, не было такого пропускного режима, мы на рельсы клали, сидели, смотрели. Но машинисты тоже молодцы, они видят – пацаны сидят, чего-то, значит, подложили какую-то гранату, какую-то бомбу подложили. И останавливались зачастую.
[Конечно, интересно было бы понять, услышать, вот всю эту такую производственную ну даже не историю, а, скажем так, легендарную историю. Там же заводов куча, да. И дробильный цех и там, где были мартеновские печи. Вот про это как-то в [19]70-[19]80-е годы рассказывали какие-то отдельные истории, может быть, были там люди, которые чуть ли не спасали весь цех, такие вот герои выксунские?]
Я, наверное… нет…
[Или не было такого?]
У меня не было… у меня не было, по сути, в детстве тех людей, которые работали на заводе. Которые… нет, я, пожалуй, наверное, не скажу, это уже… не скажу.
[То есть, получается, это немножко какой-то другой пласт людей, с которыми вы общались. Вот есть люди, которые на заводе, заводская такая идентичность, и есть интеллигенция.]
Наверное… Знаете, я… у меня вот друзья, про которых я говорил, которые там жили в нашем подъезде, да, которые у нас это… не пили, не курили, матом не ругались, да… действительно так…
[На Красных Зорях.]
На Красных Зорях, да. И как-то мы с ними тут встречали уже более… ну там… как мужики встречаются иногда, да, поговорить, всё. Так они меня замучили разговором, знаете какой? Как этот слесарь-интеллигент Полисов Виктор Михайлович, по-моему, там: «Плашек 7/8 не завезли, а трамвай собираются пускать». Вот они валяют про эти трамваи, про эти плашки. Я говорю: «Господи, вам поговорить не о чем». Причём электрики сбились в одну кучу там, эти в другую. Я ходил между ними и понимал, что я лишний на этом праздники жизни.
[А они все на заводе да?]
Да, поэтому просто я говорю о том, что, о том, что, видимо, да, не было тех людей, которые носители информации и которые могли бы рассказывать об этом. Хотя, я не знаю, у меня вот бабушка… у бабушки… бабушки сестра была… Вообще у моей бабушки много сестёр было…
[Надежды Васильевны.]
Да, Надежды Васильевны. Много сестёр было, брат был, брат был, я не знал, буквально, он был начальником. Что-то с семьей у него не очень сложилось, он приехал в Выксу и даже какое-то время жил у нас, да, вот я помню, у бабушки. И при этом успел устроиться начальником электросетей выксунских. Он был орденоносец. Этот… Орден Трудового Красного Знамени у него был. Я не помню, откуда он приехал, даже сейчас не помню. Вот. Есть пробелы и у меня в этом смысле. Вот, и одна сестра, одна сестра вышла замуж за питерского рабочего с путиловских заводов, да. Я его пытал там. Александр Сергеевич, его звали, расскажи, а он даже старше бабушки моей был. «Чего там было-то? Царя-то видел?» «Царя-то видел». А я к бабушке: «Когда лучше жилось, при царе? Когда?»
У меня одно из мест работы было, я работал в милиции, значит, да. Да. И моя соседка на Красных Зорях. У нас не было телефона, а у них был телефон. И мы часто ходили звонить, там, да. Нормально общались, потому что там в квартире жил мой друг, он на два года старше меня, то есть одногодки практически. Нормально общались, до сих пор вот его мама там живет, мама моего друга. Друг-то уже умер, царствие ему небесное, к сожалению. И вот я звоню, а бабушка: «Хто там?» А бабушка была девяносто с лишним лет! Там вообще кошмар, вообще, она вот просто… старше моей бабушки была. Она деревенская, из Синило. Она: «Хто там?» «Я!» «Хто?» «Андрей». «Ой, не знаю, хто». Мне надо позвонить срочно. Что-то на работу надо было позвонить, я как раз тогда работал в следствии. А, я следователем работал. Значит, «Хто там?» Я говорю: «Андрей». «Ой, Андрей, ты? Сейчас». Открывает. «Что, позвонить?» Я говорю: «Позвонить». Причём так: берёт табуреточку, садится около меня и смотрит на меня. Может как бы чего не вынес там, может быть, привычка такая, да там. Я, значит, звоню, и она такая: «Ондрей». Я что-то поговорил там, значит, это… «Ты теперь, это, в милиции работаешь?» Я говорю: «Да». «М-м-м… А тебе саблю дали?» Вопрос потом: «А наган?» Я говорю: «Дали». «Ох, молодец…» Она помнит, в Снови действительно ходит этот… урядник с саблей, с наганом. «А тебе саблю дали?» Она помнит еще с тех времен.
[Отличная история.]
«Саблю тебе дали?»
Группировка. Следствие. «По совести, без ко\рысти». Подпол. Сириец из Марокко (01:19:00 – 01:31:59)
[А вот ещё буквально несколько вопросов про местных жителей. Ну понятно, что бывают какие-то выдающиеся, учитывая ещё, что вы следователем работали, насколько я понял. Может быть, знаменитые такие преступники, которые гремели на всю Выксу. Может быть, тоже какие-то то ли полусумасшедшие, то ли что-то ещё, которых все знают. Или там, например, истории, связанные с выксунским рынком в [19]90-е годы, да.]
Ну вот в [19]90-е годы, я как раз в [19]90-е годы и работал в общем-то, да, такие самые трудные годы были, да.
[Тут же ещё передел собственности должен был быть.]
Да… Значит, однажды меня вызывает начальник следствия, я без фамилии буду, да? И говорит. Он, правда, сказал немножко с матерком мне. И говорит: «Дело такое, ну его нафиг, конечно, но я тебе сейчас… В общем, бери дело, читай, сейчас ко мне придёшь, поговорим». Я беру дело и смотрю, что один из мне совершенно незнакомых потерпевших, скажем так, пишет заявление на группировку, которая здесь в Выксе была. Она была достаточно такая… Как если брать закон уголовный, да, она была стойкой группировкой, с распределением ролей, и в общем-то, очень многочисленной.
[У нее было название?]
Нет, там, их называли, их называли просто по… по главарю. По главарю… их называли [ХХХ], по фамилии одного из… ну там они братья были. Значит, причём держали в общем-то в страхе всю Выксу, рынок, естественно, про который сейчас спрашивали. И я смотрю это дело и понимаю, что, в общем, дело такое… никогда в жизни не было такого дела. Прочитал дело, понял, что необходимо для того, чтобы что-то сделать, необходимо допрашивать потерпевшего. Допрашивать так подробно, что… как только я могу. Я его… мне его привезли. Он боится, он трясётся, вообще, так сказать. У него [… – нрзб.: 01:21:30 – 01:21:31]… Боится… там его жгли чуть ли не утюгами одновременно. Вот. Мне его привезли, и я его… по-моему, часов шесть я его допрашивал. Там у меня видеокамера… видеокамеру достали, раньше это была огромная редкость. Я все шесть часов менял кассеты, валял, допрашивал его. Причём я даже пошёл на такой шаг, что… Там, знаете, как делаешь… Когда я пишу, записываю ответ, я не… я должен выключать их, чтобы экономить там, да, это позволяет закон. Для того, чтобы не было вопросов, она у меня работала вообще нон-стоп вообще. Только там менялись кассеты. Мне уже показывали: «А кассеты-то мы где возьмем?» Ну, в общем-то, мне привозили и вставляли эти кассеты. Как только заканчивалась, я: «Прерываем запись, т-т-т». Вот, и после этого, я его допросил, и потом я начал, значит, всё, мне нужно с ними работать. Сначала я взял сразу же самого главного, говорю: «Давай, рассказывай». Надо ли говорить: «Че, че?» Я очень культурно с ним поговорил. Я говорю: «Ну че?» «А че? Я всё без ко…» Я помню даже эти слова «Я всё по совести, я без ко\рысти». Не «без коры\сти», а «без ко\рысти», он так говорил. И я его задерживаю в качестве подозреваемого, у меня были такие полномочия, в изолятор временного задержания… содержания. Он, конечно, обалдел. Он мне: «Да я сейчас это, я приеду, я, это…» «Нет, – говорю, – давай». Под белы ручки в камеру и я… только единственное, мне, надо сказать, опера помогали здорово, я сказал: «Так, теперь всех везите мне, всех, мне нужны все. Мне нужны все». И уже со всеми с другими я начал… Значит, они допрашивают, я допрашиваю, кто-то допрашивает ещё, я смотрю, если плохо допросили, я там дополняю что-то. Вот и, конечно же, потерпевший. Я ему говорю: «Слушай, друг мой, сейчас будем делать очные ставки». «Какие?» Я говорю: «Ты будешь в глазаньки им глядя, говорить то, что ты мне сказал». «Нет!» «Ну я тебя сейчас посажу тогда, потому что ты даешь… тогда ты… врешь на людей, да, получается, серьёзное преступление». Там вымогательство серьёзное, это одна из таких статей, очень серьёзных. «Ладно, давай». Ну надо говорить, что… «Хорошо, не смотри в глаза, смотри в стол, смотри там на руки, на ноги смотри там. Да. Но повтори то, что сказал, в ответ на их несогласие». Вот, ну вот более-менее там… Да, я всех в камеру. У меня сидело там, по-моему, одиннадцать человек. И когда я спускался с этажа своего из кабинета и проходил мимо изолятора, там, конечно, проклятья мне неслись в спину там. Там жены, подруги, там, да… Там толпища стояла. Вот, и я никогда в жизни не носил оружие, но, когда вот это всё началось, я постоянно носил оружие. Мне было выдано оружие на постоянное ношение, ну заплечная кобура и, значит, пистолет. Вот. Да? Директор музея с пистолетом. Значит, и ситуация такая, что… у них был очень хороший адвокат. Очень хороший адвокат. Она выксунская, я её очень хорошо знаю, мы здороваемся до сих пор, разговариваем. Но это работа её, не более того, да. Она очень здорово, она как, знаете… вцепилась в меня, ну в дело, скажем так, уголовное, вцепилась как хорошая натасканная собака. Я думаю: «Ну ладно, ничего страшного». Ну во-первых, надо сказать, что потерпевший во время очной ставки поплыл у меня. Там было страшное на него давление было со стороны этого главаря. Во-первых он, значит это, в костюме адидас, или нет, пума. Пума. Ну, это не важно, люди и этого не видели, да. Я, конечно, у него обыск делаю дома пока он сидит, всё. В подполе, знаете, весь подпол, подпол типа у меня такой же, большой. Весь подпол забит. Забит… я помню, кремлевская водка, значит… это очень дорогая водка. Какими-то деликатесами, причем битком вообще, там втиснуто вообще там. Такое ощущение, что сначала их выстроили, а потом дом поставили сверху, да. И я говорю: «Это куда вам столько?» «Это моё» – там мама его говорит. «А куда, куда столько?» «Это… на поминки». Я говорю: «К кому?» «У меня хозяин плохо себя чувствовал, думали помрёт». Я говорю: «Это сколько раз надо умереть-то, чтобы всё это съесть, елки-моталки». Как-то вот так вот. А хозяин встал, с кувалдой, кувалда такая, как кулачье кувалда. «Я сейчас всё здесь!» Я говорю: «Давай, меньше нести будет, давай. Мы же всё описали, давай, долби! Долби всё». Причём там, мы посчитали, там нужно было три камаза, это нужно грузить кому-то, да. И решили: «Давай мы тебе оставим под ответственное хранение. Ты отвечаешь за это. Долби, не долби, там чего хочешь». Оставили, ничего не стали убирать. И вышел под конец с цепью на шее… цепи же изымают. Я говорю: «Я не понял, чего это такое?» «Да мы тут с ребятами…» Я говорю: «С какими ребятами?» «Да вот, с выводными». Я говорю: «Выводной, ко мне! Что такое, немедленно убрать цепь». Он сорвал цепь, бросил. И конечно же он идиот: «Ну че ты!» И там такой наезд. Я говорю: «Вы чего, прекратите, прекратите, вы чего». И он у меня, смотрю, поплыл вообще, просто, потерпевший. Я его в коридор, я говорю: «Сейчас ты с ним поменяешься местами, я чувствую. Ты чего?» А он мне: «Я боюсь». «Да не бойся, не бойся, не бойся. Ты чего! Не бойся!» И значит, и он начал говорить, я только записываю, и он понимает, что сейчас чаша весов абсолютно другая. И он: «Ой, сердце». «Что такое?» «Сердце». Я говорю: «Скорую помощь». А у меня скорая помощь здесь дежурила. Значит, меряют. Я говорю, значит: «Может [… – нрзб.: 01:28:23 – 01:28:24] распишитесь». А у меня там фельдшер в этом, в общем. Ну вот, да, это было такое очень серьёзное дело…
[А чем закончилось?]
Чем закончилось? Я отдал его, у меня запросили его в Нижний Новгород и там…
[Его отпустили.]
Его отпустили. И когда я дома находился… звонок в дверь, а у меня маленькая дочка, и она так подбежала, ну дети бегают, года три ей было, открыла дверь. И тишина. Я выхожу чего-то, а я на кухне возился. Выхожу, а он стоит. И у меня… в ногах у него стоит моя дочь трехлетняя. Я говорю: «Ты сейчас понимаешь, что ты сейчас сделал? Моя дочь стоит у тебя в ногах. Мне сразу тебе башку снести из пистолета или потом?» И я взял пистолет. Он испугался. Он испугался даже не пистолета, он испугался ситуации этой, что, да, можно подумать двояко. Ну ничего так, нет, да. А потом в общем-то… Их резкость резко упала. Кто-то там присел, скажем так, по результатам этого дела. Поэтому такая спаянная группа…
[То есть в конце [19]90-х они уже…]
Это не был конец [19]90-х, это был, наверное, [19]94-й год. [19]94, [19]95, [19]93-й, вот так. Самый такой разгар, самый разгар.
Вот, и в общем… Однажды была ситуация, я дежурю, дежурный следователь. Приходит мужик, не бельмеса по-русски, просто никак. Я говорю: «Ты кто?» Ну я понял, что он хочет написать заявление. Он чего-то там всё-таки говорил. «Ты откуда здесь вообще в Выксе-то взялся?» Он гражданин Марокко, а сам сириец. Сириец, а он гражданин Марокко. На рынке торговал, здесь с девушкой познакомился выксунской. Начал оформлять вид на жительство в России, жениться собрался на девушке на этой. И торговал вместе с ней на рынке. А в этот день без нее. На рынке – парфюмерией. Уж не знаю откуда возил он, не знаю. Но он как-то понимает что-то. К нему подходят, причём подошёл самый главный: «Ты че здесь делаешь, торгуешь что ли? Ну-ка давай, это… деньги мне… быстрей, или торговать не будешь». Ну я понял кто, я операм сказал: «Найдите мне его, привезите». Его привозят. А, нет, он мне звонит! Он мне звонит: «Что случилось?». Я говорю: «Ты чего тут, конфликт международный затеваешь?» «В смысле?» «Чего обижаешь иностранного гражданина?» «Да ладно?» «Ты чего не видишь, что он по-русски не бельмеса». «Я думал он там кто-то это…» Я говорю: «Ну-ка приезжай сюда». Прилетел мгновенно вообще. Я говорю: «Ну чего, будем как-то улаживать или будем ругаться?» Всё, он там…
[Попутал масть.]
Всё, да. Бес попутал. Бес попутал.
Изменения в городе. ОМК. Вертолёты с зарплатой. Работа следователем. Взятки. Продпаёк. Японское общежитие. КВН. Отношение к Нижнему (01:31:59 – 01:42:47)
[А здесь вообще в Выксе иностранных граждан, ну как бы мигрантов…]
Вообще раньше Горьковская область была, а Горьковская область была закрытой, да. Оборонные предприятия, в частности в Нижнем. Я здесь не припомню иностранцев вообще никаких, я имею в виду в Советские времена. Потом, естественно, были. Но кому надо ехать в Выксу вообще, да. Выкса тогда была совершенно другой, чем сейчас. И внешне, и внутренне, она была совершенно другим городом. Это был такой депрессивный моногород, ничего такого здесь хорошего не было. Да, природа всегда здесь хорошая была. Это сейчас Выкса сделала просто огромные шаги вперед, вот просто реально, огромные шаги вперед.
[За последние лет пятнадцать, десять?]
Я… Вы знаете, вот, наверное, я скажу так, за последние, может, лет десять, пятнадцать, да, да. Ну ВМЗ когда начало… ОМК [прим. – Объединённая металлургическая компания] когда пришло на ВМЗ. Что там говорить, если летали самолеты, ой, эти, вертолеты. Дети в детском саду знали, летит вертолет, сейчас мама купит что-нибудь вкусненькое, зарплату привезли, раз в три-четыре месяца. Вот раз в три-четыре месяца прилетал вертолет, МИ-8 огромный, и там везли зарплату для работников завода, потому что раньше не было зарплаты, не было.
[Платили раз в три-четыре месяца?]
Я когда работал следователем, я работал следователем, я получал зарплату… мне полгода не платили зарплату. А причём я вел ДТП в основном, значит, специализировался на… как особо такие тяжёлые дела. Они, во-первых, взяткиёмкие дела. Мне два раза в окошко показывали: дай фамилию-имя-отчество, мы сейчас машину оформим на человека, на любого, которого ты скажешь. Чуть полегче сделай. Такие разговоры были. Но я пол… Ведь государство меня проверяло вдоль и поперёк, чтобы я не был… оно делало всё, чтобы я брал взятки. Я полгода не получал зарплату. Я реально говорю. Я полгода не получал зарплату. Я жил на какие… я сейчас не помню, на что я жил, я просто не помню, на что я жил, может, мама какие-то деньги давала.
[Да и огород какой-то, наверное, тоже.]
Да, но дело не в этом. Я хожу в обуви, у меня обувь стирается, рвётся там, да, надо покупать новую. Я не мог себе ничего позволить вообще. Я реально… полгода не платили зарплату. А наше государство, оно молодец. Оно же реально подставляет, толкает меня брать взятку, слава богу, я удержался, предложений было море вообще. Потому что обычно эти дорожно-транспортные дела, они все связаны с тем, что… люди при деньгах. Но когда через полгода вспомнили, что мы не платим им деньги… Ах, так там ещё… Там была не только зарплата, там были еще так называемые пайковые деньги. Деньги на продпаек. Сейчас они идут в общей зарплате, а раньше было: зарплата и ещё продовольственный паек, монетизированный. Решили, что, зачем монетизированный, давайте мы выплатим вам не де\ньгами, а продуктами. Вот я сейчас помню: какие-то серые макароны, черные, блин, по цвету, просто они такого сорта там, номер девять, я не знаю. И самое главное, что в магазине вот подобная, вот подобная шняга стоила десять рублей, ну я так, условно, а нам продавали по двадцать. То бишь нам по двадцать закрывали, да. То есть нас государство и в этом обманывало. Нас государство обманывало в этом. Вот единственное, что там тушёнку давали, я тушёнку люблю. Я с военного училища тушёнку люблю, поэтому я был рад и доволен. Но просто государство нас постоянно ставит в такие рамки очень нехорошие. Ставило. А может и ставит, сейчас я с ним не связываюсь.
[Слушайте, а вот японцы, я слышал, что тоже да, они в Выксе в какой-то момент появились, потому что был обмен опытом.]
Они строили… они… они… У нас была стройка комсомольская всесоюзная, трубный пятый. Японцы, естественно, приезжали сюда, и поставка оборудования была японского, да. И налаживание этого оборудования. Они жили… жили в… у нас даже есть такое выражение «японское общежитие» – это на берегу Нижнего пруда, был Нижний выксунский завод, да, Нижний пруд. И вот на берегу Нижнего пруда было выстроено кафе Волна и гостиница Волна же, и это называлось не что иное, как «японское общежитие». Надо сказать, что там была улучшенная планировка. Ну дома-то наши как комнатушки были, клетушки, да. А там что-то более-менее прилично, какие-то лоджии там делали. И вот в принципе мы поняли, что строители бывают с руками, да, именно по этому общежитию. И на самом деле ходили смотреть.
[А сейчас это общежитие…]
Что говорить, если я, будучи пацаном, пацаном, я катался ходил на лифте, перед школой мы, с приятелем: «Ну пойдем чуть пораньше выйдем, покатаемся». Катались и застряли как-то, да.
[Это получается был [19]85-й какой-то год?]
[19]85-й нет, [19]85-й я уже закончил школу, я в [19]85-м уже поступил в военное училище. Это… когда катались мы на лифте?
[Да.]
На лифте мы катались… Это был [19]77, [19]76, может быть [19]75, вот так вот.
[Ну перед Олимпиадой, наверное, да?]
Да-да-да.
[А сейчас это общежитие существует?]
Сейчас… ну это дом, не общежитие.
[Гостиница.]
Ну типа не то что гостиница. Гостиница, но не совсем, да. Она строилась как общежитие всё равно, и поэтому... Сейчас не знаю, там… что с ним, не готов сказать, честно говоря.
[А вот эта вот такая аббревиатура КВН, вот вчера нам сказали. Это в какие годы появилось, что это значит и как это вообще?]
Ну КВН – это Кулебаки, Выкса, Навашино. Потому что скажем там такой… дороги разделяются, по сути, как… только камня не хватает. Пойдешь туда-то, то-то, то-то, то-то. Ну, честно говоря, не знаю. КВН… Наверное… Я узнал уже про КВН… Во-первых, мы понимаем, что мы не просто так назвали, а это связано с программой КВН, с Клубом веселых и находчивых. И давайте посмотрим на его популярность, когда началась вторая волна популярности, это, наверное, вот 2000-е годы. Вот отсюда, начало 2000-х годов, может быть конец [19]90-х. Кулебаки, Выкса, Навашино, да. КВН.
Я помню в первый отпуск ехал из училища военного. Я заболел, у меня температура, я прилетел на самолете, учился в Таллине в Эстонии, в этот, в Нижний Новгород, в Горький тогда. Меня там каким-то образом и оформили, меня довезли до автовокзала, я купил билет. Причём ещё не было… билетов каких-то не было, я не понимаю, что это вообще. Я помню касса для героев Советского союза. Думаю, может испробовать, герой я или нет. Ну купил там, да, билет до Выксы. И у меня, видимо, такая температура, я ехал, я бредил. Я ехал, у меня бред от температуры, очень высокая температура была. И я приехал в Выксу, и как только я вышел возле Дворца культуры Ленина, я вышел из автобуса…
[А там был автовокзал?]
Нет, там просто остановка была. И я… раз, два, три… побежал бегом домой!
[Воздух!]
Прям вот домой бежал бегом, я взлетел просто на…!
[А правильно я понимаю, что вот Выкса она какая-то не совсем Нижегородская, да. Вот, вот вроде как и Нижний Новгород, и Горьковская область, да, раньше, но вроде бы вот этот промышленный, такой, ну я не знаю, ореол, что ли, Выксу сближает и делает её отдельным. Мне кажется так. Или нет, или это не ощущается и вот абсолютно мы нижегородцы?]
Нет, ну я, если честно, к Нижнему Новгороду отношусь очень… как сказать… ну не очень мне нравится Нижний Новгород, да. Кстати говоря, вы попали прям в точку, потому что часть населённых пунктов Выксы… Выксунского района входила во Владимирскую область. Это та же самая Туртапка, про которую уже говорили.
[Туртапка, да.]
Это… господи, вот не помню какие… Мотмос, Мотмос, Мотмос… входил ли, вот не помню. Целая часть населенных пунктов входила во Владимирскую область. Вот именно та часть, скажем так, которая в сторону Навашино мы если едем. Не знаю как она… Горьковская… Горьковская область… Я, кстати, поступая в военное училище, поехал, захожу на КПП, мне: «Фамилия!». Я говорю. «Откуда?» «Выкса!» Я же думал, что Выксу знают все, всемирная Выкса, это я говорю в Таллине – «Выкса». Они: «Прибалтика что ли?» Я: «Нет, Горьковская область». «Проходи!» Да… Вот. Но я гордо так «Выкса!» Потом я стал более мягче, Горьковская область. «А откуда», «Выкса». И тогда меня… ребята там надо мной издевались, говорят: «Вакса, Вакса, Вакса».
[А сейчас, когда кому-то говорите, сталкиваетесь в этим современным, что люди думают, что это «Икса»?]
Нет. Многие…
[Или это просто какая-то шутка?]
Со многими я разговариваю, со многими я разговариваю, и мало того, что удивительно, они город Выкса, что-то слышали о нём, да. Что-то слышали, и это связано опять-таки с заводом металлургическим, да.
[Ну да, и сейчас среди молодежи это, конечно, Арт-Овраг. Да? То есть вот молодежь, которая такая интересуется, из Москвы, из Питера. Вот мне мой знакомый, мой ученик вообще, такой мальчик Федя, который сюда ездил, говорит ездил в такой город Выкса в Нижнем Новгороде. Какой Нижний Новгород? Для меня Выкса это скорее был Муром, где-то рядом, вот это всё. Ну вот есть Арт-Овраг, а дальше уже познакомились.]
«Привезти из Выксы любовь к Выксе». Баташёвский шлак. Леонид Клейн. Работа в архивах. Пушки. Продукция для флота (01:42:47 – 01:47:00; 01:50:45 – 01:54:54)
[А вот, видимо, один из последних вопросов такой: а вот что из Выксы можно привезти? И это сейчас не мой личный вопрос, я сейчас говорю про какой-то местный специалитет, который каким-то образом Выксу репрезентирует как город.]
Ну, во-первых, надо сказать, что из Выксы можно привезти, и люди обычно привозят, любовь к Выксе к самой.
[Это да!]
Потому что, на самом деле, если брать… Вот посмотрите, как здорово на улице, да! Вот. Выкса прекрасна. Когда светит солнце, Выкса прекрасна. Когда не светит солнце, Выкса… она какая-то задумчивая, загадочная, по парку пройтись, да. А что привезти? Ну, например, я бы… То, что есть только в Выксе? Я, будучи маленьким, я всегда думал, что вот голубой и бирюзовый шлак, который встречается у нас, это драгоценные камни. Мне сказали: «Нет, это не драгоценные камни, Андрюша». И я понял, что это тогда полудрагоценные камни. Но самое удивительное, что вот даже сейчас, они бывают настолько красивыми! Вы увидите вот эти камешки. Это шлак же, причем шлак баташёвский. И этот цвет он получается из-за химического состава сырья, мы не знаем, что там добавлялось. Мы не знаем. Сюда приезжали химики, я отдал им, кстати да, надо им напомнить, я отдал, чтобы они сделали химический анализ. Что-то они… сегодня буду звонить. Они сами удивились этому цвету. Я говорю: «Помогите узнать, почему такой цвет». Они в общем-то вызвались. И вот этот шлак, я считаю, это уникальный, драгоценный шлак выксунский. Вот. Ну и конечно, так сказать, ещё раз повторяю, любовь к Выксе, и я уверен… У меня вот знаете как… До сих пор… У мамы было много родственников, сейчас она одна осталась, все братья-сёстры умерли. И… но до сих пор моя сестра двоюродная, это маминой сестры дочь. Они сейчас уехали… вот уехали в Испанию с дочерью, муж принципиально не ездит по заграницам. Но каждый год, независимо от того, куда они ездят, они ездили ещё весной на Кипр, они приезжают в Выксу. Вот две недели они в Выксе находятся. Потому что это «а» – привычка, «б» – им это нравится, им нравится Выкса. И муж, который здесь оказался велением своей жены первый раз, да, он едет сюда, он: «Я домой еду». Здорово, здесь здорово!
[А он испанец да, получается?]
Нет, он не испанец, он москвич. И вот завтра приедет Леонид Клейн, знаете, наверное? Это ведущий на Серебряном Дожде. И значит… он говорит: «Выкса потрясающая!» «Ну а что вам в Выксе понравилось?» На что он честно ответил: «Ну, честно говоря, Выксу-то я не видел. Выкса для меня – это вы, – он мне сказал, – и Выкса для меня – это дом Баташёвых и отель». Я ему говорю: «Ну давай, приезжайте, будем расширять понимание Выксы». Вот едет с женой и с друзьями своими.
[А куда вы его поведете? По парку?]
Не знаю, посмотрим. Я это… Ну завтра-то… это… в баню поведу. Да, он попросил просто баню. А в субботу я здесь ему экскурсию сделаю, вот даже не ему, а друзьям, потому что с ним я уже тут ходил.
[А где вот этот шлак можно найти увидеть?]
А он везде.
[То есть вот здесь в округе?]
Вот если вы сейчас выйдёте из дома Баташёвых, обогнёте его и пойдете подниматься вдоль стены, которая там возле домов, да, там этот шлак под ногами лежит.
[Да, мы тоже были здесь в январе, лекцию читал, были в музее, великолепно. Только мне показалось, что некоторые истории, ну связанные с разбойниками, в частности, какими-то такими, и с посещением ещё Екатерины, да даже и связь с Татарстаном, да, тут у вас есть, они какие-то такие сконструированные.]
Ну, к сожалению, честно говоря, вся выксунская история… выксунская история… она соткана из неких легенд. Слава богу, сейчас нам даёт возможность компания… даёт деньги, и мы начали выезжать в архивы. Мы нашли того, о чём мы даже не знали и не подозревали. Мы либо подтверждаем то, что там эти легенды есть, либо опровергаем их, да. Но вот то, что, если нет документального подтверждения, значит это легенда, да. А мы нашли вот, например, потрясающие моменты. Мы нашли чёткое подтверждение, что мы отливали пушки. Раньше этого не было, раньше это был голос легенд. Мы уже в более поздние времена, мы делали оковку пушек, то бишь пушка должна стрелять, да, без оковки она льется, это болванка фактически. Мы делали оковки, делали боевым орудием его, это выксунские заводы. Мы знаем двадцать четыре судна… военных кораблей, которые… на которых был выксунский такелаж, выксунские какие-то изделия, вещи так называемые. Вплоть… Двигатель в Выксе. Причем это было на Северной звезде, на которой очень любил плавать Николай I. Движок наш, коленвал! Сама движущая сила! И мы знаем среди этих кораблей что было наше вооружение. Я говорю, наш такелаж. И эти корабли участвовали во многих сражениях, пусть неудачной Крымской войны, но героизмом покрыл себя русский моряк однозначно с нашим выксунским металлом. Да. Мы, например, нашли некие, как сказать, упоминания, это в официальных документах, что мы у истоков вот именно мощи Черноморского флота стояли. Флотилии: Азовская, Донская, ой, господи, их много. Порт Севастополь – мы поставляли свои изделия. Севастополь, Николаев, Баку. Это мы тоже не знали. Сейчас мы… сейчас будем разрабатывать. Интересный момент. Документы читал, читал, читал. Глаза аж ломаешь, садишься в девять, выходишь в двадцать часов, в Питере. Хочется походить еще, поэтому ночью ходил, да. Мне один солдатик понравился, солдатик, который сопровождал наши изделия в Севастополь. Загружаются подводы, и понеслась. Фамилии наших людей, мы нашли фамилии крестьян, которые возили. Все очень серьёзно, там люди из небытия выходят как бы да с помощью документов этих. И солдатик мне прям понравилось, написал себе пометочку: двадцать пять лет отслужил, ни кола, ни двора, и ему говорят: «Всё, в отставку». И ему выписали направляющий… как бы документ, пропуск такой…
[Путевой лист, да.]
Что он может ехать. А там ехать и ехать. И вот он двадцать пять лет отфигачил царю отечества, и уже таким… Слава богу, кто-то ждёт его там, да, как вот его судьба сложилась, бог его знает. И через двадцать пять лет поехал домой. Двадцать пять лет! Да. Тут два-три года…