Салмина Ольга Борисовна (1957). Москва

Жизнь предков в частном доме в районе «Тульской» напротив Даниловского монастыря. Переезд на Варшавское шоссе. Жильё деда по матери в Москве. (00:00:00—00:03:34)

[Скажите, пожалуйста, вы коренной москвич?]

Да!

[С какого поколения ваши предки — москвичи?]

Ой, вы знаете, вот по отцовской линии — они вот всегда жили в Москве, потому что у них был дом, это… в районе «Тульской» — там, где… Сейчас на этой территории Монетный двор находится. раньше у них там был дом — это напротив Даниловского монастыря. И вот, там жили отцовские родители и прародители.

[В частном доме?]

Да, деревянный дом был такой. Я их прекрасно помню, потому что я туда ездила.

[То есть они жили уже как бы…]

Они жили уже — да, в советское время [смеётся]. Ну, я помню. Я помню, они… Значит, они оттуда уехали на Варшавское шоссе — ну, снесли, конечно. Когда стали строить этот Монетный двор — вот тогда эти частные дома снесли. Это было — щас скажу… Мне было, наверное, лет пять. Значит, это где-то был [19]62-й год.

[А со стороны мамы?]

А со стороны мамы — они, это самое… они приехали в Москву… Деда направили работать в Москву, а маму привезли, когда ей было три года.

[Это какие годы?]

Это… она [19]22-го года рождения — значит, это где-то [19]25-й год. В [19]25-м году они приехали, а до этого они жили в деревне в Смоленской области — это рядом с Гжецком.

[А на работу направили?]

Отца.

[В какой области?]

Ой, это самое… Дед мой, ой, вы знаете, честно говоря, я даже не знаю, кем он работал здесь, в Москве… Но он не рабочий, это что-то… по профсоюзу. А потом он долгое время был… вплоть до войны он был директором санатория в Крыму.

[Может быть, по партийной линии?]

Может быть, может быть. Вообще, значит, дед… Вот бабушка, моя бабушка, значит, они из крестьян. У них было крестьянское хозяйство — вот там, в деревне. А дед приехал туда из Питера. Там была среда рабочих, и они уехали — вот, после, по-моему, [1]905-го года. Там начались гонения на рабочих, и они уехали в деревню в соседнюю — поселились. Купили там землю, вот — несколько братьев — и уехали в деревню.

[То есть, надо думать, они участвовали в революционном движении?]

Не знаю — честно говоря, я не знаю. Не знаю, поскольку я деда не видела: он погиб в первые вообще дни войны, потому что он был в ополчении. В армию его не взяли уже по возрасту — он пошёл в ополчение, под Москвой. И вот он буквально под Москвой погиб.

Кого считать коренным москвичом? Комната деда в Донском монастыре в бывшем каретном сарае. Коммунальный быт (00:03:34—00:09:17)

[А если возвращаться к коренным москвичам…]

А это бабушка с дедушкой по отцовской линии.

[На ваш взгляд, с какого поколения можно считать человека коренным москвичом?]

Не знаю. Коренным москвичом… вообще, по практике, там, по-моему, говорят, что сколько-то лет там прожил — значит, уже коренной москвич. Но… не знаю. Не знаю. Вот я не знаю, меня можно считать коренной москвичкой? Отец-то у меня был коренным москвичом, потому что его предки все отсюда — такие, как бы вот… жили на территории. Хотя это была деревня, естественно [смеётся]. Когда они там… Потому что, это самое, Даниловский монастырь-то уже на границе, так сказать, Москвы стоял — это… уже охранял, да? Не знаю, вот они там жили. Самое интересное, что, когда мама приехала… Ну, «мама приехала…» — бабушка с дедушкой мамины приехали в Москву, им дали комнату в Донском монастыре.

[Прям в самом монастыре?]

В монастыре! Причём они… им дали комнату на… в этих самых… там были каретные сараи, вот. Ну, сарай — что такое каретный сарай, да?.. это большое помещение. Причём в монастыре это было каменное помещение — это не дощатое было помещение, а каменный сарай. И разделили его, значит, соответственно, на комнаты — и вот там вот люди жили.

[Там же не отапливалось, наверное?]

Ну, провели там какое-то отопление, там провели. Потом в монастыре вот… те дома, где жили послушники — там тоже всё были квартиры. Даже в доме настоятеля — я там тоже помню прекрасно, это самое, я уже большая довольно-таки туда ездила — в монастырь. Бабушка долго там жила, вот. И я была в этом доме настоятеля — так интересно: там тоже все комнаты были заняты. А у мамы там жила подруга детства.

[А там сохранились какие-то элементы былого братства?]

Да, да, да. Вот в этом самом — в доме настоятеля… Он был вообще очень интересный. Там, значит, вход как бы парадный был, вот, и большой-большой холл. Паркет, естественно, дубовый, вот. Такой купол там был интересный. А потом, такая была… Ну, там на первом этаже были комнаты, а на втором этаже такая вот, это самое… был такой балкон внутренний, вот. Очень интересно: лесенки так с двух сторон, и там тоже — комнаты, комнаты, комнаты, комнаты.

[А удобства где?]

А вот, честно говоря, вот это вот — удобства — я там не помню. Я помню, вот как у бабушки — мы ездили. Там была при входе комната — там было два туалета, и вот, это самое… ну, такие вот раковины, и вот так вот в ряд умывальники — всё. Мыться там негде было.

[В бане, наверное?]

Ну, в баню раньше ходили, да. Баня там недалеко, вот. Вот так вот. Вода, естественно, только холодная была. Большая-большая, интересная тоже кухня была вообще… Знаете, для маленького ребёнка так воспринимается. Во-первых, керосинки, естественно — я ещё когда была, я их видела, эти керосинки, вот. Столы, столы, столы, столы, столы [стояли] — все вплотную. Вот так вот и вот так вот [стояли] керосинки. Всё! [Смеётся].

[Это в каких годах было? В 1960-х?]

Значит… щас я вам могу сказать… Значит, это был какой-то вот, наверное, [19]65-й… Да, год [19]65-й — потому что бабушка оттуда уехала. Потом ей дали комнату побольше — с отдельным входом и с своим, там, туалетом — с торца вот этого каретного сарая, вот. И там она прожила до [19]74-го года — только в [19]74-м году дали квартиру, вот — то есть стали там расселять людей. А так вот — вот так вот и жили. Уж сколько там комнат было, я не помню.

[Ну, немало.]

Очень много, да — вот такой, довольно длинный, сарай. А комнатки были такие, малюсенькие! Самая большая была, по-моему, двенадцать метров комната. У бабушки была девять [смеётся] — вот такая вытянутая, я помню. И когда приезжали, вот здесь у неё — при входе, значит — здесь была вешалка, висела… И она ещё какая-то узкая такая была — комната. Значит, тут же была — вот, входишь — кровать. Потом стоял шкаф, и тут стоял стол. Всё!

[На одного человека — достаточно.]

Ну… [смеётся].

Москвичи — «водохлёбы». Кто такие коренные москвичи? (00:09:17—00:12:10)

[Вы знаете шутки, анекдоты про москвичей?]

Ой, не, анекдоты я не знаю вообще никаких. Да, это самое…

[Какие-нибудь расхожие представления о москвичах?]

Ну, москвичи — единственное, что — это самое, это вот водохлёбы.

[Водохлёбы?]

Да.

[А кто так говорил?]

Водохлёбы… да, москвичи — вот водохлёбы. Вообще, потому что чаепитие… вот это вот московское чаепитие — это вот…

[Это кто говорил про москвичей? Сами про себя москвичи или кто-то…]

Нет, это другие. Я даже уже не помню, откуда… это самое… Но вот так вот говорили раньше.

[Что ещё говорили про москвичей? Чем они отличаются от других?]

Они чем отличаются? [Смеётся.] А их никто не знает, а тем более сейчас. Кто знает москвичей? Вообще, это же!.. У меня был очень интересный случай: я ехала в командировку, и чё-то приехала на вокзал, это самое… на Казанский вокзал приехала очень рано — ну, так получилось. Ещё поезд не по/дали, и я пошла — было это ранним утром — я пошла, думаю: пойду-ка, попью там кофейку. Подсел ко мне мужик, что-то стал спрашивать, я ему стала отвечать. И он мне говорит: «Вот сразу видно, вы такая доброжелательная — вы не москвичка». Я так на него посмотрела, я говорю: «А кто я?» — «Ну, не знаю. Наверное, тоже приезжая». Я говорю: «Не, вы знаете, я коренная москвичка». Я говорю: «Это потому, что вы коренных москвичей-то вообще не видели — поэтому вы так и говорите».

[Ну да, может быть.]

Я говорю: «Москвичи вообще очень доброжелательные люди». Дело другое, что они немножко суетны/е — это да. Но это по сравнению, опять же, с Питером. Вот раньше, когда мы туда ездили — там на самом деле… там ритм совершенно был другой. Москвичи все неслись. В Питер приезжаешь — все степенно ходят.

[Да сейчас во многом так же.]

Очень изменился Питер — это на самом деле. Очень изменился, да. Так что я не знаю. На мой взгляд, москвичи — нормальные люди, доброжелательные, всегда всё покажут, всё расскажут. Только сейчас это уже никому не нужно. К сожалению. И москвичей не найдёшь. Сейчас даже, когда вот приезжаешь в какой-то район, думаешь: что-то не можешь разобраться, найти… а у кого спросить-то? Спросить не у кого. Никто ничего не знает [смеётся]. Поэтому чего говорить?

Уникальный облик Кутузовского, Ленинского, Ленинградского проспектов и Проспекта мира (00:12:10—00:15:03)

[Как вы ощущаете границы Москвы — где Москва кончается? Как это было раньше и как стало теперь? Изменилось ли это ощущение?]

Могу сказать. Я всю жизнь прожила на Кутузовском проспекте. Меня туда привезли вот из роддома, и для меня Кутузовский проспект заканчивался наклонной… это самое… Поклонной горой. Вот Поклонная гора и дальше — уже это не проспект. Сейчас он ушёл куда-то, я не знаю… до Рябинной улицы [прим. — Рябиновая улица]. Мне, когда это говорят, прям всё время дёргает. А раньше — всё, это вот от [гостиницы] «Украины» и до Поклонной горы — вот это Кутузовский проспект. А всё остальное — это уже что-то другое, вот. Поэтому, ну… что сказать? Конечно, границы были совершенно чёткие, потому что это вот определялось… ну, я не знаю… чуть дальше, чем… это самое, Садовое кольцо. А сейчас это уехало куда-то… Просто иногда удивляешься, что это тоже, оказывается, Москва. А самое главное… как бы вам сказать? [вздыхает] Всё-таки любой город — любой город, да? — это, конечно, архитектура, причём архитектура узнаваемая. И вот Кутузовский проспект, да?.. вот он — узнаваемый. Но именно вот в этих пределах, как я сказала. Если мы берём Ленинградский проспект, то, естественно, до площади Гагарина — это тоже узнаваемый, его никогда не спутаешь с Кутузовским проспектом… Ой, вернее, Ленинский проспект, да? Если берём Ленинградский проспект, то он тоже узнаваемый — вот, где-то вот до станции «Аэропорт» — там тоже специфическая вот эта вот архитектура. И они все разные, вот. Проспект Мира — его тоже можно узнать, да? А вот, всё, что уже туда ушло — вот их уже не узнаешь, они уже так не идентифицируются. И если вот что-то покажешь — посмотришь и думаешь: господи, а что это такое? И непонятно. Точно так же, как приезжаешь в эти новые районы Москвы, и… Ну, вот так вот тебя привезли — и угадай, в каком ты районе.

[Везде одинаковое.]

Абсолютно. То есть они совершенно… вот, стандарт. А эти — конечно, они были очень специфические.

Деревья на Кутузовском проспекте и уход за ними до 1980-х (00:15:03—00:17:29)

Вот, Кутузовский проспект — он же был абсолютно зелёный. Он весь был в деревьях.

[Это тогда?]

Да. В моём детстве. Причём за этими деревьями ухаживали. Это не как вот сейчас — насадили… ну, сейчас хоть их и сажают в этих… больших бадьях. А так, они сидели, у них был… корни были открыты, несмотря на то, что там везде был асфальт. Ну, был… где-то это, наверное, где-то… наверно, метр на метр… А может, это самое, полтора на полтора… нет, наверное, полтора на полтора метра был квадрат. С землёй, с закрытой решёткой — чтоб корни не вытаптывались. Это была чугунная решётка, вот, куда подъезжала поливальная машина. Улицы, во-первых, мылись каждое утро, вообще-то [смеётся] — я это помню. С пяти до шести [утра] шла поливальная машина и мыла весь Кутузовский проспект. Верней, не то что одна [машина] — они шли рядом, как вот чистящие сейчас — вот так же. И каждое дерево поливалось, за ними ухаживали, эти решётки снимали, насыпалась земля. Это были… нормальные живые деревья — у нас росли липы.

[А когда они пропали с проспекта?]

Ой… [вздыхает] Пропали они… пропали они… когда же они пропали-то? Они где-то, наверно, где-то в [19]80-х годах, не стало их.

[Это печально.]

Да. А так, эти проспекты — они были все очень зелёные. Там везде было так вот… росли деревья. Причём они хорошо росли.

[Ну, правильно.]

Никакие чахлые не были. Были красивые зелёные деревья. И проспекты были, конечно, из-за этого красивые.

[Ещё бы!]

Да, потому что они все были зелёные.

[А вот, если вы говорите, что по архитектуре эти районы все отличаются, а можно ли так сказать про жителей этих районов? Они друг от друга отличались?]

Нет.

Ведомственные дома и бараки на Кутузовском проспекте. Пивзавод и карандашная фабрика (Карандашка) на месте набережной Довженко (00:17:29—00:21:02)

[Как-то можно охарактеризовать жителей Дорогомиловского района по сравнению с другими районами?]

Ой, нет, нет, нет, нет, нельзя. Вот, знаете, это самое… это уже пошло позже. Позже. Это уже, когда, наверное… наверное, когда я уже даже школу закончила. Дело всё в том, что вот на Кутузовских… в тех домах, в которых я жила, и тот… я жила в 22-м доме, да? Там дома были непростые, да. Дома там были… ну, в общем, квартиры там да… давала, так сказать, не Москва, а давали определённые, так сказать, организации. Ну, там дома были разные как бы. И люди там жили разные. И я ещё помню, за нашими домами — я ещё помню, когда там стояли бараки. Ну, это ещё я в школу не ходила.

[Бараки?]

Бараки — натуральные дощатые бараки, жили там в основном рабочие, потому что там вот, в этом районе, в домах, вот, по чётной стороне — там за ними идёт Москва-река, проходит. Естественно, никакой набережной не было, там высокий очень берег, мы с этого берега катались прям аж до воды. И там, до… вдоль этого берега, там были два завода. Сейчас они давно уже не функционируют. Это, значит, был пивзавод, вот, и карандашная фабрика имени Сакко и Ванцетти. И вот, работники этих вот фабрик — они вот… это вот были заводские бараки, и там жили люди.

[А сейчас там, на этом месте, набережная.]

А там щас набережная.

[А как она называется сейчас?]

Берё… эт самое… не Бережковская. Ой, как она называется-то? Сейчас я вам скажу. Ой, я забыла, как набережная называется. Там она заканчивается — она ж тупиковая набережная, она не проезжая — там дальше, уже туда пойдёт… это уже Филёвский парк, до Филёвского… там она не проезжая часть, она тупиковая. Боже мой, вот это да! Провалы в памяти. Так что я не помню, как называется набережная.

[А до какого времени эти бараки там…]

Набережная Довженко. Вспомнила.

[Довженко?]

Конечно. Она идёт от… в этом самом… от [гостиницы] «Украины», вот, и туда вот, за [гостиницу] «Украину» — туда, вдоль Кутузовского проспекта. Правильно, набережная Довженко, потому что она начинается здесь с памятника. Кстати говоря, сейчас я не знаю, есть там памятник Довженко-то? Там эту тоже всю площадочку… что-то там построили, что-то там рыли — в общем… около [гостиницы] «Украины» — там тоже много чего наделали, уже всё изменилось.

Рабочие бараки: как выглядели и до каких пор существовали (00:21:02—00:22:21)

[До каких пор эти бараки там просуществовали?]

А знаете, просуществовали… они, наверно, просуществовали года до [19]60-[19]61-го, потому что я помню, как я туда ходила. Ходила с мамой, потому что у меня старшие брат, сестра учились уже в школе, они меня… брат на шесть лет старше, сестра на семь лет старше. А мама была в родительском комитете, поскольку не работала, и там она ходила к каким-то родителям, к ученикам. То есть она ходила там, как представитель родительского комитета, вот. Поскольку я была маленькой — значит, я с ней таскалась. [Смеётся.] Вот, и я это помню.

[И как они эти бараки выглядели?]

Вот, дощатые бараки, натурально. И ходили мы… помню, мы ходили весной, поэтому… там же земля сплошная. Грязно. Значит, дощатые тротуары там были. По этим доскам мы так заходили, да. Я прекрасно помню. Они были одноэтажные такие. Ну, просто жуткого вида эти бараки были. [Смеётся.] Да.

[Да.]

В [19]60-х годах, наверно.

Дом на Кутузовском проспекте, где жила семья информантки: Цековские дома (00:22:21—00:24:48)

[А дом, в котором вы жили, можете описать, что это был за дом?]

Ну, это постро… дом строился… начал строиться до войны. И вообще, этот кусок — он начал строиться до войны, эти дома. Ну, это вот типичная сталинская архитектура — жёлтые, со всякими украшеньицами. Там всегда эти все дома имели парадный вход с улицы и, так сказать, чёрные ходы с двора, но, когда я уже там… вот я даже не знаю, их… когда их закрыли, парадные входы, но закрыли их очень быстро. Их, пожалуй, что где-то вот в [19]60-х и закрыли. И мы ходили… ну, дело всё в том, что подъезды чёрные — это не так, как вот было совсем в старой Москве. Это узенькие такие. Нет, это просто был… лестница единая шла… Причём у нас были лифты — значит, лифтная шахта, вдоль неё — лестница. Лестница была одна, но входа было два. Можно было зайти со двора, и можно было зайти с улицы. Ну, с улицы — там были обязательно двухстворчатые двери такие, их не открыть, очень тяжёлые. А со двора была обычная дверь.

[И все ходили как — со двора?]

А ходили все со двора. Вот сколько я себя помню, мы ходили уже со двора. Потому что, так сказать, все вот эти самые… почему-то их закрыли. Их как-то быстро закрыли. Но они были [смеётся].

[Наверное, это выглядит красиво — с Кутузовского проспекта.]

Не знаю. Не знаю. Но почему-то их быстро очень закрыли.

[А… а что за люди в этом доме жили?]

Ну, это были работники Центрального комитета партии.

[А то есть…]

Цековские, да.

[Не простой такой дом.]

Вот. Ну, они там все такие, не очень простые были. Соседний дом был — там генералы жили, вот. Вот, потом следующий дом — там жила какая-то профессура, вот.

Партсобрания для неработающих членов партии в клубе. Общение жильцов дома-коллег во дворе (00:24:48—00:29:35)

[А существовало ли какое-то сообщество жителей дома дворовое?]

Сообщество?

[Да.]

Сообщество… раньше сообщество было в обязательном порядке, потому что, значит, неработающие члены партии должны были обязательно ходить на собрания, слушать политинформацию — в обязательном порядке, и участвовать в общественной жизни.

[Это было в рамках прямо двора, или это было…]

В рамках не одного двора, а там был… значит, до… Опять же, я была маленькая, поскольку… В детский сад я не ходила: мама сидела дома, вот, поэтому на собрания я с ней ходила, поскольку меня не с кем было оставить. Вот поэтому я это всё помню. У нас был клуб, в котором проходили эти собрания, и политинформация там читалась.

[И кто их посещал, эти собрания?]

В обязательном порядке партийные люди, которые нигде не работали — значит, пенсионеры.

[Много таких было?]

А как же — конечно. Набивался целый зал.

[Пенсионеры и…]

Пенсионеры и вот такие вот домохозяйки, как моя мама. [Смеётся.]

[И там, значит, вот это всё было?]

Да. И членские взносы они там сдавали, и всё, и в обязательном порядке, и ходить надо было. И никто, так сказать, не смотрел на то, что у мамы трое детей, вообще-то [смеётся], и дома дел — вот так вот. Так что вот я с ней ходила.

[А это… это был клуб какой-то?]

Это был клуб.

[Рядом… рядом, там же?]

Да, в соседнем доме был.

[А что там ещё, в этом клубе, происходило?]

Ой, там — всё. Например, я потом ходила туда в танцевальный кружок. Там был музыкальный кружок, потому что моя подружка школьная, она ходила не в музыкальную школу, а ходила сюда, в клуб, играла… училась на аккордеоне играть. Там был курс и кройки шитья, который я потом заканчивала, мама там тоже училась на кройке-шитья. Там был вязальный кружок. Ну, так что…

[Для взрослых и для детей?]

И для взрослых, и для детей. Так что, это самое… там всё это было.

[А вот именно как-то люди, которые жили в одном доме или в одном дворе, они как-то друг с другом взаимодействовали? Кроме как на политинформации…]

Ну, во-первых, вы понимаете, да?.. что они, в принципе, все работали в одной организации. Значит, в то время это не была такая большая организация, как потом это стало. Они, конечно, друг друга знали. И я вам могу сказать, что, вообще, очень было, так сказать, ну, принято: они вечером гуляли во дворе. Вот, целыми компаниями. Мы, значит, играли, да?.. а они вот ходили. Двор был большой у нас. И они ходили, разговаривали, они гуляли — то есть это было общение.

[Это женщины были в основном или…]

Почему? Мужчины.

[…мужчины тоже?]

Да. После работы.

[А, после работы.]

Конечно. Ходили, что-то обсуждали, разговаривали.

[А дети играли?]

А дети там носились. У нас были площадки там такие, мы там гуляли, играли. Двор был тоже очень зелёный. У нас были большие… Ну, естественно, машин не было, сами понимаете. Были…

[Может быть, служебные?]

Они приезжали и уезжали… нет, я вот не могу сказать.

[Не стояли?]

У нас в подъезде ездила только одна служебная машина к мужчине. Но к нему ездила фельдъегерская почта: он был переводчиком. И он сидел, в основном переводил дома, и ему привозили документы. Привозили и увозили. Это я прекрасно помню, потому что приезжали военные. Да, и, это самое… это я помню. А все остальные — что-то так, прям вот чтоб на машинах — нет, никаких машин особо не было, ездили все своим ходом [смеётся]. Поэтому двор был свободный, естественно. У нас были большие-большие два газона.

Школа № 56 1926 года постройки с большим садом и борьба за её восстановление в 2000-х. Новая школа вместо элитного жилья (00:29:35—00:39:03)

У нас внутри двора стояла школа, в которой я училась. Школа у нас была [19]26-го года, одна из таких первых школ, вот, советских построек. И у неё была очень большая территория. Был большой вишнёвый сад, настоящий.

[Прямо при школе?]

При школе. Была большая спортивная площадка, и был очень большой сад с берёзовой рощей. Ой, это самое, с берёзовой не рощей, а дорожкой такой вот, аллеей из берёз. И сад был большой. И яблони там выращивали, это самое… росли, и все кусты там. И вот, это самое… кто ухаживал? Дети, естественно. Уроки биологии — цветы там выращивали. Были две большие клумбы перед школой, и перед школой росли совершенно шикарные, огромные — метров, наверно, по пять уже выросшие — кусты сирени. Сирень цвела — такой был запах, когда начиналась… кусты были огромные, просто огромные. Поэтому, вот, территория школы была тоже очень красивая. Большой такой, эта самая… была площадка перед школой — 56-я. Её, между прочим, не так давно снесли.

[Площадку или школу?]

Да школу! Ну, вы представляете, здание какого года?

[1926-го?]

Ну, оно было сначала деревянное — оно сгорело. Потом её построили уже каменную — вот в каком году каменную построили, я не помню. Но всё равно, это где-то [19]30-е годы. А я школу закончила в [19]74-м. Мы всё учились. А снесли её… сейчас я вам могу сказать… где-то, наверное, в году 2000-м. Я не ходила смотреть, потому что у нас, вообще, школа — она, так сказать, с большими традициями, и каждый год 17-го ноября — это День открытых дверей, и туда приходят все выпускники. Там какое-нибудь… там устраивается заседание — в общем, что-то такое, но в школе всегда, вот… в холле всегда, значит, встречаются все, вот, и общаются. И вот, когда её снесли — конечно, Кутузовский проспект… конечно, там хотели построить жильё. Причём я вам ещё раз говорю: территория школы очень большая. Поэтому там, конечно, размахнуться можно было — элитное жильё впихнуть. Но отстояли, вообще, школу. Отстояли. И там построили школу. Ну, там и отгрохали школу — о!.. С зимним садом, с двумя спортивными залами. Один тренажёрный зал большой, другой спортивный же зал — для игровых видов спорта — ну, это настоящий зал. Это не как мы привыкли в школе, это настоящий зал с балконом для зрителей. Да.

[Это блатная школа теперь?]

Нет, это обычная школа. Это обычная школа. Ну, вот такую вот школу отстроили.

[Ну, хорошо, что школу, а не элитное жильё.]

Да, да, да, да. Вот в школу, в эту, так сказать, мы теперь ходим. Красивая.

[Это было при активных протестах жителей или выпускников?]

Ой, жителей… Да прям! Вообще, школа — она всегда была хорошей. Там всегда… Ну, это, конечно, благодаря директору, ещё вот когда мы учились, так сказать. Аполитичный был человек [смеётся].

[А разве можно было?]

Вот! Не знаю, как — можно или нельзя, но он такой был. Потому что его не интересовала ни пионерская организация, ни комсомольская организация. Он вообще на них мог начхать, и что-то… Вот это вот его вообще не интересовало. Конечно, чего-то там делалось для галочки, потому что не делаться это не могло. Но самое главное — это была учёба. Вот если ты учишься — значит, ты человек. Не учишься — дверь, и иди. Всё. Поэтому у нас и отбор был в школу. У нас не всех брали в старшие классы. Если ты учился — значит, тебя возьмут в старшие классы, если нет — иди в другую школу. То есть здесь только надо было учиться. И поэтому и коллектив педагогов был такой. Поэтому с нас драли три шкуры. Каждый считал, что его предмет — главный. И поэтому [смеётся] все должны учить этот предмет. Ну, а когда пришли по химии учиться… в каком там химия — в седьмом классе, по-моему, называется… начинается? Вот. Она, значит, так на нас посмотрела и сказала: «Так. Значит, учебники все убрали. Чтоб учебников я у вас не видела. Мы по ним учиться не будем. Учебники не читать. Всё под запись». Всё под запись. Оказывается, мы учились по институтским учебникам — таким учебник, как Глинка.

[У нас в школе примерно так же было.]

Вот, вот, пожалуйста. «Вот это вот — мы учим. А эти ученики уберите, это не наш учебник».

[Мы тоже без учебников учились в основном.]

Вот. Вот такая у нас была школа. Поэтому, конечно, учиться было, наверно, непросто. Но когда в ней всё время учишься, как бы это уже привыкаешь к таким требованиям, и другого ты просто не знаешь. И поэтому и поступали на все факультеты. МГУ у нас… во все ведущие вузы. В общем, все поступали.

[А как удалось школу-то отстоять на этом месте? Вместо комплекса.]

Ой, сейчас скажу. Значит, это, конечно, родители отстояли. А самое главное, кто-то там из родителей был где-то в правительстве — то ли там у Шувалова кто-то учился… В общем, фигура очень известная.

[Понятно.]

И только благодаря им, конечно. Потому что мафию строительную, знаете… [Смеётся.]

[Такие же… такая же мафия.]

Вот, это самое… не спихнёшь! [Смеётся.]

[Одна мафия против другой.]

Да, ну, тут вот… [смеётся] поважнее мафия нашлась, поэтому отстояли эту территорию и построили вот такую вот школу.

[Ну, хорошо!]

Я тоже так считаю. Я тоже так считаю, что хоть кто-то учится…

[Главное — школу отстоять.]

…да, в хороших условиях, настоящих таких вот. Красивая школа, понимаете? Это вот красивая она на самом деле.

[А то всё за границей, да за границей.]

Ну, да. А то вот входишь в школы — они все такие примитивные, вот все. А это… входишь в школу — красивая. Туда хочется на самом деле идти.

[Ну, да. Жалко, что все остальные не такие.]

Да, вот такие бы все остальные строили — было б шикарно.

[А зачем? И так сойдёт.]

Ну… ну… к сожалению. Да. А сейчас, конечно, ещё… я вот это самое… даже не знаю… но она, по-моему, как-то особняком стоит. Сейчас же все школы-то — их перемешали.

[Да. У меня дочь учится в школе, я знаю.]

Ужас! А у меня подружка… не одна она у меня — у меня две подружки работают. Одна, значит, работает в начальных классах — это моя школьная подруга. А моя институтская подруга — она стала, значит, преподавать физику. И она работает как бы уже вот в старших классах. Караул!

[Да я себе представляю.]

Вот. И та, и другая говорит… Причём вот, это самое… подруга моя, которая в начальных классах работает — она там на Кутузовке живёт, вот, она там и работает. Она работает, в принципе, в хорошей школе. Ну, она говорит тоже: «Вот пока, — говорит, — держат, буду работать. Как, — говорит, — предложат — уйду сразу». [Смеётся.] «Потому что, — говорит тоже, — уже не то».

[Ну, да.]

А по физике у меня… а та вообще — просто за голову хватается. Она говорит: «В школе… в классе, — говорит, — учится от силы три человека. Всё! И сделать, — говорит, -я ничего не могу».

Жизнь в коммуналке. Прогулки детей вдоль набережной (00:39:03—00:41:49)

[Ну, да. А если возвращаться обратно, к тематике Дорогомиловского района — случалось ли вам в детстве гулять во дворе без присмотра?]

А как же! Нет, ну, во… да, я без присмотра гуляла — это, во-первых. Во-вторых, раньше такого не было. Какой присмотр вы хотите?

[Ну, не знаю.]

Не было никакого присмотра. Мамы все уходили на работу. Редко, кто вот так вот… мама сидела с детьми дома. Все работали. Бабушки и дедушки… ну, у меня полно было приятельниц, которые приходили после школы домой… Во-первых, вы поймите: у нас там ведь были коммунальные квартиры. У нас не отдельная квартира была. Была коммунальная кварти… у нас, поскольку у нас было пять человек — у нас было две комнаты. А в соседней жила ещё, это самое, у нас женщина с ребёнком. Потом она вышла замуж — у неё там с мужем… втроём они жили. Но мы жили хорошо. Мы дружили и потом — после того, как им квартиру дали, они уехали.

[У вас только, то есть, одни соседи были?]

Да. У нас одна была соседка. Нет, были и квартиры, где… Вот у нас была трёхкомнатная квартира, да?.. где в каждой комнате жило по соседям, это самое… вот такой вот… Ну что даже у нас подружка была Надя — вот они жили все… у них там трое соседей было. Поэтому вот она приходила — вот она была одна дома. Никаких тогда ещё и продлёнок не было — они появились позже. Что-то сама разогревала на газовой плите, ела. Ну, вот. Вот так вот.

[Но просто мне…]

У кого-то…

[…по-разному рассказывали.]

У кого-то как бы, это самое… кто-то — была какая-нибудь соседка, так присматривала.

[Но просто мне на тот же самый вопрос отвечают: «Ну, нет, я одна не гуляла. Мне некогда было. Я, там, в музыкальную школу…]

Нет, ну, что значит… ну, что значит «некогда»? Я тоже — я и спортом занималась. Это — да. Нет, мы гуляли. Гуляли. Естественно, музыкальные — девчонки и в музыкальные ходили, и потом мы во дворе гуляли. И бегали вот с этой стороны, вот где мы жили — Кутузовского проспекта, вот эта вот набережная — она не проезжая была, да? Все дворы — они как бы соединялись. И вот мы по этой стороне бегали туда далеко.

Детские игры: «Вышибалы», «Штандер» и другие. Дворовые компании, закапывание «секретиков», катание с горы на набережной (00:41:49—00:48:25)

[А по какому принципу компании складывались? Это с кем учились или с кем жили?]

Вы знаете, у нас была и дворовая компания, кто вот жил рядом. И в школе… и школьные. Ну, в основном, конечно, школьные-дворовые — кто вот рядом жил. И все мы в этой школе и учились фактически, вот. Поэтому как-то так вот. Но у нас был вот двор большой. Пока я была маленькая, у нас как-то была одна половина двора — там своя была компания, а у нас, на нашей половине, была другая компания.

[А они не конфликтовали друг с другом?]

Не, не.

[Просто…]

Не, не, не. Просто потом, когда мы уже подросли, мы уже все перемешались [смеётся].

[Просто к вам не доходили?]

Да. Пока мы были маленькие, туда мы не ходили [смеётся].

[Ну, а вообще, как-то, какие-то детские компании — у них были столкновения с кем-то с другим?]

Ой, столкновения — я не знаю, я не знаю. Может быть, у мальчишек чего-то и было. Но я прекрасно знаю, что играли мы во дворе и вечерами все вместе. Значит, мы играли в мяч.

[А как?]

Очень… в «Вышибалы» мы играли, в «Штандер» мы играли, и у нас было очень, это самое, когда мы выходили… И в скакалочку — связывали две. Верёвка у нас была длинная, вот и две скакалки связывали и крутили. И все вместе прыгали. Все — и девочки, и мальчики — все прыгали.

[А что-то говорили, когда крутили? Какой-то текст был?]

Ой, не-а.

[Стишка какого-нибудь?]

Нет, ничего мы не говорили, никаких стихов у нас не было. Ну, прыгали на скорость, на вылет, и, в общем… вот. И вот в «Вышибалы» мы играли.

[Прятки, там? «Казаки-разбойники»?]

И прятки были. Вот «Казаки-разбойники» — это уже было, когда мы были побольше, и мы уже бегали вот по всем этим дворам. Это тоже было. А когда поменьше были, да, и в прятки играли. Обязательно.

[А как что называлось? Какие-то считалки, может быть, помните?]

Ой, не-а. Что-то я уже не помню, ни считалок никаких не помню. Но в прятки мы, да, играли. В прятки играли — в прятки играли и на школьном дворе. Школьный двор был огорожен. Был за забором. Но вход был там свободный. Ворота всё время были открыты, калитка всегда была открыта, вот. И мы там — поскольку зелени там много, там, конечно, играть было шикарно в прятки [смеётся]. Было, где спрятаться [смеётся].

[Угу. А взрослые на какие-нибудь игры ругались?]

Наверное, ругались. Я уже что-то даже не помню. Ругались. Ну, вот у нас таких вот скамеечек перед домом… А вообще, нет, какие-то там скамейки, там, были — да, сидели они. Сидели бабушки-то — точно. Ну, как-то вот скамейки быстро ушли. Но всё равно сидели. Сидели. У нас же, это самое, дворники ещё были. Вот дворники-то нас гоняли.

[За игры? За игры какие-то?]

Ну, не за игры. В основном, за то, что мы, эти самые… сугробы разваливали. Потому что они их собирали на газоны, а мы с этих сугробов съезжали, естественно. Потому что это такая образовывалась хорошая горка сразу [смеётся], с которой очень хотелось съехать. Причём съехать надо было почему-то не внутрь газона, а надо было обязательно на проезжую часть, на тротуар съехать — и, естественно, за собой весь этот сугроб разбить [смеётся]. Вот за это нас — да, за это нас точно ругали.

[А мальчишки во что-нибудь такое играли, за что их могли ругать? Там, с ножичками? С монетками? Было такое?]

В ножички точно играли они. Ругать за это — никто не ругал. В монетки не играли.

[Не играли.]

Не-а. Не, в монетки¸ это самое… в моё детство не играли, а в ножички играли.

[А как они играли? Бросали его просто?]

Бросали. Это круг такой рисовали. Да, делили его на части, и вот частями там что-то отрезали. Я сама в них не играла, но смотреть — смотрела.

[«Земельки» называется, по-моему, эта игра.]

Да?

[Да.]

Ой, я даже не помню, как она…

[Ну, она по-разному называется. Там суть в том, чтобы отрезать от чужой земли кусок.]

Да, да, да, к себе.

[И к себе прирезать.]

Да, к себе прирезать. И самое главное, они там ругались, что ты, там, много прирезал, мало прирезал. Нет, в «ножички» играли.

[А, там, «секретики» закапывали?]

«Секретики», конечно, закапывали — а как же! Оно же… там земли-то было полно. Это же сейчас там всё в асфальте, вот. А раньше в обязательном порядке искали эти чашки, фантики, стекляшечки…

[А как вот эти «секретики» — в какие это годы происходило? В 1960-е тоже?]

Да, это всё в [19]60-е. Это всё, знаете… вот это, может быть, начальная школа. Потому что… потому уже, конечно, это всё ушло. Уже вот я, так сказать, активно стала заниматься спортом, поэтому уже как бы… Но вечером мы всё равно гуляли, вечером мы всё равно гуляли. Ещё мы гуляли… у нас вот эта вот набережная была, и мы там с горы — а там гора приличная была — катались.

[Зимой?]

Зимой, да. На санках, на ледянках… то есть на картонках съезжали.

[Но она такая была, не… не обработанная?]

Нет, она необработанная была. Это был высокий берег. Я даже не знаю, то ли он такой природный был высокий, но это был высокий берег. Поэтому там горка-то была очень хорошая. И зимой там, конечно, народу было очень много. Потому что вся ребятня, это самое… пока на неё, конечно, заберёшься [смеётся]… вот. Но всё равно восторг был.

Территория карандашной фабрики — Карандашки. Ветка ж/д к карандашной фабрике и пивзаводу. Можайское шоссе — Можайка (00:48:25—00:52:25)

[А были какие-то места такие в районе, куда детям ходить было нельзя, но они всё равно ходили?]

Ой… [Вздыхает.] Нет, у нас, пожалуй, что таких мест не было. Потому что это, говорю: мне, было, наверное, года четыре, когда вот эти бараки снесли. Вот это было вот прям за нашей школой. А потом это всё очистили. В общем… нет, таких мест, пожалуй, не было, куда… Нет, ну, конечно, территория, это самое — Карандашка была.

[Карандашка называлась?]

Да. Ну, карандашная фабрика имени Сакко и Ванцетти.

[Называлась Карандашкой?]

Да, Карандашка. А оттуда, между прочим, к этим заводам подходила железнодорожная линия. Потому что у нас там Окружная была… железная дорога шла, вот — сейчас МКЦ сделали, вот. А там к заводу подходила, там паровоз ездил натуральный, когда они работали. Потому что и сырьё подвозили, и готовую продукцию увозили именно так вот. И, конечно, мы там… были ворота вот такие — подползали. Там, правда, сторож был. Мы в щёлку смотрели, когда он уходил, он там действительно тогда, это самое… пытались залезть.

[А что там?]

А что — заводская территория. Что мы таскали — там была целая свалка этих самых… карандашей, которая… ну, не прошло, видимо, ОТК [отдел технического контроля] — брак. Ну, вот и карандаши эти хватали, подлезали обратно и убегали. Нам, конечно, свистели, ругались. Вот эта вот территория, конечно, была, да — территория завода.

[А пивной завод как? Или то, что он далеко…]

А он туда был дальше — туда мы уже, это самое… туда мы не лазили, вот. А Карандашка была с краю, было очень удобно под воротами пролезть. [Смеётся.] Забор-то был высокий, мы ещё… туда не залезешь. А вот под воротами пролезть можно было.

[А ещё какие-то народные названия существовали местных домов, магазинов, улиц? Типа Карандашки.]

Да, Карандашка. Названий-то — нет. А что у нас там магазины были? Вот в том доме, где я жила — это был магазин «Диета». Он так и назывался. Продуктовый магазин.

[Ну, может быть, дома как-нибудь назывались по каким-то особенностям?]

Не, в основном по номерам.

[И улицы тоже? Как есть, так и назывались?]

А улица… дело всё в том, что вот там, где стоял наш дом, прям напротив слияния двух улиц — это Кутузовского проспекта и Большой Дорогомиловской улицы. И раньше на этом месте вообще была — откуда Дорогомиловская улица — Дорогомиловская застава. То есть там была натуральная застава — здесь заканчивалась как бы Москва. Это была застава. И остановка так называлась — Дорогомиловская застава.

[Ну, она как-нибудь…]

И, между прочим, Кутузовский проспект здесь заканчивался. А дальше шло Можайское шоссе. Моя мама всё время называла, это самое… Можайка — «На Можайке». А потом, когда вот продлили вот эти дома, потому что стали там активно строить в [19]50-х годах — вот когда там [гостиницу] «Украину» строили, вот. Там уже [19]50-[19]60-е года, вот там уже Кутузовский проспект — вот, он уехал до Поклонной горы. А так, там вот Дорогомиловская застава, а дальше шла Можайка. Да.

Старое еврейское кладбище за территорией школы. Строительство и достройка дома, в котором жила информантка, до и после войны (00:52:25—00:55:35)

[Какие-нибудь истории про то, как застраивали район, ходили рассказы: что снесли, что построили, что нашли в период стройки?]

У нас, нет… а там не было таких домов. Там дома были такие… Ну, это был не центр — это было уже всё-таки за Москва-рекой. Это ближе уже туда, где… когда строили Калининский проспект — то, что сейчас называют Новым Арбатом, вот — вот там были старые дома. А здесь в основном это были бараки. Поэтому там особо сносить-то нечего было. Ещё вот на Дорогомиловке… там ещё были какие-то одноэтажные, такие, кирпичные здания. А здесь это всё были бараки, тут и улиц не было, вот тут такое — потому что тут два завода стояли, вот. И тут такие бараки были. Поэтому особо там сносить было нечего. Это, говоря, вот на территории школы и даже, наверное, за ней… за ней там было вообще старое еврейское кладбище.

[Это на этой территории школу построили?]

Нет, за школой.

[За школой.]

За школой, за школой, да — вот там, где бараки стояли, старые стояли — там было очень старое еврейское кладбище. Оно уже тогда было… его сравняли уже.

[Какие-нибудь истории про это кладбище рассказывали?]

Историй не знаю, но то, что кости там находили, это точно. И черепушки там — это я помню, как они валялись. Я даже не помню, что там делали, что-то стали рыть, вот, и вот они на поверхности валялись натурально.

[Прямо вы видели, да?]

Да. Конечно! Что меня тогда ещё поразило — что на черепе волосы. То есть это ещё вот волосы не разложились. Но кладбища там уже не было. Там никаких ни камней не было, ни надгробий — ничего этого не было. А вот кости — да. А что там строили — даже не помню. Но что-то там стали делать, и вот эти черепушки — они появились.

[Я слышала, что Кутузовский проспект строили, собственно говоря…]

Я-то уже, когда родилась, Кутузовский проспект уже… Как бы вот эти дома — их построили до войны, потому что вот наш дом… Вернее, перед самой войной строили, и вот даже кусок там не достроили. Он такой, немножко обрубленный стоял, потому что он вообще предполагался такой буквой «П». Они все, эти дома, была построены, такой буквой «П», вот чтоб организовать вот этот внутренний двор. И вот кусок у нас уже достраивался уже потом. Уже даже где-то он достраивался… где-то в [19]70-е годы уже достраивался.

Район на месте бараков. Локации досуга молодёжи. Киноклуб в кинотеатре «Иллюзион» (00:55:35—01:05:44)

[А существовали ли какие-то места, здания, может быть, с какой-то нехорошей репутацией в районе?]

Я думаю, что у нас этого не было. Нет. Потому что это в принципе район получился… он довольно-таки относительно новый, потому что он… Вот я говорю, на месте бараков он строился уже перед самой войной. Перед самой войной и после войны. Это вот туда вот, ближе к центру, вот — там как бы… там и дома совершенно другие были… Потому что у нас уже были, в общем-то, высокие дома — у нас… наш был шестиэтажный, а напротив дома стояли девятиэтажные. То есть они уже такие большие были, дома, кирпичные.

[Поэтому они все как бы…]

Это вот они уже как бы это… новые. Ну, это вот сталинской застройки. И планировка там сталинская была, в общем, вот, и потолки высокие… Они все были кирпичные.

[Ну, я имею в виду, репутация в каком плане? Что там как-то неблагополучно, там что-то вот… лучше там не бывайте, не ходите. Ну, или вообще какие-то слухи…]

Дело всё в том, вот что эти бараки, значит, когда их выселили, построили — вот там был дом, вот рядом с нами. Не соседний, а через дом. Ну, не знаю, мы туда ходили. Как бы у меня там девочки из класса тоже учились, и мы ходили к ним в гости. Нет, у нас как бы таких не было.

[Всё нормально?]

Таких не было.

[А может быть, были места, где любили люди выпить, например? Потусоваться? Не было таких мест?]

А потусоваться… вот я вам говорю, потусоваться. Что значит «потусоваться»? Вот люди гуляли вечером.

[Но это культурно гуляли.]

Да, а потом, когда там сделали набережную… потому что, когда не было набережной, там… вот. А потом, когда там сделали проезжую часть по верху — там потом уже по низу делали, по верху — там ходили.

[Но это тоже…]

Там вообще вечером, знаете, особенно… Зимой ещё как-то меньше — всё как-то по дворам ходили, во дворе ходили. А весной-то там, летом — там, это самое… Прямо туда идёт компания, обратно идёт компания… Там много людей вообще гуляло — там такое вот образовалось такое место именно для гуляния. И с собаками там гуляли, и так ходили, гуляли. Ой… [Вздыхает.] А алкаши — они везде ведь как-то собираются, да? Вот. У нас, конечно, это было место преткновения — это школьная территория. Во-первых, она были открытая и, во-вторых, там — я вот говорю — там кустов… И там, в общем, место такое было. Ну, гоняли их оттуда, потому что это школьная территория. Их оттуда… в школе у нас были… и сторож там был — вот, и в общем, гоняли. Но потом, естественно, вот уже когда немножко облагородили за домами там — вот этот высокий берег — там собирались тоже. Потому что там скамеечки поставили. Там тоже собирались, но тоже гоняли. Естественно.

[А молодёжные компании где любили собираться?]

Мы во дворе собирались, потому что у нас был настольный теннис. Гуляли вдоль Кутузовского проспекта. Сейчас расскажу — у нас была очень интересная история. С подружкой гуляли, испугались. И по набережной мы гуляли. А сидели мы вот во дворе, потому что у нас вот стол теннисный стоял — там, естественно, стояли скамеечки. Мы и в теннис играли, и сидели там. Так что мы как-то вот здесь собирались. Собирались ещё в 26-м доме, потому что у них там тоже были такие в центре… ну, во всех дворах в этих в центре по центральной части двора, там всегда были какие-то вот газоны или такие зоны вот со скамеечками. И в 26-м — там тоже доме такие были. Там тоже очень большой двор был. У нас-то ещё школа. В соседнем доме тоже была во дворе школа, поэтому у нас как бы дворы были меньше. А в 26-м доме — это брежневский дом, кстати говоря — вот, там двор был вообще большой. Там не было школы, и он был совсем закрытый, потому что из… со стороны набережной там тоже дом стоял. И там вообще… там вот посидеть-то можно было — мы там тоже собирались. Двор большой очень был, и там в центре двора такая была вот зона: газоны, кусты, деревья — сидели, и лавочки там.

[Песни пели? На гитаре играли?]

Знаете, у нас вот не такая компания была.

[Не такая?]

Нет. Вот у нас не было этого. Ни гитары у нас не было, вот… ну, как-то мы вот песни мы не пели.

[Просто побеседовать?]

Да. У нас какие-то беседы были. Потому что у нас был… мы ходили в киноклуб — то есть мы смотрели кино. И, в общем, как-то вот так вот…

[А клуб тоже местный?]

Нет, не местный.

[Не местный.]

Не местный — это мы ходили в «Иллюзион», ездили. Там был киноклуб по выходным, и вот мы туда ездили.

[А что там можно было посмотреть?]

О-о! Там можно было посмотреть… там можно было… В «Иллюзионе», во-первых, можно было посмотреть всё. И к этому нас как бы пристрастила наша учительница по литературе. И там был очень интересный руководитель, и он нам устраивал такие вот тематические показы. То есть он рассказывал о каком-то режиссёре. Мировой, так сказать, звезде. И показывал фильмы, и мы обсуждали. Значит, там был у нас часа три, наверное, отведено на это. Потому что фильмы могли быть и двухсерийные. Показывали нам их полностью, и обсуждение.

[В том числе и зарубежные?]

Конечно! В основном, я б даже сказала, зарубежные, потому что эти фильмы мы как бы обсуждали, но мы их могли посмотреть в кинотеатре, а нам показывали старые фильмы, которые мы просто физически не могли посмотреть. Их можно было посмотреть только в «Иллюзионе».

[Без перевода?]

Что-то я вот насчёт… Нет, это самое!.. Нет, они были переведённые. Нет, они были конечно, с переводом. А, пожалуй, что он нам один фильм-то показывал без перевода. Он сам его переводил тут же, подстрочник такой был. Так что мы посмотрели такую мировую классику серьёзную.

[Это какие года были?]

Это были начало [19]70-х годов.

[Начало 1970-х.]

Это где-то, да, [19]70-е года. Начало — это где-то [19]71-й год, [19]72-й год. Вот так вот. Но там, вообще, в «Иллюзионе» можно было… ты туда же покупаешь билет, идёшь. И там… потом-то, уже когда мы выросли, так сказать, мы уже сами по себе, вот, там ретроспективы были очень часто. Либо ретроспектива, это самое… какого-то актёра, либо режиссёра. Вообще был очень, это самое… очень интересный кинотеатр, вот, и я должна сказать — очень востребованный. Потому что если это интересный режиссёр, какие-то старые, это самое… фильмы, то за билетами надо было постоять, и ещё не факт, что ты на него попадёшь.

[Правильно, где ещё можно такое посмотреть?]

А больше нигде, нигде, потому что был кинотеатр ещё повторного фильма, вот, но там, во-первых, в основном это были наши фильмы. Тоже старые фильмы, вот, повторно. Туда, между прочим, тоже не так-то было просто попасть. Потому что люди, которые увлекались кино и вот по возрасту не могли что-то посмотреть, и туда пойти… Там тоже надо было постоять, и в «Иллюзионе» — два были такие элитные кинотеатры, в которые не очень было просто попасть. Ну, народ туда стремился.

«Брежневский» дом на Кутузовке, 26. Случайная встреча информантки с Брежневым на улице (01:05:44—01:08:56)

[А вот, возвращаясь обратно к Дорогомиловской…]

Дорогомиловской?

[Да.]

А Дорогомиловская — я могу…

[Ещё историю хотели рассказать про подружку.]

Да, хотела рассказать. Значит, мы где-то учились… ну, уже большие были. Мы с подружкой пошли гулять вечером. Вечером — это значит, часиков в девять. На улице народу уже не было — это не теперешние демонстрации в девять часов. Народу было — ну, вообще… Во-первых, машин тоже практически не было «на Кутузовке». Это был, наверное, класс восьмой. И вот мы с ней, значит, идём, разговариваем, смеёмся. Подходим мы к этому 26-му дому, вот, и так мы не заметили, как мы упёрлись в спину мужчины. То есть мы с ней настолько увлечённые: «хи-хи, ха-ха», — значит. Даже мы и не слы… а может, и видели какие-то… Ну, машины подъехали и подъехали — что нам? Вот. И вдруг, это самое, даже мы не в спину… он вот так вот руки расставил и нас остановил. Мы обалдели — это что такое? [Смеётся.] Мы шли, шли — и тут какой-то мужик. И тут мы обращаем внимание, что останавливается, значит… машины подъехали, останавливаются. Вот так вот стоят три мужика поперёк, с той стороны три мужика. Они, значит, в подъезд. Подъезд — это был брежневский подъезд. Выходит Брежнев с женой и пошли в подъезд, и прошли мимо нас, это… и мы пошли дальше.

[То есть это Брежнев вообще был?]

Да. Это приехал Брежнев. Откуда — я, там, не знаю. Но вот с женой мы их видели. Вышли и пошли.

[Они там жили прям?]

Ну, естественно! Они к себе домой приехали!

[А-а! В этом плане «брежневский дом»!]

Брежневский дом — да, потому что там был… жил там Брежнев. Когда он, так сказать, работал. У них там был этаж целый. И вот, как раз у него вот вход, значит, был открыт… вот этот вот парадный вход, как я рассказывала. И он заходил с парадной. Все остальные заходили… ну, там был перекрыты… что-то где-то там было перекрыто. Но, в общем, подъезд-то тоже жилой был. Там люди тоже жили. Ну, вот не помню даже, на каком он этаже там жил — ну, неважно. Но он заходил просто из другого подъезда — и всё. То есть из другого входа в тот же подъезд. А жил в обычном доме. Никакой ни охраны, ничего.

[Потрясающе! Да, то ли дело сейчас!]

Никакой охраны. Вот я говорю: мы просто упёрлись вот в этого мужика, потому что он нас вот так вот остановил, и всё. Только тогда мы обратили внимание, что, да, три машины подъехало — впереди какая-то машина… Значит, они ехали-то без мигалок.

[Ну, машин-то не было тогда.]

Да. Тихо-спокойно ехали. Ну, подъехали, остановились — всё, вышли, пошли и…

[Прекрасно!]

И всё.

Появление цыган в районе Киевского вокзала во второй половине 1970-х. Прежние постройки на месте нынешнего ТЦ «Европейский». Дорогомиловский рынок (01:08:56—01:14:58)

[А существовала ли какая-то торговля неофициальная в районе? Кто-то с рук что-то продавал? Было такое?]

Ой, вы знаете, вот у нас в школе — у нас в школе… у нас в школе такого не было. У нас в школе такого не было, но у нас в школе как-то народ как бы попроще учился. А в соседней школе — вот там учились все дети… Потому что они жили в 26-м доме, вот мы — в 22-м. В 24-м — это профессорский был дом, вот, и у них во дворе стояла школа. И вот там учились и внук Брежнева, и внук Суслова, и, это самое… дочка этого… КГБ кто ж у нас возглавлял тогда? Ну, в общем, они учились все в этой школе. Там ещё дальше была Пятая английская. Ну вот. Ой, там, это самое… не Пятая английская — Пятая английская с той стороны была. А там ещё какая-то школа. Но почему-то они в английской школе не учились — вот они все учились вот в этой в соседней школе. Вот там у них чего-то было. Ну, не знаю… по крайней мере, я с ними ездила в зимний лагерь — там никакой разницы не было.

[В районе? На улицах, может быть? Возле вокзала Киевского?]

Возле вокзала Киевского? Возле вокзала Киевского. Ну, я извиняюсь, такого бардака, как сейчас, тогда не было. Через Киевский вокзал я ездила весь институт. Ну…в детстве как бы я не очень. Мы ездили, значит, каждое воскресенье — мы ездили либо кататься на лыжах в Переделкино с Киевского вокзала, вот. Либо мы ездили на коньках, но это мы ездили в парк Горького — но тоже через Киевский вокзал, потому что через метро, это самое, ездили. На Дорогомиловке вон там, в том конце, стояли такие маленькие домишки. И вся эта площадь, которую сейчас вот [торговый центр] «Европейский» занимает, да?.. там были маленькие дома. И была небольшая… какой-то даже не заводик, что-то какое-то было производство, связанное с кинематографом, то ли там плёнки проявляли… Вот что-то там была какая-то такая небольшая территория, вот. Ну-у… Чтоб там что-то торговали — что-то я не помню. Ну, естественно, случалось, что цыгане там ходили.

[Неужели в 1960-е тоже ходили?]

Вот в [19]60-е — я не помню. Я была маленькая, поэтому я ездила-то с родителями, вот, и как-то у меня в памяти не осталось. Это я уже помню, когда ездила в институт.

[Это какие годы были?]

А это уже конец [19]70-х: с [19]74 года где-то вот это вот.

[Тогда были?]

Да.

[Цыгане?]

Случалось. Случалось.

[И как они себя вели? Что делали?]

Да так — да точно так же! Точно так же — приставали точно так же. Вот эта вот торговля — я не помню. Там же рынок недалеко Дорогомиловский, так что там торговля вся шла на рынке. А здесь вот такой торговли как бы вот не было.

[А что можно было на Дорогомиловском рынке купить?]

Да всё — как на обычном рынке. Это колхозный рынок был — он и был колхозный. Я его ещё помню, когда он был деревянный… то есть это был забор деревянный, с воротами. Наверху написано большими буквами, это: «Колхозный рынок». Дальше заходишь на территорию — там была обычная земля, никакого там асфальта не было. Значит, вот эти стояли, крытые прилавки деревянные, вот, здесь какие-то скамейки стояли — вот они торговали там. Там всё можно было купить — там и мясо можно было купить, и овощи, и картошку. Я туда за картошкой ездила.

[Прям колхозники продавали?]

Да. Да. Там именно продавали колхозники. Причём там вот они приезжали — там даже были, эти самые… домики стояли, где они жили. Они приезжали на какое-то время с товаром. Я, честно говоря, не знаю, где они его хранили — наверное, где-то. Но вот эти колхозные домики, где они жили — я их прекрасно помню, потому что они были одноэтажные, и там вот так вот кровати стояли, а через окно это было всё видно. Поэтому вот…

[Пользовался популярностью, вообще, Дорогомиловский рынок?]

А чего же — он там был один! Конечно! Конечно. За зеленью, за картошкой туда ходили и за мясом туда ходили.

[Сами местные жители или приезжали?]

Местные.

[Из других районов тоже?]

Да нет, в каждом районе был такой рынок. Чего ездить? Конечно. Поэтому рынки — они как бы были…

Проход первомайской демонстрации по Кутузовскому проспекту (01:14:58—01:20:12)

[А были какие-то вещи, ради которых жители других районов приезжали в Дорогомиловский — кроме вокзала, конечно? Какие-то места, которые могли привлечь — может быть, магазины какие-нибудь?]

Ой, честно говоря, я даже не знаю. Я даже не знаю.

[Ну, может быть на демонстрации?]

А, демонстрации — а как же! По Кутузовке шла демонстрация — конечно! Демонстрация — это целое событие было.

[И как оно для вас проходило?]

Всё — радости было вообще… вот. Все… Было очень весело, было очень торжественно. Все с этими транспарантами шли и с цветами этими искусственными, с флагами. А мы обязательно — нам шарики покупали, мы обязательно с шариками бегали. [Смеётся.] Поэтому на демонстрации, конечно, ходили, и шли с демонстрантами, они и песни там пели — кто какие, вот. И мы вместе с ними шли. И можно было дойти до, этого самого, до Калининского моста, вот, а дальше всё — там стояли только дежурные, и пропускали только демонстрантов. А местное население — уже всё…

[Демонстранты шли с какими-то удостоверениями?]

А я даже не знаю, как они, это самое… шли там. Ну, как-то, видимо, друг друга знают.

[Ну, то есть там…]

Там нельзя было…

[Специальное назначение?]

Так пройти, да — там отсеивали. А иначе там на Красной площади… там бы что было-то, если бы туда все ломанулись? Вся бы Москва туда пошла [смеётся], а площадь-то — она всё-таки ограничена [смеётся].

[Ну, да.]

Поэтому, естественно, там, чтобы это самое… там не было ни столпотворения, ни это самое… ни всяких хулиганств, там всё отсеивали. Вот мы доходили до [гостиницы] «Украины», потом бежали назад домой [смеётся].

[Угу. А участники демонстрации там как-нибудь «праздновали» по ходу?]

А по ходу — это было уже после Красной площади. [Смеётся.]

[А! После, не до?]

Нет. [Смеются]. До — нет, а вот после Красной площади — это, наверное, уже было. Честно говоря, я уже не ходила. Когда я уже была взрослая, и уже мы работали, я уже не ходила на демонстрации.

[Только в детстве?]

А вот, да, в детстве — это я помню. Вот это были демонстрации, было очень интересно.

[А почему перестали ходить?]

А раньше вот, честно говоря, вот на эти демонстрации… Вот у нас почему на Кутузовке собиралась демонстрация? Потому что в конце — вот там, у Поклонной горы — там были два больших предприятия. Там было очень большое… два НИИ [прим. — научно-исследовательский институт] были — очень большие. Они были оба закрытые — они до сих пор как бы оба существуют — вот, закрытые предприятия. И потом ещё там с Филей ещё тоже предприятие. Они выстраивались на Кутузовке, и вот они вот все шли — поэтому демонстрация такая довольно-таки большая была. Но всё это было вот в рамках организаций — там всё это формировалось, вот, и шли уже как бы колонной. А я не ходила, потому что… в институте мы, правда, это самое, я попала… мы выступали на Красной площади. Вот это вот, физкультурниками были [смеётся], вот. На нас костюмы одевали — я уже даже не помню. У нас репетиции были, мы туда ходили, всё. Это вот мы выступали. Но мы вот не на майские, а мы выступали на ноябрьских демонстрациях. Это вот мы там выступали в институте — один раз я туда ходила. А потом, когда уже вот на работу пошла, ещё были демонстрации, а у меня был маленький ребёнок — меня в обязательном порядке не привлекали, и поэтому я уже не ходила. А ребята — да, ходили. А потом, естественно, собирались. Но это всё уже после Красной площади было [смеются]. До Красной площади уже и нельзя было. [Смеётся.] Ну, потому что все шли, шли и шли. Это ж надо было пройти — это сколько. Они ж пешком все шли.

[Ну, да.]

Представляете — от Кутузовки дойти до Красной площади?

[Долго.]

Конечно, это далеко.

[Но зато вся Москва…]

Да. Вот, да. Да. Весело было. Ходили.

[Нарядно.]

Нарядно, да. Все были нарядные — точно, и нас обязательно наряжали, и родители выходили, это самое, гуляли, там ещё кого-то встречали, общались. Так что всё это было.

Переселение в Фили: по сравнению с центром Фили — «деревня». Гибель деревьев на Кутузовском проспекте в 1980-х (01:20:12—01:24:50)

[Как менялся Дорогомиловский район с 1960-х — 1970-х и дальше? Как его облик менялся — что там добавлялось, что уходило?]

Ой. Что добавлялось? Что уходило? Ну, вот когда я там была… как бы в детстве жила, да?.. ну, у нас в доме все первые этажи — весь первый этаж у нас был чем-то занят. Там были… Значит, у нас был вот один магазин, потом у нас была прачечная, потом там у нас была…

[Прямо в доме?]

Да — это всё первый этаж. Потом, значит, у нас была почта, потом булочная, потом ателье одно, потом ещё одна химчистка, потом ателье второе. Дом был длинный, вот так вот, это самое — всё вот так вот было занято. А потом как-то они вот… Сначала ушли у нас ателье из дома — почему-то прикрылись. Долгое время эти как бы территории, помещения — они как-то пустовали, потом стало чего-то там открываться. Менялся… Вот потом — но это я уже уехала оттуда, когда этот мост построили через Москва-реку — там к «Сити» [прим. — Деловой центр «Москва-Сити»] этим…

[Это в каком году было?]

Ой, это уже… это уже в каком? Каком-то…

[Не очень давно?]

Не очень давно, да. Это 2000 уже какой-то год.

[Сейчас уже где-то в другом месте, в другом районе живёте?]

Да. Мы уехали оттуда.

[А в какой район, если не секрет? [нрзб. — 01.22.13]]

Мы уехали сначала совсем в центр. Даже мы уехали на Малую Молчановку — это то, что улочка небольшая за «Домом книги». На Калининском проспекте вот «Дом книги» — там маленькая такая улочка Молчановка. Малая Молчановка — мы уехали туда, в комнату. А потом мы оттуда уехали на Фили.

[На Филях то есть сейчас живете?]

Да. В деревню приехали из этой вот цивилизации.

[В деревню?]

Конечно. Конечно. Фили. Фили — конечно, это деревня! Вот. Хороший район! Мы уехали — там кирпичные дома были, которые немцы построили, они трёхэтажные. Дворы там ещё были больше, дворы там огромные, и все заросшие такие — у-у! Вот. Очень зелёный район. И мы вот с этой Малой Молчановки уехали — там-то всё в асфальте было, там, уже, вот, а туда, когда приехали — ой! Там вообще вот деревня. Воздух совершенно другой, потому что там столько зелени! Вот. Там… сейчас там тоже машины шмыгают туда-сюда, а вот… а тогда и машин не было, поэтому там, конечно, было очень хорошо — тихо-спокойно. [Вздыхает.] А Дорогомиловка — как она менялась… вот она очень сильно поменялась, когда снесли все деревья. То есть они стали сохнуть, потому что за ними перестали ухаживать, вот. За ними перестали ухаживать, сначала началось с того, что взяли закатали корни в асфальт.

[То есть?]

Ну, естественно, какое дерево вообще выживет? Они какое-то время ещё пожили, вот — и всё. Ну, вот стали сохнуть — ну, естественно, их стали пилить, выдирать и прочее. Ну, и теперь Кутузовский стоит без единого дерева. А раньше это был… вот, как вот смотришь — это вот дома, и вдоль домов огромные вот эти зелёные деревья, вот, потому что они разрослись уже. И сразу, конечно, вот так вот, честно говоря, без зелени грустно стало. Ну, как бы его не очень перестроишь, Кутузовский, потому что там уже дома-то — они, так сказать, добротные стоят. Ну…

«Крутой» Дорогомиловский район в 1990-е. «Москва-Сити» на месте колхозных полей (01:24:50—01:29:55)

[Население, может быть, менялось?]

Население, наверное, поменялось.

[Привычки поменялись, может быть?]

Население поменялось, потому что это стал «крутой» район, это вот «все пальцы веером» теперь. Я, когда оттуда уехала, потом как-то… даже не помню, что-то я туда приехала, зашла в магазин, хотела купить яблок. Я, когда увидела цену этих яблок, у меня челюсть отвисла — они были золотые! Я уже не помню, в каких это было рублях, но это просто… [Смеётся.] С чего вдруг?! У нас эти яблоки — ноль отрежь — у нас такие же яблоки продают. Почему здесь такая цена? Я посмотрела, думаю: «Ну, ничего себе!» — вышла и ушла. Поэтому, конечно, там… Ну, какие-то магазины там стали всякие элитные, вот, появляться. Ну, сейчас там совсем уже всё изменилось, там какие-то непонятные совершенно магазины и всё. А так, дома-то — они как вот стояли, так и стоят, да? Ну, во дворах, конечно, что-то поменялось, потому что там теперь всё закатали в асфальт, и стоят одни машины. [Смеётся.] Никаких наших сугробов там уже и быть не может. Зелени… ну, их, конечно, спасает то, что там вот набережная такая не проезжая, она зелёная уже такая — там хороший такой островок жизни. И, конечно, на мой взгляд, это «Сити»… Я очень долго дёргалась: едешь на машине, и вдруг над Кутузовской… вот это вот… что-то такое вообще непонятное. Что это такое вообще — Сингапур, или это что-то… Нью-Йорк, я не знаю… даже не Вашингтон. Что-то вообще… ужасно! Но я до сих пор это не воспринимаю абсолютно. И когда там всё это начало ехать, потому что, там, в принципе на той стороне, вообще, были поля колхозные — я помню, вот, и берег-то там топкий. Когда там всё поехало, я думаю: «Господи, чтоб он развалился! Только без людей». [Смеётся.] Больше там никак, потому что… Я не знаю, зачем это поставили — это безобразие.

[Просто потому, что могли.]

Это… это хулиганство. Я считаю, это просто хулиганство, потому что всё-таки Москва должна иметь свой облик. А это — это не московский облик. И туда вот приезжаешь… У меня там есть некоторые клиенты, к которым я езжу туда, вот, приезжаешь — не знаю, мне не нравится, мне не нравится. Это… Мне не нравится… вот это, как там этот магазин называется?.. Не знаю, или чё там — вот входишь…

[Не была никогда.]

Да? А там… потому что выйти можно только из метро в него. И для того, чтобы куда-то пройти, ты должен, как дурак, идти по этому магазину [смеётся]. Там другого нету.

[Торговый центр?]

Ну, чего-то там — я даже не знаю. Я уж даже не знаю. Потому что я вообще их не люблю. Это ужас.

[Ну, представляю себе, да.]

Это ужас. Эти вот дома стоят там… так, между домами я вижу свою родную Кутузовку, где я провела всё детство, пробегала эти… [смеётся] с набережной, вот, и становится немножко грустно. Потому что там человеческое жильё, а тут я не знаю, что это такое [смеётся].

[Да, печально.]

А самое главное — это нам не нужно.

[Ну, да.]

Притом сколько вообще территории! Даже в пределах вообще МКАДа, столько вообще территории — строй, не хочу! [Смеётся.] Зачем это надо было выстроить? И там, между прочим, знаете, там тоже не очень приятно находиться внутри. Там эти офисные помещения… конечно, и дорого, не знаю. Мне вот это больше нравится [говорит о своем офисе, расположенном в Красносельском районе в старом здании].

[Ну ещё бы, да!]

Это какой-то такой… человеческое.

[Ну, да — сразу понятная человеку высота дома.]

Ну да, да. А там всё…

[Да, согласна.]

Вот.

[Хорошо. Спасибо вам большое за такой интересный рассказ!]