Савченко Валерий Павлович (1968). Москва

Биографическая информация. Кольский полуостров, переезд в Москву на Кутузовский проспект. Коммуналка на три семьи: быт (00:02:36-00:21:30)

У вас какие-то наводящие вопросы или свободный рассказ?

[Да, да.  Я поспрашиваю. Но если вы захотите в любой момент что-то рассказывать, тоже здорово. Ну, наверное, можно начать просто: вы родились в Москве?]

Нет, родился я не в Москве. Мои родители военные, поэтому родился я, как и многие дети военных, далеко на окраине. Это Кольский полуостров, Мурманская область, город Заполярный. За полярным кругом. Поэтому, собственно, родился в семье частично москвичей, потому что мама у меня москвичка, можно сказать, коренная, потому что её родители в Москву приехали ещё до революции. Ну а папа украинец. Они познакомились тоже… Мама закончила в Москве техникум связи, и по распределению – тогда действовала система распределения, то есть три года, как минимум, человек должен был отработать там, куда тебя отправляют, – её отправили в Белоруссию, в Куприн. А папа в это время – он военный лётчик был – служил там в воинской части. Там они познакомились, она вышла замуж. Ну и потом их отправили…точнее, не их, а его отправили служить на Дальний Восток. Она уехала вместе с ним. Потом его перевели уже… Сначала было сокращение армии хрущёвское, они вернулись в Москву. Он поступил на работу на завод Хруничева. Это первые наши ракеты, которые там собирались. Ну и, соответственно, там же дали жильё. Это были Фили. Фили, Кутузовский проспект, где сейчас парк Победы. А потом их отправили… Точнее, его снова призвали в армию и отправили на Кольский полуостров. Это уже, соответственно, Северо-запад.  Аэродром, где он служил, находился на границе с Норвегией, практически десять-пятнадцать километров оттуда, было видно даже норвежскую территорию. Пограничную вышку, во всяком случае, я помню, видно было. И, собственно, вот там вот я и родился. Затем жили до – я про себя говорю – до четвертого класса.

[До какого года вы там были?]

До 1978 года. То есть десять-одиннадцать лет. Он двадцать пять лет отслужил на Крайнем Севере, и он уволился из армии, они вернулись в Москву, собственно, в ту же.

[В ту же квартиру?]

Да, в ту же квартиру.

[А до этого её сдавали?]

Нет, они не сдавали. Тогда действовала такая система: если военнослужащий… Ну, в общем-то, насчет рядовых не знаю, но офицеры или прапорщики, если они откуда-то уходили и у них было жильё, как бы призывались, то жильё за ними бронировалось. Эта система была ещё с довоенных времён совершенно точно. То есть военнослужащий сохранял за собою жильё. Жильё просто стояло пустое. Я не знаю, как там было с коммунальными платежами, но как-то, видимо, это решалось. То есть если вы читали, там, Симонова и т. д., есть такие упоминания, что человек служил где-то и вернулся в свою квартиру. То есть это считалось как само собой разумеющееся, это была одна из привилегий военнослужащих. Соответственно, эта квартира была за ним забронирована. А так как мама была из большой достаточно семьи – у неё было ещё, помимо неё, трое братьев и бабушка, – то в этой квартире разрешалось членам семьи проживать. Семья жила у себя, но так как это были в те времена коммунальные квартиры, отдельные квартиры были редкостью, то, соответственно, там жила бабушка и мой старший брат: он после окончания восьмого класса уехал в Москву в техникум учиться.  Мне тогда было… ну, я ещё в школу не пошёл, наверное, лет шесть. Вот они там жили, в этой квартире. Потом мы, точнее, семья наша вернулась туда, бабушка переехала к себе обратно.  В тот момент, опять же, была система обменов, если вы слышали в интервью. Они как-то обменяли свою коммунальную квартиру, разменяли на отдельные, расселились. Бабушка и братья – каждый получил по отдельной квартире. А их коммунальную квартиру забрал тот, кто этот обмен сделал. А мы, соответственно, стали жить вот в этой комнате. Комната была в коммунальной квартире на три семьи, включая нашу, то есть трёхкомнатная квартира с кухней и ванной. Но в каждой комнате жило по семье. И получилось так, что когда все собрались, то в нашей комнате семья из четырех человек. Ещё в других комнатах соседи: семья из троих человек и одинокая женщина. Ну, коммунальный быт – он коммунальный быт, он к Тёплому Стану не относится.

[Это было в Тёплом Стане уже?]

Нет, это было ещё… Я просто длительно подвожу, как мы попали в Тёплый Стан.

[Ну, это тоже… Вы застали такой коммунальный быт, что там очереди в туалет или какая-то делёжка пространства на кухне? Это было у вас?]

Безусловно. Это как бы не в таком виде, когда там «на тридцать восемь комнаток всего одна уборная». [Прим. – цитата из песни Высоцкого] То есть комнат у нас было всё-таки три и три семьи. Но тем не менее количество человек… То есть очереди в туалет как бы случались. Они не такие, чтобы были из большого количества народу, ну вот просто один человек подходит, а там уже свет горит, видно, что кто-то есть, он стоит, ждёт. И в ванной аналогично. Если умываться, то… Больших проблем и конфликтов из-за этого не было. Ну, когда коммунальный камон, то есть вместе. А когда вместе, то уже, хоть и соседи, в чём-то семья – с плюсами и минусами. Поэтому там детям могли сказать: «Давай быстрей!» – или ещё что-нибудь. Если взрослые, то: «Я вот спешу туда-то». То есть ко всему этому абсолютно нормально относились. Просто бывали такие как бы моменты, когда какой-то там конфликт, в основном среди женщин, возникал. Ну, всяко бывало. Бывали и кухонные какие-то разборки – на мой взгляд, из-за ерунды, конечно. Но люди считали, что это не ерунда. И эти знаменитые вещи, когда там свет не выключали, счётчик крутился. Вот это всё, все эти коммунальные вещи были, безусловно.

[Какие-то правила у вас были – писаные или неписаные?]

Безусловно, были правила. Во-первых, касательно контактов. Потому что, как минимум, когда человек приходил к кому-то, кто живёт в этой квартире, он должен был понимать, к кому. В принципе, неписаное правило: та комната, которая находится у входной двери, она получала один звонок, комната вторая – два звонка, комната третья – три звонка, то есть дальняя. У нас, соответственно, три звонка. Я не знаю точно, как в других, то есть бо\льших коммунальных, но, по-моему, была такая же примерно система. Единственно, что когда там комнат пять или шесть, ну… Поэтому, когда кто-то приходил, все слушали количество звонков. И по умолчанию вот такое правило было: если приходил человек не персонально к кому-то, а там, ну, не знаю, почтальоны-то всё знали, в принципе, ну, просто случайный человек выяснить что-то, – раздавался, естественно, один звонок и жилец первой комнаты чаще подходил к двери. Но к этому относились, в общем-то, нормально. И по поводу телефона правило. В самом начале у нас был телефон на квартиру. Ещё это было до меня, но тем не менее такое было. Телефонные номера в Москве сначала были буквенно-цифровые, то есть семь цифр, первая буква. Ну, тут надо понимать. Я не знаю, вы видели когда-нибудь классический старый телефонный аппарат с диском? Эти аппараты, они были ещё до того, как … Дисковые, вот такие чёрные большие, у них на циферблате были под кружочками цифры – 1, 2, 3, а рядом алфавит – А, Б, В, Г… И первая цифра соответствовала первой букве. То есть у нас, как сейчас помню, 148 58 73 был номер. Номер был А48.

[То есть один?]

Да, да, да. Вот эти можно иногда встретить довоенных и до [19]60-х годов телефонные номера, там как раз вот…

[Буква.]

Да, Г12 32 71. И все думают сейчас: а что это такое? А на самом деле всё очень просто: то есть первая буква равна первой цифре, и код вот этот вот не набирался, то есть просто семь цифр.

[Да, да, просто по Москве только.]

Да. Это уже сейчас. Вот, значит, вернусь к телефонному обычаю. Трубку… Как правило, телефон висел, ну, у нас он был без удлинителей, то есть не в каждой комнате, а висел в прихожей. Стояла тумбочка, и лежала телефонная книжка, какие-то листочки, карандаш. Опять же, у человека в первой квартире, он ближе всего. То есть если она могла, она брала трубку и отвечала. Если не отвечали долго, то по умолчанию тот, кто слышал, соответственно, подходил, брал, потому что все были заинтересованы в том, чтобы связались. И тот, кто звонил, он говорил: позовите такого-то. И уже человек, который взял трубку, звал того, кому звонят. Вот в связи с этим тоже: если кому-то должны были позвонить, на трубке – ну, женщины ведь любили поговорить – зависал кто-нибудь, то это тоже могло послужить поводом для конфликта. Ну и, собственно, как бы женщины есть женщины, то есть там на кухне стояла газовая плита… Я знаю, что на коммунальных кухнях больших коммунальных квартир могло быть несколько плит. Но в нашем случае обычная трёшка, поэтому плита была одна. Но с количеств… с конфорками. То есть если у тебя готовится несколько блюд, а сосед хочет приготовить ещё что-то, то это тоже могло послужить… Ну, опять же, там, мойка коммунальных пространств. То есть по умолчанию одна семья моет тогда-то, другая тогда-то, [третья] тогда-то. Было расписание, но… Не то чтобы были люди, которые откровенно отказывались это делать, но просто качество… Ну, опять же, женщины. То есть каждая определяет.

[По-своему.]

Да, то есть я вот там в прошлое воскресенье отмыла до блеска унитаз и всё это самое, а она вот сегодня взяла протёрла чуть-чуть, и всё. Ну и понеслась. Но когда всё это разражалось, я имею в виду скандал, то тут, конечно, крик, шум, до драки могло и дойти на самом деле. Мужчины, собственно. [Смеется.] Таких вещей, чтобы кто-то реально дрался до смертоубийства, не было, ну поцарапать могли. Редко на самом деле, потому что всё-таки как семья: быстро вспыхивали и быстро отходили. Поэтому здесь достаточно. То есть такого, чтобы насмерть испортили это самое… ну, бывало, опять же. Но у нас такого я не упомню. Сначала у нас жили соседи: женщина в первой комнате, во второй семейная пара пожилая, ну и мы. Потом, соответственно, семейная пара – они были бездетные – они умерли, и туда вселили уже – сейчас с толерантностью, конечно, как бы не очень – но вселили женщину из Армении, причём у неё был старший брат. Ему по медицинским показаниям выписали эту жилплощадь, он якобы был болен психически, на самом деле по факту он был абсолютно нормальный. Поэтому та женщина, которая была в первой комнате, – Марья Ивановна её звали, – она с нами обсуждала вопрос, что вот они там подделали эту самую, вселились. Ну, и уже такое отношение было, хотя, в принципе, как бы сжились. И эта армянская женщина, Грета её звали, она тоже очень долго по телефону разговаривала всегда, она что-то постоянно не так делала. В общем, там до этого был достаточный мир, потом такая холодная война. То есть Марья Ивановна её не признавала. Марья Ивановна – это женщина, которая жила в первой комнате. И вот они так общались, но не так. Ну а мы со всеми более или менее были. Я с её сыном играл. Возраст-то был такой. Поэтому… Что ещё вам про коммунальный быт рассказать?

[То есть получается, возникали и какие-то стереотипы. Марья Ивановна могла сеять вот про эту слухи, сплетни.]

Нет. Это не стереотипы. Это, как это сказать, сплетни, да, да, да. Да, было такое. Но, в общем-то, та же Марья Ивановна, например, видит, что я, там, голодный, она могла меня накормить абсолютно без всяких этих. Причём у каждого же была своя еда, даже свой холодильник. То есть плита общая, а холодильники и столики в разных углах кухни стояли свои, и шкафчики висели. То есть посуда, соответственно, продукты, даже холодильник не всегда мог… Вру я вам. Холодильник у нас стоял в комнате, и у неё стоял, у каждого стоял в комнате холодильник. Продукты свои.

[Да, в кухне, наверное, не влезло бы.]

Да, чтобы не было конфликтов. На самом деле это быт общежития, там тоже могут съесть.

[А не обвиняли кого-то в воровстве вещей?]

Ну, скажем, так впрямую нет. Но могло быть такое, что… Там же были антресоли, туда складывали вещи все. И могло быть, что я сложила какую-нибудь махровую забытую вещь, потом начала искать – её уже нету; а вот куда она делась? Ну, в общем, короче говоря, вот так вот.

[И вы до скольких, получается, там жили?]

В коммунальной квартире, соответственно, жили мы до [19]82 года.

Распределение квартир в советских семьях. У военных были привилегии. Отцу рассказчика удалось получить квартиру с помощью передачи «Человек и закон”: в исполкоме испугались и предложили двухкомнатную квартиру в Филях или через полгода трехкомнатную в новом районе Теплый Стан (00:21:30-00:29:38)

Вообще-то, у военных, даже не у офицеров, а у прапорщиков, у тех, кто служил, как сейчас это говорят, по контракту, то есть не у срочников, а у профессиональных военных, у них был ряд привилегий. Помимо этого бронирования жилья, была такая привилегия – я не знаю, правда, точно, всем или только тем, кто двадцать пять лет прослужил за Полярным кругом, как мой папа, – им должны были улучшить жилплощадь. Ну, на самом деле, когда четыре человека в одной комнате в коммунальной квартире, и так по социальным нормам… Но тогда не было понятия социальной нормы на человека. Это приняли уже даже после распада Советского Союза, насколько я знаю. До этого не было. Поэтому могли индивидуально подходить. И вот должны были практически сразу после того, как он приехал, дать квартиру. Но так как это Москва, естественно, с жилплощадью тогда была всегда проблема, ну и для нынешних реалий – тогда квартиры давали. То есть их можно было построить в кооперативе либо… Купить их было нельзя, потому что не было открытого рынка жилья. Соответственно, тебе её выделяли, то есть ты подавал информацию о себе. Ну, в принципе, и сейчас так в социальные органы подаётся информация на улучшение жилищных условий, и ты стоишь в очереди. Соответственно, и тогда была эта очередь, но тогда только она и была. И второй вариант: это люди, у которых были деньги, они могли вступить в кооператив так называемый. И то неоткрыто. То есть не было таких вот, как сейчас: мне нужна квартира, у меня есть деньги, я вступаю в кооператив и получаю эту квартиру. Кооперативы тоже регистрировались как садовые, гаражно-строительные, так и жилищно-строительные кооперативы. Они регистрировались, как правило, по месту работы. Я даже не слышал, чтобы по другому поводу. То есть, как правило, если этот кооператив был, то, значит, в него вступали предприятия. А так как особо денег-то мало у кого было, то в основном кооперативное жильё строили те, у кого деньги могли быть. То есть артистическая среда либо те же спецслужбы. Я знаю, КГБ строили, военные не строили, потому что им строило государство. Либо крупные предприятия. Но крупные предприятия, как правило, строили сами жильё для своих сотрудников. И там же и давали. Поэтому, возвращаемся к нашим баранам, мы должны были получить это улучшение жилплощади, но никак не давали. Проходит год, второй, третий. Я, когда приехали – в 1978 году это было, – пошёл в пятый класс. И, соответственно, уже шестой, седьмой – всё ничего. Как-то, я не знаю, как это было. Мама там, конечно, свою лепту внесла, потому что вчетвером жить в одной комнате… Эта комната была размером несколько больше, чем вот эта, – четыре человека. Там стояла кровать, диванчик. Папа спал на раскладушке. То есть он каждое утро доставал, каждый вечер…

[Собирал.]

Да, потом собирал. Пошёл он в райисполком, соответственно, понёс документы, ему отказали. Тогда кто-то надоумил, говорит: «А ты напиши, – была такая передача «Человек и закон», – напиши». А там, собственно, ну, понятно, что эти исполкомовские люди, коррупция была и тогда, они намекали… Я уже потом читал эту переписку. Совершенно впрямую, что он там приходит, ему заместитель председателя исполкома говорит… Он говорит: «Вот я имею право». Он говорит: «Вас таких много, надо ждать». И смотрит. Ну, тот написал это письмо. И, собственно, боялись, потому что тогда, как и сейчас, пресса, журналисты имели право обращения в надзорные органы без подачи заявления. Поэтому если статью или передачу какую-то по каким-то поводам делали, то это служило как бы обращением в прокуратуру. И вот он с этим же письмом… Ему ответили официально. И, соответственно, он с этим письмом пошёл снова туда и, как он рассказывает, этот же зам – у него, видимо, рыльце было в пушку – тут же, не глядя, на следующий день дал ордер на просмотр. А тогда, когда жильё выделяли, давали так называемый смотровой ордер. Предполагалось, что несколько вариантов, ты из них выбираешь, что тебя устраивает. Если всё устраивает, то тебе уже дают ордер на вселение, и ты вселяешься в эту квартиру и, соответственно, в ней живёшь. Это социальный найм. Он, в принципе, и сейчас. То есть она не была твоей собственностью, она принадлежала государству, но ты в ней жил. Дали ордер на просмотр в Филях. Там Филёвская пойма, где сейчас Гребной канал, строят новый парк «Дисней», «Российский Дисней», как он называется. Но там была двухкомнатная квартира.

[А я думала, его где-то на Автозаводской, на Технопарке строят»]

На Технопарке? Может быть. Не знаю. Мне кажется, что там, в пойме, – были разговоры. Но неважно. В общем, Филёвская пойма. Там была двухкомнатная квартира. Но двухкомнатная квартира, в общем-то, ну тоже как бы: куй железо, пока горячо. Вот они сказали: либо вселяешься завтра в эту двухкомнатную квартиру, либо есть вариант там подождать полгода и сдается новый район – трёхкомнатная. Район Тёплый Стан. Он съездил посмотрел, тем не менее, эту филёвскую. Ну, двушка – двушка. Потом – уже даже, по-моему, через месяц – поехал в Тёплый Стан. Нас Тёплый Стан не испугал почему. Потому что где-то за год или два до этого в Ясенево переехали наши родственники. Младший брат мамы, они после размена коммунальной квартиры.

Родственники рассказчика по маме жили в бывшем княжеском доме на улице Чайковского, из которого сделали большую коммуналку. Расселение коммуналки (00:29:38-00:38:40)

Они жили, кстати говоря, возвращаюсь, в классической коммунальной квартире. Это был дом на улице Чайковского, дом 1. Дом князей каких-то. В принципе, очень известный дом, в Интернете он находится. Я его находил. Его построили в 1912 году, он сейчас там до сих пор стоит. Он строился как доходный дом. Дом с флигелями красного цвета. Сейчас от этого дома метрах в пятистах американское посольство. То есть он между Новым Арбатом и американским посольством с левой стороны. Там была бальная зала, там были большие покои, много спален. Справа, слева флигеля сдавались как доходный дом, а центральная – жила семья князей. И после революции, когда это всё уплотняли… Ну, сам-то дом на самом деле – я после про него читал, уже тогда были вот эти вот Awards [прим. – награды] – он получил премию за лучшее строение, это ещё в 1912 году, за лучший проект. И там уже была классическая коммунальная квартира, то есть они жили как раз вот в этой бальной зале. Её разгородили на такие клетушки досками. Но так как потолки были очень высокие и висела огромная люстра – бальная, хрустальная, – то, собственно, и освещение было. Вот они в такой клетушке жили. Папа мамин, то есть мой дедушка, был из семьи ткача с Трёхгорной мануфактуры. Это вот как раз на улице 1905-го года Трёхгорная мануфактура была.

[С какого года? Он коренной москвич, получается, был или как?]

Да, да. Они на самом деле… Ну как коренной? Тогда это считалось не коренной, потому что они приехали, корни у них из Рязанской губернии. И ещё до революции в Москву приехала одна из сестёр, а там семьи крестьянские были очень большие. У нас в Ленинграде – в Санкт-Петербурге – родственница. Она как раз из этой ветви, она рассказывала, что у них было что-то около пятнадцати человек детей. И одна из сестёр приехала в Москву, она служила у Кузнецовых. Вот тот самый кузнецовский фарфор. Причём она с дочерью [прим. – Кузнецова] была очень близка, вплоть до того, что одевалась в их одежду. Они как подруги, не как уже служанка и госпожа. И после революции Кузнецовы уехали. Они, кстати, переписывались чуть ли не до послевоенных времён, у меня ещё дядя письма из Франции получал. Правда, они все, к сожалению, пропали. Сейчас бы я их, конечно, прочёл, может быть, попытался и с кем-то сконтактировать, но пропали они. И потом к ним приехали – не к ним, а по проторенному пути в Москву – в том числе бабушка приехала. А приехала она – она 1908 года рождения – приехала она в девушках, в семнадцать лет, то есть это где-то середина [19]20-х годов. Она, соответственно, поступила. Так, где она там работала-то, дай бог памяти… Одно из её рабочих мест было как раз кондуктор на этой самой знаменитой «Аннушке», то есть по Бульварному кольцу на трамвае. И она там познакомилась с молодым человеком. Это как раз и был сын этого ткача. А ткач, как наша родственница питерская говорила, умел только петь и делать детей. Пятнадцать человек! И они жили в этом самом красивом доме в бальной зале [на улице] Чайковского. Там классическая коммуналка. Почему классическая. Потому что как раз Зощенко, там, Булгаков, вот этих вот…

[Эти места]

Этих подходов даже, таких. Мне дядя мой рассказывал, что там вот эта люстра красивая, которая была… Ну, про люстру попозже расскажу. Там зеркала были, зеркальная галерея, они в туалет когда ночью шли, ну, там не было же ничего, с тобой кто-то крадётся. Для ребёнка очень сильное впечатление. А так зеркала во весь рост. Возможно, оно и сейчас есть, потому что я знаю, что этот дом частично под офисы используется, но какая-то реконструкция там была. Может быть, и сейчас там зеркальная галерея сохранилась. А люстра тоже… Понятно, что если это лучший дом [19]12 года, то она дорогая и красивая. Но народ простой. В какой-то момент у кого-то там не хватало на бутылку, просто взяли её, спустили и продали. Повесили там лампочки. Такой вот подход был. Классическая коммуналка была. И, соответственно, оттуда когда расселяли, туда въезжало какое-то министерство, и эту коммуналку расселяли.

[Их в Ясенево]

Нет, их не в Ясенево. Их на Новослободскую. Тогда построили уже. Это послевоенные годы, годы [19]50-е. Построили дома. Всё равно коммунальные квартиры, но уже была там коммунальная трёхкомнатная квартира. И тогда практиковался такой обмен: заинтересованный человек, имея у себя жильё либо каким-то образом комнату, квартиру, две комнаты, мог обменяться с тем, кто жил в другом месте и, соответственно, расселить. Ну, в принципе, это и сейчас делается. Сейчас жильё покупается. А тогда это всё делалось правдами и неправдами. Ну и факт тот, что вот эту коммуналку расселили. Им каждому предоставили по отдельной квартире.  Родственники наши уехали в Ясенево. В новые дома, новая квартира. Мы к ним до этого, соответственно, в гости ездили, всё нравилось. Ну, это юг. Тогда, конечно же, всё это было не очень обустроено. Как всегда, после стройки грязь и так далее. Но, в общем-то, нам понравилось. Поэтому Тёплый Стан нас не испугал, потому что это по дороге, то есть Ясенево, если ехать. Тогда метро «Беляево» было, то есть метро доходило до Беляево. «Беляево» только открылось. И мы когда к ним в гости ездили, то Ясенево налево – оно и сейчас так, а Тёплый Стан направо.

В новых домах в Теплом Стане, куда переехала семья рассказчика, была хорошая планировка, около восьмидесяти квадратных метров (00:38:40-00:40:29)

Дорога знакомая, более-менее места знакомые, и плюс дома там были нового проекта. Я знал, как он называется, после Олимпиады их стали делать. То есть если шестнадцатиэтажные стандартные эти вот подковы, они не облицованы, то это дома, которые бело-голубые, облицованные плиткой. И там была увеличенная кухня, она и сейчас есть, эта кухня. И довольно-таки приличная планировка, то есть квартира площадью под восемьдесят метров. Это, в общем, неплохо даже для нынешнего времени, а тогда-то это вообще считалось… После двадцатиметровой коммуналки восемьдесят метров да плюс здоровенная кухня. Не столько кухня, а там ещё планировка такая, что вход в комнаты из такой как бы комнатки. То есть коридор, прихожая, потом эта комнатка, откуда отдельные – и отдельная кухня – входы.

[А как использовали эту комнатку?]

Комнатку как раз использовали как комнатку, то есть поставили туда диван.

[Как гостиная общая такая.]

Ну, да, проходная, грубо говоря. На диванчике у нас даже гости иногда ночевали, то есть там вполне места хватало. Она, хоть и глухая, и без дневного света, но, по большому счету, «по сравнению с», как говорится. В общем, поэтому решили брать эту квартиру. И, таким образом, поехали в Тёплый Стан.

Переезжать было сложно из-за транспорта: ловили такси на Кутузовском, перевозили вещи партиями (00:40:29-00:47:22)

[А как добирались туда? От Беляева на автобусе или пешком?]

Ну да, теперь мы, соответственно, приехали в Тёплый Стан. Это был [19]82 год, [19]81, по-моему, потому что у нас тогда мерялись эпохи смертью наших вождей. То есть Леонид Ильич ещё не умер, он был уже старенький, уже заговаривался, но Леонид Ильич – это Леонид Ильич Брежнев, генеральный секретарь. В общем-то, довольно безобидный мужчина по сравнению с другими. Но тем не менее. Соответственно, Брежнев ещё не умер. Он умер, когда я учился, по-моему, в восьмом или даже уже в девятом классе. Он умер в [19]82 году. Я туда пришёл как раз уже в восьмой класс. Это было летом, седьмой я закончил и туда перевёлся.

Как мы приехали и переехали. Сначала – как добирались. Тоже это была на самом деле проблема, потому что «Грузовичкофф» и так далее ещё не было, я имею в виду компанию «Грузовичкофф», там переезды.

[Перевозки все эти.]

Да, но опять же, Советский Союз – это та страна и то место, где ничего не было, но всё было. Это парадокс, но это действительно так. То есть в магазинах ничего не было, в холодильниках было всё. То есть люди доставали. Соответственно, так же и с машинами, то есть нельзя было… Были грузовые такси, но чтобы заказать грузовое такси, это была целая эпопея. То есть если ещё такси на улице, классическое такси можно было, ну, тогда по телефону можно было заказать, даже знали этот телефон, но до него невозможно было дозвониться в принципе. Очень долго приходилось прозваниваться, чтобы дозвониться. И плюс этот вызов такси по телефону – он стоил дороже. Поэтому такси ловили на улице. Ну, а так как мы жили на Кутузовском проспекте, не совсем на Кутузовском, но недалеко, то, соответственно, чтобы куда-то поехать на такси – это было нечасто, совсем нечасто. Как правило, на такси ездили – наш круг во всяком случае – не бедные, но и не богатые. То есть папа был инженерно-технический персонал, мама была специалист в отделении связи. То есть это не номенклатура, у которой были персональные автомобили. Личного автомобиля у нас тоже не было. Соответственно, мы пользовались общественным транспортом, то есть метро, автобусы, троллейбусы, покупая проездной на месяц. А на такси ездили, как правило, либо куда-то в аэропорт, на вокзал, когда имелся багаж, либо такие вот нечастые выезды, там, в театр, очень редко в ресторан. Тогда ресторан – это тоже была целая эпопея. Ну, вы там интервьюировали людей, вам рассказывали.

[Ну, да, это отдельная целая большая история.]

Соответственно, чтобы на такси привезти, его надо было поймать, то есть человек шёл на Кутузовский проспект, поднимал [руку], ловил. Машина, если она с зелёным фонариком, останавливалась. Могла и не остановиться. И он садился в неё. Сначала договаривался по цене, потому что по счётчику редко кто ездил. Садился, привозил уже к подъезду.

[А там уже грузили вещи?]

Да, грузили вещи. Но, опять же, на обычном такси много вещей не увезёшь. И, соответственно, ловили, когда нужно вот, когда там большой этот вот, ловили универсал. Это была вообще…  То есть таксист, который ездил на универсале – универсал вы знаете, седан – это машина с маленьким багажником, универсал – это большая, – они были вообще короли.

[Ещё поймать такой надо было.]

Соответственно, стоило дороже, совершенно верно. Но всё равно перевезти обстановку из квартиры – шкафы, ну, большое это самое, было проблемой. Учитывая, что на работе тоже не всегда. То есть, в принципе, руководство предприятий могло пойти навстречу, но до него ещё нужно было…  К директору завода не пойдёшь просить грузовик. То есть если ты не зам или ещё кто-то, тогда сложно с этим. Если ты работал на автобазе, то смог бы договориться. Как этот вопрос решался? Ну, так же, собственно: подходили либо к магазину – в магазин приезжали грузовики с будками, которые привозили продукты. Их разгружали. Но любой шофёр имел левый путевой лист, ну, не любой, но многие. Туда, кстати, ещё один момент. Ну, в принципе, это и сейчас действует. ГАИ вот сейчас тебя может остановить: если у тебя нет путевого листа, то, соответственно, возникает вопрос: почему ты едешь на этой машине, принадлежащей такому-то ООО? Так же и тогда. Если у тебя не было путевого листа, то тебя вплоть до уголовного дела, потому что автомобиль, естественно, не личный – грузовик. То есть ты должен, если ты на нём работаешь, ты должен – у тебя есть маршрут – и ты, собственно, если ты везёшь вещи… Ну и вот мы договаривались вот так вот. Договорились, я не знаю, по-моему, папа около магазина с кем-то договорился, загрузили эти вещи в будку, поехали, перевезли. Таскали сами, естественно, никаких там носильщиков не было. Вот таким образом мы в Тёплый Стан и попали. Что такое тогда был Тёплый Стан? Долго мы с вами до Тёплого Стана доходили. [Смеется.]

[Но зато это тоже очень ценно.]

До войны Теплый Стан был деревней. Объект ABC — резиденция президента на соединении проезда и Ленинского проспекта. 9-й микрорайон Теплого Стана считался “за лесом”. Теплый Стан и Коньково были одним колхозом. Из леса вытекал ручей, была плотина, плотина разрушилась, и вода ушла, на дне осталась сеялка (00:47:22-00:55:01)

Тёплый Стан тогда был – не то, что вот в чистом поле чего-то построили, как сейчас многие: там, Коммунарка и т. д., новые районы. То есть до войны это была деревня действительно. Деревня на Теплостанской возвышенности. В принципе, я ещё помню сады. Сады деревенские, они в Теплостанском проезде оставались. Теплостанский проезд – это соединение улицы Академика Варги и Ленинского проспекта. И там, где сейчас так называемый объект АBC, ну, это на самом деле резиденция президента, одна из – Ельцин построил. Там, в таком лесочке... До этого был не лесочек, а именно яблоневые сады и огороды. И ещё вплоть до начала [19]90-х годов народ там сажал картошку.

[Огороды там были?]

Да, да, да, да. Деревню расселили. Все разъехались. Ну, на самом деле разъехались туда, куда…

[Просто в новые дома.]

Грубо говоря, ордер. То есть ты мог жить в Тёплом Стане, и тебя могли в Чертаново или куда-нибудь там, я не знаю. Но люди приезжали и собирали там яблоки. Я помню, тётушки копались в огородах так же, как на дачах.

[То есть они могли из своих новых домов приехать в свою родную… и попользоваться, как деревенским участком?]

Совершенно верно. Дач, собственно, не было. Дачи – это тоже была проблема. Поэтому, если у тебя был доступ к земле, а если это была ещё твоя земля, если ты помнил, где она у тебя находится, там вот твои несколько яблонь, вот твой [участок] – картошку посадить. В принципе, конечно, грабили, ну, яблоки обрывали.

[Это же не было закреплено юридически.]

Это абсолютно не было закреплено. Мало того, но до того, когда они жили в деревне, оно было, но сейчас-то их расселили. То есть они сдали это всё государству. Но когда там построили вот эту резиденцию, так называемый объект АВС, то через месяца два – ну, я на автобусе мимо проезжал, я просто даже видел: огороды, огороды, а потом через какое-то время, смотришь, вроде огороды есть, но они зарастают, зарастают. То есть, скорее всего, пришли люди с удостоверением и сказали, что вот: «Извините, тут вот у нас такое-то, если вы будете это самое, мы просто вас в дальнейшем вплоть до на работу сообщим». Поэтому люди просто бросили это дело. И, в принципе, они, эти яблони, до сих пор там есть. И они как бы в глубине леса. Там уже выросли и другие деревья: там и берёза, и это самое. Но яблони тоже, среди леса они и сейчас есть. И яблоки есть. Но огороды уже все заросшие. Так что следы деревни Тёплый Стан остались. Ещё были следы деревни, ну я не знаю. Вы там ориентируетесь, в Тёплом Стане? Тропарёво, парк.

[Лесопарк который?]

Лесопарк, да.  Опять же Тропарёво есть до Ленинского проспекта и есть… Ещё раз, кстати, возвращаюсь к Тёплому Стану. Тёплый Стан на самом деле есть тот, где я живу, улица Академика Варги, а есть ещё за Тропарёво, в районе Коньково, это же тоже, собственно, 9 микрорайон Тёплого Стана, это Ленинский проспект. Там я меньше знаю, потому что мы туда не ходили, это «за лесом» считалось.

[Считалось, за лесом 9 микрорайон?]

Да. Хотя там и отделение милиции. Там в моё время было отделение милиции в другом месте. Его потом перевели, построили. Так вот, следы деревни оставались ещё в лесу, в этом самом заказнике ландшафтном, который сейчас называется. На самом деле просто кусок леса. И там несколько ручьёв и пруд с запрудой. Я когда только приехал, мостки через ручьи, я вижу: рессорная бричка крестьянская. Я знал, что это такое. Вот от неё, собственно, каркас, кузов. Он как может использоваться? А в лесопарке, там, где сейчас родник – он облагороженный теперь, он и тогда был. Не было над ним вот этой надстройки, не было икон и всего остального.

[Да, это часовня.]

Да, часовня. Просто был, как он тогда выглядел: болотце и, по-моему, холмик и труба, из неё вода текла. Но когда там была деревня, Тёплый Стан и Коньково, я так понимаю, что это был один колхоз, то есть они совместно были, эти [деревни]. Там вокруг поля, а этот ручей вытекал. И была плотина. Она и сейчас есть. Но когда всё расселили, то, не знаю, из каких соображений, эту плотину либо взорвали, либо её размыло, и она это самое… То есть вода ушла, осталось дно, но на дне стояла сеялка. Причём сеялка – такие большие железные колёса и эти самые… Может быть, она и сейчас, кстати, там есть, если поискать, потому что она довольно большая. Металлоломщики её, конечно, могли упереть, но вряд ли. Её, видимо, когда-то в деревенские времена спустили с откоса, она ушла под воду и так там и осталась. А когда воду спустили, соответственно, вот она и сейчас там, скорее всего, стоит. Это, практически, от ручья, там, где сейчас часовня, в сторону по течению ручья где-то метров восемьсот вниз, в кустах. Заросли там ивняка, может быть, она там и есть. Я уж туда давно не ходил, но где-то в 2000-х годах она там ещё была. Я как-то с детьми гулял, видел.

[Достопримечательность такая фамильная, историческая деталь.]

Ну, не то что… Мало кто знает, но она действительно историческая, потому что там кованые колёса, не резиновые, а кованые. То есть она [19]30-[19]40-х годов. Я почему знаю: одна из моих должностей – директор агропредприятия, поэтому я сельхозтехнику более-менее знаю. Вот следы деревни Тёплый Стан.

В 1980-е гг. район был обжитой, постройки 1960-1970-х. Дома на Генерала Тюленева считались новыми. В 1980-е население удвоилось, но социальные объекты только строились, два-три года рядом не было поликлиник и детских садов. Школа 748 (00:55:01-01:03:08)

Но там был уже довольно обжитой район, потому что там стояли дома постройки где-то [19]70-х, даже [19]60-х годов. То есть это уже не Черёмушки, которые классические Черёмушки в районе Черёмушек, Калужской, – пятиэтажные хрущёвки. Хрущёвок там не было. Это были девятиэтажки. Но они были постройки [19]70-х годов. Поэтому наши дома считались новыми и назывались новыми. То есть люди, которые там жили до того, в школе там общались, естественно. Я пришёл в школу, ну: «Вы из новых домов? – Да, из новых». Вот построили на свободных землях, то есть после того, как в целом этот район сформировался, там эти полукольца от Профсоюзной идут. Если по карте смотреть, таким полукольцом расположенные дома – они как раз постройки [19]70-х-[19]60-х. А наши уже, соответственно, на свободных территориях строились. И там были свои магазины, были свои поликлиники. Но так как построили довольно много новых домов, Академика Варги достроили, улицу Генерала Тюленева построили, большое количество домов появилось и, наверное, не удвоилось, но где-то на четверть [увеличилось] население. Поэтому начали застраивать социальными объектами. То есть сначала построили жилые дома, естественно. Первое впечатление, когда я вообще приехал… Мы ехали как – до «Беляево», и потом тогда ходил автобус № 165. Он и сейчас ходит, только в другую сторону. На 165-м автобусе от «Беляево» и по улице Тёплый Стан наша остановка… От «Юго-Западной» ходил 552-й автобус. Потом он превратился в 752-й, потом его в Солнцево отправили. То есть сейчас он тоже есть, но теперь ходит… Причём 500-е автобусы, если вы знаете, они ходили за город. То есть этот 552-й ходил ещё в деревню Тёплый Стан. Так вот, первые впечатления: новый красивый дом, но абсолютно никакой, перед ним грязь. То есть вот как стройка закончилась, засыпано. А тогда дожди, что ли, шли, такая вот реальная грязь. И, соответственно, там какой-то отасфальтированный небольшой бордюрчик, дорога, а вокруг ямы, строительный мусор, плитка и т. д. Ни школ, ни детских садов, ни поликлиники, ни АТС, ни магазина. То есть всё это старое. Нас прикрепили к поликлинике, которая, естественно… Да, тогда к поликлинике прикрепляли, как и сейчас, в принципе. Ну, меня к детской, естественно, прикрепили. Детская, кстати, так и осталась для всех, новую не построили. А взрослую уже построили новую. И вот в течение двух-трех лет построили новую поликлинику рядом с нами, новый детский сад и новую школу – она уже была, то есть куда я пошёл. Но её построили вместе с домами, и практически получается, что я пошёл в первый год, как только её открыли, фактически вот сразу же. И, учитывая количество народа, у нас там было… Это сейчас не проблема, как мои дети ходят: несколько зданий одной школы, и там классы Г, Д, Е и т. д. Тогда каждая школа имела, значит, ну, А, Б максимум классы. У нас класс был 8 Г. То есть школа большая, много детей.

[И по тридцать-сорок в классе всё равно, наверное.]

Да, да, да. То есть, в принципе, школа была хорошая, она и сейчас, в принципе. 740 школ, № 748. Сейчас гимназия 1552, кажется. Значит, всю эту социальную инфраструктуру начали строить. Сначала, по-моему, одновременно поликлинику и магазин построили. Где сейчас «Перекрёсток», это гастроном, соответственно, был.

Знали соседей по этажу, потому что все приехали из коммуналок – привыкли. Был один старый продуктовый магазин на улице Генерала Тюленева, сейчас — магазин «Билла» (01:03:08-01:05:47)

На чем мы с вами остановились-то? На социальной инфраструктуре. Ну так вот, когда вся эта толпа приехала, ну, школа была, детей, соответственно, записали туда. Детские сады были старые. Но, естественно, не хватало. Приехали достаточно молодые люди с детьми. Наши соседи по площадке. Ну, там как: трёшка, две двушки и однушка, как вот сейчас в многоквартирных домах. Мы в трёшке – семья с двумя детьми, я школьник, старший брат уже работал, папа с мамой тоже работали. Соседи. В двушке, в одной из – семья, по-моему, тогда были с одним ребёнком, потом ещё один родился. Во второй двушке – тоже семья с дочерью. И в однушке одинокая пенсионерка, ветеран войны. Я к чему – к тому, что на площадке трое детей как минимум, школьного возраста и детсадовского.

[Соседей знали?]

Соседей знали по той причине, что, во-первых, как правило, все приехали из коммуналок: там привыкли общаться. Телефонов не было, то есть были дома… Телефон был на тот момент автомат. Причём, когда мы только приехали, и автоматов не было, то есть был старый автомат в районе магазина. А магазин был старый один, он был продуктовый, там, где сейчас «Билла», это за магазином «Перекрёсток», Генерала Тюленева, 2, по-моему, дом, что ли? А это дом 3, не знаю. Ну, в общем, «Билла». Был там ещё ресторан «Тбилиси». Вообще это как бы центр того Тёплого Стана был, ну, по моим представлениям, центр. Я думаю, что и географически. То есть географически центр того Тёплого Стана, который между Кольцевой дорогой и лесом.

Границы района: Профсоюзная, МКАД, Ленинский проспект. 5-й микрорайон Теплого Стана был на месте улицы Генерала Тюленева (01:05:47-01:10:10)

[А может быть, давайте сразу иллюстрировать пометками. Где был примерно магазин как центр Тёплого Стана?]

На карте Тёплого Стана проще это сделать.

[Важна не географическая точность, а именно ваше восприятие, как оно соотносится с картой.]

Да, ну хорошо. Профсоюзная улица, Кольцевая дорога, Ленинский проспект. Здесь, собственно, Тёплый Стан. Тут у нас Коньково, лес. Ленинский проспект, здесь кусок Тёплого СтанаЛенинского проспекта.

[А можете улицы подписать?]

Сейчас подпишу. Лес, лес, лес, лес. Здесь у нас… Вот здесь [улица] Волгина, академика, значит, у нас ныряет. Вот сюда Новоясеневский проспект пошёл. Здесь улица Тёплый Стан. Здесь Академика Варги. Ленинский проспект. Здесь проспект Вернадского. Гостиница «Салют». Проспект Вернадского. Вот Теплостанский проезд. Улица Тёплый Стан. Изгибается она вот здесь вот как раз. Площадь. Здесь сейчас «Перекрёсток», тогда вот этот гастроном построили. Здесь сейчас будет метро. И вот вдоль Кольцевой идёт улица Генерала Тюленева. Тогда она, по-моему, не называлась улица Генерала Тюленева. Или уже называлась? Дай бог памяти. Вообще, когда мы приехали, это был 5-й микрорайон Тёплого Стана.

[Значит, это была не улица Генерала Тюленева, а 5-й микрорайон?]

По-моему, какой-то проектируемый проезд. Я могу ошибаться. Вот сюда она соединяется с Ленинским проспектом, и здесь исторический Тёплый Стан протекает.

[Где улица Генерала Тюленева – там была деревня?]

Да, улица Генерала Тюленева. Где точно она была, сказать не могу. Имеется в виду тот Тёплый Стан, который был до нашего приезда, то есть построенный в [19]60-х [19]70-х годах. Многоквартирные дома здесь вот эти вот, как раз эти самые. Здесь метро в центре. Тут вот наша школа стояла. Наш дом был здесь, на улице генерала Тюленева. Естественно, никакой церкви тогда ещё не было. Это был такой пустырь. Там была детская площадка какая-то, ну, такая, совсем старая. Лес. Здесь у нас ПТУ.

К/т “Аврора” как один из центров притяжения. Было два ресторана в районе. Магазины “Лейпциг” (на ул. Академика Варги) и “Ядран” (на ул. Профсоюзной) – из сети магазинов, где продавали импортные вещи. Называли “Бермудский треугольник”, т. к. еще на Ленинском проспекте был магазин польской моды (01:10:10-01:17:30)

А вот здесь потом как раз вот к объектам социальной инфраструктуры построили кинотеатр «Аврора». Это был, который сейчас успешно снесли. Это как раз был один из центров притяжения нашего. [Смеется.]

[А что там было, помимо того, что в кино ходили, как-то встречались, собирались?]

Ну, встречались, собирались в разных местах. Так, сейчас «школа» пишу, тут школа № 748, тут поликлиника. Здесь дом 3. Значит, адрес у меня в Тёплом Стане: улица Генерала Тюленева, дом 3. Вот здесь вот «Билла», тогда это был продовольственный магазин. Здесь ресторан «Тбилиси». Ресторан «Тбилиси».

[В принципе, всё было, вообще всё, что нужно.]

Мало того, был и здесь ресторан. Я уже забыл, какой. Вот здесь вот был, но, к сожалению, недолго ему осталось. Для нас, кстати, это потрясение, для жителей, магазин «Лейпциг».

[А что с ним связано такое?]

Так, вот здесь вот магазин «Ядран». Да, это я отдельно хотел рассказать. Магазин «Лейпциг». Дело в том, что это был центр притяжения вообще всего этого самого, всего города Москвы, а также и практически всей страны. Дело в том, что, значит, понятно, при наличии товарного дефицита, который был в Советском Союзе, очень важно было вещи достать. И когда ты мог купить вещи хорошие, кто их мог там обменять, не обменять, кому-то подарить, а кто-то бы, в свою очередь, подарил тебе что-нибудь другое хорошее. Либо родственникам, либо продать с наценкой. То есть вот так и жили. Магазин «Лейпциг» был один из сети магазинов по названиям социалистических стран. То есть это были импортные вещи. Почему ещё, собственно, Тёплый Стан так нам понравился, потому что там было два таких магазина: магазин «Лейпциг» и магазин «Ядран». Причём в пешей доступности. До них можно было дойти. А вообще, тут назвали «бермудский треугольник» – это вот одна из городских, ну, это не легенда, это такое название. Здесь был магазин «Лейпциг» на улице Академика Варги, на Профсоюзной был магазин «Ядран», это югославские товары. А на Ленинском проспекте был магазин польской моды. И всё это можно было, так сказать, целенаправленно, особенно наши гости с юга – грузины, армяне, азербайджанцы – они, так как деньги были, но не было на что их потратить, они целенаправленно чуть ли не жили. И ждали, когда там выбросят какой-то товар. То есть, значит, когда был завоз. Чем хорош был магазин «Лейпциг», магазин «Ядран», польской моды, потому что там был ещё на Севастопольском проспекте магазин «Бухарест», были магазины по другим столицам.  Если не изменяет память, где-то в районе Университетского проспекта был магазин венгерский «Будапешт», то есть по столицам социалистических стран. Но «Лейпциг» – это ГДР. ГДР, немцы, соответственно, немецкое качество. Все мы гонялись, собственно, за немецкими товарами. «Ядран» – это Югославия. У Югославии тогда были особые отношения с Западом, соответственно, западные товары они, как минимум, копировали. То есть если румынские товары не котировались практически – ну, мебель и т. д., – то немецкие и югославские товары котировались именно, как обувь, одежда для носки. Потому что моделями там – там же, например, «Саламандер» продавали. «Саламандер» – это западногерманская обувь хорошего качества. Поэтому тот, кто здесь жил и имел доступ, в общем-то, понятно, что смотрели несколько свысока на остальных.

[А от кого узнавали, что выбросили, например, сапоги?]

Ну, на самом деле выбросили сапоги – это стихия. То есть если их выбросили, то через какое-то время их уже нет. Даже если кто-то их купил, мог тебе позвонить: вот беги. Ты мог и не успеть добежать. Но, помимо этого, что лично мне запомнилось как ребенку на тот момент: были такие модели железных дорог, ГДРовские, «Пико», очень хорошего качества, они и сейчас, в принципе, котируются. Ну, и вот эти вот модели железных дорог очень точно в отличие от наших игрушек. Наши игрушки – они такие схематичные были более или менее. А эти просто именно модели. И любой мальчишка в Советском Союзе мечтал о такой модели. Тут можно было прийти и всегда – там был отдел детских товаров – всегда продавали. Как минимум хотя бы рельсы, паровозики, вагончики. То есть если у тебя были деньги, ты мог купить. А так как всё это сериями было и завозилось, то ты мог эту серию отслеживать и покупать то, что тебе хочется. Но, как правило, денег не было, потому что они стоили довольно дорого. При зарплате семьдесят-сто двадцать рублей эта модель стоила там рубль, два, пять, десять – от размеров [зависело]. Могло и до пятнадцати рублей доходить. То есть это большой процент от зарплаты. Поэтому, естественно, у школьника карманные деньги были – ну десять, пятнадцать копеек, двадцать. Мог накопить рубль. Для меня было большое человеческое счастье, когда однажды я весной пошёл гулять в лес. Я очень любил ходить гулять в лес, потому что человек был лесной, родился, грубо говоря, в лесу, то есть гарнизон, где папа служил, он в общем-то пятнадцать километров от норвежской границы, десять километров от ближайшего города, аэродром и сопки, речка горная, лес и болото. И там, соответственно, посёлок. Ну и мы с друзьями, естественно, жили в лесу: гуляли в лесу, собирали грибы и ягоды и т. д. Поэтому, как лесной ребенок, я, собственно, по лесу скучал в городе Москве. А тут – лес.

Тропаревский лесопарк был настоящим лесом. МКАД была двухполосной, переходили ее пешком. На Кутузовском проспекте рассказчик собирал грибы и ягоды ирги, ловил рыбу в Москве-реке (01:17:30 - 01:20:57)

[А тут вот как раз и лес есть, вообще всё есть.]

Он был не такой, конечно, этот лес, он сильно отличался от того леса. Но это был действительно лес. То есть сейчас это парк, тогда это был лес. Тем не менее это был лес. Почему? Потому что там я даже видел зайца. Причём белки там и сейчас есть, но зайцы – это, видимо, были последние зайцы, которые туда попали. Потому что кольцевая дорога, Московская Кольцевая Автодорога – она была две полосы. И мы её переходили просто пешком. Никаких разделительных, никакого.  Это сейчас невозможно представить, но на самом деле она была уже, чем этот вот 3-й Сыромятнический переулок [Прим. – где проходит интервью]. И животные – они тоже. Так как там дальше довольно-таки большой лесной массив шёл, то, скорее всего, эти зайцы просто перешли и как бы туда попали.  Это действительно был лес, там были грибы, ягоды. Сейчас там, конечно, всё с собаками утоптали. Ну, парк с элементами леса.

[А тогда ходили собирать там грибы?]

А тогда – да, в принципе, я собирал по старой памяти грибы. Правда, я умудрялся собирать грибы, вы будете смеяться, и когда мы жили на Кутузовском. Все удивляются, тем не менее это факт. Есть такие грибы – шампиньоны. Они, в принципе, растут и в городе. И я их собирал. Они как бы [росли] на газонах, на этих самых. Ну, понятно, что тогда экология была другая, конечно. Но не сказал бы, что лучше, потому что тогда машины, например, заправляли бензином не как сейчас там Евро-3, а реально с добавками свинца. И предприятия тогда коптили в полный рост, то есть, там, завод Хруничева, он как бы это. Тем не менее мы эти грибы, которые я собирал, варили, ели и, собственно, живы. То есть вот такая вот городская вещь. Плюс там же, на Кутузовском, там были заросли ирги, если идти от нашего дома до станции метро «Фили». Ирга – это кустарник такой с тёмными ягодами. Я их тоже собирал. У меня и на даче сейчас растёт несколько кустов. Они довольно вкусные. Это всё ели. Мало того, я и рыбу в Москве-реке ловил. Да, она там была. И сейчас, наверное, есть, но сейчас я просто её не ловлю. Но это не Тёплый Стан, поэтому я об этом рассказывать не буду.

«Лейпциг» как пространственный ориентир, центр района (01:20:57-01:23:45) 

Ну так вот, значит, возвращаясь. Как-то я пошёл в лес, а было это весной, то есть снег уже опустился, стаял. Попадались куски земли и лужи. Смотрю, а там плавает рубль. Целый рубль. Видимо, кто-то потерял его, занесло снегом. И это такой праздник был. Поэтому в этих магазинах особо-то мальчишке не разогнаться было. Но родители тем не менее покупали как-то что-то. Поэтому, значит, вот эти вот «Лейпциг» и «Ядран» – как бы вот этот «бермудский треугольник» одним из опознавательных знаков служил. Я, предположим, где-то года три, наверное, назад ехал, таксист – старый грузин вот: «Куда ехать?» Но тогда, собственно, особо-то немолодой человек навигаторами [не пользовался]. Я и говорю: «Ну, вот если помните, вот «Лейпциг»». – «А-а-а. Поехали». [Смеется.] Так что это было одним из маяков. Ну и «Ядран». Мы туда ходили пешком. Соответственно, там, родители, ну, папа-то понятно, а мама довольно-таки часто туда захаживала. И вещи оттуда – обувь, куртка – то есть мы носили, можно было купить. Но сначала, когда мы переехали, вот тут вот только этот старый магазин. И почему центр? Потому что 552-й автобус с «Югоападной» приходил туда, на эту площадку. То есть, видимо, когда ещё был старый Тёплый Стан, он здесь же и останавливался, даже когда деревня была. Потом уже пристроили дома, пристроили это самое, ну, и разворотная площадка автобуса. Сейчас там, конечно же, этого нет, автобусы здесь проходят по улице Тёплый Стан сквозняком. Ну, и метро уже начинают строить. Это наша недостижимая мечта была, потому что метро было «Беляево». И потом уже постепенно доводили до «Коньково», «Тёплый Стан» туда пошёл, на Ясенево.

После опроса жителей построили бассейн и кинотеатр. Детская библиотека. Гуляли в лесу, устраивали пикники (01:23:45-01:27:50)

Что интересно и нехарактерно. Казалось бы, Советский Союз, плановая экономика и т. д., но я помню, что был опрос и жителей спрашивали: что вы хотите, чтобы у вас построили? На выбор предлагали: бассейн, кинотеатр, что-то ещё. Народ, естественно, голосовал за бассейн, за кинотеатр. Их и построили. Вот здесь построили бассейн. Но мы им не пользовались, потому что, ну, довольно далеко идти, а вот кинотеатр… Естественно, в кино тогда ходили, Интернета не было. Здесь была библиотека. Библиотека была центр притяжения, потому что…

[Библиотека?]

Да, библиотека, как это ни странно. Детская библиотека.

[Где она была?]

Она и сейчас здесь, вот здесь, напротив. Значит, это гастроном, сейчас «Перекрёсток». А через дорогу, вот здесь, где школа самбо, вот этот блок, всё не в масштабе, конечно…

[Ничего страшного. Можно просто «биб.» написать или «б.»]

Библиотека детская. Детская, потому что взрослая была вот здесь, на Академика Варги. Она и сейчас здесь. В библиотеки ходили, книжки брали, читали. Ну и соответственно, кинотеатр «Аврора». В кино ходили тоже. Гуляли, разумеется, в лесу.

[Гуляли компаниями или семьями? Или с друзьями?]

И семьями, и компаниями. Когда это был лес, то была такая практика как бы пикников. То есть семья собиралась. Ну, в принципе, и сейчас это сохранилось, у кого дачи нет. Сейчас с этим сложнее, потому что лесники, костры и так далее. А тогда брали, собственно, семью, старшее поколение, младшее поколение. Брали, если удавалось, мясо [на] шашлык либо бутерброды и т. д. И выезжали на природу. Разжигали костёр, пекли картошку. У кого было – музыкальное сопровождение. Но, учитывая, что тогда магнитофоны были… Что такое магнитофон, вы знаете: такая коробочка, куда вставлялась вместо флэшки кассета. Либо даже две катушки с плёнкой. То есть насчёт патефона не скажу, я их уже перерос, хотя патефон в нашей семье был, даже и не один. И, соответственно, выезжали на природу, вот туда мы ходили, разжигали костры и отдыхали – на майские, когда просто. Ну, договаривались, ездили. То есть это как бы семейный отдых. А также здесь же у нас пруд и зона отдыха Тропарёво. То есть это не Тропарёво, которое за… Мы к нему, кстати, мы туда даже и не ходили, потому что далеко.

[То есть то Тропарёво – это как бы чужая территория.]

Да, это чужая территория просто из-за того, что это был Ленинский проспект. И на Ленинском проспекте, в отличие от МКАДа, движение было всегда хорошее. Поэтому даже перейти – переходы были далеко. То есть перебежать – не перебежишь. Ну, и что там делать, собственно? Лес и лес. У нас и свой лес есть. Зачем куда-то ходить?

[То есть это была такая граница для вас?]

Ну да. Логическая граница. То есть граница здесь, граница МКАД, хотя мы МКАД переходили.

За МКАДом был военный городок и Мосрентген. Хованское кладбище в Мосрентгене. Теплостанская возвышенность – самое высокое место в Москве: там огромное водохранилище, вода при необходимости может питать всю Москву. Улица Академика Волгина – граница обитания (01:27:50-01:30:20)

[Ну, там тоже нечего делать было.]

Здесь был. Нет, тут ходили, скажем, мы конкретно ходили… Во-первых, здесь был военный городок, он и сейчас есть, Таманской или Кантемировской дивизии – не знаю. Здесь же Мосрентген – предприятие. Вот это одна из легенд: что Оля там говорила, радиация и т. д. Это скорее всего оттуда ноги растут, потому что рентгеновские аппараты, излучение. Ну, а для бабушки какая разница: излучение – значит, радиация. [Смеется.] Хотя, по большому счёту, на Калужской здесь были предприятия космической отрасли. Я, кстати, работал на одном из них, и папа с мамой работали. Вот там могла быть реальная радиация. Но чтобы всё это вывозили в Тёплый Стан, не думаю. Там можно было и ближе вывезти, в конце концов. А мы ходили сюда. Здесь же Хованское кладбище, а там были наши родственники похоронены, мы пешком ходили. Сейчас мы ездим либо на машине, либо на автобусе. А так можно и пешком пройти. Вот, значит, это вторая граница. А третья граница – это Профсоюзная улица, вот здесь водопроводная станция. Так как это Теплостанская возвышенность – самое высокое место в Москве, то, соответственно, здесь большое подземное водохранилище, и если насосы там не дай бог отключаются, на случай чего-нибудь, то самотёком вода может всю Москву питать. Вот это вот водохранилище – оно здесь. Но что там делать, да ничего особо. Здесь тоже пустырь был. Там Битцевский лес уже начинался. То есть тоже. Ну и, соответственно, вот здесь улица Академика Волгина. Вот это вот граница обитания. Вот, значит, собственно, здесь мы жили, здесь учились, сюда ходили развлекаться, сюда ходили в библиотеку, сюда в магазин. На пруду отдыхали. Здесь была лодочная станция. Здесь же купались. Оно и сейчас всё это осталось, только модифицированное. Зона отдыха Тропарёво.

«Самбо-70» еще не было таким известным (01:30:20-01:34:12)

«Самбо-70», естественно, было. Но оно было как спортшкола, то есть мы про него и не слышали особо, это сейчас «Самбо-70» звучит. Там это, фигуристы – это наша… это самое.

[Гордость.]

А так, обычные ребята, причём… Ну, мы, я помню, даже подрались.

[Подрались?]

Подрались, да. Ходили, шли в зону отдыха с друзьями, а там ребята отдыхали с девчонками. Ну, и чего-то там я ляпнул, слово за слово, и понеслось. Но потом, что интересно, после драки, пожали друг другу руки. В общем: «Вы из какой школы? – Мы из такой-то. – А мы вот это из Самбо. Ну, типа, ладно, если чего, типа, как бы…» То есть это дело житейское, хотя подрались-то серьёзно, до крови. Но именно что кровь пошла – всё, драка прекращается. То есть не жестокость, а это именно… Ну как, спорт не спорт, конечно, по мозгам-то получил, до сих пор помню, хорошо, ну было за что. Но, собственно, я к тому, что «Самбо-70» уже было, но пока ещё без этой вот известности, которая сейчас есть.

[Это был какой-то моментный конфликт, а так не было ситуации, что у вас какие-то эти воюют с этими, мальчишки от школы?]

Почему же не было. Соперничество было. И могли быть и такие конфликты. Но, в общем-то, опять же в той же зоне отдыха… Значит, пошли отдыхать как-то, гулять. Ну, просто гуляли. Интернета ещё не было. Что делали? Читали книги, играли в настольные игры или же гуляли. Большую часть гуляли. Играли в войну, просто шатались, как всегда. Пошли. И спорт. Там площадка волейбольная. Ребята играют. «Ребят, приветствую, а можно? – Ну, пожалуйста». Встали в круг и мячик кидают. Причём потом уже, никто никого не знает. Просто – можно? Можно. Если можно, тебя пускают. Это не один раз. Это как бы несколько раз. Умеешь? Пожалуйста. Понеслась. И, значит, потом разошлись, ну: «Ты, типа, из какой школы?» – «748. А вы из какой?» Значит, там тебя идентифицировали по школам в первую очередь, а потом уже по улицам. То есть если ты учишься в этой школе, к школе ты приписан, потому что ты там с ней рядом живёшь. То есть редко было: вот те, кто ребята, которые у нас учились в школе, которые в военном городке у них родители. Но там была другая ситуация, там просто, во-первых, нормальной школы не было, и, во-вторых, как-то проще было военным устроиться. В общем, они оттуда пешком ходили через Кольцевую каждый день утром, в школу и из школы. У меня друзья были оттуда тоже. Мы даже, по-моему, к ним в гости ходили. Ну, естественно, интересно, там воинская часть, там военная техника. Можно было там полазить даже где-то, что-то залезть. Так что туда ходили.

Дворовая жизнь. Дом на улице Чайковского, где жили дядя и бабушка рассказчика, был в кобыльем дворе. В “свой” двор не пускали тех, кто не в авторитете у себя во дворе, поэтому возникали конфликты (01:34:12-01:37:10)

А так, что касается соперничества двор на двор и т. д., такое было. Ну, опять же, это отдельный рассказ. Во-первых, то, что я вам рассказывал, где мои дядья жили и мама ещё до войны после революции. Они же, исторические дворы в Москве, имели свои наименования. И этот двор наш – ну, я там никогда не жил, но «наш» по родственникам – он назывался «кобылий двор». И я когда в РГГУ поступил, с молодым человеком познакомился, мы до сих пор дружим, он сейчас в Америке живёт, он тоже коренной москвич, он у родственника спросил. Мы, студенты-историки, тоже всем интересовались, писали работы, свои корни выявляли – где что. Вот почему я всё это и знаю, потому что я интересовался, откуда там мы, собственно, пошли, мне рассказывали. Он говорит: «А-а, – говорит, – да, вот спрашивал я у родственников, – говорит, – кобылий двор – они с ними выясняли стенку на стенку». [Смеется.] Ну, да, было такое. Почему кобылий двор – потому что девушки там, в общем, были такие покладистые. И туда соседи, значит, ходили. А так, если там не с твоего двора пришёл…

[А, то есть…]

Ну нет, но это не всегда, всё на самом деле система авторитетов и вообще система взаимоотношений. Она описана ещё до меня, и, собственно, многие писатели, там, Окуджава и т. д., кто там жил, они описали это. Вот оно так и было, ну, по моим, то, что мне там рассказывали родственники. То есть да, действительно, если ты где-то там более-менее нормальный пацан, грубо говоря, полукриминальный, в авторитете, то есть не докладываешь там про кого-то, не сексотишь и так далее, если там…

[Надёжный.]

Да, то есть у тебя авторитет нормальный, то к тебе, скорее всего, никто и не прикопается.  Но если ты кому-то перешёл дорогу, пришёл, там, чью-то девушку, то тут уж извини, дорогой. Но, с другой стороны, если ты в чужой двор пошёл и т. д., то ты уже чувствуешь: там либо свои силы рассчитываешь, либо какую-то поддержку своего. Поэтому эти вот конфликты возникали. Ну, это ещё с деревенских времён пошло – община: вот свои, а вот чужие, то есть то, что как раз ваше, это самое.

В Теплом Стане были группы: по классам внутри школы, но классы друг друга знали, были своими. Недалеко была другая школа, с ними уже были конфликты, их знали меньше. По одному не ходили (01:37:10-01:43:05)

Ну вот, значит, что касается наших теплостанских взаимоотношений, вот там вот такие были взаимоотношения. Но, действительно, были группы. Они там ещё из школы. То есть вот в школе группа – класс, соответственно, в классе ребята; тоже там внутри класса все взаимоотношения. Ну, оно и сейчас так же: кто-то как-то, но большей частью все друг друга знают, то есть это свои. Что там внутри, то есть он свой больше, он – меньше. То есть там есть группа лидеров, есть группа рядомстоящих, есть группа – ну, отверженные не отверженные, но как-то так. Всё это было и тогда. Но так, чтобы там кого-то откровенно травили, я не помню, без дела. За дело, конечно, можно было попасть, но на моей памяти, вот так, чтобы откровенно кого-то затравливали, не было такого. Так вот, значит, ты в каком-то в этом классе находишься, вот тот соседний класс… Ну, я вам говорил, что у нас был 8 Г. После восьмого разошлись многие, то есть кто-то ушёл в ПТУ, кто-то ушёл в другие школы. Но, собственно, после восьмого класса куда можно было тогда уйти? Только вот либо продолжать образование, либо его закончить, неполное среднее, работать пойти, либо полное среднее получать. Соответственно, уже у нас осталось старших классов «А» и «Б». Я был в «Б». В «А» собирали всегда лучших, как всегда. В «Б» – так, более-менее. Но тем не менее классы друг с другом общались, то есть мы параллельный класс знали. Не то чтобы мы там прямо «вась-вась», но большей частью. Это вот свои. Но у нас 748 школа, была между ними школа, стадион. И на горе другая школа. С ними уже как бы…  То есть кто-то с кем-то рядом жил, и, значит, одни учатся в одной школе, одни в другой. Если ты, предположим, живёшь на площадке, ты парня знаешь, с ним уже там можно…  То есть такой конфликтной ситуации не будет. Ты вечером идёшь: «Ты кто? И вообще, что ты тут делаешь?» А тут вдруг твой знакомый: «О! Вася, здорово». – «Здорово». Это там мой знакомый, мы с ним это самое, всё нормально. А так можно было и огрести, если что. Оно, в принципе, и сейчас есть. Но таких откровенных гопников, конечно, не было. Но, в принципе, могло быть и такое, что там прикопались бы. Но, собственно, не помню я. Да и как-то вот обычно по одному-то не ходили, когда гуляли. А прикопаться к нескольким тоже… Тем не менее и такое могло быть, но большей части вот – сотрудничество. Вот в том же кино: ну что, купили билеты, смотрят, после кино там кто-то покурить, кто-то ещё что-то. Ну, школьники. Тогда тоже, собственно, старшие классы за угол бегали. Бегали, бегали. Учителя гоняли. И мало того, естественно, и взрослые если заметили, вполне получить замечание: «Ты сопли ещё вытри, а ты уже куришь». Люди-то, особенно кто там, мужчины, там старшее поколение, бабка какая-нибудь могла и приложить. [Смеется.] Тут даже никто не стеснялся. Вот, собственно, взаимоотношения между группами. Но если уж познакомился, то там уже кого-то знаешь, что куда-то пошёл, значит, где-то. Вот, типа, у вас там такой-то учится, я его знаю. – «А, ну так ладно». Типа тоже не чужой вроде, не откровенно чужой. Но еще раз говорю: специально чтобы там прикопаться, чтобы свою территорию защищать, ну, не помню я такого. Могло быть. Но, во всяком случае, без всяких проблем мы ходили по району. Ну да, большой город, разные люди. Почта у нас была вот здесь, она и сейчас здесь, практически у Кольцевой. Поэтому чтобы на почту – либо на автобусе, либо пешком. Но с автобусами были свои проблемы, то есть прямого автобуса туда не ходило, с пересадкой. И проще было, пятнадцать-двадцать минут – не зазорно было сходить. Ну и тут другие магазины продуктовые. Ну, там как-то своя жизнь, свои школы в этом углу, свои дети.

Теплый Стан называли Теплаком. Жители себя как-то не обозначали. Жители центра свысока смотрели на “лимитчиков” из Теплого Стана (01:43:05-01:45:10)

[Были какие-то неофициальные кодовые названия для этих мест?]

То, что Тёплый Стан Теплаком называли, да, это было. А что касается… Как-то я не упомню.

[Улицы те же. А как, кстати, друг друга? Вот было ощущение, что теплостановцы, жители района, как-то именовались?]

Да как-то нет, не помню я такого, чтобы как-то жители себя ассоциировали. Москвичи и москвичи.

[Вы, по сути, ведь не взаимодействовали с другими районами? Не нужно было различать?]

Да это всё, в общем-то, в основном автономно, остров, по большому счёту. Поэтому здесь с кем там… Ну, а в центр, в центре все – как сказать. Хотя, в принципе, кто переехал, большая часть народу переехала из центра, но тем не менее те, кто жил в центре, они, естественно, свысока смотрели. Вот тут лимитчики приехали, понимаешь. Хотя и с того же Кутузовского проспекта, куда уж тут центрее. Нет, можно, конечно. Есть тут Лялин переулок и т. д., те, кто вообще живут там. Самый-самый центр там, но тем не менее. То есть не помню я такого, чтобы как-то себя ассоциировали.

Линия обороны Москвы была построена в лесу, в середине 1980-х открыли памятник. Недостроенный пансионат для ветеранов сцены – сейчас там академия Андрияки (01:45:10-01:50:10)

[Наверное, я вас уже сильно задерживаю, отвлекаю. Я бы потихоньку собиралась. Может быть, что-то хотите дополнить такое.]

Касательно городских легенд. Особо я городские легенды не упомню. Но вот легенда – это не легенда на самом деле, в принципе, – вот это линия обороны Москвы, которая была построена, но не использовалась, она как раз была построена в лесу. И когда я туда попал, я знал, что это такое, потому что в нашем посёлке, где я родился, аэродром военный. Но во время войны там были оборонительные сооружения, война там была. Там было много вокруг окопов, блиндажей, куча железа, бомбы, гильзы, каски и всё такое. То есть бои там были серьезные. Я знал, что это такое. И я когда сюда попал, я вижу, что знакомая конфигурация. То есть канава. Это яма. Палки. Я понимаю, что это окоп, это блиндаж и т. д. Но откуда они здесь взялись? Потому что до Москвы немцы не дошли. Потом, действительно, года через два, наверное, открыли этот памятник. А памятник – это дот, где формировалась 427-я, кажется, ополченческая дивизия. Он в районе пруда. Его восстановили, этот дот. Ну, я раньше догадался, потому что тогда ещё противотанковый ров, оборонительный район, а в глубине оборонительного района были так называемые неподвижные огневые точки. Нашёл я там железный колпак. Причём я его после этого не видел, но уволочь его оттуда не могли, он очень тяжёлый. Возможно, он просто в землю ушёл и там сейчас и лежит. Это очень редкая штука. Это оборонительное сооружение. То есть огневая точка на одного человека. Огромная… ну как, не огромная, наверное, вот с этот стол размером металлическая бочка, сверху вырезана амбразура, из которой ведётся огонь. Она стоит на фланге и обстреливает позиции, которые… Ну, чтобы враги не подобрались к флангу, не захватили сбоку. Фланговая так называемая огневая точка. Она там была. Ещё раз говорю: наверняка там есть, потому что из лесу её выволочь… Туда её, когда строили эту оборонительную позицию, там строили бетонные доты, они выходили из них, как памятник. Ну, не один на самом деле. Там ещё на Коньково такой же дот стоит. Его тоже как памятник сделали. Ещё дальше туда. То есть вся эта линия… Вот, собственно, это как легенда была, потому что тогда мы не знали про эту оборонительную линию, что она была. И только вот через пару лет… Но я догадался, что не просто так, что это действительно оборонительная линия. А уже потом был южный рубеж обороны. Если бы немцы сюда подошли, то, соответственно, использовали бы это. Но боёв там не было. Тем не менее они до сих пор, эти окопы, остались. Но по поводу радиации я вам уже сказал эту легенду. Мосрентген, предприятие, скорее всего. Либо, ещё раз допускаю, что на самом деле могли что-то куда-то сложить, пустырей там было достаточно. И то, что на месте, где сейчас Андрияка… На самом деле вокруг теплостанского леса строили несколько так называемых пансионатов для ветеранов войны и ветеранов труда.  И вот там построили такой же пансионат для ветеранов сцены. Но его не достроили. Не из-за того, что там какие-то ядерные отходы, а просто к тому моменту – это [19]90-е годы – просто уже финансирование прекратилось. Ну, а потом просто снесли и поставили эту самую… А те пансионаты, которые успели построить, они вот тут вот находятся, там ветераны войны живут. Это в районе ручья, где вытекает. Ну вот, что ещё? Да, можно было бы ещё что-то рассказать, но, опять же, время.

[Да, можно было бы и на несколько часов, видимо. Столько интересного рассказываете.]

Район Фили. Дорогомиловское кладбище снесли, а потом находили во время строительства черепа и кости. Дети собирали монетки, падавшие на рельсы (01:50:10-01:52:50) 

Да, потому что, помимо этого, есть там же целый кусок жизни – район Филей, Кутузовского проспекта, Хруничева. Там, например, из наших, грубо говоря, вещей. Там было Дорогомиловское кладбище. Его снесли, но когда там что-то копали, то кости, черепа и т. д. – они прям в ямах лежали. Мало того, памятник помню: я тогда не знал, что это такое, некие значки странные, я думал, что это ноты. Уже потом, когда я, собственно, вырос, я понял, что это было на идише что-то.

[А, там было еврейское кладбище...]

Да, там было еврейское кладбище. Потом я узнал, что оно было там. Я помню, эта плита лежала, её не стали почему-то вывозить. Вот она лежала, она большая была, красивая плита с надписью на идише. Что-то такое было. Плюс метро – вот эта верхняя часть Фили. Идиоты были, но бегали, перебегали через метро. Причём там же контактный рельс, десять тысяч вольт. И мы на него наступали. Но он в этом, в коробе в таком деревянном. И, слава богу, идиотам повезло. Ну, дуракам везёт. Много чего можно было из этой части. Парк Победы. Мой папа его сажал в своё время, потому что там была городская свалка ещё с дореволюционных времён, где сейчас парк Победы. И Поклонная гора. Соответственно, за Поклонной горой была свалка. Комсомольцы и рабочие предприятия Хруничева на субботнике посадили там лес. А потом, когда лес вырос, уже в этом лесу выстроили, открыли этот самый. Да там много чего. Как мы деньги собирали. Там была платформа. И на мороженое мы себе собирали очень простым способом. Платформа электрички – она и сейчас есть – Фили. Народ, когда бежал в электричку, монетки падали, а мы просто подлезали, собирали. Всегда на мороженое набиралось – семь копеек. Арбузы разгружали. Много чего всякого. Ходили, просто брали, там привозили арбузы вагонами, разгружали. Просто подходишь: дайте, пожалуйста. Когда разгружали, они падали и разбивались. Им не жалко было.