Детские годы. Переезд в Центр в Старопименовский переулок. Школы. Переезд на Мясницкую (00.02.33 – 00.06.53)
ЧКЛ: Я родился, на самом деле, на Речном Вокзале. Потом мы жили до моих 6-ти лет в Ясенево. В 1975-м году. Где-то в [19]81-м моя мать, которая всю жизнь, ну, в детстве жила на Плющихе и была вообще одержима идеей жить в Центре, что было тогда совершенно не принято, ну, т.е. вообще считалось, что это как-то не комфортно и странно. В Центре были одни коммуналки. В общем, она каким-то удивительным образом сумела разменять, обменять квартиру в Ясенево двухкомнатную и комнату в коммуналке моего отца и расселить коммуналку в Старопименовском переулке. Мы жили в доме 4 – это вот здесь. Такой маленький трёхэтажный дом напротив 175-й школы. Теперь это школа 1574. Ну, в общем, я буду пользоваться старыми номерами школ. Старопименовский переулок. Вот. А это – довольно удивительный дом – это один из первых кооперативов. Сейчас я покажу его.
[Ну, т.е. он не совсем исторический?]
ЧКЛ: Ну, как он не совсем исторический. Он вот такой. Это конструктивизм. Наши окна с той стороны, но потом я захватил квартиру здесь. Она также была полусквотированная. И в нашей квартире жил такой артист. У меня выпало из головы, но я сейчас вспомню. Который играл Сталина. В общем, этот дом постройки, может быть, какого-нибудь года [19]32-го. А учился я – меня сначала родители сдали в эту 175-ю школу, которая просто напротив моего дома на расстоянии плевка. Я учился тут в первом классе. Там было довольно жутко, потому что в окрестных домах и дворах были коммуналки и заселены они были по преимуществу лимитчиками, и как-то меня родители решили перевести во что-нибудь более приличное, как им казалось. Более приличная с их точки зрения оказалась школа 122, которая находилась и по сию пору находится вот здесь в Палашевском переулке [Малый Палашевский переулок 3]. Называлась она Московская городская капелла мальчиков, поверите ли? Значит, это была школа общеобразовательная совмещённая с музыкальной, в которой дети пели хором, изучали сольфеджио, и всё это было перемешано с общеобразовательными предметами, в частности, могло быть так, что сначала… Да, там уроки были перемешаны – математика, потом сольфеджио, потом какой-нибудь русский язык. Поэтому мой ареал обитания детский, он такой: он ограничивается Садовым Кольцом с одной стороны, ну, примерно, Каретным рядом, до, примерно, Страстного бульвара и вот эта вот часть, где-то до Патриков [Патриарших прудов]. Вот Садовое Кольцо было таким важным водоразделом. За пределы Садового Кольца как-то я особо не высовывался, да и сейчас предпочитаю не вылезать. Я прожил там много лет, с [19]81-го или [198]2-го до [19]99-го, до2001-го даже. Потом переехал сюда и здесь вот живу на Мясницкой с тех пор.
Тверской бульвар. Жизнь района в 1980-е – 1990-е годы. Развлечения подростков. Неформальные и бандитские группировки. Сквоты (00.06.53 – 00.29.40)
[Тверской бульвар может быть какое-то неофициальное название имел, когда Вы его уже помните.]
ЧКЛ: Нет, не было. Т.е. я знаю все эти названия. Твербуль. Был спектакль «Твербуль» и там висели все эти афиши, но он назывался просто Тверской бульвар. Здесь были детские площадки, куда меня выводили гулять. Одна была прям вот здесь, около перехода Сытинского переулка. Такая большая. А другая была на другом конце – между памятником и общественным сортиром, который был превращен среди прочего в кооперативный магазин во время перестройки.
[А вот в подростковые годы что-то было принято делать на этой территории? Что там делали, что происходило?]
ЧКЛ: Ну, более-менее, всё то же самое, что принято делать во всех остальных местах обитания подростков. Подростки, они же придуманы для того, чтобы с одной стороны изучать окружающую действительность, а с другой – её ухудшать по мере сил. В моём районе было очень много заброшенных домов. И в частности, самый главный заброшенный дом – это вот этот дом, где теперь гостиница «Мариотт Гранд Отель». Но, на самом деле, от того дома не осталось ровным счётом ничего, просто примерно в пятне застройки того дома построили тот самый Мариотт. Уже когда мы там поселились, он уже был расселён, коммуналки расселили и наоборот их заселили снова несчастными лимитчиками, которые приезжали из самых отдалённых мест.
[В какие годы это было?]
ЧКЛ: Это примерно скажем [19]82 – [198]3-й. В общем, лимитчики жили в нём, в одном из его крыльев долго, года, наверное, до [19]85-го. В [19]85-м году, может даже в [19]84-м дом стал совсем рассыпаться, и с фасада, который выходил на Старопименовский [переулок], тогда это была улица Медведева, на голову какому-то важному чиновнику из Мосгорисполкома упал кусок кровли или кусок штукатурки и его убил. Тогда этот дом окончательно заколотили деревянным забором вокруг и поставили на реконструкцию, которой не было многие годы. Ну, и поскольку, времена были другие, всяческий подросток приходил в этот дом, пролезал в какую-нибудь дыру и шарился по заброшенным квартирам в надежде словить какой-то свой трип. Во-первых, там можно было найти что-нибудь. В частности, в подвале этого дома были заброшенные склады аптеки, которая там была – крышечки, скляночки, баночки какие-то, какие-то препараты, реактивы, в общем, было чем развлечься. Во-вторых, там в нём можно было взрывать бомбочки, т.е. можно было из окон во двор бросать какие-нибудь тяжёлые предметы, или там, не знаю, лампы. В-четвёртых, можно было наткнуться на что-нибудь – совсем какую-нибудь дичь. В частности, тогда уже стали появляться наркоманы. В общем, было довольно страшно, т.е. можно было заглянуть в какую-нибудь открытую квартиру – а, представьте, это огромный дом, типа нашего – там ты ходишь, ходишь, ходишь, заходишь в квартиру, там кто-то лежит и приходуется. В общем, вот такое было развлечение. Потом что ещё можно было делать? Можно было шляться по помойкам. Тогда было довольно много предприятий, небольших каких-то странных фабричек, каких-то просто мастерских. Это всё было в пределах – здесь. В частности, в районе, в этом углу, между углом Воротниковского и Старопименовского [переулков] и Садово-триумфальной [улицы], здесь была масса каких-то кустарных производств, каких-то ЖЭКовских мастерских, в общем, куча всякой, опять же, полузаброшки.
[А кто там работал?]
ЧКЛ: Ну, какие-то люди. Какие-то взрослые дядьки и тётьки, которых нужно было всячески избегать, чтобы не попасть к ним в лапы. Потом была вот здесь огромная стройка. На месте магазина «Юнифарма», ну, собственно, строился, так называемый, генеральский дом. Здесь был дом, который строили для каких-то чинов МВД, который строился бесконечно долго, ну, примерно лет 6. Строился он солдатами внутренних войск. Можно было пробираться на стройку и всячески хулиганить на стройке. Например, с 6-го этажа сбросить вязанку кирпичей или украсть прожектор. Из прожектора вынимается прекрасное параболическое зеркало. Зачем оно в хозяйстве – не понятно, но вещь красивая. Очень важно, когда вы забираетесь на стройку, соблюдать правила. Оно должно быть такое правило, единственное правило должно быть такое, что в любой момент должно быть три пути отхода. Потому что, если с одной стороны появляется солдат, который тебя должен поймать, с другой стороны появляется солдат, должен быть третий путь, куда можно утечь. Если ты нарушаешь это правило и оставляешь только два пути отхода, то обычно два солдата тебя излавливают, а трёх солдат обычно не посылали. Я только один раз нарушил то правило и навсегда запомнил, как важно его соблюдать. Меня сдали отцу. Пытались ещё пришить мне девятилетнему, что я украл строительный нивелир, ну, вот эту вот штуковину, которая меряет на треноге уровень. Потом ещё здесь была телефонная станция большая. Она находилась в районе между Дегтярным переулком и Настасьинским [переулком]. Там можно было придти с зубилом и молотком и отрубить себе из бухты гигантского, двухметрового диаметра телефонного кабеля с цветными проводками внутри и свинцом. Ну, в общем, тут был всякий разный промысел, можно было что-нибудь украсть или нахулиганить, сбросить, разбить, навести какого-то шухеру. Вот основное времяпрепровождение подростков.
[А вот межрайонных драк не было?]
ЧКЛ: Здесь довольно интересно. Этот район… Ну, в принципе, есть большие, разнообразные материалы у человека по имени Миша Байстер, который хулиган [19]80-х, книжку выпустил и продолжает выпускать какие-то, значит сайты и печатные издания, который тоже, что значит, «с нашего района». Тогда, кстати говоря, никогда не было принято использовать вот эту вот «с района», насколько я помню. Можно было сказать «я с Маяковки» или «я с Пушкинской», но выражение «ты с какого района», оно было не в ходу. «Ты из какого района?». Миша Байстер объясняет отсутствие страшных драк здесь тем, что местное «комьюнити», которое вот в этом как раз секторе, ограничивающимся улицей Чехова, ну, теперь, соответственно, Малой Дмитровкой, Садовым Кольцом, бульварами и Патриками, да. Значит, «комьюнити» местного хулиганья, которое было постарше, чем я, оно было довольно крепко сбито, и они особо чужаков туда не пускали. Мы сейчас говорим про какие-нибудь середину, ближе к концу [19]80-х, и можно, в общем, сказать с большой уверенностью, что действительно, там было относительно тихо. Вот, да, здесь было, в самом деле, тихо. Я мальчик из интеллигентной семьи, я всегда боялся, так называемых, гопников. Сам им не был. Но у себя на районе, опять же, не принятая тогда грамматическая конструкция, я себя чувствовал довольно хорошо, потому что в одном подъезде со мной, и даже на одной лестничной клетке, жила семья выходцев из… т.е. они были татары. У них была странная квартира. В общем, я так полагаю теперь, что она была полупритоном, полугостиницей для приезжих из Средней Азии. И хотя никакого вреда эти люди нам… они наоборот были нашими добрыми соседями, но сыновья этой главной тётки, которая там верховодила, в этой квартире, они были такие, архитипического вида хулиганы. И они мне сказали, что я всегда могу сказать что я из дома 4, и что если какие-то вопросы, то пусть обращаются к Серёге Мало\му. Чем я неизменно пользовался. Говорил, что если что, то Серёга Малой – мой сосед. Я даже не помню фамилию этого Серёги. Ну, в общем, меня это прикрывало, поэтому про драки я сказать ничего не могу. Это, если говорить до примерного распада Советского Союза или там до какого-нибудь 1989-го года. Потом уже, конечно, началась полная дичь. Всё это стало совсем, совсем по-другому. В частности, вот здесь. Здесь была школа для глухонемых.
[А какой адрес?]
ЧКЛ: Сейчас я Вам скажу. Примерно, Малая Дмитровка 14. Да, примерно, вот здесь находился лицей для глухонемых. Там, по-моему, до сих пор висят знаки «осторожно, глухие». Я не знаю, насколько это можно связать с тем, что в конце [19]80-х – начале [19]90-х годов, появились в районе Пушкинской и распространялись как раз по бульварам в ту и в другую сторону банды глухонемых. Да, это были очень жестокие люди. Ну, вообще, у меня есть предположение, как это связано. Глухонемые бандиты, которых брали в шайки из 3-х, 4-х, 5-и человек, которые занимались следующим. Ну, во-первых, они просто могли подойти и приставить нож. Во-вторых, вторая группа была так называемых «обнимальщиков». Другой тип. Ну, когда подходят, изображают страшную радость от встречи, мычат, обнимаются, а у тебя потом бумажника как-то и нету. Третье – это торговля наркотиками. Ну, в частности, известнейшая точка по торговле наркотиками глухонемыми была около РГГУ. Которая на Миусской улице. Около Дворца пионеров они торговали травой, а мы покупали у них. Тоже отдельная процедура покупки. Если Вам будет интересно, расскажу. В общем, короче, глухонемые появились с одной стороны. С ними, действительно, было лучше не заводить шуток никаких. Однажды я шёл, я учился, кажется, тогда на первом курсе, ночью по трубе. Здесь так называемая «труба» – переход Пушкинской – под Пушкинской площадью длинный. Он тогда был заполнен ларьками, и в этих ларьках продавалось всё самое удивительное. Поддельные часы, какие-то странные ботинки, шлем лётчика на кошачьем меху у меня там был куплен, и, в общем, масса прекрасных, совершенно необходимых в хозяйстве вещей. Видеокассеты, естественно, свежевыпущенные журналы. Огромное количество подростков, которые прямо там нюхают клей из пакетиков. И вот, я шёл по этому переходу довольно поздно ночью и вдруг на меня сзади напрыгнул и как будто бы на мне прокатился какой-то человек и с некоторым весельем прошёл быстрее чем я и стал удаляться. Ещё двое-трое с ним. Я решил, что это забавно и попробовал проделать с ними то же самое. Подбежал к нему сзади точно так же запрыгнул и прокатился. Это было большой ошибкой. Я попал на банду глухонемых, которые аккуратно, таким острым, острозаточенной то ли ножом, то ли опасной бритвой аккуратно разрезали мне всю одежду. Аккуратные такие полосочки, в такую лапшу. И в таком лапшовом виде меня отпустили, спасибо – не прирезали на месте. Потом, что. Да, здесь всё началось, особенно в районе Пушкинской. Здесь совсем начался трэш и угар. Это уже начало 1990-х. Здесь было 108-е отделение [милиции] знаменитое, в которое даже кто-то бросал гранату, был взрыв. Очень аккуратно нужно было здесь ходить, и по ночам лучше здесь не гужеваться. Собирались все. От казанских люберов до приезжих с Северного Кавказа. Все приходили спросить тебя «за шмот» или ещё за что-нибудь. Шмота-то никакого не было, особенно. Но, в целом, здесь так же тусовалось огромное количество всякого неформала, в частности, ну, довольно много тогдашних байкеров, тогдашних рокабилльщиков, ну, вот такая публика. Хиппи тусовались дальше там, на Гоголях или здесь на Чистых прудах.
[А куда все эти люди исчезли?]
ЧКЛ: Они исчезли с эпохой, ну, т.е. как, они исчезли, примерно, году к [19]96-му. Остались либо уж совсем бандиты, либо, просто местные жители. Ну, я там не считаю «малиновых пиджаков», которые тогда появились. Ну, они уже не «малиновые пиджаки», а просто какие-то пиджаки. Появились бизнеса на каких-то не очень новых Мерседесах, которые были совершенно не доступны. Ну, в общем, всё это продолжалось примерно года до [19]94 – [19]95-го. Потом я долго жил ещё в сквоте здесь. Мы с друзьями сквотировали в Камлиерском переулке, вэтом здании, которое примыкает к кафе «Академия». В общем, в том доме. Дом 1 строение 3. Вот в этом крыле у нас был огромный сквот. Мы, на самом деле, захватили… Там МОСХовские мастерские – мастерские Союза художников. Мы захватили одну мастерскую, там метров 200 квадратных и там жили в 1995 – 1996-м году.
[А что там происходило? Как это захватывалось? Какие были проблемы с милицией?]
ЧКЛ: Ну, захватывалось это так. Захватывалось это смолчаливого согласия наследника хозяина этой мастерской. Его звали Боря Бельский. Мы сказали, что мы будем платить ему регулярно, ну, конечно соврали, дали ему 200 долларов один раз. Боря нас за эти 200 долларов терпел больше года. Ну, что, это была мастерская на третьем этаже, очень длинная ,в которой поселилось нас человек 6, может даже побольше. Там было довольно много комнат. Она была хорошо пригодна для жизни. Там не было только душа, но мы его сами сделали. А что там происходило. С одной стороны, мы там просто жили, а с другой стороны, мы там устраивали музыкальные концерты, рэйвы и всяческие молодёжные загулы. Ну, по большому счёту, это был такой, отчасти, ночной клуб для своих. Ну, в общем, представьте себе 22-хлетник – 27милетних придурков, которых живёт в квартире 6 человек, которые ведут крайне беспорядочный образ жизни и понимают, что соседей нет и никто не пожалуется. Поэтому, понятное дло, там стояли комбики и мощная аппаратура, там регулярно устраивался настоящий трэш и угар. С ментами было так: У нас там внизу были ворота. Здесь был такой проход, который перекрывался воротами, перед тем как попасть в подъезд, нужно было отпирать или запирать ворота. И главное условие проживания было в том, что эти ворота всегда должны быть на замке, иначе придёт мент. Если их оставить открытыми – мент просочится. А так мент через ограду не полезет, ему лень, он толстый. И, соответственно, он не попадёт. Чтобы пройти к нам в сквот, здесь из окошка был вывешен колокольчик на верёвочке до самого низа. Нужно было снизу подёргать за верёвочку, колокольчик звонил, и мы спускались, открывали гостям. Телефонов-то мобильных тогда ни у кого не было. Пейджер тоже как-то было неохота. Ещё на него надо было позвонить. Но однажды кто-то забыл запереть ворота, пришёл мент. Ну, а там понятно всё. Только-только успели смахнуть всё нелегальное куда-то, значит, заховать, входит мент. Ну, он начинает своё нудное расспрашивание» а что, а кто, зачем». Я тогда писал в журнал «Птюч» про новые технологии и компьютеры. Я зачем-то ему сказал, что я компьютерщик. Он сказал «о, это очень хорошо, завтра ты зайдёшь в отделение ,у нас принтер сломался». Ну, я сходил в отделение, натурально им сделал кириллицу на принтере – отлично. Больше они не приходили. Мы с тех пор стали более тщательно запирать эти ворота. Ну, что ещё можно рассказать. Можно рассказать, что всё в том же доме, о котором я уже говорил, который потом переделали в гостиницу «Мариотт», там большой овощной магазин. Здесь был, так называемый «Овощной двор». В овощном магазине грузчиком работал довольно молодой человек, слегка лысеющий, которого я иногда видел перевозящим телегу с гнилой картошкой прямо через Тверскую улицу, потому что здесь был ларёк овощного магазина на другой стороне Тверской в Благовещенском переулке. Значит, он доставлял гнилую картошку из одной торговой точки в другую, чтобы её здесь продали кому-нибудь. Потом возвращался обратно сюда, а мы гуляли здесь детьми в овощном дворе, а у овощного магазина были такие тележки для перевозки ящиков, которые теперь нам кажутся очевидной вещью – такая вилковая тележка, которая накачивается гидравлическим рычагом, и от этого её катить гораздо легче. Т.е. она приподнимает паллету деревянную. Тогда это была вещь совершенно неслыханная. Эти тележки они не умели приковывать – сотрудники овощного магазина. Мы укатывали эти тележки, катались по окрестным дворам, за нами бегал этот грузчик, про которого в последствии я стал понимать, что это Мамонов, потому что Мамонов работал грузчиком. Со страшными матюгами, как в анекдоте про писателя Платонова. Значит, он его здесь изображал. Но всё это тогда было натурально.
Тверская улица. Автоматы с газировкой. Гостиницы. Рестораны. Обмен пластинок (00.29.40 – 00.35.09)
ЧКЛ: Вот здесь тоже была то ли типография, то ли цех какой-то. Вот где-то здесь, за детским садом. Здесь всё было заполнено какими-то маленькими мастерскими. Советская власть вообще, она же была хаотическая совершенно, советское устройство городского тела. Поэтому если там завелась какая-нибудь мастерская, то она там и была. Чего-нибудь они там строгали или пилили, и туда натурально приходили рабочие, которые шли потом на Тверскую улицу. Там стояли автоматы для продажи газированной воды с сиропом или без. Они там брали стаканы, напивались где-нибудь на стройке, с которой нас гоняли солдаты, там засыпали, потом просыпались, честно всегда возвращали стаканы сюда же. Стаканы были общественные, их полагалось мыть в этой штучке. Ну, примерно так.
[А не рассказывали об опасностях, которые от этих автоматов? Может быть там что-то говорили?]
ЧКЛ: Нет. Никаких разговоров про опасности. Все пили из этих стаканов, все их мыли. Считалось, что стакан нужно хорошенько помыть. Ну, как, помыл, да, ну, всё нормально. Есть опасность выпивания кружки пива в кафе напротив. Ну, наверное, есть. Мы так к этому относились. Никому в голову не приходило, что это общественный стакан представляет какую-то угрозу.
[Выходили на Тверскую…]
ЧКЛ: И шли к этим автоматам.
[Ну, ещё Тверская известна. Фарцовщики.]
ЧКЛ: Здесь негде было фарцевать. Здесь была большая гостиница «Минск». На месте неё теперь гостиница «Интерконтиненталь». Рядом был ресторан «Баку» неплохой. Ресторан «Баку» был известен тем, что… Ну, понятно, что поскольку Баку, то туда любили приходить люди из Азербайджана. И там можно было даже во времена горбачёвского сухого закона купить водку, чем мои родители – люди малопьющие, но время от времени принимающие гостей, вполне себе пользовались. В гостинице «Минск» жить было не очень престижно. Она была такая, очень средней руки, поэтому особой фарцы-то здесь и не было. Поэтому все серьёзные гостиницы, а именно, «Интурист», «Москва», это всё вот здесь – сильно, сильно дальше. А на Пушкинской не было. Фарцевать, особенно, непонятно, чем. Зато здесь было кафе «Синяя птица». Там происходили ранние рок-концерты, которые я не застал, но это исторически важное место. В частности, там происходили концерты группы «Машина времени». Т.е. в [19]70-е – в начале [19]80-х годов это было важное место для московского рока, а так же джаза. Там Алексей Козлов, всякие такие персонажи. Вот, поэтому здесь время от времени… А, ещё вот здесь вот был большой магазин «Мелодия», который торговал пластинками. «Мелодия» и «Синяя птица» образовывали такую линию, по которой фарцевали пластинками виниловыми. Поэтому здесь во дворах происходили сделки виниловые. Ну, вот, менты время от времени этих людей натурально гребли, и я помню, как маленьким мальчиком проходил – здесь был опорный пункт милиции в Дегтярном переулке. Мы проходили мимо опорного пункта милиции и смотрим – ведут двоих с дипломатами. И мент участковый говорит: «А вот, дети, пойдёмте, посмотрите-ка, что бывает» Нас заводят в опорный пункт милиции, мы садимся на стулья. Зачем мы туда пошли, до сих пор не понимаю. И мент начинает потрошить эти дипломаты двух людей. У одного ничего в дипломате нет кроме газет «Советский спорт», а у другого – 3 пластинки «Iron Maiden» и железная цепь, обрезок такой метровый. «Гражданин, зачем вам железная цепь – ну, случайно, я её взял в хозяйство». Хотя, понятно, на самом деле – для того, чтобы отмахиваться от грабителей. Ну, вот, примерно так.
[А чем история закончилась? Их отпустили?]
ЧКЛ: Ну, я думаю, что отняли пластинки и отпустили. Но могли и на работу написать, хотя им предъявить было нечего, потому что взяли не с поличным. Ни один из них не признался, насколько я помню, что один продавал, а другой покупал. Но, могли что-нибудь впаять. Нет. Советские менты были такие же, на самом деле, малоприятные люди, как и российские. Не надо никоим образом их идеализировать. Это была публика та ещё.
Пушкинская площадь. Первый Макдональдс. Магазины. Кинотеатр «Россия» (00.35.09. – 00.45.00)
[А на Пушкинской площади что происходило? Она была таким знаковым местом, как сейчас?]
ЧКЛ: Она сейчас перестала быть знаковым местом. Опять же, про когда мы говорим. Если мы говорим про конец [19]80-х – начало [19]90-х. Ну, что. Во-первых, там открылся первый Макдональдс. Я прекрасно помню эту очередь.
[А сами?]
ЧКЛ: Да, я туда сходил, меня мама сводила в этот Макдональдс. Он открылся, кажется, в [19]92-м году, если мне не изменяет память, или даже в [19]93-м. Я учился на первом курсе РГГУ. Я помню какой-то, в общем, стыд от посещения Макдональлса. Наверное потому ,что я понимал, что это довольно дорого и не очень нам по карману. Ну ,понятно, я учился на первом курсе, родители мои работали в академических институтах и получали в те времена, скажем, 30 долларов в месяц. Такими, говорят, были зарплаты и в Макдональдс. Ну, это было так… довольно…Мне было ужасно неудобно. Но эти очереди сохранялись ещё около года или полутора лет такими хвостами, и даже были люди, которые продавали место в очереди.
[И сколько стоило?]
ЧКЛ: Я не могу сказать. Это лучше спросить у Миши Байстера. Потом что ещё здесь происходило. Здесь находился магазин «Наташа» на углу, в котором продавали советский трикотаж, там бесконечно образовывались очереди. Здесь был магазин «Малыш», который был филиалом «Детского мира». Там тоже образовывались очереди, когда «выбрасывали» цигейковые шубы детские. Здесь находился магазин «Колбасы», где выстраивались очереди, потому что приезжали граждане из «колбасного пояса» вокруг Москвы, чтобы закупиться какой-нибудь едой. В частности, моя тётя, которая жила в городе Серпухов, она говорила, что в городе Серпухов невозможно купить ничего, поэтому она каждые выходные садилась на электричку «колбасную», ехала, отстаивал в очереди ещё, покупала колбасы, на нашу долю тоже, оставалась у нас ночевать и на следующий день уезжала в свой город Серпухов уже с запасами колбасы. Поэтому, что – здесь происходила либо торговля, либо, в третий раз использую выражение – трэш и угар. В частности помню, когда началось кооперативное движение, т.е. это какой-нибудь [19]89-й год, может даже [19]88-й. Совершенно неслыханная картина, я помню, на Пушкинской площади, прямо напротив памятника Пушкину стоит толпа кругом, большая такая ,может быть человек 60 или 50, на что-то смотрят. Я заглядываю в центр этого круга и вижу что там лежит на земле совершенно, «в муку», скорей всего, пьяный человек, хорошо одетый, в какой-то такой красивой цветастой куртке болоньевой, в каких-то сапогах «дутиках». Лежит он не просто на асфальте, а на слое из 10-ти рублёвых купюр, которые он то ли разбрасывал, то ли они у него выпали. И люди стоят… Ну, как бы, это очень много денег. Допустим, разбросано, может быть, 10000 рублей или, может быть, 5000 рублей. По тем временам – годовая зарплата советского инженера. Даже больше. А люди на это смотрят, и никто не трогает этих денег, но непонятно, что делать. Ну, потом приходят менты и как-то начинают этого мужика поднимать и деньги как-то аккуратно собирать. Ну, дальнейшая история этих денег и мужика неизвестна. Ну, примерно там такое могло быть. Или какие-нибудь там появляются, я не знаю, «кришнаиты ходят строем по Арбату и Тверской». Ну, т.е. вот это всё.
[А там же ещё был Страстной монастырь. Он как-то упоминался?]
ЧКЛ: Нет, вообще. Там была гостиница, там был кинотеатр «Россия», и это было важное место, а Страстной монастырь – ну, абсолютно, «преданье старины глубокой». Ну, т.е. я знал мальчиком, что Пушкин раньше стоял на другой стороне, но как бы это всё. Гораздо более интересный факт, как мне представлялось, была вот эта «баба» над рестораном «Армения», которая обрушилась в [19]70-е годы. Это была скульптура какой-то тётки, сделанная из бетона. Её снесли. А про Страстной монастырь – ну, как бы, ну, да, ну, что ж. Поэтому никто про это не говорил.
[А вот что было связано с кинотеатром «Россия», который сейчас театр мюзикла, да?]
ЧКЛ: Ну, вообще ужасно я расстроился, когда узнал, что кинотеатр «Россия» закрыли, потому что, во-первых, он мне нравился сам по себе. Там был довольно клёвый зал. Т.е. я понимаю, что сейчас трудно сделать такой огромный кинопоказ, чтобы сидело так много людей, но у него внизу был малый зал. Совсем маленький, где крутили мультфильмы. В выходные – практически, безостановочно. Там были сеансы, заряженные мультфильмами, поэтому меня мама просто туда сдавала на два сеанса подряд в выходной день, к нашему, обеих сторон полнейшему удовольствию. Она могла пойти погулять, встретиться с подругами или ещё что-нибудь или зайти в магазин, посмотреть, не «выкинули» ли чего-нибудь, а я получал свою порцию мультфильмов, которых показывали по «ящику» крайне мало – ну, это какой-то [19]83-й – [19]85-й год. Прекрасное было место.
[А вот хочется спросить про протесты…]
ЧКЛ: Да, потом. Потом, конечно, эта площадка. Здесь была газета «Московские новости». Здесь люди собирались для того, чтобы обсудить политику. Это было очень странно. Это как раз самая перестройка, начиная с какого-нибудь, я бы сказал, [19]87-го, люди там стали собираться. Может быть раньше. Днём и ночью там стояли, преимущественно, мужчины, сильно за 40, чаще даже за 50, которые ожесточённо спорили о судьбах Советского Союза, общественно-политическом устройстве. Коммунисты «сталкивались» с, тогда ещё не назывались демократами, а с людьми, которые ищут какого-то другого пути. И, в общем, до драки не доходило, но орали они знатно. Там очень любили появляться люди из общества «Память». Один мой знакомый, как я недавно узнал, продавал там журнал общества «Память», потому что он дружил с сыном одного из основателей этой «Памяти». Им это было «по приколу», они продавали журнал по 3 рубля, и им было абсолютно фиолетово, что там написано. Ну, в общем, короче говоря, здесь происходила эта самая движа. Это, примерно, самый конец [19]80-х годов. На саму Пушкинскую площадь регулярно выходили люди. В частности, известная история про марш в [19]8, по-моему, 2-м году, марш неонацистов на Пушкинской площади, который, скорее, надо сказать, такой миф. Ну, может быть, действительно, кто-нибудь там «зиговал», но это…
[А что об этом марше рассказывали?]
ЧКЛ: Рассказывали, что какие-то мифические нацисты, обрядившись в какую-то мифическую нацистскую форму, с бритыми висками, в день рождения Адольфа Гитлера вышли на Пушкинскую площадь и там «кидали зиги» и кричали «Хайль, Гитлер!». Про что писала газета «Комсомольская правда», газета «Смена» и все остальные страшно про это писали. На этой почве были большие неприятности, в частности, у группы «Алиса», потому что, вообще, стали всячески вылавливать и интересоваться, не появились ли в нашей стране неонацисты. Я подозреваю, что возможно они и были, но что-то вот не уверен я, что они там натурально ходили. Гораздо более вероятно, на самом деле, за неонацистов приняли Панков, про которых, панков, уже тогда было известно, что они, панки ,почему-то неонацисты. А как определить панка – у него бритые виски. Вот конструкт в голове у советского обывателя был такой: бритые виски – значит панк, а панк – значит нацист. Ну, панки там появлялись время от времени. Это дело было довольно небезопасное – могли забрать в 108-е отделение, там мурыжить, деньги отобрать ,в комсомольскую организацию по месту учёбы или работы написать, ну, в общем, куча неприятностей.
[Ну, ещё же парни с окраин могли спросить.]
ЧКЛ: Могли приехать любера, могли приехать казанские, которые ещё страшнее люберов. Эти люди приезжали. Они отличались от люберов тем, что они всегда были в меховой шапке. Просто в любое время года это была меховая шапка, и там, штаны люберецкие широкие. Они были совсем жестокие, какие-то страшные гоблины. В общем, короче говоря, да, у неформалов была жизнь довольно весёлая.
Макдональдс. Опасные места и опасные ситуации на Чистых прудах. Гопники, любера, казанские. Кафе. Эгзбиционисты. Здание иностранных представительств. Школа 175. Проститутки в Старопименовском переулке (00.45.00 – 00.56.43)
[А вот, я ещё хотел вернуться к Макдональдсу и к очереди. А не ходило никаких слухов, что там брать нельзя или почему Макдональдс открылся, почему очередь? Никак это не объяснялось?]
ЧКЛ: Никак это не объяснялось, никаких страхов, связанных с Макдональдс. Были только чайные.
НАА: Вот это в старое время, когда была Олимпиада-80, я своими ушами слышала. Я в электричке из Москвы в Пушкино. Т.е., не то, что это далеко, люди говорили «это иностранцы, а будут травить колодцы». Вот мне было интересно, а где они найдут эти колодцы, которые будут травить. Но были такие представления.
ЧКЛ: Из опасностей, которые на самом деле были сколько-нибудь реальными, ну, были что это: гопники, люберецкие-казанские…
НАА: Не, гопники, а настоящие люберы
ЧКЛ: Люберы приезжали на Пушкинскую, они почему-то знали, что такое место есть.
НАА: Вот скажи, что они приезжали на Пушкинскую, но не сюда.
ЧКЛ: Да. А здесь вообще ничего не было, здесь был глухой край.
НАА: Абсолютно.
ЧКЛ: Мы стали наблюдать изменения Чистых прудов только в последние лет 8.
НАА: Нет, ну, подожди. У старых Чистых прудов был помоечный прекрасный амбьянс. Здесь мастерская Кабакова, на Покровке мастерская Пивоварова.
ЧКЛ: Здесь было такое тихое место, если не считать кафе «Турист», которое находилось ровно напротив нас.
НАА: Оно было по кличке «Сайгон», правда?
ЧКЛ: Нет, нет, по кличке «Турист». «Сайгон» в другом месте был. «Сайгон» находился в малом Златоустовском переулке, на углу Знаменки и малого Златоустовского переулка. Он же «3 ступеньки», он же «Пентагон», потому что там рядом Министерство Обороны. А здесь, рядом с кафе «Турист» есть очень много фотографий, если внимательно посмотреть на паствью, то там натурально сидят хиппаны, какие-то в фенечках и т.д. И «Джелторанг» для хиппанов классом повыше на Чистых прудах, где теперь отвратительный фитнес-центр «Белый лебедь». Но больше здесь не было ничего, поэтому, собственно приезжали все эти гопники сюда, на Пушкинскую. А что ещё Вам рассказать про страхи? Какие ещё были опасности. Да, почему-то в советское время было очень много эксбиционистов. Эгзбиционистов почему-то в нашем районе было дофига. На Пушке, вот во всех этих окрестных переулках очень любили появляться мужики такого затрапезного вида, которые любили делать вот так. Это всё время рассказывали девочки. А, вот ещё, прекрасное место было здесь, неподалёку от Тверского бульвара, важное совершенно. А именно, Мамоновский переулок. Вот здесь, в этом доме, сразу за ТЮЗом, вот этот дом был забит представительствами шведских, финских, иностранных компаний. А я учился в школе вот здесь. Ну, и что, какой интерес – во-первых, там стояли иностранные машины. Я в те годы определял иностранные марки, понятно, я их видел каждый день. Я мог сказать, где «Мерседес», где «Вольво», чем поражал своих друзей, которые учились в других районах Москвы – знанием иномарок. Ну, это ладно. На задворках этого дома были помойки, которые были закрыты забором. Но если забор перелезть и почему-то тебя не поймали, а там были охранники, вполне себе советские дядьки, которые следили за тем, чтобы никто не пролезал на помойку. В этих помойках можно было копаться. Оттуда доставали самые удивительные вещи. Во-первых, пивные банки пустые иностранные, которые представляли собой предмет коллекционирования. Пустые сигаретные пачки, которые тоже представляли предмет коллекционирования. И однажды мои одноклассники достали оттуда пачку немецких порножурналов. Настоящих порножурналов. Надо сказать, что они произвели на нас очень сильное впечатление. Я учился, кажется, классе, то ли в 5-м, то ли в 6-м. Мы их принесли в школу, и в общем-то понимали, что дело такое, небезопасное. Мы их рассматривали на перемене, пришли старшеклассники и как-то их попросили посмотреть на время, конечно же, с концами. Потом была разборка, приходила старшая завучиха или даже директриса. Вкрадчивым голосом спрашивала, а не был ли кто-нибудь из родителей за границей. Ну, и все честно отвечали. Кто-то сказал, что бабушка была в Болгарии прошлым летом, а чья-то мама в командировке во Франции. Завучиха плюнула и ушла, правды не дозналась. Но, тем не менее, как-то они не сложили один плюс один, что журналы могли быть отсюда. Ценное было место.
НАА: В школе на улице Медведева, потом в Старопименовском переулке, где Костя учился, в ней учились все дети сталинского правительства, и про неё написан роман Терехова «Каменный мост».
ЧКЛ: Это важно сказать. Эта школа 175-я напротив моего дома. Действительно, она была супер привилегированная в сталинские времена, и там училась Светлана Аллилуева, Тимур Фрунзе, и в общем, всякая советская элита. Она такая была и есть. Здание очень помпезное. Это надстроенная царская гимназия. Высокая. Но когда я там учился, меня забрали родители после первого года обучения, она была совсем, совсем для лимитчиков. Окрестные малочисленные интеллигентские семьи старались детей оттуда забирать.
НАА: Я избегаю слова «место силы». Одним из важнейших мест… Ты рассказал про проституток-то? Ты, что? Это же важнейшее…
ЧКЛ: Проститутки, это уже было в [19]90-е.
НАА: Важнейшим местом того района был магазин «Азбука вкуса», который возник на месте магазина «Диета». Вот магазин «Диета» Костя хорошо помнит, а я помню плохо, а вот «Азбука вкуса». Надо посмотреть, в каком году она открылась, но уже там в каком-нибудь [19]98-м она цвела. Она работала круглосуточно, тогда алкоголь продавали круглосуточно. Дела денежные были у всех тогда хорошие. И это было место, где ты всех встречал. Ты приходил туда в 2 часа ночи купить бутылку красного вина и немножко красной рыбы. Ты мог быть нищим и не иметь билета в метро, но ты заходил в «Азбуку вкуса», а там Бари Алибасов с двумя каким-то сопровождающими, ну, не из группы «На-на», но типа, значит, шопится. Или иногда со своей Лидией Федосеевой-Шукшиной. Или Никас Сафонов [Сафронов]. Вот такого рода знаменитости там всё время присутствовали. Меньшикова я там встречала. Все там были. А, например, пред Светлым праздником Пасхи очередь там состояла из всех этих людей. А когда ты от него ехал на машине, там парковка была раньше, то зимою там стояли «снегурочки», а именно, девушки в белых пуховиках, очень ярких. И я никогда, будучи очень невинным человеком, не могла понять, что делают они, а они как-то так немножко махали руками и всё. В общем, очень хорошенькие. И они были форпостом проституток, которые кучковались на улице Медведева.
ЧКЛ: Вот здесь важно сказать вступительно, что проститутки как раз занимали всё пространство от, примерно, Маяковской до, примерно, да, в общем-то, до Красной площади. По обеим сторонам.
НАА: Ну, это в начале [19]90-х.
ЧКЛ: Это начало [19]90-х. Какой-нибудь [19]92 – [19]93-й. А потом московский СОБР их как-то затолкал, и они стали гужеваться по дворам, но к ним надо как-то попасть. И собственно, вот эти девушки в белых пуховиках, которые махали руками, они загоняли клиентов.
НАА: Все говорили, что они выставляют хорошеньких. И мы с Костей тогда, пока здесь был ремонт, год жили на этой улице. Это был 2000-й год или 20001-й, ну, какой-то такой, и в 3 часа ночи под нами вдруг раздавалось дикое дребезжание каких-то судков у нас под окнами, и женщина бежала и сердобольным голосом кричала «девочки, обед».
ЧКЛ: Они там загружались в свой какой-то минивэнчик ржавый.
НАА: Я тогда была расстроена, потому что быстро стала встречать по ночам всяких своих знакомых, у которых было такое развлечение, что они приходили туда и говорили «я хочу выбрать девушку». А для того, чтобы выбрать девушку, ну, Вы, наверное, знаете, есть много таких картин у Кулика. Девушки выстраивались таким полукругом, машины включали фары, и в ночи, значит, их освещали. А потом все эти низкого морального, люди, наши знакомые, говорили «ой, нам никакая не подходит», и уходили. Т.е. они получали шоу, а платить и пользоваться не собирались. Это было долго на Старопименовском. Это была важная вещь.
ЧКЛ: Опасностей. Ну, можно было заблудиться или как-то пораниться в заброшенном доме. Попасться менту.
Тверской бульвар в 1980-е – 1990-е годы (00.56.43 – 01.00.33)
[А на Тверском бульваре что происходило? Вообще, сам бульвар использовался для прогулок. Были какие-то точки пересечения?]
ЧКЛ: Бульвар был, на самом деле, местом чинным. На бульваре не похулиганишь. На бульваре люди выпивали водку.
НАА: Бульвар в начале 2000-х был главным местом сборища лесбиянок.
ЧКЛ: Здесь на детской площадке сидели лесбиянки.
НАА: Они сидели по всему. Это было. Целующиеся девушки – даже меня тогда это удивляло, при всей продвинутости. Потом там первый раз появились девушки ,можно ли сказать «буч», но он был такой, для меня, совершенно откровенный, а для всяких, конечно, и надо им отдать должное, до всякой гей пропаганды и всего прочего… Они очень смелые.
ЧКЛ: До закона о гей пропаганде.
НАА: Они смело себя вели. И я помню, что даже моя мама, они ахали и охали. Да, это было.
ЧКЛ: Но если говорить про 1980-е – 19990-е годы, то ничего на бульварах, ни на этом, ни на Страстном, не происходило. Там гуляли люди, там были детские площадки. На детских площадках резвились дети.
НАА: На Дегтярном переулке, это Вы должны знать, было самое важное место конца 1980-х – начала 1990-х – школа 127.
ЧКЛ: Вот она. Она теперь называется школа 2054, а называлась «Школа рабочей молодёжи» или «Шаромыжница».
НАА: Нет, она называлась «Школа раз, два, семь», и там учились все. Там учились дети всех. Вячеслав Всеволодович Иванов там учился. Ливнев там учился. Ну, просто все. Потому что тогда, это был короткий период ,когда я поступала в университет, это был [19]84-й год, когда отметка среднего балла аттестата входила… т.е. ты должен был сдать экзамены плюс, у тебя был средний балл аттестата. Соответственно, ты должен был кончить школу на все пятёрки, что было не очень просто, поэтому все сдавали туда, в эту Школу рабочей молодёжи. Но так же там были классы реальной рабочей молодёжи, с который было страшно туда вот этих всех интеллигентиков отдать, а так же класс ансамбля Моисеева…
ЧКЛ: А также хор радио Попова.
НАА: Да, потому что считалось, что это дети, которым некогда. И в эти классы засовывали интеллигентских детей, которые сидели среди танцовщиков и танцовщиц.
ЧКЛ: Я, конечным образом, поучился в этой «Раз, два, семь», потому что нашу школу 122 поставили на капремонт и перевели в это здание школы 127. Поэтому я прекрасно помню, я наблюдал все эти… Надо сказать, что дети, которые учились, особенно в ансамбле танца Моисеева, отличались разительно от нас задротов. Они были раскрепощенные очень. Они просто …блись в сортирах…
НАА: Нет, они были шикарные. Видишь, сколько ты не помнишь главных точек своего района.
2000-е на Тверском бульваре. Кафе и рестораны. Маяк, Пушкинг, ОГИ. Важные здания на Тверском (01.00.33 – 01.15.46)
[Я хотел ещё про 2000-е расспросить. Про протесты на Болотной площади. Взятие Жан Жака, и вот эта вот история вся. Когда была инаугурация Путина]
ЧКЛ: Почему-то конкретно вот этот эпизод, я не принимал участия ни в какой движе. И про взятие Жан-Жака ничего внятного доложить не могу. Аня, наверное, может. Ну, я помню, наш друг Митя Борисов как раз изумлялся.
НАА: Нет.
ЧКЛ: К нему пришли «наши».
НАА: Костя, не об этом речь вообще. Это речь о том, как сидели Лёва Рубинштейн просто на террасе, подъехал ОМОН, заломил их и всех собрал в автозаке.
ЧКЛ: Потом ещё приходили «наши».
НАА: Это другое ело. Это провокации.
[Это уже ближе. Это уже Никольская, это театр Маяковского и кабак «Маяк», где…]
ЧКЛ: Понимаете, про кабак «Маяк» невозможно ничего рассказать, потому что, ну, что. Два эпизода у меня связано с кабаком «Маяк». Важных.
НАА: Два? А как два? Расскажи про драку.
ЧКЛ: В «Маяк» лучше приходить вдвоём, кА мы с Аней приходили. Наутро мы друг друга спрашивали, что было.
НАА: Нужно знать, что «Маяка» было два. Был «Маяк», который принадлежал Максиму Суханову, куда было трудно попасть. Там был фэйс-контроль.
ЧКЛ: Членство.
НАА: Да, по звонку. И там всегда находился Андрей Васильев, который с Мишей Ефремовым играл в бильярд. И человек, который туда попадал, чувствовал себя крутым. И меня, например, пару раз туда не пустили, хотя в Москве не много мест, куда меня не пускают. Ну, туда обычно пускали, но тут вдруг они сказали «нет». И вдруг эта вот вся вещь, вот этот вот пустой бильярд, тени по стенам, сматывается, туда входит Митя Борисов с партнёрами, и начинается вот этот вот страшный угар.
ЧКЛ: Мы там страшно предавались угару. Чем был хорош «Маяк». Тем, что туда всегда можно было привести какого-нибудь своего знакомого иностранца или эмигранта, который уехал много лет назад, и безошибочно, всегда случалась драка, на которую можно было посмотреть. Прямо в зале кто-нибудь начинал бросаться стульями или бить по мордасам. Ну, вообще, с драками было хорошо. Я помню, мы сидели небольшой компанией, и что-то такое. За соседним столиком сидели девушки. Такие, очень аккуратные девушки. У одной из них была меховая шапка. Я попросил померить эту меховую шапку. Она мне, немножко скривившись, дала померить. Я на себя надел эту шапку. Да, весело. Я аккуратно её отдал, а вдруг с третьего столика кто-то говорит «Ты ещё трусы попроси у неё примерить». Ну, в общем, случилась драка, и вот этого, который трусы предложил померить, мы с моим другом Фальковским спустили с лестницы, но он вернулся. Вернулся он тихо, подошёл сзади и мне об лысину потушил «бычок». Там шрам. Мы его ещё раз сбросили с лестницы и посадили в такси в какое-то насильно. Такси его увезло. На следующее утро он пришёл в «Маяк», истребовал Борисова и показывая красные корочки ФСБ, стал требовать, чтобы ему рассказали, кто, собственно были эти люди. Чтоб сняли нас с видеокамер. Но нас Борисов не сдал, за что ему спасибо большое.
[Там же ещё сидела редакция «Ленты ру», «Большого города»]
НАА: Сидела. Собирались, собирались.
ЧКЛ: Собирались, но не все.
НАА: В какой-то момент кто-то решил, что Митя Борисов должен стать музой «Большого города» и даже платил ему за это деньги. И он тогда, Митя Борисов, по –моему, тогда уже был Филя, он, действительно, устраивал там сборища…
ЧКЛ: Скорее, Казаков.
НАА: Нет, когда был Филя и он испугался, что Филя слишком маленький. И какие-то вдохновения, да. Но всё-таки, ну, мало ли сидит редакций? Это не было так интересно. Там, действительно, главный паттерн диджейства на вечеринках был выработан именно так, что начинается с Шер, а заканчивается песней «Дельтаплан». И когда включают Анну Герман «Один лишь раз сады цветут…», ты чувствуешь, что надо уходить, потому что дальше уже всё, конец.
ЧКЛ: И третий звонок, всё.
НАА: Каждый раз, когда я не уходила, я страшно жалела, потому что там было страшно. Но, на самом деле, я должна сказать, ни до ни после… Это, действительно, был супер прекрасный угар. Супер редкое смешение совсем пожилых людей, которой была Дюка Бруни, которая была, как бы, главой этого заведения. Того же Рубинштейна и кучи народу ,которые туда приходили, такого поколения, и какой-то там молодёжи, и это было действительно круто. Там годами работающие официанты, которых все знали. Серёжа, который говорил «нет». Когда говорили: “Нам, пожалуйста, 300 грамм водки», а он говорил: “Не многовато ли Вам будет? Сегодня Вам уже хватит»
ЧКЛ: Т.е. разговор был такой. Или он говорил «А зачем мне 2 раза ходить» и приносил 500.
НАА: Это было чаще, кстати. Это было прекрасное, весёлое место. А так же, конечно, люди ,которые не живут даже там, просто есть каста людей, к которой мы тоже принадлежим, но не до такой степени, которые там проводили годы. Например первые 3 года существования на веранде «Жан Жак». Было такое поверье, что есть такой Володя Корсунский, он в этом доме живёт и ещё какие-то, которые просто никогда не сходили с этого места. И всё равно, ты всегда знал, что если у тебя пустой вечер, тепло, ты пойдёшь, ты сядешь туда, и какие-то знакомые точно подвалят. И там были конечно, совершенно прекрасные события, потому что там очень узкий тротуар, и столики реально мешали людям пройти, но часто бывало, что ты громко говорил о чём-то, о каких-то событиях, а прохожий, совершенно не твой знакомый, вдруг вступал в разговор, и заканчивался твой вечер с прохожими, которые присели за твой стол, и часто ушли не заплатив за всё, что они выпили и съели. Но это уже было следующее. «Жан Жак» – не «Маяк», там такого не творилось, хотя люди тоже напивались, конечно.
ЧКЛ: Вот ещё здесь важное место вот такое. В булгаковском доме невозможно не рассказать про сквот, который держал человек по кличке Маугли. В этом сквоте всё закончилось печально, а именно, какому-то человеку немножко отпилили голову.
НАА: А про «Пушки\нг» ты рассказал?
ЧКЛ: На самом деле, может быть интересно вот что. Появление таких контр-культурных кафе для бедных. А именно, ОГИ. ОГИ появились как раз на Тверском бульваре, вот здесь. Это место, на самом деле, не имеет переулка. Между Трёхпрудным и Большим Козихинским, ближе к Садовому [кольцу] есть 2 длинных дома, с как бы переулком между ними, который соединяет Трёхпрудный и Большой Козихинский. Тут ,вот в этом доме была квартира у такого Дмитрия Ольшанского, который сдал её своим дружкам Мите Борисову со товарищи, которые сделали там первый клуб ОГИ. Самый нулевой вариант, который потом переместился в Потаповский переулок. И примерно, одновременно мои дружки на деньги ФЭПа стали медленно, но верно, даже не на деньги ФЭПа, а ФЭП их пустил, где-то здесь во дворах Большого Низдяковского переулка у ФЭПа было большое строение. По-моему, вот здесь. Короче, они открыли кафе, которое называлось «Пушки\нг». Первый ОГИ и первый «Пушки\нг», они открыли новый формат в Москве. Мне кажется, тогда такого не было. Книжный магазин и еда. В случае «ОГИ», даже и выпивка. «Пушкинг» как-то не соображал про выпивку, больше там собирались ростоманы, которых выпивка не очень волновала. Ну, и они потом придумали выпивку. В общем, появилось 2 таких заведения, которые не были кофейнями, которые, скорей были ночными, вечерними заведениями. Ночью там можно было купить умную книжку. Ну, там были, вполне себе приличных размеров, книжные полки. Ну, может быть, Вы помните книжный магазин ОГИ. Вы не застали. Ну, такая комната, примерно вот с эту.
[Он был круглосуточный?]
ЧКЛ: Почти. Ну, до глубокого утра. А дальше это стало распространяться, как такой формат, и долгое время он существовал и был успешным. Большие книжные магазины не справлялись, там невозможно было найти нужного и знакомого. Ну, что ещё. Дом Нирнзее в котором жили все, кто работал в «Афише». «Афиши» тогда находилась на Тверском бульваре, только вход с Большого Низдяковского [переулка]. В доме Нирнзее все старались снять квартиры, тем более, что довольно легко было это сделать. Очень много знакомых в то время было. Ресторан «Пушкин» построен был с нуля, никакого ресторана там не было. Это абсолютно новодельная вещь, как и «Турандот». Ну, всякие байки про ТАСС, который должен был быть не четырёхпролётный, а небоскрёб.
[А что за байки?]
ЧКЛ: Считается, что это здание… Ну, собственно, это не байки, а байка, одна единственная. Считается, что здание ТАСС должно было быть в 3 раза выше, но Брежнев, который жил здесь. Ну, скорее, у него была квартира, он никогда не жил, он жил на Кутузовском [проспекте]. Вот здесь, на улице Щуся у Брежнева была квартира, он здесь проезжал, остался очень недоволен, и стройку остановили. Но это – городская легенда – насколько она соответствует действительности. Потом важно, собственно, дом, в котором у Брежнева была квартира. Сейчас попробую показать. На это интересно смотреть.
[А какой у него адрес?]
ЧКЛ: Я боюсь соврать, ну, в общем, какой-то из этих домов. Важно знать, что это единственный дом, что очень не характерно для Советской власти, у которого окна, кажется на предпоследнем этаже, заметно выше, чем окна этажами выше ниже, соответственно. Собственно, дом не треугольный, а «звёздочкой». В одном из них предполагалась квартира Брежневу, и ему сделали потолки повыше, и из-за этого выросло окно, что выглядело дикостью, но оказалось интересным и не афишируемым Советской властью фактом градостроительства.