Коровий переулок. Проезд Апакова и территории вокруг. Дипломатический дом
[А вы живете?..]
Вот где у вас Мытные?
[Мытная улица вот она идёт.]
Вот это.
[Да.]
Вот этот вот уголок, вот этот Коровий переулок, да? Написано.
[Коровий вал.]
Улица Коровий вал? Не, значит мы опять неправильно сделали у вас.
[То есть вот это депо, вот оно здесь.]
Вот это депо, да?
[Да.]
Коровий вал. Ну ладно, пусть будет так. Дело в том, что Добрынинский переулок, Коровий переулок есть? У вас есть тут четыре Коровьих переулка, нет? Где-то?
[Нет.]
Как же так? Дело в том, что, вот видите, у вас тут Крымский вал. Крымский, да? У вас тут положение не очень… Не очень может быть правильное, Коровий вал… Дело в том, что здесь вот находится четыре переулка напротив детской Морозовской больницы. Где она у вас тут?
[Вот она да, она как раз вот в эту сторону куда-то. Я точно не знаю. По зданиям, конечно, здесь не разберусь.]
Детская больница, да?
[Детская больница, да, Морозовская.]
Вот, если так, то это не очень Коровий вал, это 4-й Добрынинский переулок. 4-й Добрынинский, сейчас, был он Коровий. Тут было так сделано, что четыре переулка крестом были. Сейчас осталось только первый и, может быть, второй, третьего уже нет, только остался четвёртый, где детская больница. Дом мой находился вот где-то, допустим, старый, он уже взорван. Взорван и… Это что за дом вот этот вот?
[Это ровно напротив проезда Апакова, получается.]
Это дипломатический дом, жилой вот этот вот. А вот здесь находились наши дома. Я из бывших, из этих, которые тут жили раньше. Мой прадедушка тут кусочком земли владел и семью домами. Семь домов было здесь, а тут детская больница.
[Бытовые разговоры.]
Так что вот это место я знаю лучше всего. А здесь, здесь этот большой кусок, Апаковская здесь, а вот то, что здесь дипломатическое вот этот вот….
Мытная улица в военные годы: этнический состав, повседневный быт. Конная площадь на месте детской Морозовской больницы. Мытная площадь
[Расскажите о этих территориях.]
Территория была очень простая. Тут по Мытной улице селилися… Я понимаю, сейчас я о нём расскажу. Селилися кустами: армяне, евреи, татары, такие тут кусты. Были большие дворы с внутренней большой площадкой. Она какая-то была для лошадей, для приезжих каких-то экипажей. Потом это всё, допустим, не продолжалось, жили довольно-таки бедные люди, но кустами, и мы, мальчишки, всегда были: то тут поиграем, то тут поиграем, то тут поиграем, всё это заселено было довольно-таки бедным людом.
[Это, получается, по правую сторону…]
По Мытной.
[Да, по Мытной.]
Это улица Мытная у нас, всё равно, да? Мытная написано, да?
[Да-да, я вижу, Мытная улица.]
Мытная. И эта в город, эта в город. Вот эта часть правая, нет, правая часть так и была детской больницей. До детской больницы здесь было конная площадь. Тут было конно… Торговали скотиной из Примосковья и чуть не из Калуги, из-под Тулы гнали скотину, овцы, ну сами… Всё: вся скотина и коровы — и люди покупали. Я не знаю, уж как они покупали, живьём или рубили, это конный двор был. После этого была откуплена земля, и Морозов построил детскую больницу Морозовскую. Она была на балансе города, сам неоднократно лежал. Хорошая была больница, с хорошими, приветливыми специалистами, она для нас вот всех близлежащего района была какая-то родная. Что ещё? Ммм, да…
[Получается, бедные районы они были через дорогу?]
Они, бедные вот эти все поселения бедняков, они вообще по Мытной…
[Тянулись по Мытной улице.]
Мытная улица. Сами знаете, что такое Мытная улица. Мытная — это где мыт брали, это дань, дань от приезжих. Мыт — это по старорусским понятиям, это здесь на площади здесь, где была мыт… Площадь этого-самого… Как её… Сейчас… Где метро Тульская. Нет, это площадь, сейчас скажу… Площадь Мытная, Мытная, Мытная там, где она площадь… Площадь, рядом с которой завод Михельсона, где в Ленина стреляли. Я не знаю, вы же все равно больше сюда не соби… Если бы мы подготовились, я бы смог что-то может быть вам больше рассказать.
Район вокруг проезда Апакова. Трущобы
И, если говорить об этом районе, он возник после того, как снесли массу одноэтажных, двухэтажных и каких-то мелких строений, о которых хорошего слова сказать нельзя. Тут жили ворьё всякое, бедняки, какой-то очень неприветливый райончик был здесь.
[Верхняя часть проезда Апакова?]
Такие трущобы были, просто ужас.
[Это какие годы трущобы?]
Ну, какие? Послевоенные. Что же я вам говорю, это [19]46-й, [19]47-й, [19]48-й, до [19]50-го. До [19]50-[19]58-го. Потом началось устройство всего этого. Все это было постепенно почищено, снесено.
[Бытовой разговор.]
Трамвай на улице Шаболовка. Апаковский круг. Трамвайные линии
До Апаковского проезда у нас же здесь раньше трамвай ходил.
[Как же раньше? По Донской, да?]
Нет, по Донской не ходил, он ходил здесь по… По этой-самой, по Шаболовке он до сих пор ходит, но вот Апаковский круг, он потом образовался, конечно, но он был промежутошный, он шел здесь и уходил туда, на Крымский мост. Часть его уходила, часть трамваев шла, кажется, в сторону Павелецкой до Серпуховки. И там можно найти. У меня где-то завалялась книга «Москва с 1923 по 1935 год», Чугуновский написал книгу. Там написано старый… Снимки старые. И здесь, конечно, ходил трамвай, на котором я ещё ездил на Крымский мост, он проходил туда, к парку Горького.
[По Ленинскому?]
Да. Нет, Ленинского нет, мой котёночек.
[А, он вот здесь вот заканчивается или начинается. Начинается.]
Вот, он здесь, от Апаковской. Где у нас Шаболовка?
[Шаболовка.]
Вот она проходит, она вот так вот, вот так вот она у нас шла к Крымскому мо\сту.
[А потом это всё застроили?]
Здесь не застроили, просто тут…
[Вот эта часть, да?]
Конечно, поменяли конфигурацию всего. Тоже здесь ещё Донская у нас вытекает, видите? Вот она. Донская так и осталась, а Шаболовка, по Шаболовке интенсивно трамваи шли вот сюда на Крымской и сюда шли к Серпухо\вке. Здесь трамваи ходили интенсивно, вообще, трамвайный транспорт был вообще распространен, потом пошли троллейбусы, уже потом автобусы. А здесь многого я не могу сказать.
Район вокруг проезда Апакова. Рыбный магазин
Я знаю, что это был бедняцкий, воровской, какой-то очень унылый и тревожный район. В котором мы мало гуляли, мы мало там бывали, он был настолько непривлекательный, немножко тревожный, но очень не-при-вле-ка-тель-ный, что мы там мало гуляли. Тут был гигантский рыбный магазин. Я помню, что здесь на углу этих домов был удивительно привлекательный магазин, где иногда рыбины лежали, хвост лежал на асфальте, а голова — на телеге. Это были белуги, были осетрины гигантских размеров где-то ну там чуть ли не до трех метров. Это я сам помню, очень удивлялся, когда в переулки стояли телеги, и одной рыбины хватало на всю телегу, и ещё хвост свешивался на асфальт. Наверно, это была белуга.
[Прям целиком и продавали, или они её разрезали?]
Милая, ну конечно, она была неживая. Не знаю, оптовики брали или кто-то там кого-то рубил. Нам, мальчикам, некогда было смотреть на это все, у нас не было этого, как у вас, исследования, мы жили своей жизнью, быстренько жили и всё. Лежит рыбина, и бежишь дальше, а кто её покупал, кто её ел. Родные мои, это уже [нрзб.], как говорят у них в Дагестане.
Район Житной улицы. Застройка от УПДК 1950-1960-е гг.
[И в какой момент это всё стало меняться? Вот этот вот бедный, воровской район.]
Это стало меняться в связи с застройкой. Дело в том, что толчок был дан отсюда, здесь УПДКовцы, Управление по делам дипломатического корпуса, начало очень сильно застраивать вот это. Вот часть, выходящую на Житную улицу. Где у вас Житная улица?
[Житная улица где-то, получается, здесь она и должна быть. Видимо, её на карте нет.]
Вот она где-то здесь у вас. Житная, да? Потом поправите. Извините, я вам черка\ю.
[Нет, наоборот хорошо.]
Житная.
[Житная, да.]
Вот всё, что находилось напротив Житной через кольцо Садовое, которое раньше по земле не шло. УПДК. Здесь тоже были интересные домишки, некоторые из них даже уцелели при пожаре 1812 года. Мы потом, когда всё это перестраивалось активно, это перестраивалось активно в начале [19]60-го, да, или на стыке конца [19]50-х — начала [19]60-х годов. Этот кусок стал застраиваться большими вот этими домами, уходящими, их сразу упдковцы высоко на 20 этажей подняли и внизу стали эти авиакомпании, эти вот «Эрэйл», эти самые арабы и потом… Кто там еще? Скандинавы? Не помню. И советский тут есть офис, я там часто бывал, у меня там друзья. Не суть важно. Вот с этих пор пошло активное… застройка. Упдковцы, Управление по делам дипломатического корпуса, поняло, что земля здесь золотая, и стали застраивать всё, и, в частности, был застроен этот большущий кусок. А, нет, простите. Вот у нас с вами. Тут немножко неправильно. Вот дома выходящие, вот УПДК, вот у вас эти дома, кажется, УПДК, глядящие на проезжую часть. Вот подзем… Не знаю, кажется мне, тут должна быть подземная часть. Сами потом разберётесь.
[Хорошо, я потом по карте уточню, посмотрю.]
Уточните как следует. Вот дом, выходящий — на углу. Вот тут вот кусок Мытной, она здесь уходит, переходит, значит, здесь переходит в Житную. Это всё надо смотреть. Тут неправильно, как всегда, сделано. А вот здесь, вот с этих домов, началось активная застройка всего. Сначала были построены вот эти дом… вот этот дом, здесь были интересные дома частного сектора по фамилии хозяев этой земли и домов.
Местность «Чесаловка». Голубятни и голубятники
[Все это жилые дома, да?]
Конечно, тут район по моей фамилии назывался Чесаловка [анонимизировано]. По фамилии прадеда. Тут голубятники ходили со двора во двор поднимать, чужих залавливать голубей, вот это — «пойдём на Чесаловку». Тут свои голуби, у этого хозяина свои голуби. Вот эти небольшие компании голубятников ходили, и все дворы назывались по имени бывших домовладельцев, даже уже при советской власти всё равно ещё остатки этих вот «Куда пойдём? Туда пойдём, туда-то пойдём». Все эти дворы, которые окружали эти дома, в прошлом частные, они назывались по фамилии хозяев. И тем не менее интенсивная застройка была начата от этих домов, очень старых красивых домов, очень напоминающих, кстати, немножко дома, постройки в Сокольников. Там веранды были интересные. Мы там бродили мальчишками. Камины были интересные в частных домах изумительной красоты, и дизайн был хороший иногда, не сильно беднота тут жила на Садовом кольце. А внутренняя часть Замоскворечья, вот это вот начало, была довольно-таки бедной, очень бедной. А Паколовский… Вот эти наши дома тоже, вот те, которые были построены тоже упдковцами, в которых мы живём, в которых вы зашли, вот эта галерея тут находится, где-то так, вот тут вот. Но они тоже были застроены последними, это была последняя застройка этой части. Ну что ещё можно сказать?
Магазин «Азбука вкуса»
Потом здесь были раньше советские магазины, потом здесь откупил их, кажется, ансамбль… Как у нас этот Макаревич… Что у него там? Как её? «Машина времени»?
[«Машина времени».]
Это их, это, кажется, здесь вот этот вот магазин — это, кажется, их собственность. Раньше он был советский, потом была хорошая импортная аппаратура, потом, кажется, ребята его откупили, и сейчас это, кажется, частное владение здесь. Это «Азбука вкуса».
[Сейчас это «Азбука вкуса», да.]
«Азбука вкуса» — эта макаревичевская, кажется мне. Мне как-то всё равно, кто здесь кушает и чего. Но эти дома были застроены в последнюю очередь. Вот, собственно, и всё, что можно такого сказать, серьёзного вспомнить.
Район Якиманка. Улица Донская (элитная). Апаковское трамвайное депо. Общежития для работников депо (бедный район)
[Расскажите, а насколько с тех пор репутация этого района изменилась?]
А как она могла измениться, дорогая моя?
[Репутация такого бедного, воровского района, то есть, как я понимаю, сейчас это совершенно не так. То есть это офисные здания, это…]
Сейчас самый воровской район в Кремле находится. [Смех окружающих.]
[Сейчас какой это район? То есть сюда зачем приезжают, кто приезжает, кто здесь живёт? Или здесь не живут, здесь только работают?]
Это не спальный район. Конечно, нет. Вся Люсиновка, которая сюда идёт, она давным-давно заселена рабочим всяким итровцами, всяким рабочим людом. Это сейчас уже, в постсоветское время, тут без конца из старых домов, не давая эту землю застроить большими зданиями, подобного нашим… Сейчас они ещё сопротивляются. Тут эти офисы в подлатанных домах, за землю кто-то борется, пока, значит, кто-то её не отвоевал. Как только кто-то отвоёвывает, тут же возникает большое здание по системе американцев, тут же дома тянутся вверх, не вширь, а вверх. Земля дорогая. Отсюда хотят в 20–28 этажей всё. А славы, что это воровской-не воровской…
[Фрагмент пропущен.]
Так вот. Здесь построено упдковцами дома для себя.
[То есть это по Шаболовке? Не по Донской, а по Шаболовке?]
Вот Донская.
[Другой мужчина: [Кошерная. Кошерная.]
Кошерная, да.
[То есть на Донской более дорогие дома?]
На Донской — да, потому что там тише, близко к метро, между Шаболовской и Октябрьской, но там более основательная публика на Донской до Донского монастыря, и эти дома как-то у нас пользуются славой и публики почище. А вот всё это… Морозовская больница не в счёт, она большое место занимает. Последующие дома, в своё время их тоже населяла публика непростая, поинтеллигентней, чем вот это наш дурацкий кусок бедноты.
[Апаковский?]
Апаковская, оно… Я даже не знаю. Здесь беднота, трамвайщики всякие жили. Вот здесь вот здание общежития было апаковское, я помню, жили люди очень бедно, в одной комнате жило иногда по 4 семьи, комнаты были по 30–40 метров. И вот эти вот заселялись рабочие лица из апаковского обслуживающего персонала: вагоносцепщики, какие-то ещё там… Я не знаю их специальности, и вожатые. Я приходил к друзьям. Я учился в школе на Шаболовке 584-я. И так вот я приходил и ужасался: у нас были коммуналки, а у них в одной комнате жили вообще 4 семьи. Кто-то жил на кровати, кто-то жил около кровати, шкафо\м отделялося семья. За этим шка\фом — одна семья, за этим шка\фом — другая, за этим — третья, чуть не по четыре. Я поражался их бедности. Это были крайне бедные люди, рабочие люди. Уж самые бедные люди нашего района. Мы жили, нам казалось, богаче в нашей коммуналке пятикомнатной, в каждой комнате по семье богато живут, а в этой в одной комнате 4 семьи. Весь интим за шкафом. Вышел и пошёл на работу, пришёл с работы пьяный и лежишь дома с женой со своей, видимо. Такая попалося. Больше ничего не могу такого сказать. Вы задаёте вопросы элитности и кошерности этих людей…
[Другой мужчина: [Ты интересно рассказываешь.]
[Да-да, очень содержательно.]
Очень интересно. А что? Я что-то антиправительственное говорю?
Дом №1 по ул. Калужская площадь
[Помогите нам тогда разобраться. Люди, которых мы опрашивали на улице, как правило, дают противоречивые мнения по поводу того, кто проживает и вообще существует в этом большом длинном доме. Кто-то говорит, что здесь преимущественно офисы, кто-то говорит, что нет, там есть жилые квартиры.]
Это они готовятся бомбить нас? [Смех.] Следи немножко. [Смех.] Этот дом построило УПДК. Строили кое-как для военных, кажется, по слухам. Я сильно не узнавал.
[Фрагмент пропущен.]
[Здесь сейчас библиотека находится, да? Детская.]
Здесь сейчас библиотека, да. Она же и вот здесь она находится, она же и здесь находится, они кому-то что-то сдают, я вижу, там стеллажи книжные стоят вот в этом здании, даже выходящем сюда. Вот эта часть заселена какими-то военными.
[То есть это по Ленинскому которая идёт проспекту часть?]
Оно не идёт по Ленинскому, этот адрес… Это уже Калужская, 1.
[Да-да.]
Ленинский начинается вот с этого дома.
[Всё, я поняла, да.]
Это один.
[Калужская 1, да.]
Эта часть отдана советскому контингенту, военные и прочие, а вот здесь, начиная с этого перехода, живут по подъездам, 5-й, 6-й, 7-й и 8-й подъезды, эти вот иностранцы. Это упдковская часть, которая раньше была… Весь дом УПДК, потом постепенно кто-то у кого-то отвоёвывал, вернее, УПДК отдавало часть, потому что дом несильно престижный, иностранцы кое-какие. Иностранцы получше живут здесь, иностранцы похуже живут здесь, здесь, здесь. [Фрагмент пропущен.]. Есть иностранцы толстые, из богатых стран, есть иностранцы бедные. Допустим, я живу в подъезде, где только две русские семьи, переселенные отсюда после взорванных старых домов, а остальные — мелкие чернокожие, потом Инденизия и вот мелкота всякая.
[То есть это все в 5-м подъезде, да?]
Пятый подъезд. Шестой побогаче, седьмой ещё богаче, восьмой…
[Самый богатый.]
Да, но потому что там машины все с красными номерами со всякими. И вообще весь этот двор наполнен машинами с красными номерами. Здесь красных номеров нет. Это собслужащие. Это из военной категории, хотя машины не хуже этих. Вот и вся разница, но здесь живут, значит, в основном заселённые бывшие упдковцы. Часть чуть-чуть, может быть, продаётся иногда. Вот соседняя квартира со мной стала пусть, допустим, кубинского посла, стала собственностью УПДК. Уже сдали под офисы либо даже продали. Где-то постепенно внедряются новые образования, но, вообще, они все… Дом заселён весь контингентом иностранцев.
[То есть это жилые, получается, помещения?]
Жилой, конечно. Не получается, а так это и было. И здесь жилой, а внизу никаких бизнесов, кроме каких-то мелких вот этих вот кучек, мы здесь сидим.
[Да, там авиакассы какие-то.]
Вот оно. Вот оно здесь. Здесь, напротив, здесь тоже это… не Ростропович, а Макаревич… Они сюда выходят, да. Я не знаю, что вот это. Это склады вот этого магазина, это всё складское. А это библиотека сюда выходит, это всё равно всё библиотечное. Библиотека на втором этаже, большая хорошая, я там иногда что-то делал, выступал где-то, играл. Вот, собственно, и всё. Тут кафешка внизу, кабацкие хорошие и дорогие рестораны и кафе здесь вот, опять макаревичские вот это всё. Эта часть. Здесь никаких не офисов, просто эти съедобные всякие части под этим всем напротив этого…
[Депо.]
Этого… Апаковского. Всё.
[Фрагмент пропущен.]
Москва-сити
Дело не в этом. Вы по урбанистским понятиям, как я понимаю, сейчас в Москве всё смешалось, как в доме Облонских. Всё сильно перемешано, никто сильно не заботится спальный-не спальный, мамы, дети. Кто куда приехал — так и живёт. Всё очень хаотично. Грубо говоря, всё очень хаотично в Москве. Как она была большая деревня, так пока она и осталась такой. Думаю, к сожалению, она всегда такой будет. Это не безнадёжные слова, это просто ощущение того, что она всегда такая будет. Как говорят, что, какую бы партию не создавали, вот эту новую власть, всегда КПСС вот. Это странность, это готовность российского народа. Пусть он ассимилированный: половина уже с еврейской кровью, татарской, монгольской, удмур… Всё равно. Тут какое-то клеймо безысходности. Я не говорю о всей России, но в Москве оно какое-то, вижу, вот этот сити, вот этот Москва-сити, уродливые эти дома, этот ужас, даже чтоб не сказать по-другому. Этот… Неудобище. Во, мягко говоря, вот это неудобище, оно даже… Настоящие москвичи так едут иногда, так смотришь на это… И им страшно становится. Со мной ехала композитор-москвичка польского происхождения, интеллигентная женщина, композитор, пианистка, но… Она ехала мимо осколков этих зубных. Она такая: «Вррр!» Я говорю: «Чо ты, Наталь? Чо ты?» — «Не могу их видеть, меня трясет». — «Ну, побереги себя. Дома и дома». — «Это не дома, это символ какого-то страха, символ чужого. Это не для нас, не для Москвы». Вот видите, как москвичка чует.
[Чужеродное внедрилось.]
Чужеродное это всё. Вот как это сказать? Кто позволил? Кто заставил? Я вообще не… Просто насадили офисные дома новой конфигурации, отмыли деньги на проект, на застройку и всё. Теперь это неудобище будет над нами довлеть как что угодно, как памятник Петюнечки, который вместо этого самого непроданного Америке Коломбы, теперь Петюнечу у нас на стрелке на самом красивом месте Замоскворечья, вот стрелка… Стоит вот это вот нечто. Позволило правительство, несмотря на протесты москвичей, художников. Всё равно они не победили. Я сам там что-то делал, мякал. Кому это нужно, когда это всё коррумпированность власти, она всегда позволяет уродовать город. Пытайтесь.
[Хорошо, спасибо вам.]
Стэндапоньки-стэндапоньки, да, it’s enough. Выключайте.
[Enough enough.]