АМВ (1978). Москва

Переезд, биография

[Это Маша, мы довольно давно знакомы и Маша сейчас будет рассказывать про Чертаново, насколько я понимаю.]

Да, про Чертаново Центральное. Значит, я родилась в семьдесят восьмом году, всю жизнь жила в районе Чертаново Центральное, на улице Красного Маяка, дом 4. И переехала я оттуда в 2007-м или в 2008-м году, точно не помню.

[То есть ты прожила там практически…]

Я прожила там большую часть жизни, да, вот.

Чертаново Южное, Центральное и Северное

[Можно я буду потихонечку как-то спрашивать, потому что я не очень понимаю. Про Чертаново Северное, Чертаново Южное я понимаю, а это Чертаново]

Центральное…

[Центральное. Это где?]

Сейчас там выстроена станция метро «Пражская», про которую я ещё расскажу. А начинается Чертаново Центральное на Варшавке где-то. То есть Дорожная улица — это уже Южное [Чертаново]. А за Варшавкой у нас начинается Центральное, там, где улица Красного Маяка, Днепропетровская, Кировоградская.

[Там, где рынок вот этот был, это Чертаново Центральное, практически немножко в сторону Северного, чуть-чуть оно продолжается…]

Да-да-да. А Северное начинается где-то в районе Балаклавского проспекта, но не доезжая до него. Новый ориентир — церковь Державной Божьей Матери, которую недавно построили у метро «Чертановская», это уже Чертаново Северное.

[А Центральное, получается, ограничивается улицей Красного Маяка, где метро «Пражская», соответственно, перпендикулярно Красного Маяка и туда в сторону метро «Южная».]

Да, метро «Южная» — это уже Чертаново Центральное. Но фишка в том, что я-то никогда этого не осознавала, ну Чертаново и Чертаново. Вот. То, что Чертаново бывает Центральное, я осознала только, когда пошла получать паспорт, вот, где было написано.

[Это четырнадцать лет?]

Да, четырнадцать. А, нет… Мы знали, конечно, что есть Чертаново Северное. Почему мы знали Чертаново Северное, потому что там были знаменитые вот эти дома голубые, с двухэтажными квартирами, которые то ли финны строили… По-моему, финны, да. Финские дома. И они считались такие модные, удивительные, там была пекарня, где пекли багеты. Вот, и мы знали, что это Северное Чертаново, но…

Метро «Пражская»

[Это в 80-х было?]

Да, в 80-х… Значит, метро «Пражская» у нас построили в первой половине 80-х годов, до этого от нас было добираться до города, так сказать, города (хотя мы не говорили «поехать в город»), в общем, довольно проблематично. Либо мы ездили через метро «Калужская», садились на 28-й автобус, который шёл по Чертановской и доезжал до »Калужской», этот маршрут и сейчас сохранён. Либо мы садились на какой-либо из автобусов и ехали до метро «Варшавская». В частности, был такой автобус знаменитый, второй, один из самых длинный московских маршрутов. Он начинался где-то вообще в Южном Чертанове, там где-то на Дорожных улицах, и шёл аж до Павелецкого вокзала. Вот. Этот маршрут я никогда не проезжала до конца. Вот. [Смеётся]. Но до »Варшавки» [метро] он шёл.

И, конечно, строительство метро «Пражская» и метро «Южная» — это было большим и важным событием. Помню, когда его только строили, вот, уже мы с нетерпением ждали, что вот наконец у нас построят метро, и ходили, в частности, слухи… Ну, не то чтоб слухи… Ну, в частности, мама моя говорила: «Там такие огромные переходы, что там можно проехать на машине!». Ну и действительно, там действительно огромные переходы, это было так, в новинку.

Кроме того, со строительством метро «Пражская» связано следующее. Там есть две скульптурные композиции. На улице, на выходе со станции метро «Пражская», стоит такая белая огромная статуя, которая изображает двух космонавтов, советского и чешского.

[Это не в сторону Красного Маяка, а в противоположную?]

Нет, это на Красном Маяке. Это на пересечении, это там, где угол Красного Маяка и Кировоградской. […] Собственно, и метро «Пражская», и мы все это знали, оно построено в честь советско-чешской дружбы, потому что полетели там советский и чешский космонавты. И вот они увековечены в этой фигуре. У этой фигуры, конечно же, стали тут же назначать встречи, это главный, главный был ориентир. И моя мама это сразу окрестила «братья-космонавты», хотя никакие космонавты не братья, ну, по соцлагерю братья, конечно…[Cмеётся].

Вот, а вторая знаковая скульптура — это в вестибюле подземного перехода у метро, где выходить на Красный Маяк. Это, значит, сидит на столбе такая женщина-город (она действительно женщина-город), вот, значит, такая девушка фигуристая, худенькая, в какой-то такой накидочке. Вот, и там чешский герб на этом столбе, и написано «Прага матка мест» — Прага мать городов. У Праги-матки тоже назначали встречи. Вот.

[Называли так, Прага-матка?]

Ну Прага-матка, да.

[Встречаемся у Праги-матки?]

Да, да, это было. Ну не то, чтобы как бы все это говорили, но это было, да, про Прагу-матку. Сейчас я ещё немножечко перескачу на другой сюжет. Вот, значит, знаменитые люди.

Знаменитые люди Центрального Чертаново

У нас были знаменитые люди. Нет, кто из известных людей жил в нашем районе, это такое как бы знание не общерайонное. Но вообще у нас в доме — или в соседнем доме… По-моему, у нас в доме, жил такой известный человек, Владислав Ардзинба, который известный хеттолог.

[Подожди, твой дом, следовательно, — Кировоградская?]

Красного Маяка, дом 4. Вот жил там, значит, Владислав Ардзинба [президент Абхазии в 1994—2004 гг.], который известный хеттолог, а потом он вообще прославился в девяностые годы как политик, ну, уже там, за пределами России. Вот, и ну не то, чтобы он с нами, с нашей семьей дружил, но мама к нему на защиту докторской [прим. инф. после просмотра расшифровки: «На самом деле, конечно, кандидатской. И вот еще примечание. В Википедии написано, что он защитил диссер в 1969 г. На самом деле это было в 1971 г. Так датируется и по каталогам, и вообще моя мама именно в 1971 г. и переехала»] ходила так, по-соседски.

Вот, а что касается таких известных фигур такого дворового — скорее, дворового — масштаба… Значит, у нас был такой замечательный человек, его звали Георгий Ефимович. Он врач-стоматолог, вот, который практиковал на дому. Причём у него и отец занимался стоматологией, тоже практиковал на дому у нас в Чертаново, а потом, значит, он передал дело Георгию.

У него дома стояла бормашина, в общем, всё было как надо, и к нему всё время были жуткие очереди. Несмотря на то что люди, в общем-то, жили в бедности, к Георгию Ефимовичу все старались попасть, потому что у него были золотые руки.

Ну, и в частности с этим вот что связано. Сначала он принимал… ну, снимал квартиру под врачебный кабинет в крайнем подъезде нашего дома, а потом он переехал на другой край дома — не помню, в какой подъезд. Ну если мы [жили] в двенадцатом, а он принимал в четырнадцатом, а переехал, по-моему, в четвертый.

А мы значит, с ребятами, у нас была такая идея, что надо тусоваться под окнами. Ну совсем, совсем как бы, когда мы были совсем маленькие, тусовались мы под окнами, ковырялись. И вот под окнами, где раньше был кабинет Георгия Ефимовича, мы находили зубы, коронки, инструменты… Я не знаю, за каким рожном это всё было выброшено прямо во двор, но это всё валялось на улице. И мы когда находили, нам было очень интересно — страшновато, конечно, там зубы найти, но это было… Да, а про отца этого Георгия Ефимовича, который тоже был стоматолог, он был человек непростой, я как раз это услышала сегодня от родителей, что он… Как его звали, не помню [прим. инф. после просмотра расшифровки: «Ясное дело, Ефим)»], мне сказали, что отчество было Соломонович. Этот Соломонович сказал, что «такие бюгели, как я, делают только в поликлинике Первого управления».

[Удивительно…]

То есть… Ну, видимо, он знал, где брать материал. Но всё это покрыто, так сказать, тайнами. Ну, непростой был человек. Из не таких знаменитых фигур, таких более… Ну, про местных чудаков могу рассказать.

Была, значит, такая женщина, дети её звали «татарка». Не знаю, кто она была по национальности, она действительно выглядела так… не очень славянской внешности… Это была такая очень пожилая женщина, она зимой и летом ходила в такой зелёной куртке, и на куртке у неё обязательно был прикреплена то ли медаль, то ли орден. Вот я не знаю, чего она была — войны или труда герой, ветеран, но была прикреплена награда. Всегда она очень ярко красилась, и вообще, когда я смотрела фильм «Древо желания», там, где героиня… Софико Чиаурели играет тоже такую блаженную, я просто поразилась сходству. Это была вот просто как героиня фильма. Какая была её странность? Она могла… она ходила с клюкой, вот эта татарка. И она могла остановиться, приподнять клюку в направлении невидимого кого-то и выдать длинную тираду. Тирада эта, во-первых, состояла из русского мата, во-вторых, из какой-то то ли глоссолалии, то ли действительно на каком-то языке нерусском, и кончалось всё это «фашистский морда» [Изображает акцент.] Вот. Вообще мы, дети, её побаивались. Хотя она никогда на людей не бросалась, никого из живых людей, кого видела, «фашистский морда» не называла, и я с удивлением даже увидела, что она вполне себе нормально там в магазине чего-то покупает. Но вот да, мы её звали «татарка». «А, сегодня татарка опять кричала». Ну, когда она там кричала, это слышал весь двор.

[То есть это было во дворе как раз, у твоего дома?]

Да, это было… Она, по-моему, жила в нашем доме.

Вот, ещё там была тоже… такой связанный с человеком детский фольклор, ещё там была такая пожилая, значит, женщина… Она сидела… Она всё время сидела во дворе, она была всё время закутанная в платке там, ну, в куче одежд, и она всё время чего-то шептала. Как я понимаю, шептала она молитвы, не знаю, откуда у меня такое знание, но почему-то оно есть. Но дети были уверены, что она колдует. Вот, и в частности, это самое, я помню, как соседка, Л[…], говорила: «Понимаешь, она колдует». Вот, называлось имя девочки, вот, когда девочка мимо этой бабки проходила, бабка сказала слово «мама», и хоп! — у той девочки умерла мама. Ну, вот, но я в этот фольклор как-то не верила.

[Вы её тоже боялись, прям вот так проходить мимо? Или всё-таки это было на уровне, что вот она там, про неё рассказывают, но вы там не подбегали, не испытывали?]

Нет, нет, мы не испытывали, но просто про неё дети говорили, что да вот, что колдует, колдовка. Хотя нет, ничего такого специального.

[А вот эта женщина, которая татарка, про неё тоже как-то пытались понять, почему она так себя ведёт?]

Ну, считалось, что она ветеран войны, и от войны она, значит, умом повредилась.

[Эта, которая про фашистов?]

Да, которая кричала «фашистский морда», и ещё у неё там медаль была… Я не знаю, может быть, это не за войну, может быть, она была герой труда. Ну, кто его знает?

Вот, значит, да. Ещё была такая интересная штука. У нас в конце 80-х появились, как мы их называли, индусы. Они на самом деле были индийцы, не помню, то ли бангладешцы, то ли пенджабцы, из штата Пенджаб. Но они реально были сикхи. То есть они ходили в чалмах, у них были браслеты на руке, ну, всё как надо. Они в связи с каким-то то ли производством, то ли ещё с чем-то приехали, их было человек десять, расселены у нас в доме были. И девчонки ну вот те, которые постарше, они с ними там, ну, тусовались. И вот эти сикхи… Ну, мы их не называли сикхами, их называли индусами, эти индусы, они и кадрить пытались наших девчонок. Один там был Мони такой, вот, этот Мони у себя на джинсах нарисовал сердце, вот, пронзённое сердце, и написал имя там девчонки одной, которая там жила в соседнем подъезде. В общем, ухаживал. Да, и девчата тоже к ним ходили, значит, тусоваться там домой. Вот, и рассказывают, рассказывает мне моя тоже соседка, что пошли они, значит, к этим вот, к индусам, а из соседней там из лестничной клетки, значит, там из двери высунулась бабка и шепчет: «проститутки!» Исчезли они где-то, уехали, ну, в начале 90-х.

[Они были только мужиками?]

Да, это были…

[нрзб. — 0.15.21]

Про это я ничего не знаю. Из того, что они у нас жили, девчонки вынесли знание, что для вот этих там азиатов любое кольцо на пальце — это значит, это признак замужества. И они этим, значит, умело пользовались. Когда там кадрят. Ну, «Вот у меня кольцо на пальце, я замужем вот»… — и они отваливали.

[То есть с одной стороны интересно, с другой стороны опасно?]

Да-да-да. Но, по-моему, одно разбитое сердце вообще было. У девицы одной.

[Не было истории, что они увозили кого-нибудь?]

Нет, нет, нет, нет, историй таких не было.

Магазины и рынки в Чертаново

Вот ещё, могу рассказать про систему магазинов.

[Давай.]

Это совершенно… Потом на карте нарисую, какие у нас были магазины. У нас на Красном Маяке, куда мы ходили в конце 80-х — тире — начале 90-х.

[Это вот в сторону Южного Чертанова или в сторону Центрального? Красный Маяк он вот так пересекает, соответственно, Кировоградскую?]

Во-первых, был магазин «Молоко» [ул. Красного Маяка, д. 2] на улице Красного Маяка, прямо на выходе из метро «Пражская». Там было прямо написано «Молоко». Потом, значит, на углу Красного Маяка и Чертановской улицы, то есть это туда, к лесу, был магазин [ул. Красного Маяка, д. 10], где с одной стороны была булочная, а другое отделение — это был овощной. Потом был магазин «Диета» [ул. Чертановская, д. 58, корп. 1], но до него надо было ехать. Это улица Чертановская, это ближе к улице Академика Янгеля. И это был какой-то зна[менитый магазин], вообще моя мама его очень любила, говорила, что там всегда был шикарный набор: там и рыба была, и крупы всякие (вот толокно мы там покупали, например). Вот была такая «Диета».

[Это в сторону леса?]

Это по той стороне, где поликлиники. Там есть две поликлиники, и вот не доезжая до поликлиник, по улице Чертановская, в сторону станции метро «Улица Академика Янгеля».

Потом есть такой магазин «Океан» [ул. Днепропетровская, д. 3, корп. 1], он и сейчас есть. Он находится прямо на станции метро «Южная». Это здание легко узнать, потому что там на доме такая мозаика, изображающая синие волны, такое оранжевое солнце. Нет, рыба там оранжевая. И там… за рыбой и ходили в этот «Океан». Но это было отдельное приключение ходить в «Океан».

[То есть ближайшая система магазинов — молоко, овощной?…]

Молоко, овощной и булочная. Дальше «Диета», это надо ехать.

[Да, и там продукты, которые там лучше? А «Океан» — это рыба и вот это всё?]

Да-да. Ещё из такой, значит, неофициальной топонимики, ну такой семейной, — «Вкусная булочная» [ул. Чертановская, д. 20, корп. 2]. Но это чисто семейное. Если улица Чертановская, на одной стороне кинотеатр «Ашхабад», и прямо напротив кинотеатра «Ашхабада», через Чертановскую улицу (сейчас там «Пятёрочка»), там была булочная-кондитерская. И там какие-то очень вкусные тортики покупались редко, и мы это называли в семье «Вкусная булочная».

Да, ещё были, значит, торговые точки [возле ул. Чертановская, д. 7], опять-таки на углу улицы Красного Маяка и Чертановской, но не там, где была булочная, а с другой стороны, я потом нарисую на карте. Там было типа ларёчка, куда привозили какие-то хлебные изделия, ну, мы там коврижку брали, я помню такую коврижку. Была такая зелёненькая, из такого волнистого то ли оргалита, то ли… Не знаю, как это называется, не оргалит, конечно, из пластмассы, крытая такая палаточка. Нет, зеленая была овощная, а всякие хлебы чуть подальше был такой ларёчек, он был, по-моему, желтый. И вот там как раз была эта коврижка. [Смеется]. До сих пор помню эту коврижку.

Ну вот так. А за всякими такими удивительными, совсем удивительными вещами, ездили, например, в магазин «Прага» [Россошанский пр-д, 3]. Это магазин на каких-то Дорожных улицах, туда надо было ехать чёрт-те как на 797-м автобусе. Там как бы продавались чешские товары. Зачем туда ездили, я не знаю, за галантереей.

[Но не за шмотками?]

Ну, видимо, за колготками туда ездили. Ну да, шмотки, шмотки, там были шмотки.

Потом, я ещё помню магазин «Лейпциг» [ул. Академика Варги, д. 8, корп. 1], который вообще там на Теплом Стане, на Юго-Западной.

[То есть на автобусе через надо было ездить?]

Это надо было на перекладных на автобусе, туда, я помню, тоже ездили. Магазин «Ядран» тоже был.

[То есть такая бытовая, такое бытовое перемещение? То есть такие дефицитные, товары, которые как бы не повседневного спроса, они находились в отдалении, за ними ездили….]

О, Москворецкий рынок, а как же! Это же центр притяжения, Москворецкий рынок. Это надо было ехать на трамвае. И тоже это было огромное приключение, вот, ну как там — рынок. Там овощи, помню, брали овощи, мясо, не помню, чтоб брали мясо, наверное, брали мясо. Я всегда хотела, чтобы купили мне там эти жвачки, мне, конечно, никто не покупал никакие жвачки, но там были, правда, цыгане, которые продавали жвачки. И петушки на палочке, про которые дети говорили, что они так блестят, потому что их цыгане облизывают. Это я помню. Про то, что там опасно и вред, это я не помню, а то, что облизывают — это да. Да, Москворецкий рынок. Ну, вроде бы и все.

[Подожди, а мебель?]

Мебель, мебель, мебель. Значит, я забыла одну очень важную вещь, это был магазин на улице Красного Маяка, сейчас там тоже «Пятёрочка», и вот, значит, улица Красного Маяка, с одной стороны аптека, в которую мы, собственно, ходили, а с другой стороны по улице Красного Маяка был магазин «Свет» [ул. Красного Маяка, д. 3, корп. 1], там были электротовары.

[Кажется, чуть ли не до сих пор…]

Нет, там «Пятёрочка», сейчас «Пятёрочка».

[Моё знание ограничивается, конечно, Кировоградским, совершенно другим углом, там есть магазин «Мебель», там был магазин «Свет», недалеко от общаги. Слушай, а название этих магазинов, например, «Стекляшка»]

Не было, нет.

[Ты совсем маленькая была, чтобы понимать, где у нас кафе, кабаки, бары…]

Совсем маленькая. А когда я уже подросла, всё равно этого не было.

[Подожди, ты жила там довольно долго, до двадцати, до тридцати?]

Да, до тридцати.

[До тридцати лет. Развлекаться ты ездила в центр?]

Да, развлекаться в центр.

[С подружками, со студенческих лет? То есть быт — дома, да, а развлечения, выпить?]

Да.

Двор и дворовая культура (игры, слова)

[Вы нигде не собирались, кроме двора, или во дворе вы бухали?]

Нет, во дворе мы не бухали. Более того, я вот как-то… У меня очень маленький, совершенно крошечный опыт сидения во дворах [в подростковом возрасте], ну вот как-то так получилось, что я как-то особенно не дружила, я вот дружила с соcедкой, но мы с ней просто ходили, гуляли…

[Но вот ты говорила, что под окна к стоматологу вы ходили?…]

Это совсем мы были маленькие, это совсем мы были мелкие. Нет, конечно, игры в войнушку во дворе, в частности, в Афган…

[Ты в Афган играла?]

Именно со двора я принесла слово «душман». Я не знала, кто это, я поняла, что это плохой человек. [Cмеётся.] […] Нет, я имею ввиду всякие подростковые тусовки — я в этом не участвовала.

[Душманы это как раз двумя партиями? То есть душманы и кто ещё?]

Наши.

[Душманы и наши.]

[нрзб. — 00.25.03]

Я не помню, мы были совсем крошечные. Нет, чаще играли в Великую Отечественную, я медсестрой была, всех перевязывала. Ещё в разгон демонстрации играли, кого поймали, того мучают…

[А как?]

Ну это самое. Загоняют в домик деревянный, там палки в лицо суют, ну, в общем, фигня какая-то… [Смеётся].

[А, получается, там же ещё есть Бирюлево, которое не так далеко.]

Да, Бирюлёво… Для нас это был вообще как бы другой мир. Мы знали, что есть Бирюлёво.. А зачем туда?

[Незачем.]

Незачем. Нет, в какой-то момент я ездила в церковь Покровскую, которая на станции Покровская, авто… Не авто, а как железнодорожная Покровская. Но дальше этого я не как-то заезжала никогда.

[Ну то есть была одна такая точка достижения, Покровская церковь?

Да-да-да.

[А вот идея, что это с нашего двора или не с нашего двора? Ну вот эти наши, а вот эти совсем откуда-то другие. Ну, учитывая, отсутствие у тебя дворового детства.]

Этого я не помню, не помню. Ну вот кто сидел во дворах, это точно было. А я, по-моему, неделю там посидела, это всё. Я была всё время занята, меня всё время на какие-то курсы, шмурсы и прочее. Но я помню слово «блатные». Слово «блатные» обозначало… оно, по-моему, тогда было повсеместно. Моя мама говорила, что вот эти подростки бездуховные, они там блатные, сидят, у подъездов сидят, их нечем заняться. И помню один раз случай, когда я к откуда-то иду с сумкой, а в сумке у меня книжка. А эти тусуются и говорят: «Что у тебя?» Я говорю: «Книжка». — «А, мы знаем, что ты ботанка». А я говорю: «А вы блатные». — «Ну, в общем, да» [с кокетливой интонацией]. Типа я им комплимент сделала.

[Класс! А словечки, блатных, например, с одной стороны? С другой — местные, по которым можно было определить, что ты отсюда?]

Нет, нет.

[Фразки, выражения?]

Нет.

[А черти, Чертаново?]

Нет, тема чёрта, как это ни удивительно, вообще не всплывала.

[Совсем вот Москва, Москва или «жопа мира» и надо ещё ехать? Или вы живёте в районе и всё близко и знакомо?]

Нет, как я не думала о том, что там жопа мира. Наоборот, наоборот, было очень классно, когда в 91-м году меня перевели в другую школу, которая находилась не в районе, а на метро «Спортивная», востоковедческий лицей [сейчас № 1575, тогда был № 14], это было безумно круто, что вот я сама еду куда-то далеко.

[Далеко?]

Круто, Да. И возвращаться в своей райончик очень не хотелось. Вот так.

Уличный мемориал

Да, вот ещё очень интересная штуковина. У нас был спонтанный мемориал. Значит, это была середина 90-х, по-моему, я училась на младших курсах. Значит, произошел трагический случай. На Кировоградской улице машина сбила двух школьниц, совсем маленьких.

[Где? Ближе к Янгеля или по другую сторону?]

Нет-нет-нет, с нашей стороны, в районе школы, там школа [1173] рядом. […] Это в районе была обсуждаема эта трагедия, там в школе… Был такой уголок [в районе правого угла дома 24, корп. 1 по Кировоградской ул.], как это называется, автостоянка, которая была огорожена… не решёткой, сеткой. И вот у одной из сторон этой сетки был такой маленький парапетик, и расстояние между парапетиком и сеткой, вот такой маленький квадратик там оставался, там поместили, во-первых, их фотографии, цветы были какие-то искусственные. И там была бумага с надписью фломастером примерно следующего содержания, что вот на этом месте такого-то числа погибли такая-то и такая-то, я за точность не ручаюсь, но это было.

[А фотографий не было тогда ещё?]

Были. Игрушек я там не помню, но цветы какие-то были. И где-то несколько месяцев этот мемориал существовал.

[То есть это было скорее в диковинку пойти мимо, нежели пойти к нему?]

Нет, нет, это было в диковинку — пойти мимо. Потом убрали этот мемориал. Я не помню, чтобы там что-то обновлялось, то есть это была разовая акция, когда поставили вот это всё, и с тех пор оно так само и затухло.

Пруды. Магазины

[А Чертановские пруды эти ваши прекрасные? Это всё-таки было в момент достижения, в смысле, тут рядом, вы ходили гулять.]

Чертановские пруды — это какие?

[Они разные. Со стороны Кировоградской в сторону Чертаново Северного и вот ваши, совсем рядом]

Значит, так. Были пруды [каскад Кировоградских прудов], которые между улицей Чертановская и улицей Кировоградская, в стороне от 866 школы [сейчас 879, начальные классы], в которой я училась. А там был дальше магазин «Спорт», куда мы тоже ездили. Вот, кстати, магазин «Спорт» [Кировоградский пр-д, д. 3, корп. 1] — тоже важно, мячи и прочие спортивные штуки, теннисные ракетки. И вот на этих прудах. Нет, мы туда в школе на лыжах не ходили, а куда мы школе на лыжах ходили, я убей Бог не помню. Про лыжи я потом отдельно расскажу. Это было как-то неактуально. А пруды [Красный пруд], которые между улицей Чертановской и туда к лесу, ну там, где стоматологическая поликлиника [№ 43], да, туда ходили. Но мимо них проходили, когда шли в лес. Потому что там был яблоневый сад — он и сейчас есть — а потом был Битцевский лесопарк, и туда ходили на лыжах. Мы туда ходили на лыжах, когда я была маленькая, с родителями ходили. А когда я уже в универе училась, то мы с соседкой Т[…] ходили.

[Просто так раза два или вот постоянно, зимой, на лыжах?]

Зимой мы часто ходили! Родители меня на лыжах… Мы были адские фанаты лыж, мы доходили на лыжах до Ясенево. Это было нормально — дойти на лыжах до Ясенева и обратно. Потом мы с папой доходили до Голубинских [прим. инф. после просмотра расшифровки: «на самом деле Знаменские пруды, 35–36 км МКАД»], вот этих самых, за МКАД, ну, где Голубинская зона отдыха. И там у меня собака под лёд провалилась, её, значит, доставали.

Голубинские пруды были. По-моему, Голубинские пруды? Ну, в общем, это было ближе к Ясенево. Ну да, в Битцу мы ходили.

[Тогда с вашей стороны, между Красного Маяка, да, и на углу Кировоградской, там ведь тоже есть система прудов, два или три?]

[Отрицательно хмыкает.] Нет, нет там прудов никаких. Там был парк 30-летия Победы. Вот, ещё очень значимое место. Парком Победы он стал в 90-х [Примечание инф. после просмотра интервью: «на самом деле в 1975 г..«], причём о том, что Парк Победы, я опять-таки узнала от соседки, которая как-то инкорпорирована и знает всё. До этого он просто был парк. Туда тоже школьники ходили на лыжах, но из другой школы, которая там рядом. Там выгуливали собак всё время, и, в общем, мы там тоже гуляли, ходили…

[Не могу понять, о каком месте ты говоришь?]

[Показывает на карте.] И вот этот Парк Победы. А вот тут — пруды [на карте указан Красный пруд]. Ну вот как-то так это было.

[А вот пруды, которые, соответственно, там от Кировоградской? Между ними тоже что-то?]

Нет, тут не было никогда прудов.

[Слушай, ну вот смотри… А, вот в этой стороне. Вот, понятно, это твоя сторона… Вот здесь вот — между Янгеля и…]

А вот там, как раз, те пруды, которые ближе к школе.

[Понятно, оно немножечко другое место…]

Библиотека, видеосалон

Вот ещё что. Вот парк Победы, а вот здесь была и есть библиотека. [Показывает на карте: библиотека № 198, Чертановская ул., д. 27, корп. 2.] Тоже было такое интересное место, потому что была она вроде всегда библиотека, а в конце 80-х там сделали видеосалон. И, естественно, мы в этот видеосалон ходили. И смотрели там… «Робокопа», я помню, мы смотрели. Вечером там показывали эротику… Мы на неё не ходили, нет, это кто постарше ходил… А потом уже, в середине… ну, то есть нет, не в середине… а когда эра видеосалонов ушла в небытие, там обосновались адвентисты седьмого дня. А потом адвентистов выгнали, и снова стала библиотека.

[То есть статус сменился?]

Да. Хотя… Нет, я вру. Библиотека там… Значит, выгнали видеосалон, пришла библиотека, а адвентисты просто занимали одно из крыльев.

[Интересно было к ним ходить?]

Я к ним не ходила, я просто видела вывеску. Поскольку я придерживалась канонического православия, я всем этим брезговала.

Храмы: Покровская церковь, Даниловский монастырь, Киприаново подворье, церковь Державной Божией Матери

[Во время интервью АМВ называла Донской монастырь, но после просмотра расшифровки исправила на Даниловский, далее Донской исправлен на Даниловский]

[А вот храмы. Получается, Бирюлёво, куда ты ездила.]

Не Бирюлёво. Покровская церковь. Нет, на самом деле, до этого, где-то с конца 80-х — начала 90-х мы с мамой ходили в Даниловский монастырь. Потому что я была записана в воскресную школу при Даниловском монастыре, и мы были прихожанами Даниловского. Почему мы стали прихожанами Покровской церкви?… Не знаю, видимо, потому, что туда было проще добираться на автобусе.

[До Даниловского ведь ехать сначала на автобусе, потом на метро?]

Нет, это тогда уже метро ходило, уже метро ходило. Метро-то построили в 90-е годы. Ой! В 80-е. Всё нормально там было с транспортом.

[Ну, получается, две церкви, и больше нет?]

Да, конечно, потому что Державная, куда сейчас моя маменька ходит, её построили относительно недавно, лет 10 назад. Потом сейчас построили тоже недавно церковь [ул. Красного Маяка, вл. 19] в конце улицы Красного Маяка, вот тут. И ещё у леса построили [прим. инф. после просмотра расшифровки: «на самом деле еще только строят; сейчас действует небольшая церковь»] Болгарское подворье. Почему Болгарское, тоже интересно. От леса — ну вот, скорее, где-то здесь — был Болгарский промышленно-культурный центр [Центр промышленности Республики Болгария, ул. Красного Маяка, д. 24]. Я помню, как его строили, я тоже была совсем маленькая, там была какая-то стройка. Я спросила: «А что тут делают?». А мне сказали: «А там вар варят». И этот «вар варят» это как-то было страшно. А потом там вырос этот Болгарский промышленный центр, и болгары, которые приехали там работать, они некоторые остались. И для них построили вот это Киприановское подворье [церковь святителя Киприана]. Я там не была ни разу, но говорят, что оно функционирует.

[А вот эта православная — ну не то, чтобы тусовка, ну вот ты и мама. Это было скорее семейная история? Или всё-таки у вас были ещё какие-то знакомые, с которыми вы ездили?]

Нет, это была именно семейная история, и всякие контакты, которые были завязаны, это уже через воскресную школу.

[При Даниловском?]

При Даниловском.

[А вот это православие? Ты как-то стеснялась, скрывала?]

Нет, ты что, тогда это уже было модно.

[Это был прям такой мейнстрим?]

Ну, не то, чтобы прям мейнстрим, но тогда, в конце 80-х, это воспринималось как признак такого диссидентства. Но уже было понятно, что можно, и ничего за это не будет. И в школе нас, например, за кресты уже никто не ругал. Я помню, читала в «Комсомольской правде» [примечание инф. после просмотра расшифровки: «на самом деле в „Пионерской правде“»] такие жуткие подборки по поводу того, что вот девочка — или редакция какая-то от имени девочки пишет: «Я верую в Бога, а меня дразнят фанатиком…». И тут же поток писем «за», поток писем «против». Я потом уже выписки из этого делала, хотела про это статью написать, ну, неважно. У нас ничего такого не было, у нас было типа круто, что носить крестик — это круто.

[А много носили крестики, да?]

Мало.

[То есть получается, пионерский галстук в этот период, в конце 80-х, уже совмещались?]

Абсолютно. Более того, к пионерскому галстуку уже тогда было некоторое… презрение. Ну в самом конце 80-х, уже 89-й или, скорее, 91-й. И, даже, я помню, один раз в школу пришла на дежурство, и нам было сказано, что когда приходишь на дежурство, нужно приходить в пионерском галстуке. И я, значит, как честная Маша, припёрлась в школу на дежурство в пионерском галстуке. И меня все, значит, задразнили, что вот как лохушка пришла в пионерском галстуке. Ну, цирк, конечно. [Смеется.]

Торговля на улицах. Рынок. Местные легенды

Я ещё одну важную штуку вспомнила. Можно?

[Конечно.]

Про торговлю. Как ты помнишь, в какой-то момент разрешили торговать всем, и всё, значит, нищее население нашей родины сидело на улицах и торговало всем. Все торговали всем. У нас были торговые главные места, где бабушки, тётки… Бабушки торговали цветами всю жизнь у магазина «Молоко».

[Где они их брали?]

Ну, с дач каких-то, где-то ломали. Ломали, сирень-то точно ломали. Нет, там сидел рядок всяких бабок, тёток, мужичков, и торговали цветами. И я даже потом в Pastvu нашла фотографию 87-го года [https://pastvu.com/p/63428], всё точно как было, сидят бабки с георгинами, с астрами, как раз перед первым сентября. Торговали, значит, у нас — это когда совсем пошло кризисное, голодное время. Да, 90-й год, точно помню, год 90-й или первая половина 91-го. И с другой стороны метро, там, где сейчас рынок, не колхозный, а просто такой, продуктовый рынок.

[Сейчас я поясню для диктофона, что такое колхозный рынок.]

Там, где продукты были, да.

[Да, там где были продукты. Как хорошо пояснил. [Cмеется.] В сторону правую, в сторону от Красного Маяка, вот туда? Между Кировоградской и на углу Красного Маяка.]

Если стоять лицом к Подольским Курсантам [ул. Подольских Курсантов], то это будет справа. […] И, значит, я в 90-м году подумала… А вот, а чего бы и мне не поторговать? И я подговорила, значит, соседку, которая была меня младше на год или на два, не помню, что мы пойдём торговать боярышником.

А боярышник надо было нарвать. Но у нас было такое место, называлось «за домом». Действительно — двор между нашим домом и другим домом [ул. Кировоградская, д. 24, корп. 4].

[То есть четвертым?]

Между четвертым и я не знаю его на самом деле адреса — но там были тоже значимые места, там, во-первых, была горка… Она не естественная была, искусственного, видимо, происхождения, но с неё всё время катались на санках и так далее. Там был голубятник, кстати, рядом, который потом разломали. Кстати, не помню, когда, давно уже, я не помню. И там ещё был такой скверик, такой довольно дикий, но я его просто обожала, потому что там был шиповник. Там хорошо было гулять с собакой и без собаки. И там был боярышник. И мы, значит, с, А[…] пошли, нарвали этот боярышник. Выцыганили правдами и неправдами у родителей там какие-то стаканы граненые. Пошли, сели у этого метро и написали, по-моему, 30 копеек за стакан этого, боярышника. Сидели мы довольно долго. Только дядька один, видимо из милосердных соображений, решил помочь начинающим бизнесменам и купил у нас стакан этого несчастного боярышника. Всё остальное пришлось выкинуть. Обожрали мы, сволочи, бедных птичек. Но я помню в этой связи — вот тоже как бы разница подходов, потому что соседка моя, с которой мы там сидели, ну, типа торговали, она ужасно стеснялась, что её кто-то увидит. И когда она видела, что кто-то идёт из её знакомых, она убегала и пряталась. А, я наоборот, хотела, чтобы меня увидели, что это типа это круто, что я торгую. Но никто меня так и не увидел… [Смеется].

[А почему именно боярышник?]

А потому что больше ничего и не было.

[Ну я не знаю там, боярышник, ягода, какие-то свойства у неё…]

Нет, нет… Просто. Мы, конечно, обжирали этот боярышник сами по себе, ну, без всяких свойств. Нет, мы никак не рекламировали, просто… Вот где-то клюквой торгуют, а вот мы — боярышником. Why not.

[А чем ещё торговали таким значимым, знаковым?]

Семками, семечками… [тянет]

[Семечками… А почём они были тогда?]

Ой, не помню. Ну если мы тридцать копеек поставили за стакан, ну, где-то сопоставимо.

[И семечки были стаканами? Или в кулёчках?]

Возможно, и в кулечках точно, но я не помню. Помню стаканы, стаканы/, стаканчики…

[А ты покупала семечки сама?]

Нет, я к ним была равнодушна… О, эра комков, ой, ой. Лихие девяностые. Самые лихие, начало девяностых, когда появились ларьки. Они находились вот как раз где вот этот самый [стучит по столу] рынок, о котором мы только что говорили, ну колхозный. И там стоял ряд этих комков, коммерческих ларьков. И мы туда ходили, ну, я, по крайней мере, только чтобы посмотреть на диковинку. Потому что там, конечно, цены были ого-го какие. Я даже помню название — коммерческие. Нет, я даже один или несколько раз, я там совершила мелкие покупки и я считала, что я жутко крутая. Значит, первая покупка — это были теннисные шарики. Были такие теннисные шарики, по-моему, вьетнамские, они назывались «Два мяча». Вот, они были куплены, и был куплен лак для ногтей, розовый. Всё. Ни на что больше меня, моей скромной наличности, не хватало. [Смеется]. Но я считала себя причастившейся, так сказать, к чему-то такому… Ой, престижному, короче говоря.

[То есть это было престижное потребление?]

Да, престижное потребление.

[А кто там торговал? Это были русские тётки или всё-таки это уже были люди другой национальности?]

Разные там были люди.

[Разные?]

[Да. Просто у меня воспоминание, что сначала это, конечно, были просто тётки, которых нанимали, а потом это довольно быстро перешло в сторону каких-то кавказцев, азиатов.]

Там были разные люди. И кавказцы были, и южане какие-то были, и русские были… Хочу вспомнить в связи с национальным вопросом. Я помню, как цыгане торговали бижутерией, которая имела вид такого псевдозолота, псевдорубинов, всякие кольца. Торговали они у станции метро «Варшавская». Это я помню и это как раз 80-е годы.

[Это ты видела, да, сама?]

Да, это я видела, и мне было очень интересно, такие колечки… Значит, цыгане, они в кожаных куртках были, не помню, кто там, мужики или бабы торговали, но мне сказали — это цыгане, от них нужно держаться подальше. Почему подальше, я не знаю.

[У меня папа как раз в 91-м году привез из Москвы, привез из Москвы, купил мою первую кожаную обувь и куртку у метро «Варшавская», у цыган. Я это очень хорошо помню.]

Нет-нет-нет. Видимо, у метро «Варшавская» там были какие-то другие какие-то торговые точки. А это именно, это… ну, типа. Ну, типа они сидели там на каких-то табуретках, у них были какие-то ларьки…

[….]

Да, кстати, именно в таком раннедетском дворовом возрасте, это не касается Москвы, это касается фольклора, ну пусть это будет зафиксировано. Мы там тусовались во дворе с соседкой, с её мамой, ну совсем такая младшая школа. И там, в частности, я узнала известный сюжет, описанный в книге Новичковой, про хирургов и собаку.

[Расскажи.]

Сюжет, как я услышала, был следующий. Что были две семьи, одна семья — это были врачи-хирурги, другие это были просто люди. У врачей-хирургов была собака. И та, которая просто семья, у них был ребёнок. И отец этого ребёнка один раз дал ногой собаке, и собака отлетела и померла. А потом, потом пропал этот ребёнок, нашли, значит, этого ребёнка и оказалось, что его похитили эти хирурги в отместку, и они ему приживили собачьи уши и собачьи ноги. Я пыталась понять, как это. Ну, понятно, что приживить собачьи уши можно, но как приживить собачьи ноги? Но вот был такой рассказ.

[У Новичковой это где в книге?]

«Эпос и миф»

[Прям там?]

Да, как ленинградский фольклор это у неё.

[Я не дочитал до этого момента, судя по всему.]

Это ближе к концу, ближе к концу.

Да, про цыган ещё такая история. Когда я была совсем маленькая, это я знаю от мамы, по подъездам ходили цыганки. И, значит, один раз вошли цыганки и начали маме дурить голову, что «на тебе сглаз, сглаз». Показали, значит, и говорят… яйцо. Достают яйцо. Мама говорит: «Ну что, яйцо как яйцо». А они это яйцо расколупывают и говорят: «Смотри, порча!». А в яйце спрятано что-то типа куриной гузки. И моя мама жутко испугалась, какие-то деньги, значит, дала. Вот, с тех пор у нас в семье не едят куриную гузку. [Смеется] Я не знаю, связано это на самом деле или нет, но то, что мы куриную гузку не едим, и этот сюжет [существует], он как бы да, это да.

[Такой семейный?]

Ну как-то да.

Здание бывшего Института семян. Горбачев — Мишка Меченый. «Широка страна моя родная, много в ней отравленных рек»

Значит… Вот ещё было какое-то страшное место. Ну, не страшное, но зловещее. Это, как я потом выяснила, я долго интересовалась, что это такое, это здание бывшего Института семян [прим. инф. после просмотра расшифровки: «на самом деле — фонда Института семян, по Днепропетровской ул., д. 18»]. Это улица Чертановская. Это между, значит, если от пересечения улицы Чертановская и Красного Маяка, в центр. Там были такие домики, которые на самом деле остались от колхоза «Красный маяк», совхоза «Красный маяк». Такие типа избушки, жёлтые, с такими деревянными крышами. Выглядели они так мрачно и, строго говоря, нехорошо. И там у одной из этих избушек один раз стояла военная машина. Там, ну что значит военная машина? На ней не то чтобы гаубица была, но какой-то такой агрегат. Как потом выяснилось, это действительно они принадлежали, эти здания, Институту семян, и там производили какие-то то ли химические удобрения, то ли… Но там ходили, реально, слухи, что там чума, что там бактериологическое оружие делают, и вообще место было такое зловещее.

[Ну вот это в каком возрасте, какие года, ходили такие слухи? Это не 90-е?]

90-е, 90-е, я это узнала в 90-е, что там. Начало 90-х. И слово «чума» произносилось, и «бактериологическое оружие». Когда я увидела там вот эту военную машину, я поняла, что вот, да, действительно что-то нечистое. Да, сейчас на этом месте большой новый дом [ул. Чертановская, д. 38, корп. 1], который построили… В Интернете можно посмотреть.

[А комки снесли когда?]

А комки снесли… Так, если я закончила, в каком году я закончила университет? Тогда их уже не было.

[Ты закончила в 90…]

Нет, я закончила в 2001-м. В 2001-м… Фиг его знает, не помню, не помню.

[Да, а если ещё не про пространство, а про какие-то такие знания… А Горбачёв, вот чего про него говорили?]

Горбачёв… Сейчас, сейчас скажу про Горбачёва. Что в Библии сказано, что будет Мишка Меченый… Да, это было, это говорила моя одноклассница, А[…] про Мишку Меченого. По-моему. Не Мишка Меченый, Михаил Меченый.

[Михаил Меченый?]

Да.

[Я тоже хочу, чтобы это было зафиксировано, потому что там на Сахалине, когда Горбачёв пришёл к власти, говорили две вещи. Во-первых, пошла Перестройка, и чем всё это кончится. Посмотрите, есть «Серп и молот», но если прочитать по-другому эти два слова, получится «престолом», и Горбачёв — начало всего этого. А на лбу у него было родимое пятно, Меченый его тоже называли, не помню как, Мишка или Михаил, но говорили, что в виде острова Сахалин, то есть там, где рыбки. А поскольку мы жили на Сахалине тогда, это очень сильно связывалось с конкретным пространством. Прости.]

Да, но, а про политику, про политику, я не знаю, раз уж пошла такая штука, что про политику… Моя одноклассница говорила, что она сочинила стишки. На мотив «Широка страна моя родная…». Я думаю, она врала, она где-то это вычитала, но пусть будет зафиксировано. Помню фрагментарно. «Широка страна моя родная / Много в ней отравленных рек», — ну, как раз конец 80-х, — «Я другой страны такой не знаю, / Где так плохо жил бы человек. / От Москвы до самых до окраин, / С южных гор до северных морей / Из любого фланга страны нашей / Не добраться до родины своей». Дальше там что-то, что, я не помню, потом: «На путях стоят электровозы, / Самолеты в небо не летят. / Вот армяне бьют азербайджанцев, чего-то ля-ля-ля Кавказ. / Месхетинцы уходят, / Как бы дело не дошло до нас».

[Обалдеть]

Ну и далее первый куплет. Я тогда, значит, ходила в бассейн. И я радостно эту песенку спела своей подружке, которая там тоже плавала вместе со мной. На мою беду эта подружка носила фамилию Григорян, и когда она услышала, что армяне бьют азербайжанцев, она страшно возбудилась, возмутилась вернее, провела мне ликбез про геноцид 15-го года, и что армяне никогда никого не били, и мне было ужасно стыдно. […]

Колхозный рынок у станции метро «Пражская». Социальное окружение. Бездомные. Игры 1990-х

У нас в середине 90-х приезжали всякие музыкальные группы и выступали со всякой современной музыкой. Опять-таки, на станции метро «Пражская», вот там, где тот самый колхозный рынок. Мы один раз с соседкой туда ходили, там подрыгаться. Ну, это не то чтобы дискотека была, просто они играли, и можно было там…

[А что играли? ]

Ну вот какую-то попсу.

[Попсу зарубежную или свою?]

Нет, естественно, не свою, они не авторы были, но они исполняли.

[Про гранитный камушек в груди или это было что-то более серьёзное?]

Нет, тогда ещё не было никаких гранитных камушков. Это был 91-й или 92-й год, 94-й, может быть. Нет, скорее 93-94-й. Ну, и, в частности, они один раз объявили конкурс — кто лучше станцует, тому дадут бутылку.

[Чего?]

Водки.

[Бутылка — это водка, да?]

Да, бутылка водки. И, в частности, у нас там была в районе такая бомжиха Юлька. Это была женщина, про которую ходили слухи (я только сейчас вспомнила), что её муж проиграл кому-то в карты и с тех пор она бомжует. Это была женщина не такая уж старая. И любимым местом её воссидения была мусорка, она всё время сидела на мусорке и просила милостыню. И, значит, этот музыкант, значит, сволочь, заявляет: «Юлька, у тебя отличный шанс заработать бутылку». Юлька там, конечно, старалась, но бутылка ей не досталась, я не помню, какому-то парню досталась бутылка, ну вот приезжали эти музыканты, играли концерты.

[Что значит, она сидела на мусорке, это как?]

Ну мусорный, этот самый…

[Бак?]

Бак, она на нём сидела.

[Так он же открыт? Или он закрыт крышкой, вот так, да?]

Нет, он не был закрыт крышкой. А ей было по барабану. Человек может сесть, там же выемка… Ну человек может там сесть, это удобно, в принципе.

[Прям на мусоре сидела?]

Да, на мусоре. Да, вот ещё какая, значит, штука. У нас в школе, в конце 80-х, в самом конце 80-х была распространена такая игра во вкладыши. Это просто было массовое поветрие, все играли во вкладыши, и наша классуха, она же учитель русского языка и литературы, а также и директор школы, они преследовали игру во вкладыши, проводили регулярно пропагандистскую работу: «Игра во вкладыши — это первый шаг к азартным играм», и, в частности, рассказывали нам страшную историю, что: «Вот, сегодня вы играете во вкладыши, а завтра вы будете играть в карты. А вы знаете, какой недавно был случай, что у кинотеатра „Ашхабад“ играли в карты, и один парень проиграл в карты, и его за это у кинотеатра прямо повесили». Я не знаю, что за этим стояло в реальности, но нам рассказывали, что это было такое у кинотеарта «Ашхабад».

Кинотеатр «Ашхабад»

Кстати, кинотеатр — это тоже один из важнейших центров притяжения. Мы туда все ходили. Туда было очень тяжело дозвониться. Чтобы узнать, какое там кино показывают, надо было звонить по телефону. И я помню, что я сидела на телефоне, и просто названивала, названивала, чтобы там записанный голос говорил, какая программа. Но мы ходили. Там были игровые автоматы на первом этаже.

[Какие?]

Ну, «Морской бой», стрелять уток каких-то, ещё кого-то стрелять. Городки были, вот городки я обожала, да.

[Опускала ты туда пятнадцатикопеечные монеты или всё-таки какие-то советские деньги? Ну такие, в смысле, позднесоветские?]

Ну позднесоветские деньги — это вполне себе пятнадцать копеек, это да.

[Ну, в смысле, это они и были?]

Да, это они и были, да.

[Потому что я помню санаторий «Жемчужина Хингана» под Хабаровском, были уже какие-то другие деньги, это было… начало 90-х, вот, и нам меняли эти пятнадцатикопеечные монеты стопками, чтобы играть в советские игровые автоматы.]

По-моему, там были такие деньги…

[Всё ещё?]

Ну я не помню, я не помню.

Школа № 866 и школьные практики. Виктор Цой — воплощение Брюса Ли. Гуманитарная помощь в 1990-е

[Подожди, а можно немножко отмотать назад?]

Да.

[И всё-таки подробнее расспросить тебя про школу? Во-первых, номер школы, во вторых, вот это всё…]

Да, школа была 866.

[Она и сейчас такая?]

Да, она и сейчас [прим. инф. после просмотра расшифровки: «на самом деле сейчас она № 879, младшие классы»]. Директором был, как сейчас помню, Анатолий Петрович Кузнецов, он же учитель физики. Классуха у нас была — Нонна Анатольевна Кучер, она же учитель русского языка и литературы. Она меня ненавидела.

[Почему?]

Не знаю, почему… Она считала, что я выпендриваюсь [смеется]. Да, за выпендрёж. Я помню, что она шикарные совершенно проводила факультативы по русскому языку. Во-первых, мы на этих факультативах ели бутерброды, приносимые из дома, это было отдельное приключение, во-вторых, она рассказывала всякие интересные вещи. Там я узнала, например, слово «оксюморон». [Эффектная пауза]. У нас была шикарная совершенно завучиха Елена Львовна Объедкова, которая была просто дворянка-дворянка. Уж я не знаю, кто она была, но она была очень похожа на дворянку, у неё был такой шиньон на голове, у неё было какое-то жабо с, этой самой, с брошью, учитель истории, и классно она рассказывала, я её очень любила. А муж её был скромный трудовик, которого она явно подавляла, ну, он у пацанов вёл труд. Ну, что ещё про школу…

[Нет-нет, я сейчас спрошу.]

[Прим. соб: через полтора года после интервью АМВ написала текст в Facebook про уроки математики, фрагмент публикуется с ее согласия: «Математичку звали Лидия Гавриловна Ченчикова. На контрольных она раздавала всем рукописные карточки, которых у нее было бесчисленное множество, и вот почему. Карточки были составлены таким образом, чтобы, во-первых, не повторялись примеры у сидящих рядом (как за одной партой, так и у ближайших соседей впереди, сзади и справа-слева, так что списать и обсудить было нереально), а во-вторых, была градация по сложности. Условно говоря, передние, средние и задние ряды решали разные по сложности примеры. В итоге в классе происходила постоянная ротация, дети мигрировали по партам в соответствии с результатами предыдущей контрольной. Я ничего не понимаю в образовательном процессе, тем более математическом, но кажется, что это была какая-то очень нетипичная для второй половины 1980-х годов штука»].

Да, ты спрашивай про школу.

[Ну вот стандартные практики… Сбор металлолома, макулатуры, это уже…]

Макулатура была, металлолом — нет. Макулатура у нас была в младших классах школы. А, вот ещё стандартные практики — праздник солидарности [прим. инф. после просмотра расшифровки: «это называлось ярмарка солидарности»]. Это на первом этаже, там, где у нас раздевалки, устраивались такие ларьки, и все приносили какие-то поделки, домашние готовки, всё это продавалось за какие-то копеечки, и собранные копеечки шли то ли в Фонд мира, то ли ещё куда-то…

[То есть вы сдавали эти деньги потом классухе или куда?]

Я не помню, я не помню… Торговали там не мы. Торговали там специальные как бы ребята, а каждый должен был приносить либо поделки, либо пироги. Ну вот мы, например, с мамой пекли пирог «шарлотка» яблочный, который беспроигрышный вариант. Ну там какие-то удивительные вещи продавались, самодеятельные какие-то мышки сшитые…

[Подушечки для иголок?]

Подушечки для иголок. Ой, про подушечки это смех, конечно. Но это были другие подушечки. Это такая вставная новелла. Я не знаю, нужно это, не нужно, но это такая история про местных психически больных. Тоже в 80-е где-то годы у нас по двору периодически разбрасывались подушечки. Ну, разного размера… Идёшь — подушечка, идёшь — подушечка. О том, чем они были набиты, я узнала, когда пошла однажды гулять с собакой, и собака радостно побежала к одной из подушечек и начала на ней валяться. И оказалось, что они набиты испражнениями. То есть, ну, видимо, кто-то не очень здоровый или, наоборот, хулиган (ну, скорее всего, кто-то больной) так развлекался. Ну, несколько раз это было, потом подушечки прекратились.

[Это вот они были во дворе разбросаны?]

Да, разбросаны во дворе, на тротуаре…

Да, ты про школу спрашивал… Да, та школа, которая рядом с нами была [сейчас № 879], с 866-й, она считалась хулиганской. Но там были дискотеки, кстати.

[Ходили?]

Я ни на одной дискотеке не была, потому что мне туда было нечего надеть. А так туда ходили.

[А девчонки в классе когда стали носить колготки?]

Колготки, колготки… Тогда и стали носить… Это был класс. Ну, 89… 90-й… Нет, 88-й, 89-й. Да, и это было, конечно, да, такой престижный предмет. А у нас денег на это не было. Мне очень хотелось колготок, но денег не было, и меня чморили, что типа я не в колготках.

[Ещё о, про практики, про украшения! Чем украшали себя?]

Тогда были такие скобочки, пластиковые, они были разноцветные. Ну, сейчас нарисую. [Рисует]. Значит, выглядело это вот так. Вот тут у неё был такой язычок.

[Я помню.]

И эти скобочки, их прицепляли к фартуку. Такой рядок…

[Ага, ага.]

И разноцветные, разноцветные эти…

[Ну как-то это называется, зараза, я забыл. Не заколки, нет, конечно. По сути заколки…]

Ну мы ими да, мы ими себя украшали, это было круто. Значки были в какой-то момент модны. С Брюсом Ли, с Виктором Цоем и так далее. Кстати, у нас ходил слух, что Виктор Цой — это воплощение Брюса Ли.

[Класс.]

Да. [Смеется]. Тогда же модны были эти идеи про эзотерику, реинкарнацию и так далее. Ну, ещё там были всякие надписи [на значках] типа «Секс-инструктор», ну и прочее. Были модны эти самые, значки. Мультперсонажи были там, Гуффи, Дональды.

[А приносили в школу эти «Ну, погоди!» игры?]

«Ну, погоди!» да, «Ну, погоди!» были, причём они тогда не только были «Ну, погоди!». У нас, как это ни странно, учились какие-то ребята блатные. Не в том смысле, а в смысле, что их родители работали в каких-то торгпредствах, ну, в каких-то таких крутых местах. И у них были иностранные игры. И у нас… В частности, у мальчика С[…] была такая игрушка шикарная. Она была построенная по принципу «Ну, погоди!», и там какие-то работяги должны были передавать по конвейеру кирпичи. И там очередь стояла поиграть в эту игру.

[На переменах?]

На переменах, на переменах… Просто очереди. А ещё у С[…] был видеомагнитофон, и мы к нему ходили смотреть всякую фигню [смеется], «Звёздные войны» по видео.

[Порнуху не смотрели?]

Порнуху не смотрели. Ну, тогда мы были совсем ещё школота, ну чего, нам лет-то было…

[Подожди, второй эпизод вышел… в 99-м году, да, а первый…]

Ну, мы первый и смотрели, конечно. Мы, конечно, смотрели первый. Да, «Звёздные войны» помню, как мы смотрели. А потом было хорошим тоном рассказывать… пересказывать там типа во дворе: «А этот ему — ух». Нет, не «ух». «А этот ему — вж, а тот ему — бж». Тоже про боевики, кто кому врезал, вмазал и так далее. Была ещё, кстати, такая практика… о, была практика! Рассказывать фильмы, которые на самом деле не существовали, но ты выдумал. Выдумываешь такой сюжет, будто ты смотрел иностранный фильм.

[Кто во что горазд?]

Да, кто во что горазд. Я помню, что я придумывала, что я якобы смотрела фильм про каких-то арабских террористов, которые, значит, там перестреляли кого-то, но их потом всех замочили. И мне рассказывали тоже какой-то несуществующий фильм про какого-то русского милиционера, который поехал в Америку, и там про его приключения. Как я понимаю, это всё были, конечно, выдумки. Была тоже такая практика.

[А пацаны, они тоже выпендривались, одевались, чтобы было видно, что они модные и так далее?]

[Задумалась]

[Или ты просто этого не замечала?]

Я этого просто не замечала. Тогда что модно было? Тогда были модны аксессуары. Допустим, если у кого-то иностранная ручка и иностранный ластик, то это просто «вау!». Да…

[А про ручки у меня был отдельный вопрос. Я очень хорошо помню, что нам предписывали писать ручками за 40 копеек, такие вот советские, шариковые, и очень убогие, на самом деле. Была капиллярная ручка, она в 95-м вышла или в 94-м, и это было супермодно, суперклассно и так далее. Но вот эта вот идея, что вот кто-то пишет какой-то ручкой и очень хочет такую ручку поиметь, у тебя сохранились воспоминания об этом?]

Нет, не сохранилось. Но по поводу градации продуктов на крутые и некрутые, опять-таки, я слышала от своей соседки в те самые годы, что… они тоже на самом деле небогато жили, и она носила с собой в школу бутерброды с варёной колбасой. А были там, значит, богатенькие дети, дети богатеньких родителей, которые носили, ели на переменах бутерброды с копченой колбасой. И они её за это чморили, что вот это некруто. Вот это было, да, у них.

[А колбасный сыр?]

Колбаcный сыр… Ну…

[Ну, в смысле, в школу не носили? Понятно, что были люди, которые питались в столовой в школе, и были люди, которые носили с собой еду…]

Мы все питались и в школе, и с собой носили.

[То есть не было… А соцталоны?]

Да, была гуманитарная помощь. Я помню, я её получала и в одной школе, и во второй. То есть я ей получала в 866-й школе где-то в 91-м году, и в лицее [№ 14, сейчас 1575] я её получала в 91-м же. Что туда входило? Туда точно входило сухое молоко вьетнамское, и туда точно входили какие-то соевые крупинки, из которых нужно было готовить котлеты. Мы один раз попробовали приготовить, и поняли, что нет, что это какой-то отстой. Но молоко сухое — да, оно… им пользовались. Но я никогда не думала про то, что это унижение. Вот одна моя одноклассница, например, так и говорила: «Я сначала не хотела брать, это же унизительно». А в другой моей школе уже учительница, когда мы: «Ура, ура, дают гуманитарную помощь!», она: «Ну что же вы так радуетесь?! Это же унижение, у нас же в стране всё плохо, нам так помогают».

Школьный фольклор. Хвастовство в школе. Школьная самодеятельность. Детский лагерь

[А вот были такие штуки, поддевки или дразнилки, что-то типа: «Как у тебя дела? Тебя ебёт?», такое было?]

Нет, у нас было по-другому… Ну, совсем детское: «А ты жопой нюхаешь цветы, а цветы железные, для тебя полезные, через задний аппарат очень вкусный аромат». Это совсем как бы детский сад. А как же мы, Господи… Вот не помню, надо будет специально вспомнить.

[Ладно, не помнишь, не суть. А вот тоже такие вещи…]

Да! Но это другое. Мне рассказывали тоже одноклассницы, тоже конец 80-х, где-то нашли куклу, на которой было фломастером написано… ну голая кукла, пластмассовая, и, в общем, одежду с неё сорвали, и на этом голом пластмассовом тельце было написано, как мне передали буквально следующее: «Девочки, не бойтесь секса, три буквы во рту вкуснее кекса».

[Обалдеть. Слушай, а вот эти сексуальные практики: минет, оральный секс, это ж тоже обсуждалось?]

Нет.

[Нет? А хвастались девки, что вот «я уже»?]

Ты знаешь, это было в старшей, в лицее это было, это было в старшей школе и только вот именно у таких близких-близких подружек.

[То есть до седьмого-восьмого класса — ничего подобного? А историй, что вот кто-то забеременел и теперь не ходит?

Нет, про забеременел — не было. Было про то, что кто-то, кто-то уже типа занимается сексом, но это тоже была старшая школа. Нет, нет.

[А школьные переделки? Когда вы, например, читали чего-то, какое-то произведение, да?]

Там было на точку. Ну, естественно, «Если друг оказался вдруг — без штанов», это конечно. Но была такая идея, что вместо точки нужно читать «раком», а вместо запятой «боком», получалось очень смешно. Я совершенно не понимала, что значат эти слова, но пацаны читали и ржали.

[Класс, не слышал такого!]

Я тоже, только вот… То есть я потом даже в интернете искала, не нашла. Нет, и песни-переделки пели…

[Ты не носитель этих переделок, то есть…]

Нет, я не носитель.

[Такой текст, может быть, вспомнишь: «На горе стоит пивная, внизу — столики, звери-алкоголики»?]

У нас этого не было.

[Не было, другая история?]

Не было…

[Или «снял штаны, насрал на капот»?]

Не было, не было.

[Это мальчишеский такой скорее.]

Не было… Да, у нас обсуждалось — скорее из «блатного» мира, в смысле то есть тех, кто тусуется [во дворе], обсуждалось, что в районе есть девчонка, у которой есть кличка «Дристафа\», и она на неё отзывается. Я долго не верила. Но один раз я, действительно, на улице услышала, как кто-то вопит: «Дристафа!». Я удивилась. Что это вообще за…

[А ты не понимала, что это значит?]

Нет, я понимала, что это от слова «дристать», но почему вот такое образование — что это, «Мустафа»? Как это, как… Вообще кликухи были. Вот у тех, кто тусуется во дворе… Помню, у одноклассницы была кликуха «Киса», она кошек любила, у неё была кошка, потом была такая девочка по имени Седова, её звали, конечно, «Седая».

[А училок?]

А училок, училок… Была, значит, учительница, что она преподавала, я не помню, по-моему, труд. Её звали Венера Максутовна — и, конечно же, «Фанера Мазутовна». Как-то звали военрука. Но не Полкан. Полкан — это было у нас в лицее военрук, а этого как звали в 866-й, я не помню…

[А самая злобная училка? Ну не самая злобная, а которую вы особенно не любили. Химичка, географичка? Или не было такой?]

Не было, таких не было. Ну, пожалуй, самый противный был военрук. Ну, он действительно был не очень адекватный человек. Про него там говорили «контуженый», ну, его там доводили пацаны. И он тоже троллил в отместку. Ну вот кто-то доводит, он вперял глаза на него и говорит: «Смотри, у тебя моча в голову ударила, у тебя уже белки пожелтели. Смотри-смотри, пошла моча».

Ну да, хор был у нас в школе, но почему-то… я их слушала. А что они пели?… Они пели песню из фильма с Абдуловым. [Стучит ладонью по столу.] Так, маразм. Музыка Крылатова. Про Новый год-то фильм. [Напевает] «Разноцветный, огромный, весёлый, не подвластный ни дням, ни годам». Из «Чародеев». Да, вот это они пели и пели песню про Виктора Хара, которая «Песня умолкла, затихла гитара, нет на земле больше Виктора Хара», чего-то «чилийцы, мы вам ещё отомстим, кровопийцы». Ну это какая-то пионерлагерная песня. Больше я ничего не помню, что они пели.

[А школьные ансамбли у вас были?]

Ну да, ну этот, на самом деле, правильнее называть не хором, а ансамблем.

[То есть это музыкальный кружок, где как-то собирались…]

Да-да-да.

[А руководил учитель пения?]

[Cмеется]. Учитель пения у нас была, по-моему, учительница, и я её совершенно не помню. Я помню учительницу музыки. Эмма Вадимовна, я помню, её звали, и, по-моему, Войтенко была её фамилия. И она умерла, когда мы ещё учились в школе, мы с ней прощание устраивали. Она была клёвая очень, умная, и, в частности, благодаря ей я узнала, кто такие евреи. Случилось это так. Это было перед каким-то 9 мая. И она нам поставила… Нужно было ставить какие-то пластинки, и потом мы всё это обсуждали, она рассказывала про музыку, и она нам поставила — ну, обычно это была какая-то-либо классика, либо народная музыка — а тут она нам поставила Розенбаума, «А может, не было войны?». И там упоминалось слово «гетто». И кто-то спросил: «А что такое гетто?». И Эмма Вадимовна нам, значит, рассказала, что преследовали евреев, рассказала нам про Холокост и говорит: «И вы знайте, что если, допустим, на улице кто-то про кого-то говорит „еврей“, то он уподобляется фашистам». С тех пор я, во-первых, узнала, кто такие евреи, что это народ, а не профессия. Потому что там из каких-то взрослых разговоров долетало, что Сталин гнобил врачей, евреев, инженеров, интеллигенцию, ну, я думала, что евреи — это профессия. А во-вторых, что, оказывается, существует антисемитизм. Но у нас как-то этого не было, не было.

[А список чтения бывал какой-то?]

Да было, был список чтения. Я его честно прочитывала летом.

[Нет, я про другое. Ну вот был список, понятно, всё, что ты читаешь летом, что училка говорит. И вдруг какой-то парень, или девушка, или кто-то ещё приносит тебе вот вообще что-то, что никогда… Ну типа самиздата.]

Нет, не было.

[Я понимаю, что это уже 80-е, конец, но всё равно.]

Всё равно не было, всё равно не было. Вот ещё расскажу, раз уж ты спрашиваешь про школу, я это сто раз писала в блогах во всяких, в фейсбуках, но пусть будет. У нас были какие-то такие удивительные практики, не то чтобы классные часы, но когда после школы приходил кто-то из родителей поговорить с детьми о прекрасном, об искусстве. Ну, это тоже конец 80-х. И у нас был такой мальчик, М[…]. И отец у него тоже был, судя по всему, воцерковленный, ну, непростой человек. И он с нами разговаривал об искусстве, о прекрасном, о духовности, как тогда это было модно говорить. Я пришла домой и, значит, радостная рассказала об этом своей маме, и мама обрадовалась, говорит — вот, надо обсудить с другими, сделать, действительно, такие встречи регулярными. И родители стали обсуждать идею о том, чтобы ввести в школе, ну, не закон Божий, тогда это не называлось «закон Божий», а «уроки нравственности». И половина родителей была «за», половина была «против». Кто-то говорил: «Я не понимаю, как в школу будет ходить поп!». Было большое бурление на родительских собраниях. Точку в этом споре поставила наша классная руководительница, аргумент у неё был шикарный: «Хорошо. Но как мы потом будем проходить Багрицкого „Смерть пионерки“?» И это аргумент, против которого никто не попёр. Да, вот так было.

Да, ещё из школьных практик. Да, у нас, я не знаю почему, как-то раз летом отдыхал «Спутник», лагерь «Спутник». В связи с чем? Что это было? Вот убей Бог не знаю. Но считалось, что «Спутнику» надо вредить.

[Летом?]

Летом. Что надо подготовиться заранее и как-то им навредить, чтобы им было несладко, что они типа в нашей школе. А там ставили кровати для них… Я не знаю, была, это самое, идея им напихать иголок в подушки, ну, по-моему, так и не напихали. Записки им какие-то с угрозами писали. Я в этом как-то не участвовала… Да, это всё вокруг меня происходило. Зато потом, когда мы пришли в школу, на стене была нарисована страшная рожица и написано «Спутник ещё приедет». Наши, значит, ребята подписали: «И получит в зуб».

[Класс. Ладно, давай закончим со школой, хотя для меня это неисчерпаемая тема.]

Двор и дворовые практики

О чём я тебе не рассказала, это уже… У нас был гармонист.

[Во дворе?]

Во дворе был гармонист.

[Около дома?]

Он жил не в доме 4, он жил в доме напротив [ул. Красного Маяка, д. 4, корп. 3]. Это был пожилой дядечка, который летом, ну и в теплое время года — ну, где-то с конца 80-х точно и где-то по середину 90-х, — ну, не буду говорить каждый божий день, но очень часто, и часами, часами играл на гармони. Всё — и военные песни, даже попсу какую-то современную играл. Ну, в основном или народные какие-то, или псевдонародные. Бабки вокруг него какие-то сидели, уж я не знаю — плясали или не плясали.

[Пожилой?]

Он, да, он был пожилой. Это всё, что я могу о нём сказать, кроме того, что он был, я ничего не могу сказать. Вот ещё один раз я была свидетелем такой очень негородской картины. Школа наша находилась — и находится сейчас — скорее на Кировоградской. Мне нужно был перейти улицу, пройти дворами, и я шла этими дворами. И была зима. И я увидела, что во дворе [двор между домами 1, корп. 3 и 1, корп. 2 по ул. Красного Маяка] мужик бьёт гуся — ну там с кровью, горло ему перерезает. Это было так удивительно… Гусь, он ещё огромный! Помню, он ещё орал или нет, но как-то…

[Убить гуся…]

Москва, какой-то 89-й или 90-й год, и мужик режет гуся, и потом эту тушу с трудом волочит. Что это было, я не знаю.

[А если ещё про двор или скорее про район… Про всяких людей с девиантным поведением… Эксгибиционистов…]

Не было. Вообще не было.

[А вы слышали, что это такое?]

Слышали, да. Слышали. Но ничего конкретного сказать не могу.

[Анекдотов не рассказывали про них?]

Анекдотов не рассказывали. Анекдоты рассказывали только про дистрофиков, ну, это, «муха грудь истоптала», ну, всякое такое. Нет, про эксгибиционистов, нет…

[То есть если говорить, там получается вот этот ученый, татарка, бомжиха. Соответственно, гармонист. Понятно, это немножко другого поля, но тоже такая фигура, которая выделяется, да? Получается, цыгане, да, которые… Ларьки, в которых тоже кто-то торговал, бабки-семечки].

Ну врач, опять-таки?

[Врач, опять же, да, дантист. Это некоторый набор значимых людей, который был в округе.]

Ну, я не могу сказать, что эти бабушки странные были значимы… Ну, они были значимы для детей.

[Они были, да, опять же, про них говорили… Это важно.]

Да. Вот, я помню ещё, что в какой-то момент была мода на белых пуделей. Ну, не на белых, а на королевских пуделей.

[А что значит «королевский пудель»?]

Королевский пудель — это очень большой пудель. Сейчас ты их в Москве просто не увидишь. А как раз в 80-е — начале 90-х, они были, их было очень много… У нас в подъезде был пудель, в доме напротив было три. Это были белые! Абрикосовый был, черный. Мы все гуляли там на горке, они с большими, я — с маленьким. Была какая-то мода, поветрие было. Потом было поветрие на эрделей. Но белых пуделей я с тех пор просто не видела. Как сейчас мода на йоркширов, йоркшир-терьеров, вот тогда была мода на белых пуделей. Ну, на королевских.

[Подожди, а играли в фанты?]

Нет, во вкладыши.

[А как?]

В вкладыши мы играли так. На подоконник, как правило…

[В школе?]

Да, в школе, да, очень редко на улице. Обычно возвращаясь из школы. Клали пачку вкладышей, и нужно было по этой пачке ударить ладонью. Ну такой присогнутой. Что перевернётся, то твоё. Причём у нас были, например, те, кто и продавали вкладыши.

[То есть ценность была у вкладышей?]

Да, это была огромная ценность, но вот этот, значит, Саша, который продавал вкладыши, или не Саша… По-моему, Саша, ну, неважно. Он продавал вкладыши не от «Дональдов», в которые мы в основном играли, а от «Турбо».

[Машинки?]

Да, там были машинки. Ну, мне поскольку машинки были неинтересны, я как-то этим… Да, там ещё были какие-то вкладыши с комиксами, какие-то космические истории… Где он их брал, я не знаю… Ну тоже, наверное, покупал…

[А «Love is…»?]

«Love is» — это более позднее. Это я уже училась в старшей школе, у нас были другие интересы [Смеется].

[А гудрон живали?]

Гудрон не жевали…

[А, вот чего хотел спросить, совсем забыл про ларьки… Грабили их пацаны, свои же? Идея, что ларёк можно грабануть?]

Нет, про ограбление ларьков я не знаю, могу рассказать про мародёрство. Значит, годы это были, ну, предположим, 93-й или 94-й. Это я уже училась в лицее. У нас там был, значит, один мальчишка, талантливый, но хулиганистый. И он был известен тем, что занимается бизнесом. Он продавал ластики, он продавал всякую мелочь ну и вообще имел наличные деньги. Мы с его подачи собирали бутылки, их сдавали… Собирал он бутылки, ну, в общем, он ничем не брезговал для наживы. Да, и я помню как он, значит, нас с подружкой […] повёл, решил угостить. Купил нам кока-колы, купил нам еще какие-то… ну, не пирожные, батончики, «Баунти» он нам купил. Типа он девушек угощает так, гусарски. Ну и вот, и… И он один раз говорит, что типа [неизвестные] разбили, это самое, разгромили ларёк, и он туда просто залез и вынес… Ну там, ну, стоит ларёк.. Ну, почему бы… Долго стоит, почему бы не вынести оттуда? И продуктами оттуда… не продуктами — товарами… он тоже барыжил. И, в частности, да, в частности, я у него купила лосины. Лосины вообще был предмет вожделенных желаний — вот прям сейчас помню, они были чёрные, и на них были таким золотистым, не люрексом, а типа золотистой крошкой облака, в таком китайском стиле. Еле-еле я выцыганила у родителей, значит, деньги, при том что он там мне какую-то скидку сердобольно сделал. Но надела я их один раз. Потому что когда я в них пришла, значит, он всем же разболтал, все стали смеяться, что типа вот я купила у этого чувака лосины, которые он, значит, смародёрил в ларьке. Вот такая печальная история.

[Почему же печальная, наоборот. Слушай, ну здорово].

[…]

Праздники в школе. Детские спектакли. Музыкальная школа

Ещё про праздники, кстати. Значит, напротив кинотеатра «Ашхабад», через улицу Чертановскую, была такая площадочка [между Днепропетровской ул. и Сумским пр-дом]… За этой площадкой — музыкальная школа [Днепропетровская ул., 8], а на этой площадке были… Приезжал зверинец, в частности… Это конец 80-х — самое начало 90-х. Были там какие-то рыночки, причём рыночки были не каждый день. А ещё туда приезжали, на эти рыночки, спектакли нам показывали. Не знаю, кто, но я помню один спектакль совершенно на перестроечную тему. Что где-то там в мире есть проблема, но прилетели инопланетяне, всё разрулили и улетели. Инопланетяне пели песню… Да, это я помню. А по поводу всяких спектаклей, вот ещё, музыкальная школа. Я же ходила в музыкальную школу. По-моему, это Днепропетровская улица, ну, которая напротив кинотеатра «Ашхабад» через Чертановскую.

[На чём ты играла?]

Я играла на блокфлейте и на фоно\ [фортепиано]. Но я её не закончила. И у нас там тоже приезжал какой-то театр показывать детям спектакль. Спектакль был очень перестроечный. Там это всё было как бы для детей, поэтому действие происходило в лесу, и там были всякие зверюшки: волки, зайцы и так далее. Но перестроечность этого сюжета заключалось в том, что этот спектакль бичевал бюрократию. Там были два отрицательных героя — белый волк и серый волк. Серый волк — это был такой классический злодей, там гопник, рэкетёр и всё такое прочее. А белый волк — это был бюрократ с портфелем. Это всё, что я помню про этот спектакль. Но я помню, что… Детям-то было по барабану это всё смотреть. Но родители, которые на это пришли вместе с детьми, они были жутко недовольны, и они их, значит, освистали. И это было поразительно! Когда ты сидишь, значит, такой шкет в театре — ну, типа, в театре смотришь спектакль, а взрослые дяди и тёти… свистят! Это было поразительно, правда!

[Я вообще не помню практику освистывания…]

Это единственный раз, когда я видела освистывание. И, по-моему, эти артисты несчастные не доиграли до конца, и мы не узнали, чем закончились приключения белого и серого волка, но возмущение было велико.

Звуки района Чертаново

[Мне всё-таки хочется не в рамках нашего вопросника и вопросов поспрашивать про звуковой облик, двора, района… Какие звуки ты помнишь? Звуки района Чертановского?]

Нет, их не было.

[Птицы…]

Нет, птицы — нет. Ну вот гармошка этого мужика, который играл на гармони, да… Ну, собаки. Иногда было… Ну, не иногда, а довольно часто было: «А мать, мать, мать, мать, алалала, фашистский морда», это тоже часто было. А так, в общем, нет.

Немосквичи. Границы Москвы

[А москвичей у вас много было? Вот эта идея о том, что ты — москвич, а ты — не москвич?]

Нет, а этого не было. Это я узнала, уже когда в универе училась, и в основном из прессы, из книг. У нас были немосквичи, у меня соседка по лестничной клетке была из Ростова, с которой мы дружили. Она говорила фрикативное «г», вот и всё.

[А московский говор?]

Нет, нет.

[А вот та самая Москва в конце 80-х — начале 90-х, где она заканчивалась?]

Моя Москва заканчивалась на МКАДе, я эту границу просто помню. Ну тогда МКАДа не было, а было… Вот там, где сейчас станция метро «Аннино», и там выезд из города, там была огромная такая станина с большими буквами «Москва». Ну почему я… Ну, мы ездили на кладбище на Пасху, естественно, и это я помню. Там Москва заканчивалась.

[А с другой стороны — Север?]

А с другой стороны — Север…Да, мы ездили, у нас была дача в Фирсановке.

[Это где?]

Фирсановка — это по дороге на Питер, там где Сходня, Алабушево, ну вот. Где кончается, я как-то не очень себе представляла. Я даже спрашивала у родителей: «Где мы едем?». А там мы проезжаем какой-то НАТИ, Химки, Химки-Ховрино. Они говорят: «Это город-герой Москва». А мы едем мимо серых коробок… что это? Потом вдруг сменяется пейзаж… Нет-нет, для меня это было неактуально.

[У меня есть совершенно дурацкая идея, по поводу всего этого пересечения пространства, которую, кажется, я не очень до конца оформил, но понял как назвать. Такая штука, «дестинанционная парадигма», как у Оже. То есть, грубо говоря, когда ты осмысляешь пространство, не очень понятно, подземное либо наземное — у тебя есть некоторый набор коробочек, да, в которых ты очень хорошо ориентируешься. Неважно, это пространство или кусок, коробочка она и есть коробочка. Дальше у тебя есть, например, школа на Спортивной, у тебя есть Даниловский монастырь, у тебя что-то ещё и так вот, да… И между ними есть лишь набор маркерных точек, но, по сути, это пространство пустое, и это не так. Понятно, что вроде бы идея очевидная и понятная, но тем не менее. Вроде бы, кажется, всё это формируется как бы: вот есть место, и есть дестинация, где ты чего-то, как бы их осваиваешь.]

Да.

[Вот это такое ощущение у тебя или всё-таки немножко другое?]

Наверное, всё-таки такое, да, наверно, так.

[То есть да, набор серых коробок, мимо которых вы едете, наводит на мысль, что это примерно так и работает среди всех. Да, прости, это был такой офтоп в сторону.]

Малая Калужская, дом 27

Да, ну, а если говорить прям про этот район, вот где я сейчас живу, а именно Малая Калужская, дом 27, я бывала здесь в детстве довольно часто, потому что в этой квартире жила моя тётка.

[То есть это квартира твоей тётки?]

Да, это квартира моей тётки. […]

Семья

[Давай попробуем отвечать немножко по-другому. Расскажи мне, пожалуйста, про твою семью. Они изначально москвичи?]

Да, они москвичи. Мать моей матери, баба Катя, была из смоленской деревни, из-под Гжатска, который ныне называется Гагарин, отец её тоже был деревенский, он погиб в войну. У отца родители москвичи, бабка москвичка, прабабушка [примечание инф. после просмотра расшифровки: из Московской губернии] — баба Маня… Кладезь фольклора была, между прочим.

[Помнишь что-нибудь?]

Помню, да, она периодически пела «Распустила Маня косы, а за нею все матросы». Рассказывала… Она училась в гимназии, рассказывала всякие гимназические тексты, в частности, из сборника Даля про войну грибов — «гриб-боровик, главный полковник». Это было в хрестоматиях. И да, она потом про её гимназическое детство… Была ещё такая история, что она была в гимназии чуть ли не самой верующей, она там пела в церковном хоре и всё такое прочее… А директор гимназии, собака такая, уже были такие времена смутные, он ей сказал: «Ну ты что, Давыдова, в Бога-то сильно веруешь? А, может, Бога-то никакого и нет?». И с тех с пор она перестала верить.

[А годы-то какие были?]

Ой, ну ты спросил. Ну, какое-то начало века.

[То есть она родилась в конце…]

Да, она родилась в конце XIX века. Да, а тётка и дядька, значит, по маме, брат и сестра, соответственно, моей мамы… Дядя работал на «Красном пролетарии» [инф. ошибся: на самом деле на заводе «Вымпел»], был шикарный электрик просто. Тётя работала в Минкульте.

[Это брат и сестра мамы?]

Да.

[Подожди… Материна родня ведь из-под Гжатска?]

Ну да…

[То есть они все переехали сюда в какой-то момент?]

Нет, они родились все в Москве. Ну, когда баба Катя, мамина мама, попала в Москву, я не знаю, но мама родилась в Москве. И баба Настя родилась в Москве, и дядя Женя родился в Москве. Вот так… Ленинский проспект… Считалось, что мы едем на Ленинский проспект, значит, мы едем сюда, к тёте Насте. Ну, в какой-то момент она стала «бабушкой Настей», как я ей стала звать… […] Но вот когда мы ездили сюда, это называлось «на Ленинский». Поэтому я здесь бывала и в детстве. Но что я помню здесь из детства. Вот больница Святителя Алексия, которая у нас под окнами, она и была. Она не называлась Святителя Алексия, она называлась, не помню, какая-то «градская». Вот у нас там 1-я градская, которая на самом деле объединенная 1-я и 2-я градская, 4-я градская — это там, где улица Павла Андреева, вот туда. А это, видимо, была 3-я градская. Да, наверное, так и называлась. Церкви тут [в нынешней больнице Святителя Алексия] никакой не было, то есть она не функционировала. Да, вот ещё что. Завод «Красный пролетарий» тогда функционировал. И функционировал завод Орджоникидзе, который сейчас стоит на улице Орджоникидзе, и сделан из него торговый центр. И что, что я помню, это то, что из территории «Красного пролетария», туда, к заводу Орджоникидзе и далее к Окружной дороге — там на самом деле станция «Канатчиково» — ходила одна ветка, однопутка. И я видела эту «чмуху», маневровый электровоз.

[ЧМЭ?]

ЧМЭ, да. ЧМЭ3, на самом деле. То, что это «чмуха», я знаю уже просто из интервью с железнодорожниками. И я видела, как он ходил. Да, в Донской… Правильно, мы ездили к тётке, чтобы ходить в церковь в том числе. Когда я была совсем маленькая, когда вообще ничего нигде не было. Мы ходили в Донской [монастырь], и мы ходили в Ризоположенский собор.

[Пешком?]

Пешком, конечно, пешком. Ну чего, в Донской тут пройти две минуты и в Ризоположенский пройти, ну, пять минут. В Ризоположенском меня крестили. Да, были такие практики… Я причём помню, что в Донском монастыре есть Большой собор и Малый собор. Я ещё помню, когда рака с мощами патриарха Тихона стояла в Малом соборе. Её перенесли, когда там был пожар. Помню, да, на Пасху, на Пасху мы ходили.

[Но вот эти объединяющие точки, когда вы ходили в храм… Это были праздники типа Пасхи?]

Да, это были Пасха и Рождество, не больше. Потом, когда мы все дружно воцерковились, а тётка ушла на пенсию, она устроилась библиотекарем в Донской монастырь. И она всех знала этих монахов. Не говорила я с ней, к сожалению, об этом… Это очень жалко. Но она была библиотекарем Донского монастыря.

[В смысле, монастырской, вот этой церковной библиотеки?]

Да, да-да-да. Для внутреннего их пользования, конечно.

Завод «Красный пролетарий»

[А про завод расскажи? Это, собственно, призаводская территория и про завод сам?]

Да. Это моё знание, на самом деле, обусловлено не тем, что я слышу от людей, а тем, что я читаю в интернете и в социальных сетях… нет, в социальных сетях об этом не пишут… и скорее делаю об этом какие-то выводы на основе этого. Значит, сейчас завод «Красный пролетарий», он на самом деле состоит, с одной стороны, из руин завода, это огромная территория, которая не действует, это разруха… Кстати, я помню, как его поджигали. Это были уже 2000-е, и здесь был пожар. Ну, судя по всему, это был поджог. Завод уже тогда не действовал. Ну вот, значит, завод состоит из руин, с одной стороны, а, с другой стороны, из бывших зданий, которые раньше принадлежали заводу, а сейчас сдаются под офисы, рестораны, спортклуб там есть, фиговый довольно, но очень дорогой. Это ведь большая… Это огромная территория… И он сейчас принадлежит, контрольный пакет акций принадлежит ЗАО «Влакра». ЗАО «Влакра» принадлежит «Роснефти». Да, я помню, у нас был конфликт с «Влакрой». Когда они пилили деревья со своей территории и спилили наши деревья. И, значит, наши общественники не будь дураки, и, значит, не растерялись содрать с них денег на то, чтобы сделать нам закрытую домовую территорию. И, значит, наши активисты ходили по домам, по квартирам и [просили людей], чтобы они подписали петицию на то, чтобы нам закрыть территорию, чтобы с «Влакры» нам содрать денег. И да, территорию закрыли. Но это было примерно, ну, лет пять где-то назад. Контрольный пакет [акций] на самом деле принадлежит «Влакре». Но дело в том, что часть пакета акций принадлежит «Альфа-групп». И, как я себе это понимаю, пока существует какая-то конкуренция, «Альфа-групп» и «Роснефти», мы не попадаем под реновацию. Когда прошлым летом была огромная буча, огромная-огромная буча по поводу реновации и по поводу того, что, значит, у нас сносят дома и лишают собственности, и так далее, и тому подобное, нас это не тронуло. Наши дома…

[Вы и не особенно беспокоились?]

Нет, мы, конечно, беспокоились. У нас есть, на самом деле, в районе беспокойные люди. Самый беспокойный человек живёт на Рощинском проезде, я его знаю, это такой Клим Лихачёв. Он юрист, он молодой парень. Он молодец. Это молодой человек, который отстоял свой дом от реновации. И он как раз у нас самый главный активист, он собирает все подписи, он проводит с людьми всякие встречи о том, как бороться с реновацией. И когда была движуха, он там просто рулил. Да, ещё были всякие собрания, встречи с префектами, встречи в префектуре, с зам. префекта, когда Клим приходил и начинал вести обличительные речи, а люди из «Жилищника» пытались набить ему морду, мы это всё снимали на видео, а он потом по этому поводу собирался судиться… Я не знаю, судился он или нет, но, в общем, он грамотный парень. Молодец. Но его очень не любят в управе и нигде, потому что он как кость в горле.

[А вот эти дома — это твой дом конкретно?]

Да.

[А вообще, он считается престижным, непрестижным, как это можно определить?]

Значит, у нас угол: дом 27 без корпуса, дом 27 с корпусом, и ещё один дом 27 с корпусом, который по улице Стасовой. В двух из этих домов квартиры давали рабочим завода. А тот угловой дом, который 27, корпус… не помню, какой, там жило заводское начальство. И, поскольку там жило заводское начальство, не буду врать когда, но, наверное, в 80-е сделали лифт. У нас лифтов нет, ни в одном, ни во втором…

[А сейчас ты определяешь [своё] место жительства как, например? Как престижное и хорошее или всё равно?]

Я это место жительства стала определять как удобное, полностью удобное, когда построили «Ашан». Потому что я когда сюда, значит, въехала, в [200]7-м или [200]8-м году, не помню, у нас не было «Ашана». И для того, чтобы купить продукты, причём нормальные продукты, нужно было ехать чёрт-те куда. Когда построили «Ашан», а тем более у нас открыли и «Магнит» в прошлом году, «Пятерочку», тоже, по-моему, в прошлом году, просто проблемы не стало. Чем хорошо это место? Тем, что отсюда можно доехать на общественном транспорте до Московского государственного университета, до Библиотеки имени Ленина, до Юго-Западной, опять-таки. Когда я работала на »Парке Культуры», я туда доезжала на велосипеде. Да, собственно, почему я купила себе велосипед? Для того, чтобы ездить на нём на работу. Но сейчас я работаю в другом месте территориально.

[Удобно?]

Нет, не удобно, удобнее просто на двух автобусах, с пересадкой, или на автобусе и метро. Да, когда построили «Ашан», тогда стало лучше…

Московские памятники

Да, памятник Гагарину. Про памятник Гагарину. […] У меня несколько лет назад была беседа с одним человеком, он родился в 54-м году, и в детстве он жил в этом районе. И, как я сейчас помню, это был апрель, вот, ну где-то начало апреля, и мы с ним сидим, выпиваем, и он с совершенно серьезным таким видом говорит: «Вот у тебя там памятник Гагарину, а скоро День космонавтики. Ты близко живёшь, ты в 5 утра приди к нему и посмотри, что будет. Дело в том, что в 5 утра 12 числа апреля Гагарин пролетел над Москвой. И вот каждый год в этот день в пять часов утра памятник Гагарину поднимает руки». Я поняла, я, конечно, поняла, что это всё розыгрыш. Но человек настаивал на своём, говорил, что нет-нет, это всё правда. Но потом он, конечно, раскололся, когда мы встретились через полгодика, что так типа немосквичей подкалывали. Но он с серьёзным видом меня разыграл. А ещё вот этот товарищ 54-го года, я от него знаю совершенно прекрасный текст, что в Москве один поп не пьёт. А почему? Потому что книжку в руках держит. Имеется в виду памятник Ивану Фёдорову. На самом деле, по-моему, он не был попом, по-моему, не был. Но он… кем он был-то? Я знаю, что он был печатником…

[У него какой-то сан был…]

Он дьякон был, по-моему. Дьякон, дьякон. Но вот говорилось, что поп. Но поскольку этот человек, он был причастен во время оно к Русской православной церкви, собственно говоря, служил там, потом его выперли оттуда…

[А если прогнать по памятникам какие-то воспоминания… Понятно, что это было в центре и так далее… По памятникам какие-то тексты, такие, неофициальные или что-то ещё… Вот они — были?]

Я пыталась, я честно пыталась это вспомнить, но… нет, но нет. Как-то всегда обсуждалось, что на Карла Маркса срут голуби на голову. Но это никак не оформлялось. Ну, Карла Маркса, который на Театральной площади.

[А памятник Пушкину?]

Памятник Пушкину тоже нет, нет. Я ни анекдотов про памятники не носитель, ничего.

Неформальные тусовки: скейтбордисты у памятника Гагарину, толкиенисты (ролевики) в Нескучном саду

[Слушай, а у Гагарина встречались какие-то неформальные тусовки?]

Скейтбордисты.

[А остались сейчас?]

Нет. Скейтбордисты у нас тусовались сейчас скажу где… Они тусовались у памятника Ленину, который хронологически самый последний памятник Ленину, по-моему, в Советском Союзе, это на Калужской площади, на станции метро «Октябрьская». Вот там они тусовались, потому что им там раздолье. И тусовались у памятника Гагарину. А так у нас тусовались… ну, понятно, толкиенисты, потому что тут Эгладор был.

[Что был?]

Эгладор, оно же Поганище. Ну, Нескучный сад, где тусовались толкиенисты, ролевики…

[Прости за наигранное удивление…]

[Смеётся]. Это называлось Эгладор, или Поганище. Почему я это знаю, я там никогда не тусовалась, но, поскольку я училась в университете, у нас там была целая толпа толкиенутых, у нас там было культовое место притяжения. Да, я училась в МГУ на историческом факультете. Он располагался тогда в Первом гуманитарном корпусе, который назывался 1-й гум. Опять-таки, в 90-е годы, с 95-го, там были книжные, книгопродавцы. И один из этих книгопродавцов, она была толкиенист, такой олдовый толкиенист был, такая Юля по кличке «Келебриль».

[Келебриль?]

Ке-ле-бриль. Ну, это такой какой-то литературный персонаж, не помню, из какого, по-моему, из «Сильмариллиона», не буду врать. Я так толком и не освоила этот сложный текст. И у этой Келебриль собиралась тусовка, и вот я с ними тусовалась, я от них и знала, что это Поганище, или Эгладор. Да, вот они у нас тусовались.

[Но они собирались в Нескучном саду?]

Да, они собирались с Нескучном саду, и о том, как они собирались, это всё время обсуждалось, вот у Юлии Келебриль. Кстати, это место, вот этот пятачок, это был Сачок, вообще-то говоря. Университетское название это — «Сачок» [примечание инф. после просмотра расшифровки: «Были „большой Сачок“ и „малый Сачок“. Большой — на входе в 1-й гум ближе к Проспекту Вернадского, малый — ближе к ГЗ (главному зданию МГУ). Юля торговала, соответственно, на большом Сачке».] И вот на «Сачке» торговала Юля Келебриль, и торговали ещё какие-то люди. И место, где торговала Юля, у нас называлось Минас-Тирит.

[Минас-Тирит? Почему?]

Ну, потому что это из книги Толкиена. Почему ещё? Минас-Тирит это называлось.

Хиповская тусовка на Арбате, Гоголях (у памятника Гоголю). Парадняки

Ну тогда было много чего ещё. Тогда были пересечения с тусовками — с арбатско-хипповской тусовкой, к которой я тоже немножко причастна. Ну про неё чего говорить? Приходили на Арбат, там было культовое место — кафе «Бублики» [ул. Арбат, д. 22]. Про него куча всего написано, про это кафе «Бублики». Мы тусовались у кафе «Бублики», там была «бубличная» тусовка.

[Называлась так?]

Называлась «бубличная тусовка»

[Я ничего не знаю про это.]

Окей. Улица Арбат, середина 90-х годов. Там была тусовка у «Бубликов», она же — бубличная тусовка. На Гоголях мы не тусовались, на Гоголях тусовалась дринч-комнада, это были более старшие такие люди. Дринч-команда, «дринч» — от слова «drink», они были такие алкашные люди. Видела я этих людей…

[А где они тусовались?]

На Гоголя\х. Ну, у памятника Гоголю.

[У памятника?]

Да, у памятника. Один раз я была на Гоголях с дринч-командой. Какие у нас там были места? Был Банковский парадняк [примеч. инф. после просмотра расшифровки: «Кажется, это был ул. Арбат, д. 29. То есть в д. 29 в подъезде мы, конечно, тусовались, но он ли был Банковский…»]. Был Банковский парадняк, и был Аптечный парадняк [ул. Арбат, д. 23], от слова «парадная», «подъезд» — по-питерски слово. Чёрт, как бы объяснить…

[Это уже 2000-е?]

Нет, нет, нет, сейчас я скажу, что это. Это был год 96-й, нет, 97-й — тире — 99-й, как-то так. То есть начала я в школе, в последнем классе школы, и закончила на каком-то курсе, не помню, на каком курсе. Аптечный парадняк, потому что там была аптека. Ну если мне дадут карту с видео, я скажу, где это было. А Банковский — потому что там был банк.

Пятёрка. Лубянка. Первая аптека

Ну да, все знали, что такое «Пятёрка». «Пятёрка» — это было страшное место. Это пятое отделение милиции, откуда периодически ходили рейды и забирали наших мальчиков, которые там перепили, а то ещё и пере… переупотребили каких-нибудь веществ.

[Коноплю курили?]

Конопли-то, по-моему, тогда не было, а были… Тогда же было такое гиблое место, как Лубянка. Значит, это у Первой аптеки, аптека № 1 на Лубянке [прим. инф. после просмотра расшифровки: «могу сказать только, что это ул. Большая Лубянка. Дом не скажу, никогда там не была»]. Тогда торговали, значит, стояли бабки и торговали всякими психотропными препаратами с рук. Это было очень известное место — и в школе у нас это знали, и некоторые школьники… Ну, одна девушка у нас калипсол покупала, потом «улетала». Нет, сейчас они все живы и здоровы, прекрасны и благополучны…

Банковский парадняк

[Я бы определил всё-таки… Получается, Банковский парадняк — это где?]

Эта улица Арбат. Если стоять к кинотеатру «Художественный», то это по левой стороне. Или это был Банковский, он же и Аптечный. Короче, такой розовый дом [Арбат, 23]. Я, в крайнем случае, когда ты будешь это расшифровывать, я просто посмотрю по гугл-карте. Мы там тусовались, да, и был Аптечный парадняк. Был напротив «Бубликов» парадняк [Арбат, 29], ну, напротив кафе «Бублики».

[Это тоже на Арбате?]

Тоже на Арбате.

[На Старом?]

Да, на Старом Арбате. Мы там тоже стояли. И на балкон тогда можно было выходить, мы на этом балконе сидели, было хорошо.

[То есть на втором этаже?]

Да, это было на втором этаже. На чердак залезали, это у того же дома, который напротив «Бубликов» [Арбат, 29]. Один раз меня там чуть… Ну, не то чтобы изнасиловали, меня не собирались изнасиловать, собирались «подписывать на фак».

[«Подписывать на фак» — это образование?]

Нет, это не образование. Это такой жаргон.

[Клево, ни разу не слышал.]

Я не подписалась, нет.

[Что у вас ещё было интересное?]

Ну тогда было такое интересное место… Это были «Биса\». Ну про «Биса» ты знаешь?

[Нет.]

Окей. Дом 32-бис, описанный Михаилом Афанасьевичем Булгаковым, там была «нехорошая квартира» № 50, там и сейчас «нехорошая квартира». Он на самом деле был и тогда, в конце 90-х. А ещё там был сквот. Там было несколько квартир, свободно занятых несколькими художниками, хиппи и прочими творческими личностями. Режиссёр Артур Аристакисян снимал там фильм «Мария» [примечание инф. после просмотра расшифровки: «вышел в свет под названием „Место на земле“»], и некоторые значит, наши, мои знакомые там снимались, всякое такое. И ещё там был университет культуры хиппи. Да, он реально функционировал…

[На «Бисах»?]

На Бисах. Там приходили люди читать лекции. Ну, например, там читала лекции Умка. Про битников. Я эти лекции не слышала. Что я слышала? Я там слышала лекции такого Тиля. Тиль, он же Виталий Морозов, это такой известный хиппи. Он читал про технологию юродства. Вообще это был такой поток философических слов, завораживающий по-своему. Был такой Вилли Мельников, поэт, царство ему Небесное, который утверждал, что он говорит на всех языках на свете. Он читал лекции про… про языки и поэзию. Был такой священник Александр Глущенко, художник-график шикарный. А про что он читал, я не помню. Были ещё там какие-то люди, которые ещё что-то читали. Не помню, не помню. Ну, в общем, «Биса» были.

Сквот на Остоженке

Был ещё такой сквот на Остоженке. Это менее известное место. Остоженка, дом 20. Там были концерты, там что было… Там несколько квартир в подъезде было занято всякими хиппами и творческими личностями. Одна из моих одноклассниц просто тусовалась с одним из обитателей этого сквота, который, к сожалению, уже на том свете. Такой был Хобо по кличке. Про него тоже много можно рассказывать. И там, в частности, жил такой американец, Пол Шпенглер. Он такой американец, русофил, ужасный русофил, который приехал в Россию и так до сих пор тут и живёт. Он во всяких архзащитных тусовках тусуется. Была там художница Василиса, то ли из Чимкента, то ли из Караганды, про которую ходили разговоры, что она убежала из-под венца, куда её хотели насильно выдать. Был там такой…

[Прости, Маш, это очень клёво…]

Да, был там такой режиссёр Вреж Мелоян с театром «Биосинтез», они… Ну был такой этнический театр, они, в частности, выступали в разных клубах, «Манхэттен-экспересс», Доме Литераторов. Не помню, где они, много где выступали. Ну был театр «Биосинтез», там они тусовались. Кто там ещё был? Был там такой Михаил Соколов, барабанщик, который играл на таком странном инструменте, не могу сказать [прим. инф. после просмотра расшифровки: «вспомнила, это называлось meditation pan»]. Это был такой барабан, а изнутри он был круглый, у него были совершенно удивительные звуки… Нет, не буду врать. Там периодически устраивали всякие концерты. Ну, Умка, Ольга Арефьева. Я ни на одном не была.

[Ольга Арефьева?]

Да.

[Это она ездила в экспедицию?]

Не знаю. Ольга Арефьева это музыкант, она закончила Гнесинку, а сейчас она прославленный певец, музыкант, ну, не столько рок-н-роллщик, сколько этно-рок. Посмотришь, кто такая Ольга Арефьева. Ну, в общем, она тоже начинала петь на Остоженке. Был там ещё очень известный человек Брахман Сурья. Фамилия его настоящая была, по-моему Суриков [прим. инф. после просмотра расшифровки: Королев], он утонул. Была ещё совершенно жуткая история… Был такой Дмитрий Царевский, который был из группы «Хранителей радуги»… Ну, кто такие «Хранители радуги», это можно посмотреть в Интернете…

[Слушай, а про Хобу расскажи, пожалуйста. Ты говоришь, что про него можно рассказывать много…]

А, ну он писал стихи, он устраивал перформансы…

[Почему он Хобо?]

Почему он Хобо…

[В смысле, это американизм?]

Да, это американизм, но он это слово узнал из книги этого… Матти Ларни, «Четвёртый позвонок». Ларни, по-моему?

[Не знаю.]

Ну, в общем, там главный герой этой книги решил стать бродягой, то есть «хобо», это написано, и в общем, товарищ это всё… принял себе такую кликуху. [Смеется]

[Довольно близко к сердцу.]

Да, довольно близко к сердцу. Ну, вообще он был из Туркменистана, из Маров — города Мары.

[Ага.]

И в какой-то момент он переехал в Петрозаводск. Потом он учился в Питере в Крупе, университете имени Крупской, потом перебрался в Москву, жил на этом сквоте. Стихи писал. Картинки рисовал. Ну, картинки ничего, а стихи не очень.

А, ещё было такое место притяжения, редакция журнала «Свет любви». Она располагалась в переулке, название которого я не помню. Если, значит, Малая Никитская. Нет, Большая Никитская… Короче, напротив японского посольства.

[Недалеко от Центрального дома архитектора, да?]

Нет, нет, нет…

[Малая Никитская, а Большая Никитская. А, понятно, всё.]

Нет, это Малая всё-таки Никитская, там был переулок [Калашный пер., 7]. [Вздыхает]. Ну по карте потом посмотреть. В общем, из нашего окна было видно, так сказать, японское посольство. И это была редакция журнала, которая издавала журнал «Свет любви», главным редактором был такой известный во время оно хиппи под названием Сергей Сольми. Причем вроде как говорили, что у него и в паспорте написано слово «Сольми», что он себе поменял паспорт и добился, чтобы ему поменяли фамилию. Сольми — совершенно шикарный художник, он рисовал в стиле модерн, и вообще модерн был его идеалом. Когда сидела, сгорбившись, женщина, он её со всей дури хлопал по спине и говорил: «А ну выпрямись! У девушки модерна сиськи должны смотреть вперёд, а не вниз!» Сын у него по имени Амадей, такой Амадеус. Сольми пел про него песню: «Амадеус мой друг, мы поедем на юг».

[Какая-то совершенно другая и очень милая история]

Да, это шикарная и милая история. На самом деле, это была очень длинная песня, в которую включались все присутствующие. Начиналось всё с Амадеуса, потом, допустим, там была тёща. «Тёща тоже наш друг, а мы поедем на юг, а мы там будем ходить и собирать цветочки. А мы поедем на юг». И там про всех-всех-всех. Да, и там была тусовка. Она маленькая такая, камерная. Умка туда, кстати, приходила. […]

Памятник героям Плевны на «Китай-городе»

Какие же ещё были интересные места притяжения? Места. Притяжения. А, о! Значит… Метро «Китай-город». Вот это, кстати, мало где отмечено. Все знают, что у памятника героям Плевны в двухтысячные годы собиралась гомосексуалы. Это знают все. Но то, что в это же время примерно у этого же самого памятника собирались всякие правые, православные, такие очень фундаментального толка, об этом знают не все.

[Какие это года были?]

Это было… Ну, если…

[Хотя бы примерно?]

Это было начало 2000-х. Я даже участвовала там в одном крестном ходе, будучи с полевым, так сказать, наблюдением. Там был крестный ход с иконой Божьей Матери «Воскрешающая Русь». Там был такой совершенно шикарный отец Владимир из Владимирской области. Который… У которого был такой текст анти-ИННский. Скорее антисемитский, чем анти-ИННский. И мне запомнилось, что когда мы идём этим крестным ходом… По этому, я забыла, это бульвар или что? [прим. инф. после просмотра расшифровки: Ильинский сквер]. Ну, пусть будет бульвар. Когда мы идём по этому бульвару, с этой иконой.

[Справа? От памятника Плевны…]

Да, от памятника Плевны к памятнику Кирилла и Мефодия. Ну если посмотреть, значит, направо, то там видна эта самая… как это называется… [Вздыхает.] Ну, шпиль с синагоги с улицы Архипова, который сейчас Спасоглинищевский переулок. И отец Владимир, значит, такой радостный, идёт и смотрит на эту синагогу с шестиконечной звездой и кричит на неё: «Анафема, анафема!». Радостно так. Да, тогда там было место притяжения вот этих людей.

[То есть которые ратовали за то… Что ты имеешь в виду, когда говоришь про этих праворадикальных?]

Праворадикальные — это которые были анти-ИННщики, они скорее были ближе к тусовке «Сербского креста», «Первого и последнего». Ну, это журналы. Ну вот Манягин и вся эта тусовка. Вот такие вот.

[У тебя я ещё одну вещь хочу спросить, меня она дико интересует. Мне кажется, в Москве есть как бы интеллигентская православная тусовка, которая делает моду, в частности, это церковь Всех святых в Митине. Ну и некоторый набор довольно локальных сообществ, которое ходит в Донской монастырь, куда-то ещё, куда-то ещё. Ты что-нибудь про это понимаешь?]

Нет, я ничего про это не понимаю.

[Как человек, который воцерковлён был в детстве, у тебя есть свои точки притяжения в этом православном круге, а всё остальное. РГГУ на тебя не оказало никакого влияния. Поскольку, именно в РГГУ, многие, кто православные, ходят, ездят именно в Митино. У тебя такого не было?]

Нет, не было.

Фольклор и неофициальная топонимика МГУ

[Хорошо, тогда другая история. Всё-таки МГУ. Сюжеты МГУ.]

МГУ. Значит, неофициальная топонимия. Окей, «Трёхчлен». «Трёхчлен» это был… ну, вечный огонь, а над вечным огнём была такая архитектурная конструкция из трех таких типа не шпилей, а таких гранитных или базальтовых, ну, как был лучей. Они его обрамляли, этот вечный огонь, и это называлось «Трехчлён».

[Это где?] [нрзб. — 2.24.13]

Это напротив 1-го гума.

[Напротив 1-го гума, через дорогу?]

Нет, это была площадка, там сейчас её разрыли, сделали чёрт-те что…

[По поводу Трехчлена и физкультуры…]

Я училась на вечёрке, у нас не было физкультуры.

[Там есть какая-то прекрасная история про бабку. Физкультурницу.]

Ничё не знаю.

[Я тебе сейчас расскажу. После революционных времён всю эту физкультуру вела она и когда в 86 или в 87 лет её решил уволить ректор МГУ, она пришла к нему в кабинет и сделала колесо. И сказала ему: «Если ты после этого посмеешь меня уволить…». В общем, вот так. Ты это слышала?]

Нет, нет. Я слышала историю про то, что Ариадна Ивановна Кузнецова, она в свои 80 с гаком лет садилась на шпагат.

[А кто это?]

Ариадна Ивановна — она была на филфаке, это известнейший финно-угровед. Я-то училась на истфаке. От кого я это слышала, я не помню.

[А что вот это — Сталины в подвалах, морозильники? ]

Никаких Сталинов! Про ГЗ — он же главное здание МГУ — я знаю только одно такое фольклорное… фольклорный сюжет. Там же ещё лифты. В общем, пределом наших мечтаний было доехать до самого высокого этажа. Но это было не так-то просто. Мы путались в этих лифтах, мы пытались, но не преуспевали.

[А в чём фишка?]

А фишка в том, чтобы добраться до самого верха.

[И чего? То есть нажал на последний этаж и поехал.]

Лифты туда не шли. Лифты шли, не помню, до 24-го этажа. А это тридцать какой-то… Но была такая байка, что если ты всё-таки найдёшь тот самый секретный лифт, который довезёт тебя чуть ли не до самой звезды, ты откроешь лифт, и оттуда выйдет мужик с арматурой.

[Класс…]

Но мне кажется, на самом деле, что этот сюжет навеян игрой в Doom-2. Очень похоже.

[Да, очень похоже. А что там, прослушка, гэбисты на этих верхних этажах, ничего?]

Нет, нет, ничего. Ничего из этого у нас не было.

[То есть это скорее геофак?]

Понимаешь, мы учили на вечёрке, а не вечёрке были люди в основном взрослые, ну, у них были другие интересы.

[А Воробьевы горы как место?]

Воробьёвы горы как место… Ну когда там стали тусоваться байкеры.

[Когда там стали тусоваться байкеры?]

Ну, в 90-е годы байкеры там уже были. Но ничего, кроме того, что они там были, я вспомнить не могу.

Индийское кафе «Джалтаранг»

[А где ты любовь крутила, в каких местах ты гуляла?]

Любовь крутила я на квартире. А в каких местах я гуляла… Ну, на Арбате гуляла с хиппами.

[На Патрики ходили?]

Нет, на Патрики не ходили. Вообще, ни разу в жизни не была на Патриках. Ни разу.

[Чистяки?]

Нет! Нет. То, что на Чистяках (как ты их сказал, это слово — вообще не из моего лексикона), кафе «Джалтаранг» я помню, причём по-детски.

[Джалтаранг?]

Да, «Джалтаранг».

[А что это?]

А это — вот на одном из Чистых прудов был ресторан. Там и сейчас ресторан, какой-то там вычурный, с лужковской архитектурой. А тогда там было индийское кафе. И как-то раз мы с мамочкой, прогуливаясь — ну, по каким-то делам мы прогуливались… Но, на самом деле… В общем, мы проходили мимо, и нам захотелось пожрать, и мы пришли в этот «Джалтаранг». Что я помню, что мы там ели? Там была гороховая лепёшка, адски перчёная, адски. И была свекольная халва. А это тоже было такое хипповское место, на самом деле. «Джалтаранг» или «Джанг», как говорили.

[Про это, конечно, надо делать отдельный проект. 90-е — 2000-е в Москве.]

Ну да.