Косарева Елена Николаевна (1973). Москва

Семья в Жуковском. Детство мамы. Переезд семьи из барачных домов (00:00:00 — 00:06:22)

[С какого года Вы проживаете в городе?]

С рождения, с [19]73-го. Невзирая на то, что родилась я в раменском роддоме. Видимо, в тот момент то ли жуковский роддом был закрыт, то ли просто мама узнала, что в Раменском лучше врачи. Но через три — четыре дня из Раменского переехали в Жуковский. Живём здесь давно.

[А сколько поколений уже?]

Ну, через маму — второе. Мама, получается, с [19]45-го года, это был уже… наверное, это был не посёлок Стаханово, это уже был Жуковский. А папа у меня из Вологды. Поэтому я по маминой линии коренная жуковчанка точно.

[А во втором поколении?]

Ну, наверное, бабушка по маминой линии и дедушка — они тоже всё-таки местные. Я не знаю просто, что до посёлка Стаханово здесь было.

[А как звали бабушку с дедушкой?]

Бабушка — Аня… и Егор. Анна Семёновна — это мамина мама, ну, для меня она бабушка Аня. А дедушку я не застала, он умер за два месяца до моего появления. У мамы была очень большая, в моём понимании, семья — восемь человек детей. Дедушка был печником, т.е. вот эти все жуковские и дома в округе были утеплены его руками, собственно говоря.

[А как они здесь оказались?]

Не знаю, как они оказались здесь. Историю бабушки с дедушкой я не знаю, честно говоря. Таких своих дальних корней не исследовала.

[А не рассказывали историй про то, как осваивался Жуковский и то, что было до него?]

Мне не рассказывали историй. Зная, что мама жила — есть такие, она и сейчас их называет бараки, вот бараки — район Детского мира, когда-то был там. Т.е. есть рынок сейчас жуковский на Чкалова, напротив там вот был Детский мир. Сейчас, я не знаю, какой-то дурацкий магазин. А прямо за рынком вот эти вот первые бани. И вот эти дома — сейчас они двухэтажные — какие-то сносятся, какие-то стоят. Их, видимо, было там несколько таких двухэтажных, барачных домов. Вот вся эта большая семья детей и родители изначально жили в барачных этих помещениях на втором этаже. И однажды даже мы с мамой туда заходили, поднимались на этот второй этаж. Постеснялись ломиться в дверь, но мама показывала, что она, когда болела… даже не то что когда болела, не было одежды на восемь человек. Понятно, что всем не хватало, поэтому, когда один идёт в школу, второй должен сидеть дома и ждать. На улицу-то тоже хочется нос высунуть, и мама придумывала себе сбрасывать с балкона игрушки, чтобы хотя бы выбежать, поднять, и как-то таким образом почувствовать себя немножечко свободной. А потом построили уже как раз этот 5-й дом, и они переехали. Ну, 5-й дом на Жуковского, вот этот вот красивый наш, хороший.

[С арочкой который?]

Ну, да. И там, рядом с этими домами есть такие коричневые домики — напротив вот Дома учёных ЦАГИ [прим. — Центральный аэрогидродинамический институт имени профессора Н. Е. Жуковского]. Вот 5-й дом, и рядом тоже такие старинные пятиэтажные дома. Вот они переехали этим семейством из бараков туда. Чуть-чуть площади было побольше. Для мамы это тоже было большой трагедией, потому что в то время она уже училась в 1-й школе. Которая… до сих пор она её вспоминает, как что-то чудесное — и учителя, и ребята, всё это ей очень нравилось. А когда они переехали уже сюда, на Жуковского, тут была уже 4-я школа. Их не спрашивали, хочешь ты — не хочешь — просто пришли 1-го сентября, и оказалось, что уже не в 1-й школе, а в 4-й. Это ей было очень грустно. Как понимаешь, на восемь детей родительского внимания… как бы там мама не вспоминала добром маму с папой — всё равно, я думаю, что невозможно человеку свою любовь, тепло распределить на все восемь детей. И уж тем более, кого волновало, где там Надя, в какой школе, в 1-й или в 4-й. А лично для мамы это была большая такая трагедия детская.

Книги, связанные с городом. Как папа оказался в Жуковском. Поезда и самолёты (00:06:22 — 00:12:18)

[А какие-нибудь фильмы, книги, песни, частушки, анекдоты есть о Жуковском?]

Ну, книг-то много... Из последних: Катя мне принесла сборник стихов. Если ты хочешь, я потом даже схожу. Стихов наших современников-жуковчан. Это всегда тоже интересно, потому что даже с кем-то там общаясь и пересекаясь в тех или иных областях, в частности, вот Константин Забалуев, есть такой врач, к которому мы с Катей ходили, оказалось, что он ещё и стихи пишет, и как раз вот он в этом сборнике. Это просто то, что мне пришло последнее в голову про книги. Ещё есть какая-то… Катя Зенина мне то ли дарила, то ли покупала книгу, но я её отвезла папе, потому что она посвящена истории, наверное, всё-таки города, с разбором ЦАГИ, ЛИИ. А так как… Не знаю, как бабушка с дедушкой попали в Жуковский, а вот как мой папа попал, я тебе могу рассказать. Он из Вологды, проживал в Вологде, мама у него была учительницей биологии. Он тоже такой ребёнок войны — сейчас как раз Собянин придумал какие-то льготы для детей войны. Как он всегда говорил: «В школе учился плохо, но было увлечение — авиамоделизм». Вот я петь хожу, ходила, а он ходил в авиамодельный кружок, и самолёты его привлекали с детства. И решил он поехать, ни много ни мало, в Казанский авиационный институт. С первого года он не поступил, пошёл работать куда-то на завод. И что-то его так через два месяца припахал этот завод, что он подумал — так всю жизнь ходить, вот это одно и то же. И пошёл, взялся… Вот как можно за несколько месяцев взять и подготовиться? Всё-таки, там это всё очень серьёзно: математика, физика. Всё сдал и поступил, чудесно отучился. У них раньше в институтах распределение было, рейтинги. Как Высшая школа экономики — если там первому в списке… по успеваемости тебе дают выбирать место практики или куда тебя направляют. И так как дедушка был один из первых, он выбрал себе ЦАГИ, и, собственно говоря, с казанского авиационного института был направлен как молодой специалист на работу в ЦАГИ. И обосновался. Дальше — покупка однокомнатной кооперативной квартиры на улице Мясищева, ранее которая называлась Новый проезд. Т.е. я родилась в Жуковском по адресу Новый проезд, 6 а, что ли. Возвращаясь к моему детству если, то как раз для меня детство — это новая улица Мясищева, а старый Новый проезд… А маленькие дети иногда, и сейчас родители тоже часто спасаются этим — ставя ребёнка на подоконник, а дальше, что он видит. А видела я, ни много ни мало, железную дорогу из окна. Вот это было счастье! И раньше ходили поезда намного чаще. Кому-то на беду, а детям — на большую радость. Из окна смотришь на цистерны проходящие… и даже когда гуляли: «Ну, Леночка, пойдём поезд посмотрим, сейчас паровоз пройдёт». Я уж не говорю про чудесные летающие самолёты над головой, которые тоже никто не замечал. Ну, т.е. жуковские граждане не замечали, которые родились и выросли с этими звуками. А я только на это обратила внимание — перескакивая от своего детства — когда уже ко мне приезжали подруги из института, оставались на ночь и вскакивали, говоря: «Как вообще вы здесь живёте?! Такой рёв…» и так далее. А я не замечаю. Равно так же, как, наверное, люди, которые живут где-нибудь на Тверской или рядом вот… Ильинка, дома, эти электрички — ту-тух ту-тух. Они, наверное, тоже уже ничего не замечают.

Магазины Жуковского: «Чайка», «Ворона», «Океан» и другие. Авианазвания улиц и городских объектов. Город был закрытым (00:12:18 — 00:22:07)

[А как освоение территории проходило в детстве? Может, ходили, ездили в другие города? Или была ограничена как-то территория родителями?]

В смысле я убегала из города или мы куда-то ездили?

[Нет, вот именно родители как-то обозначали границы?]

Ну, с учётом того, что всё-таки я девочка, и я такая прямо девочка-девочка, бояка… Вот родилась я — Новый проезд 6а. У нас была однокомнатная квартира, и когда мне было три года — там было два кооперативных дома около. Они и сейчас есть — хрущёвские пятиэтажные дома двухподъездные. Магазин «Чайка» сейчас как раз напротив… Ты представляешь, что такое магазин «Чайка», магазин «Ворона»? Вот сейчас я тебе, как человеку, который ничего не знает про город, объясню это. Если, например, идти от самолёта по Мясищева, что мы сейчас видим? Мы идём, там посадили клёны какие-то… Идём сюда на Гудкова по Мясищева. Первый магазин, который сейчас там встречается, под названием «Пятёрочка» — это был магазин «Чайка». Мой дом… один был прямо напротив магазина «Чайка», а второй — за магазином. Два кооперативных дома. И в трёхгодовалом возрасте, для расширения площади… там у нас была уже двухкомнатная квартира, 37 метров, с проходной комнатой. На первом этаже. Двадцать шесть лет я там прожила. Вот, значит, моё уже сознательное, с трёх до двадцати шести лет, прошло в этом чудесном доме — Мясищева 2, квартира 21.

[Это хрущёвская застройка?]

Хрущёвская застройка, да. И вот этот первый магазин назывался «Чайка». Собственно, это не он назывался «Чайка», это двухэтажное здание... Если ты будешь прогуливаться и обратишь внимание, что там на первом этаже магазин, а на втором было ателье «Чайка», поэтому там было написано голубыми вот этими буквами: «Чайка». Поэтому этот магазин называли «Чайка». А следующий идёшь — там как бы застроено сейчас — его по аналогии… на нём не было написано ничего, но его назвали «Ворона». Так это в народе. Кстати говоря, возвращаясь — о каких-то книгах, байках и частушках, я вот вспомнила, что… Ну, во-первых, ты, наверное, тоже обращал внимание — это известный факт — что улицы у нас все связаны с лётчиками и деятелями авиационными. А что ещё назывались какие-то объекты… ну, например, кинотеатр «Звёздный», «Взлёт». Было кафе, там где сейчас «Васильки», кафе «Глиссада». Это уже кафе для какого-то… Я никогда не знала, что такое глиссада, пока не познакомилась с мужем, который учился в МФТИ [прим. — Московский физико-технический институт], и объяснил мне, что глиссада — это траектория захода самолёта на посадку. И даже наша хоровая студия «Полёт». И это я про официальные названия. А вот неофициальные названия: это тот же магазин «Ворона», или вот ещё, когда город застраивался, появились дома… т.е. раньше город ограничивался магазином «Океан». Причём это не тот «Океан», который сейчас торговый центр, а это же были, по-моему, три магазина. Первый — напротив «Взлёта» — это универмаг был… любимое место моё, потому что меня вели из детского сада, и по ходу мы заходили в этот универмаг. А так как всегда всё-таки денег-то у людей было в основном ограничено, и у моих родителей тоже, то хотя бы посмотреть. А там была куча всяких отделов: и отдел игрушек, и вот это вот… Я вспоминаю, каким было счастьем, просто посмотреть на эти игрушки.

[Это пора ещё закрытого города?]

Ну, как, считай, мне пять лет, например… я с 1973-го года, значит, это [19]78-й год. Город открылся, но как мне кажется, относительно в 1990-х годах. Лично для меня, как ребёнка, подростка: закрытый — открытый город, такого понятия не существовало. Кроме того, что «Полёт» не выпускали за границу. Первая поездка «Полёта», куда там… в Италию…

[«Полёт» - хор, да?]

Хор. Вот она состоялась… в [19]93-м или в [19]94-м году, по-моему, они поехали первый раз. Мы всегда ездили по Советскому Союзу, и это объяснялось тем, что мы живём в таком городе, откуда детей за границу не выпускают. Ну так вот […], я сейчас договорю про эти магазины. Универмаг, потом 33-й магазин, который напротив «Ракеты»… Они все сохранились, эти магазины, они просто имеют другое как бы своё предназначение.

[Это какой адрес-то?]

Ну, вот это типа Гагарина 33. Магазин — это не 33-й дом. Я почему знаю дом 33 — родственники мамины туда переехали. Оттуда, из 5-го дома уже их переселили, дали четырёхкомнатную квартиру на всю эту шоблу размножающуюся. Первый — универмаг напротив «Взлёта»; потом вот этот вот продуктовый; потом тот, который «Спортмастер» — это был магазин «Культспорттовары»… Тоже такой, там какие-то ковры, ещё что-то такое. По моему детству мне казалось, что это бестолковый магазин, т.е. можно было туда и не заходить. А следующий — это тот, который сейчас «Перекрёсток» — это построили новый магазин «Океан». И все жуковчане с таким придыханием: «Океан». И он по каким-то стандартам был построен, как московский какой-то магазин. Потому что для меня, как для ребёнка, попасть… У меня папа потом после ЦАГИ работал всю жизнь в Москве. Иногда, на какие-то праздники мы приезжали, его встречали, заходя в какие-то московские магазины, и это, конечно, казалось просто… не то чтобы купить, но посмотреть хотя бы. И «Океан» — это был какой-то такой уровень московского магазина, красивого, современного. Там эти какие-то рыбы, и свежие, и такие. И ещё то, что у нас сейчас на каждом шагу — замороженные овощи в пакетиках. Особенно восхищала моё детское воображение цветная капуста маленькими кусочками [смеётся]. Просто вам сейчас это сложно понять, потому что это лежит на каждом шагу. А для ребёнка вот эти вот маленькие соцветия в пакетиках… они мне ещё так нравились. Это было жутким дефицитом. Туда я тоже любила заходить уже после детского сада, ну, с мамой, понятное дело. И всё. Дома были до «Океана». Потом построили новую АТС — жёлтое такое здание, которая пицца «Чентуриппе» или что-то такое.

АТС. Дома «Вдали от Родины», «Живые и мёртвые». О детстве во дворе (00:22:07 — 00:27:29)

Ну, т.е. огромный вот этот огромный торговый центр «Океан», рядом вот эта пиццерия, и за этой пиццерией какое-то неприметное жёлтое здание — это было выстроено здание АТС, это чтобы телефоны работали в Жуковском. Это тоже было очень блатное место работы, скажем так. Есть вот эта Елена Гуреева — это человек, который возглавляет 1-ю музыкальную школу, является депутатом и т.д. В детстве она была Леной Спициной, а папа у неё возглавлял вот эту вот всю телекоммуникацию. Как в каком-то фильме говорилось «главный по тарелочкам», а он был главный по телефонам. Смог заработать деньги и правильно их вложить в разные места. А дальше стали строить вот эти дома за АТС, и они получили название… что-то такое: «Живые и мёртвые», или… А, «Вдали…»! Нет, это первые три дома там назывались вот за этой АТС... это место называлось «Вдали от Родины». Почему? Потому что какие у нас раньше были развлекаловки — кинотеатр «Звёздный», который был очень-очень далеко от этого места. То, что сейчас ДУТС, был он тоже, он имел название… он был клуб «Родина» или кинотеатр «Родина». И поэтому те три дома назвали «Вдали от Родины». Дальше ещё появилось несколько домов, они получили название «Живые и мёртвые». Там понятно, потому что там кладбище было уже давно, а получилось, что вроде здесь и живых поселили, а вот тут и… Я помню, дедушка мне говорил: «Пойдём к живым и мёртвым». И по поводу того, ограничивали ли моё пространство родители на гулянии — нет. Я любила… почему-то у меня не было друзей во дворе. Как-то не сложилось, я была сама с собой, в принципе мне нормально было, я умела играть с игрушками. Максимум, что там можно было, мама мне выносила или я сама выносила то, что мне нужно было. И я сидела как-то… Причём, у нас был какой-то такой двор совсем неказистый — одна лавочка и всё. Были ещё какие-то соседние дворы, в которых были качели. Я иногда ходила покачаться, но тоже испытывала определённые страхи, потому что люди и дети, проживающие, как им казалось, в этом дворе — они очень ревностно относились к тому, что… Ну, собственно, как и сейчас, здесь, практически, ничего не изменилось. Т.е. им не нравилось, что пришла какая-то девочка из соседнего двора и сидит, качается на качелях уже десять минут, а вот их Маша или Серёжа стоят в очереди. Раньше так дети обнимут качели и ждут, когда же она слезет, накатается на качелях. Поэтому тоже начинали что-то такое: «Всё, время истекло…». Я не очень далеко, в каком-то радиусе ходила. У меня была детсадовская подружка, они жили рядом с этим детским садом 28-м. Иногда мама там: «Алла, возьми Лену, я потом заберу». А там у них ПТУ было 61-е, и вот это слово «ПТУшники» наводило на меня, на ребёнка, просто ужас. Я думала, что если сейчас меня эти ПТУшники увидят, малыша такого, пяти—шестилетнего, ну, максимум, они меня съедят, в лучшем случае, я буду с раздолбленной головой. А Аня наоборот, у неё ещё там старший брат. И она такая: «Пойдём, посмотрим, пойдём, перелезем». Они такие, вот эти девочки-пацанки. И я… боже, ни в коем случае. Т.е. у меня не было вот такого.

Кинотеатр «Взлёт». Поход «на стройку» в детском саду. О свадьбе в жуковском ЗАГСе (00:27:29 — 00:34:51)

И ещё: для меня, для нас, детсадовских людей, это было целое событие… Мой детский сад 28-й — это тоже улица Гагарина, это рядом с кинотеатром «Взлёт». Там за этими длинными хрущёвскими домами во дворах — три сада. В этом 28-м саду сейчас, по-моему, какая-то Ломоносовская школа, ну, что-то непонятное такое, какая-то частная школа. Я не знаю, насколько она сохранилась, но её организовала бывшая директриса нашей 10-й школы... Я даже не буду в эти дебри, это уже школьные воспоминания, а я тебе скажу про воспоминания детского сада — как строился кинотеатр «Взлёт». Очень долгое время был только «Звёздный», в который тоже мы ходили с родителями. Я помню, когда начинают показывать фильмы старые, ну, относительно, старые, там, в частности, фильм «Чучело». Я помню, как мы с родителями смотрели этот фильм «Чучело» в «Звёздном», как долго строился «Взлёт». И я не знаю почему, но в какой-то из счастливых для нас дней, причём по какой-то такой погоде, воспитатели сказали, что сейчас мы пойдём на экскурсию на стройку кинотеатра «Взлёт». Мы, группа детского сада! Я даже при том, что была девочка-девочка, и всего боялась, но очень этому факту обрадовалась. Мы выстроились парами, вышли из детского сада, и как будто пошли на эту стройку. Ну, мы её обошли вдоль забора. Я думала, что сейчас начнётся самое интересное, а всё, собственно, и закончилось обходом вдоль забора [смеётся]. И сказали: «А в следующий раз, когда вы будете себя хорошо вести, мы попросим и нам покажут какой-то кран». Т. е. вот эта страсть, то, что в те времена, сорок лет назад, было не столько развлекаловок и всего такого, что дети умилялись от паровозов, от того, что их могут на стройке чем-то удивить. Я не знаю, чем там можно удивить, но я запомнила, что на стройку мы, к сожалению, не попали, но была хотя бы попытка! И потом, когда уже открыли этот чудесный кинотеатр «Взлёт» — это было такое счастье, радость. Это и поход в кино с родителями, и поход в кино с подругами. И конечно, я сейчас с абсолютной тоской и болью смотрю на то, во что превратился, кроме этих пяти букв «Взлёт»… больше от этого ничего не осталось. Слава Богу, оставили — если ты был или не был, обрати внимание — на первом этаже роспись […]. Из всего плохого надо видеть хорошее, а хорошее — хотели закрасить эти чудесные росписи первого этажа нашего уважаемого жуковского художника Игоря… забыла фамилию… всё-таки кто-то встал и сказал, что ни за что и никогда. Кстати, недавно смотрела какой-то сюжет, где по городу… есть такая скрипачка из симфонического оркестра Татьяна Григорьева. Когда-то эта Татьяна Григорьева работала и в «Полёте» по классу скрипки, причём, она и у Ким была, не по скрипке, а по фортепиано, потом она какое-то время возглавляла отдел культуры в Жуковском. Ну, и то, что она очень долго работает администратором или директором в жуковсвком симфоническом оркестре до сих пор, это известный факт. Ну так вот, мне недавно попался в «Facebook» на глаза какой-то её сюжет двадцатилетней давности именно про те работы вот этого… при том, что он сам тоже из Владивостока, но здесь. Он оформлял наш жуковский ЗАГС, и там подробный разбор каких-то статуй, окон. Просто, когда мы расписывались с Андрюшей, у нас не было торжественной регистрации. Я тебе могу показать нашу свадебную фотографию [смеётся]. Это был 2000-й год, и я, и Андрюша работали. Видишь? Это наша свадебная фотография. Все говорят, почему мы в чёрном, а я надела самое красивое платье, которое у меня было. А у нас… однокомнатную квартиру мы купили, видишь, тут ремонт. Повесили какую-то простынь, и мы пришли вот так из ЗАГСа. В ЗАГС мы попали [смеётся], отпросились с работы после новогодних праздников, там было семь дней. Короче, расписались мы с ним 11-го декабря 2000-го года. У нас свидетельство о браке №1, т.е. раньше нас в этом веке в Жуковском никто не расписался. Мы пришли и сказали: «Здрасте, можете нас быстренько расписать, мы очень спешим, на один день только отпросились с работы». «Вам очень нужно, да…?». Вот такие нарядные, ещё помню, что в тот день воду отключили на Лацкова, и я не смогла голову помыть, поэтому я тут так аккуратненько… Просто видишь, меня мысли навели про то, что ЗАГС украшал тот же чудесный… он не Милютин… [пытается вспомнить].

Профилакторий ЖМЗ. История про поход в баню. Знакомство с мужем (00:34:51 — 00:44:35)

Вот ЗАГС, а ещё был профилакторий ЖМЗ [прим. — железного машиностроительного завода], напротив того храма, где детская железная дорога. Так вот, этот профилакторий ЖМЗ практически разваленный, но там сохранились витражи, какие-то люстры. И раньше, да и сейчас, наверное, тоже, приглашали художников и архитекторов украшать санатории, профилактории, дома культуры каким-то таким целенаправленным образом. И там, на фоне вот этого всего развалившегося практически здания остались работы… человека, которого надо вспомнить, кроме того, что он Игорь, какая у него фамилия замечательная [смеётся]. Можно сходить, посмотреть. А если ещё соединить историю города с историей нашей семьи, её образования, то это тоже очень смешная такая — я уж не знаю, можно ли это рассказывать, — но она очень живая, практически как вот эта наша свадебная фотография. Потому что Андрюша приехал из Рязанской области, чем я очень горжусь, и говорю, что в любой школе — он не в Рязани вырос, а в посёлке, там ещё сто пятьдесят километров от Рязани — можно и выучиться, и знать, чего ты хочешь, без всяких репетиторов и т.д. Учился он в МФТИ, закончил его, вот этот Авиационный тоже, ФАЛТ. И с ребятами они ходили в баню — есть ритуал такой. И они с этими своими МФТИшными друзьями… ну, какие-то там, видимо, разные бани были, но в конечном итоге остановились вот на этой бане профилактория ЖМЗ. И мы уже взрослые люди, двадцать пять лет, всё-таки уже… Моя подруга Лиза работала со своим нынешним мужем, который был однокурсником Андрюши. Короче говоря, этот Серёжа пригласил Лизу с подружками в баню. [Смеётся]. Вот, ни много ни мало! Ну, предполагалось как бы, что это не какой-то разврат, ну… что-то должно было быть прилично. Просто люди пришли, попарились, чаю попили, разошлись. Я себе это так представляла, и Лиза тоже. А Ким мы просто сказали: «Мы идём в баню». Ким сказала: «Ну, хорошо, ладно». А к тому времени мои родители вместе со мной собирались переезжать в Чертаново. Мне уже, значит, двадцать шесть скоро. Март месяц, все собирают эти вещи, пакуют. Я говорю: «Мы пойдём в баню с Лизой, с Катей и с какими-то Лизиными знакомыми». На что мне родители говорят, особенно папа, что я уже совсем докатилась, с какими-то мужиками иду в баню, совершенно потерялась. При том что, возвращаемся, я вот девочка-девочка, и хоть мне и двадцать пять лет, я всего побаиваюсь, опасаюсь и т.д. И я так думаю, ну я же уже взрослая, уже всё-таки… Многие там детей имеют по четыре года мои ровесницы. Ну и я говорю — «нет, я пойду» и т.д., собираю какие-то вещи, простынь, ещё что-то. И поехали мы куда-то от остановки «Институт». Машин ещё ни у кого не было, ловили какие-то попутки. Лиза с Серёжей и ещё с кем-то уехали на первой машине, я осталась, и, как оказалось потом, остался Андрюша на остановке. Но я даже… я его первый раз видела. Села в машину, доехали до этого ЖМЗ. Там раздевалка, одна, вторая, я не знаю, может и сейчас эти бани действуют, они там достаточно просторны для, больших компаний очень…

[А где это было?]

Профилакторий ЖМЗ. Почему я зацепилась за это, от архитектуры перешла к живым историям. […] Короче, мы зашли, и там помимо Андрюши и Серёжи ещё была куча каких-то мужиков их МФТИшных, и девушки какие-то были… И как-то так все начали резко раздеваться. Ну, в принципе, наверное, для бани это нормально, это я себе представляла как-то совершенно по-другому. Я стала в сумке копаться. Выявила, что я вместо простыни взяла с собой пододеяльник, потому что, говорю же, у нас там сборы, переезд, непонятно где что, ещё с руганью это завернулось... Я так думаю — пододеяльник. Что-то я так огляделась вокруг себя, и кроме Андрюшиной спины в майке и каких-то тел раздевающихся, и мне всё это так не понравилось, я собрала этот пододеяльник обратно, сумку и вышла. Я сказала, что отсюда ухожу, «вы, девочки, если хотите — оставайтесь здесь». Девочки такие: «Ну, ладно». В общем, мы ушли оттуда, из этой бани, не попарившись, не состоявшись… Ушли и ушли, пошли, по-моему, в ту же «Глиссаду», где сейчас «Васильки», что-то там посидели, запили, поели и разошлись по домам [смеётся]. А Андрюша… я-то запомнила только спину его, а он как-то… видимо, ему всё-таки понравилась девушка эта решительная, которая сначала пришла, потом ей что-то не понравилось, она ушла. И дальше уже через Серёжу мы как-то законнектились. А следующий практически у нас был поход — на Пасху в храм Владимирский. Собственно, мы уже уехали — возвращаясь, опять-таки к истории про Жуковский для меня — в двадцать пять с половиной лет я переезжаю с родителями в Москву, в Чертаново. Там у нас никакого ремонта, просто бетонные стены. Я в это время работаю, мне надо каждый день ходить не в спортивном костюме, а в приличной одежде и т.д. У меня там набиты какие-то гвоздики к бетону… этот быт — первое, что меня убивало в этой московской квартире. А второе — что нужно как минимум полтора часа, а то и два, потому как машины нет, для того, чтобы добраться до своих друзей. Потому что тут я звоню, пятнадцать минут, и мы все уже видимся. И слава тебе, Господи, Лиза… — у неё брат уже съехал тогда — я приезжала к подруге Лизе, оставалась здесь на ночь. Где-то они на Гудкова жили. И Андрюшу мы приглашали к Лизе в квартиру на чаепитие, и потом ходили втроём гуляли — я, Андрюша и Лиза — по Арбату, по Москве, и ходили в этот поход… Андрюша нас пригласил на Пасху. Я ни разу не была на Пасхе на службе. Двадцать один год прошел, мы ещё ни разу не пропускали ни одну Пасхальную службу, за исключением этого года. Хоть там у нас и дети, и Оля, и Катя, все в разном, там, месячном, младенческом возрасте, все были там с нами на этих службах. Из бани попали сразу практически в храм.

О работе в Москве. Диплом и собеседования (00:44:35 — 00:51:49)

[А работали-то здесь?]

Нет. Работала я в издательском дом «Человек и карьера», он находился в Москве. Такой был проект… пафосный, назовём его так. У нас все офисы, которые были, они были центральней не придумаешь. Первый — это был Камергерский переулок, с окнами на новую сцену МХАТа. Поэтому я сидела у окна и махала то Олегу Павловичу, то ещё кому-то. Такое было замечательное время, ты выходишь и вот тебе сразу… Потом мы переехали в Малый Гнездниковский переулок, что с другой стороны. Там у нас были соседями Еврейское общество, которое возглавляет сейчас которого часто показывают — Михаил Борода что ли, по-моему.

[А почему работа в Москве, а не здесь? Потому что переехали?]

Тогда вообще было с работой… Я говорю, это [19]96-й год. Я закончила институт с напутствиями родителей, что все дороги открыты и т.д. Они оказались открыты, ну, во-первых, как всегда, по знакомству, по блату, если что-то было интересное. Потом я хотела, например, работать в гостиницах. Меня почему-то очень привлекал гостиничный бизнес. Я писала диплом по гостинице «Украина», которая напротив Правительства. У меня была интересная тётя руководительница, она меня как-то пристроила на практику в эту гостиницу. Диплом — это тоже было определённое разочарование моё. Я сейчас очень рада, так как помню, как Олежа, Андрюшин брат, получал второе образование, писал диплом такой, настоящий. Такая работа исследовательская, с какими-то своими выводами, с чем-то вот таким интересным. А у меня какой-то был дебильный диплом, как мне кажется. Не как кажется, а так оно и есть. Я там разрабатывала какие-то рекламные… с одной стороны, как продвигать гостиничный бизнес на примере гостиницы «Украина». Но вся та практика заключалась о том, что я в бухгалтерии брала какие-то отчёты совершенно мне не интересные. И пара глав этого диплома была посвящена цифрам и тому, как реклама повлияла на это, какие там показатели увеличились. И это было всё на самом деле придумано, как и потом. Когда я работала в бухгалтерии, я тоже очень много придумывала, как это не прискорбно. Это не для налоговых органов, но это оказалось, реальность вот такова. В чём был мой промах-то…? А, разочарование про диплом! Скажу, что я сначала было очень наивной девушкой и думала, что всё на самом деле нужно как-то придумывать, работать, и когда я пришла к руководителю и показала, что я сделала, она говорит: «А что ты ничего не сделала? Вот смотри, Ирма…». А Ирма, моя подруга, она всё списала, потому что у неё уже ребёнку три года, и ей вообще не до этого. «Посмотри, как Ирма всё хорошо сделала, а ты?». Я пришла домой и думаю, что же мне тоже надо списать откуда-то? Ну и тоже, взяла какие-то цифры, пришла, мне: «Ну вот, видишь как хорошо, а ты говоришь…».

[А в Жуковском никогда не работали?]

Нет. Сложилось так, что институт я закончила и дальше стала писать резюме. Вернее, ходить, «из рук в руки» заполнять, ещё что-то такое. Я и в это издательство попала тоже через агентство. Я уже много разных анкет заполнила там серьёзно… в основном, я отвечала на вопросы серьёзно. Опять была моя ошибка. Когда я шла на собеседование в банк, меня спрашивали, что привлекает в работе, а я отвечала, что мне в принципе нужно просто перекантоваться, что я вообще хочу в гостинице работать [смеётся]. И когда я писала резюме, заполняла очередную анкету, там: «Ваша мечта, что Вы хотите?». Я написала, что очень хочу купить машину. А наш начальник, который в конечном… он зацепился именно за эту фразу. Во-первых, он сам очень любил машины новые, во-вторых, его привлекали девушки, у которых есть конкретная цель — не просто деньги на помаду, а вот девушка хочет купить себе машину, значит, она будет потихоньку… И он пригласил меня на собеседование. А у меня уже была тогда родительская машина, какая-то старая раздолбанная «девятка», из которой, чтобы не украли, надо было вытаскивать магнитолу. Я с этой магнитолой пришла на собеседование, чем Михаила Васильевича Жеребкина нашего обрадовала несказанно. Мало того, что девушка хочет машину, она ещё умеет и не боится ездить по Москве на машине в центр, неважно, что я прошла на собеседование только со второго раза, потому что первый раз я приехала, но не знала, где припарковаться: там с одной стороны Госдума, с другой стороны Камергерский, хоть он был ещё и не пешеходный. Такая вот дребедень.

Город-сосед Раменское. Поездка на электричке. Раменский бассейн. Скульптуры мульт. персонажей (00:51:49 — 00:58:46)

[Если немножко к городу вернуться: городские границы каковы? Во-первых, конечно, город окружает Раменский район, и он соседствует с городом Раменское. Вот об этом можем немножко поговорить?]

То, что мы соседи с городом Раменское, я никогда этого не ощущала. Я сейчас думаю, почему — потому что вот эта «подушка» в виде Кратово нас разделяет. Хотя бы, чтобы добраться из Жуковского в Раменское, мы худо-бедно должны проследовать через эти чудесные построечки уютные посёлка Кратово. А в моём детском представлении казалось, что именно это и есть Раменское. Так как у родителей не было машины, мы везде перемещались на электричке, как все нормальные люди. Маршруток тогда не было. И в Раменское, в сторону Раменского практически… честно говоря, я на электричке попала в Раменское ровно год назад с Олей. Мы откуда-то с Олей ехали из Москвы, и я решила провести мастер класс по поводу того, как папа добирается до работы каждый день. А папа ездил на электричке до Электрозаводской. А так до Делового центра, т.е. он едет до Электрозаводской, там с пересадками, и до Выставочной идёт пешком. И я туда Олю отвезла на Экспрессе, что само по себе очень приятно в принципе, кроме цены. А обратно решила вот как папа едет в час пик. А там какую-то электричку то ли отменили, то ли ещё что-то, т.е. мы попали летом в самое месилово. А прикол заключался в том, что мы как-то прошли, мы… мы ещё сели! И всё, а дальше выйти было невозможно. А тут на Выхино вдруг объявляют, что электричка идёт без остановок до Раменского. Ну, что уже делать? Вышло полэлектрички в Раменском. А нас не выпускают — у нас билет-то только до Отдыха или до Ильинки [прим. — остановки электричек]. Начали байду, что нужно платить штраф, ещё что-то: «Мы — говорят, — знаем, как вы бежите на электричку, не посмотрите, особенно вечер пятницы». Обнаглели, там стоит, и не знаю, сто пятьдесят человек, и все не посмотрели, все так бежали? В конечном итоге толпа сделала своё дело, нас выпустили всё-таки без штрафов. Я первый раз была… переход вот этот вот. Я так боялась дальше сесть в какую-то электричку и промчаться мимо. А у меня на Отдыхе машина стояла, я не могла, мне надо было каким-то образом попасть на Отдых. Это к вопросу о том, какое у меня представление о городе Раменском, что в сорок семь лет я первый раз оказалась на платформе Раменское. С чем у меня ещё — то, что раменский бассейн я посещала, что тоже у меня вызывало некоторое… Опять-таки вот про деревню: у нас в Жуковском, в нашем чудесном авиаграде, никогда не было бассейна. Поэтому я не умела плавать до того момента, пока не родила Катю. Это было в двадцать семь лет. Почему-то меня пробило на плаванье, а бассейна нет, и мы с моей подругой Лизой не ленивой всё-таки доезжали какими-то перебежками до этого бассейна. Он огромный. Там половина — эти синхронистки красивые. Очень злобные бабки, которые: «Мойся, Мойся лучше!», там, или ещё что-нибудь такое [смеётся]. Ходят как… по носу или ещё говорят: «Так, всё, твоё время истекло, выходи из бассейна». И ещё там очень холодно, такой большой очень объём — этот вот ангар. Т.е. с одной стороны, плавать хотелось… и ещё, он же длинней гораздо чем все эти бассейны, которые сейчас построили в Жуковском, и с большим углублением с одной стороны. А так как я плавать умела только по-собачьи, я туда кинулась, а дяденька тренер говорит: «Вы особо не это… к бортику, к бортику». Но всё равно, когда есть желание, я всё равно ездила и худо-бедно освоила лёгкие движения плавания. Потом, уже когда у меня появилась машина, я объезжала вот эти вот… влюблена была в эти скульптуры Чебурашек, Крокодилов. Там их очень много. Один какой-то архитектор или дизайнер, я не знаю, наставил по всему Раменскому этих чудесных скульптур, и я, честно говоря, очень завидовала всё время. Считала: ну надо же, в такой деревне везде стоят такие очаровательные герои, в моём понимании плюшевые, хоть они совсем и не плюшевые, но очень милые.

[Т.е. Раменское — это такая деревня?]

В моём представлении да, хотя я там практически ничего не знаю, кроме Фабричной [прим. — остановка электрички]. Очень сейчас хочу… там вот что-то интересное, эта фабрика, она с какой-то своей историей. Я была только там, когда открыли какой-то батутный центр лет пять назад. Олю пригласили, и мы ездили. Больше, к сожалению, ничего не знаю. Но представление о том, что всё-таки это деревня, почему-то есть [смеётся].

Границы Жуковского (00:58:46 — 01:05:00)

[Границы Жуковского менялись?]

С удивлением для себя… вот границ, которые существуют сейчас со стороны ЖуковскийКратово… Я тебе рассказывала о тех границах, которые я помню, когда город разрастался в сторону Колонца. Это на моих глазах практически происходило. Это когда я тебе рассказывала про «Вдали от Родины». Т.е. сначала моя подруга Лиза жила, как мне казалось, на краю — это вот магазин «Океан». Всё, что дальше идёт к Лацкова — это казалось чем-то вообще ну настолько далёким… и настолько эта 12-я школа… Как вообще люди туда добираются? Этот район, Лацкова, строили, когда мне уже лет четырнадцать-пятнадцать было, что-то такое, и это казалось очень далеко. Вот эту часть, так как я проживала на улице Мясищева, я видела, как всё это застраивалось. Вот та часть, которая старая часть города — эти Горельники какие-то, то, что я тебе говорила за… 1-ая баня и бараки, и вот дальше — это называлось район Горельники. Я не знаю, сейчас он тоже так называется или нет. У нас здесь Колонец, а у них там Горельники. Почему Горельники — я не знаю. Буквально недавно мы ехали из лиёвской поликлиники вдоль [прим. — поликлиника Лётно-исследовательского института им. М.М. Громова] вдоль вот этой малой железной дороги и вдоль этого — там с одной стороны территория ЖМЗ, с другой — храм на Нижегородской. Это Нижегородская улица, по-моему, называется. И раньше это был совсем малюсенький храм, а сейчас он уже как монастырь разросся. Опять-таки, как ни странно, но я там ни разу не была. Для меня это ещё не деревня, вроде как, я представляю, что это ещё город, но оказывается, то, что за железной дорогой — это не территория города Жуковского — это территория посёлка Кратово. Т.е. если у неё всё сложится, у неё написано будет, что она проживает в посёлке Кратово. Хотя мне казалось, что это тоже Жуковский. Но если там прогуляешься…

[За основной железной дорогой или за детской?]

За детской железной дорогой, вот эти Нью Васюки. Напротив Нью Васюков прямо этот храм, их разделяет детская железная дорога. Дальше туда, если к Семашко продвигаться, там как раз санаторий ЖМЗ. Дальше вот этот мини-городок, где живут мэры и с ними друзья мэров. У нас просто Прохоров жил с нами, на первом этаже. Юрий Прохоров — мэр города Жуковского. Мы с ним познакомились при очень смешных обстоятельствах. Он первый заселился из нашего подъезда, на первом этаже, а мы делали ремонт. Вот делали мне проводку, я мастеру говорю: «Точно телевизор будет работать?». Он ответил, что 100% будет работать. А я человек такой — люблю всё проверить. Я притащила наш маленький телевизор, подключаю — работает телевизор, действительно. Тут звонит Прохоров в обед: «Лена, вы ничего не делали сегодня с телевизионной антенной?». Я говорю: «А что…?». «У нас что-то телевизор перестал работать». Короче, этот мастер, который у нас сделал телевизор, он общую антенну перерезал. Там было два провода, и он не знал, какой взять, отрубил всех, кто был под нами. Я-то с телевизором, а люди остались без телевизора. А Андрюша ещё говорил, что как только вот эту дорогу сделают от Гудкова до Лацкова, Юрик точно съедет. Они на первом этаже, у них окна выходят и туда, и во двор, и на дорогу. Говорит, он не будет тут жить. И точно… ну, точно — не точно, но у них там есть какая-то закрытая, практически колба, с такими заборами высокими, там живут и Бабовников, и Прохоров, всякие такие граждане. Да, оказалось, что малая железная дорога является границей с этой стороны.

[А то, что с другой стороны железной дороги — это Жуковский? Не детской, а основной. Вот станция Отдых, а то что за ней?]

Я считаю, что это посёлок Ильинский. Ну, я так думаю, как на самом деле — я не знаю [смеётся]. Я считаю, что Жуковский ограничивается платформой Отдых.

Детство. Театральная улица (01:05:00 — 01:09:57)

[А если к детству возвращаться, что ещё можете рассказать?]

Детство у меня было просто наисчастливейшее. Я вообще думаю, что если бы у меня не было детства, может быть, у меня вообще бы ничего бы не было дальше [смеётся]. Благодарность во всех смыслах жизни моим родителям, потому что я, конечно, считаю, что детей нужно да, не заводить, конечно… Помнишь, как в «Простоквашино»: «Какие у вас там новости? — Мы с папой решили второго ребёнка доставать…». [Смеётся]. Дети — это для любви, для счастья. Я — единственный ребёнок в семье, любимая дочка, и всё что можно было для меня родителям сделать… С пяти лет возить в театры, на выставки, в музеи, что даже меня обзывали в детском саду «театралкой». А театралка у меня ассоциировалась с «Театральной» конфетой сосальной, которая мне совершенно не нравилась, там прилипал этот фантик…

[Поскольку мы говорим о театре, вот улица Театральная в Жуковском. Почему она…?]

Почему она театральная — совершенно не знаю. Мне непонятно. Может быть, там когда-то был какой-то местный театр. Всё-таки посёлок Ильинский, мне кажется, он же более… Хотя он появился — вот эти все и Малаховка, и Ильинка, и даже Удельнинский храм, построенный этими малаховскими жителями дачными, которые появились благодаря вот этой железной дороге. Может быть, там было какое-нибудь театральное сообщество, не знаю.

посёлок Ильинское — это всё-таки часть Жуковского или это другая история?]

Я считаю, что это другая история, совершенно. Если всё-таки Жуковский — основа — это посёлок Стаханово, который потом переименован в город. Просто посёлок был взят как территория, на которой можно развернуться именно по части ЦАГИ. Видели, что поля непаханые. Всё-таки ЦАГИ изначально задумывалось как развитие авиации.

[А та часть Ильинского… улица Опалённой Юности, Братьев Волковых — это Жуковский?]

Нет. В школе нас водили туда, на улицу Опалённой Юности, в школу 25-ю, где у них музей школьников, ушедших на войну, на фронт. Улица Театральная — не могу тебе ответить почему, хотя у меня там живёт знакомая прямо на этой улице. Причём исторически живёт — не то что купили, а место родителей. Могу поинтересоваться. Даже интересно стало. И не всегда — вот всё-таки я ещё затрону вопрос для меня очень близкий, родной — для меня до сих пор нету ответа на вопрос, как моя мама, которая выросла в семье с восемью детьми, которым никогда в жизни ничего не показывали, не рассказывали и, понятно, не возили ни по музеям, нигде, как она могла иметь страсть, интерес и понять, что ребёнку это нужно, необходимо вот это развитие детское. Без театра, без каких-то выставок, музеев, оно… Понятно, что я, может быть, не всё понимала, и эту «Синюю птицу», когда я уже с детьми ездила во МХАТ, я, понятно, смотрела совсем по-другому. Но для меня это, конечно, восторг, что вот это таким счастливым образом сложилось.

О хоровой школе «Полёт» (01:09:57 — 01:29:35)

Ну, и, конечно, переходим к «Полёту», что к тому моменту — я сказала, что это [19]78-й год, мне пять лет, видимо, это уже, наверное, август, 31-е число — папа сказал, что сегодня пойдём, надо будет какую-то песенку спеть на прослушивании. Ну, пошли. Во-первых, для маленького ребёнка одно из первых впечатлений — это наш Дворец. Я всегда была рада и за себя, и за детей, что у нас в городе такое… Кстати, не знаю, возвращаясь к Раменскому, есть ли что-то подобное, подобная конструкция какая-то в Раменском. Я никогда не видела такой архитектурной композиции. Так вот, входим в этот дворец, поднимаемся в пятнадцатый класс. То ли папа заранее пришёл, то ли просто мы были первые. Наверное, это всё-таки была не Селищева… это была юная Наталья Константиновна. Потому что если бы Татьяна Евгеньевна, я вообще бы перепугалась страшно, потому что она всегда была для меня в каком-то образе… ну, не скажу, Бабы Яги, но очень страшном. А Наталья Константиновна, ей там двадцать… может двадцать два года, юная девушка, но строгая тоже достаточно. И я пою песню, которую мы учили в детском саду «Паровоз, паровоз новенький блестящий». Видишь, тема паровозов всё-таки не давала мне покоя. И мне до сих пор папа рассказывает — встала, набычилась и: «Паровоз, паровоз новенький блестящий». Сказали — хорошо, дальше надо было прохлопать ритм. В моём представлении… когда вот Катя — Олю, по-моему, даже не прослушивали — потом какие-то были прослушивания очень формальные. Т.е. когда мы поступали, было всё прямо как надо — очень серьёзно и страшноватенько для маленького ребёнка. Потом выяснилось, что нам пять лет. Там несколько таких детей было и Ким, и Лиза, и ещё… какая-то маленькая группа детей пятилетних, а принимали в «Полёт» с шести лет. И это был первый год, когда решили всё-таки провести какой-то эксперимент — давайте и таких наберём, а там, глядишь… может быть, это и не плохо. Ну вот, взяли нас пятилетних девочек, и это, конечно, было чудесно. Какая-то сразу у нас была ритмика. Мама сшила мне — есть такая даже фотография […], где мы там впятером стоим у станка. Если территория «Полёта»… сейчас она очень ограниченная в ДК. У нас есть там два класса — пятнадцатый, тринадцатый, там, класс сольфеджио — это одно крыло, а раньше всё ДК было в нашем распоряжении. И фортепиано проходило в артистических, которые мы сейчас занимаем только перед концертами. Потом там был какой-то тайный класс, если по чёрной лестнице идти, там то ли какая-то фотостудия была. Всё было в каких-то картинах, работах. И среди вот этого хлама стоял инструмент, и мы там с Любовь Измайловной Ренгач пытались как-то обрести друг друга в музыке [смеётся]. Почему ещё вспомнила про ритмику — потому что класс ритмики тоже находился в другом крыле — если мы заходим, то в «Полёт» направо, а это было налево на втором этаже. Сначала был ритмический класс, весь с зеркалами и со станками. Дальше был такой двадцатый класс, не знаю какой он сейчас — это был страшный класс, потому что там проходили экзамены по фортепиано. Он был обитый весь тряпками. Я не знаю, что там проходило, когда там не было экзаменов, но мы в двадцатом классе всегда сдавали экзамен по фортепиано. Сверху белая тряпка, внизу, такая драпировочка — синяя тряпочка, и стоит посередине инструмент «Лирика», сидит комиссия. Меня всегда на эти экзамены нужно было практически заносить, потому что очень я волнительная была девушка. При этом ещё такая… кровь всё время приливала к лицу, и там говорили, что пипеткой нужно откачивать. А у меня вообще каждый раз, когда я ходила на эти конкурсы и вокальные, и фортепианные, я сижу, у меня руки холодеют, мокрятся. До сих пор, когда люди играют, и, не приведи Бог, кто-нибудь остановится, у меня у самой сердце останавливается, потому что я представляю, чего они сейчас переживают внутри, потому что сама тоже была эмоционально не уравновешена в этом вопросе. Для меня что такое «Полёт»? «Полёт» — это в первую очередь дружба. Могло быть всё, что угодно, какие перипетии…. То, что мы видим сейчас… Наталью Константиновну кто-то считает строгой, где-то несправедливой, где-то своеобразной, ещё что-то такое. Для меня, при всём при том, что я с этим согласна. Я неоднократно попадала, уж казалось бы, человек меня знает с пяти лет, и я её тоже помню в разных видах, но я каждый раз, когда поднимаюсь в учебную часть, у меня там что-то содрогается, и я думаю, что там сейчас скажут, какую-то… Но такого практически не было никогда, ну, это ладно. Так вот, про дружбу. Особенно это было у Татьяны Евгеньевны. Когда проходят эти все творческие воспоминания и концерты — это здорово. Ну, естественно, что вспоминается всё лучшее и учениками, и преподавателями. И то, что она смогла создать такой коллектив и удержать, и преподаватели до сих пор там выращенные борются за счастье детей поколений их родителей. Надо понимать, что это такая очень сильная тётка, неоднозначная. Но, как и у всех сильных людей, были какие-то свои индивидуальности. И может быть… опять-таки я это вспоминаю со своих подростковых моментов, там смотрю сейчас на Олю, на детей, что, может быть, и надо было их как-то в рамках держать, по носу периодически давать. Сейчас бы это называлось гнобить человека. Была такая история… вообще я считаю, что у Татьяны Евгеньевны были однозначно любимчики — тот же Дмитрий Николаевич. До Дмитрия Николаевича был тот же Илюша Мякишев, который сейчас возглавляет Хоровое общество Московской области. Он был, по-моему, на пятидесятипятилетии. Такой с бородой молодой человек. В отличии от Курносова, он сразу пошёл в Гнесинку. Татьяна Евгеньевна устраивала сначала Илюшу, потом Курносова устраивала в удельнинскую армию, чтобы были недалеко мальчики. Очень хорошо помню, как мы Дмитрия Николаевича провожали в армию на хоре. Тогда Селищева ещё сказала, что вот, Димочка уходит, а вы даже ничего не подготовили, не написали плакат и т.д. Тогда Курносов нам заказал «Лунный свет» Дебюсси, мы ему спели на поход. А там он начинается — у первых сопрано «ля» такое визгливое второй октавы в самом начале, ну ничего, как-то это сложилось. Да, ну, были люди… и Наталья Константиновна, не секрет, балдеет практически от всех мальчиков, и что у Татьяны Евгеньевны был Артур, и что у Натальи Константиновны Костик, сейчас внук, и все мальчики золотые. Было так всегда. А девочек, как бы… корректировали. Причём разных девочек, даже хороших девочек, даже очень скромных девочек, которые мухи не обидят, их тоже как-то корректировали [смеётся]. А уж если девочки, не скажу, что оторвы, но наша компания была такая… независимые. Вот сестра Михаила Борисовича, Елена Борисовна, нас с Лизой, моей подругой, почему-то прозвала вдовствующими императрицами. Я вообще не знала, кто такие вдовствующие императрицы в четырнадцать-то лет. Оказывается, что это вот мы ходим с таким видом — с одной стороны плюём на тех, кто ниже ростом, а с другой стороны — в какой-то печали, или, я не знаю, что-то такое. И как раз вспоминая про дружбу, вот эти лагеря. Ну, если бы я была одна, без компании, наверное, даже вот эта установка, что если ты что-то начал — которую я и детям всегда даю — ты максимально получи какой-то результат. Не так, что я сегодня попробовал… сегодня мне понравилось, а завтра мне что-то сказали или, там, у меня нога заболела, я больше не пойду. У меня краска закончилась, я уже не хочу рисовать, давай мне боксёрские перчатки покупай. У меня всегда было — если я уже сюда попала, то никакие ветры на меня не надуют и не сдуют. Вот эта вот сила, когда ты не один, а рядом с тобой твои товарищи, которые как-то… понятно, что мы не с пяти лет сдружились, это происходило… наверное — первая наша поездка в лагерь. Первая наша поездка — это лагерь «Салют», причём, жили мы там в палатках. Нам, наверное, я не помню, одиннадцать-двенадцать лет, это август. Первое, что сказали на собрании — взять с собой спальные мешки. Понятно, что практически ни у кого спальных мешков не было, и их то ли надо было шить из одеял, то ли ещё что-то такое. Шапки в августе обязательно, т.е. мы спали в шапках, в спальных мешках. Практически ежедневно скидывали дождевую воду с этих палаток. Мы когда с Ким сейчас вспоминаем: ну ладно, мы-то были маленькие, нам сказали, что мы едем в «Салют». А вот родители как нас могли туда отпустить [смеётся]. Этот лес, комары и т.д. Но меня больше всего, когда я думаю: ну ладно, мы дети, а вот Селищева, Ирина Александровна, наш дорогой друг, ну, Наталья Константиновна беременная с нами не ездила, с нами ездила беременная Ирина Игоревна. Она когда ждала Лену — это уже была вторая поездка, мы не в палатках жили, а в деревянных домиках, но ты понимаешь, туалетов-то не было даже в деревянных домиках. И вот как Ирину Игоревну муж на каком-то серьёзном сроке отпустил поехать с этими ста человеками в эти условия — я не знаю, честно говоря, но весело было безумно. Потому что уже вторая поездка, нам где-то лет тринадцать-четырнадцать, как раз мы в абсолютном… Хуже нас и нашей компании нет никого, поэтому она селит нас напротив своей комнатёнки, и всё время следит, чтобы мы якобы «хорошо спали». И вот эти страшные воспоминания, когда она выбивала дверь ногой в своих синих рейтузах, ну, спортивных штанах, садилась на стул: «Пока вы не заснёте, я отсюда не уйду!». [Смеётся]. Знаешь, как это было страшно! Потому что кровати вот такие металлические, в которые ты проваливаешься, и вот ты когда лежишь на одном боку… Я понимала, что я уже лежать не могу, и перевернуться я боюсь — это сила такая вот, ну, это до какого-то немножко сумасшествия. Ещё у нас была очень смешная история, в Таллин когда мы поехали. Она почему-то примоталась к моей шапке. Ей не нравилось, что я хожу в такой шапке — такие шапки, как сейчас пидарки или что-то ещё, ну вот такие шапки, которые натянуты на брови. Она говорила: «Тебе такая шапка не идёт, у тебя длинный нос». Девочке четырнадцати лет так сказали. «Тебе нужна такая пушистая шапка, как у меня». А у неё такая чернобурская шапка была. «Ты — говорит, — не ходи с нами в этой шапке по Таллину. Что хочешь, то и делай». Хорошо, у меня платок какой-то был на шее. При том, что я совершенно далека была от платков. Ну, сняла эту шапку. Ходила, можешь там посмотреть, я как раз на фотографии в Таллине в этом платке. Ну, ладно, это я ещё как-то пережила. Соня у нас Клюева была. Особенно, знаешь, очень любили почему-то… «Бей своих, чтоб чужие боялись» — это вот про «Полёт». Было много детей преподавателей, которые учились, занимались, и обязательно к ним, вот не знаю почему, может, по этой поговорке… Эта бедная Соня, у неё мама преподавала фортепиано. Ну, она какая-то немножко нелепая была, но всё равно. То она говорит: «Соня, подпили себе ноги». А у неё такие длинные, худые ноги, она была в первых сопрано и кого-то там загораживала эта бедная Соня. Потом Соня в какой-то поездке шарф забыла, а может у неё никогда и не было этого шарфа. Все мамы по-разному относятся как-то… Тоже она сказала: «Если ты не найдёшь себе шарф, ты с нами не ходи». Соня нашла какое-то вафельное полотенце белое такое, это ужас [смеётся]. И потом, у нас после каждой поездки были частушки, это всё, и там была какая-то фраза: «…и на Соню мягко лёг / шарф для ног», что-то такое. Обыгрывали, что Соня Клюева ходила в этом вафельном полотенце. Поэтому у меня столько разных личных историй полётовских, которые… Но дружба — это окончательно… то, что не выбивало ту или иную личность из этого творческого коллектива. Я уж не говорю про Херсон и эти тёплые воспоминания, когда Михаил Борисович… песни какие-то, кто-то там резал хлеб, салат, это всё было действительно так. Селищева брала с собой в Херсон — сорок дней этого лагеря трудового — собачку свою, Кабысдоха, вот этого Рыжика. Ей кто-то подарил такую маленькую собачку на тоненьких ножках, и звали его все Кабысдох. И он с нами везде, в поезде… мы же ехали в поезде. Это сейчас люди ездят по пятьдесят человек в поездки, а раньше было все сто — это два вагона и кусочек ещё. И вот они оставались — Селищева, Ирина Александровна, Михаил Борисович и дежурные. И вот, значит, с этими салатами… Михаил Борисович резал эти салаты тазиками, кормил этих всех недоедающих голодных детей.

Знаковые места в городе. Детская железная дорога (01:29:35 — 01:32:37)

[Немножко ещё о городе. Что является символом города? Какие есть знаковые места?]

Однозначно парк городской. Вообще вся вот эта зона от ДК по бульвару, по Бродвею к Вечному огню, парк. Вот прогулки с подругами — это мы встречаемся на Мясищева, до парка и по Гагарина обратно, такой маршрут. Ну или, если по малому кругу, то это Дугина, набережная Циолковского, Гагарина, вот так вот.

[А если человек извне приезжает, то что будет значимо для понимания места?]

Вот на примере приезда Катиных друзей консерваторских, которые никогда вообще не были в реальности. Я когда их встретила на Отдыхе, то первое про что я им рассказала, пока везла, — про малую железную дорогу. Что тоже одно из уникальнейших мест в городе. Конечно, здорово сначала рассказать, а летом покататься. У нас была такая возможность, когда Ангелина работала бортпроводницей. У нас был какой-то праздник такой, мы пришли все вместе, ехали с Ангелиной до Кратова, гуляли. Да, детская железная дорога, и потом Катя их на следующий день водила по городу, как раз и парк, и ДК, и старая часть города произвела на них такое вот… они сказали, что вообще не видели никогда такого малого уютного города. Притом, что девочка одна родом из Тольятти, мальчик и девочка — москвичи, в разных районах выросшие. Я попыталась посмотреть на наш город летом их глазами, и знаешь, действительно, я не думала, что у нас в принципе такой уютный, аккуратный город. Зелёный, красивый, молодец… «и зелёный, и помыслами в небо устремлённый».

Ноябрьские и майские демонстрации. Смерть Брежнева. Девяностые: голод, братки (01:32:37 — 01:44:48)

[Как исторические события отражались на городе и на семье? Вот Хрущёв, Гагарин, застой, олимпиада, Чернобыль, перестройка, распад СССР... Не обязательно всё.]

У меня всё перечисленное тобой слилось в одну демонстрацию. Может быть, тебе про это никто и не расскажет… У вот меня с перечисленными событиями оно и не связано, но это одно из моих впечатлений о городе, и вообще, если это связывать с историей, это вот те демонстрации, которые проходили на 7-е ноября и 1-е мая, когда все собирались. Все школы, все предприятия города собирались в тех или иных местах. Это было целое такое… Весь город шёл в одно место — на улицу Фрунзе, только разными маршрутами, потоками и т.д. К этому готовились. Школьники с какими-то транспарантами, цветочками, куклами. У каждого класса были какие-то свои задания. Это как раз-таки воспоминания о городе, что город украшали. Карл Маркс, Фридрих Энгельс и Ленин висели на колоннах ДК, вот эти все портреты Политбюро. Сейчас вот кто знает? Я лично не знаю, кто там ни в Думе, ни в Совете Федераций. А раньше все школьники знали всех деятелей партии в лицо, и было очень замечательно. Все эти потоки с транспарантами, детьми и рабочими проходили, ставили трибуны. Ну, Гагарина я, понятно, в [19]61-м году не застала. Из исторических событий я помню, умер Брежнев в [19]82-м году. Как раз отменили концерт милиции на 10-е ноября. Причём я тоже узнала об этом в «Полёте», придя на музыку, на фортепиано. Это у меня второй класс, преподаватели как-то сговариваются: «Ну, наверное, всё, концерт отменили». И потом уже объявили — Брежнев умер. И вот мы идём — я училась во вторую смену, темно уже, ноябрь месяц — с Таней Блохиной и я говорю: «Ты знаешь, Брежнев-то умер». А она такая маленькая, повисла у меня на локте, начала рыдать страшно: «Всё, война будет». Как это к городу относится, я не знаю, но это наши детские воспоминания, они у меня такие. И знаешь, ещё какое у меня есть личное воспоминание? В принципе, мне это и сейчас очень нравится. Мне очень нравился гимн Советского Союза, и музыка, и слова. И не было для меня ничего более приятного, особенно когда уезжали — так в шесть утра я не вставала по доброй воле — а вот когда летом уезжали в лагерь, в шесть утра передавали по радио гимн. И я просыпалась под этот гимн, я стояла и его прямо дирижировала. А почему вспомнила сейчас: потому что когда я шла во вторую смену из школы было темно, и какая-то очень лесистая… от 10-й школы дойти до Мясищева — очень много деревьев было. Мне было очень страшно. Я, чтобы себя подбодрить, пела гимн, ни много ни мало [смеётся]. Меня почему-то это успокаивало. Очень странные мои такие личные воспоминания по тем временам.

[А 1990-е?]

[19]90-е были грустные. Они сначала не воспринимались как-то, потому что было, там, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать лет, двадцать. Казалось, что ещё как-то… Вообще в реальности я себя стала ощущать взрослым человеком после двадцати трёх лет. Наверное, повзрослевшим немного человеком. У каждого же возраст взросления внутреннего — он происходит по-своему. У меня он достаточно поздно, как мне кажется, произошёл. Поэтому вот эти [19]90-е года, ну такой совсем прямо разрухи… А, ещё знаешь что? Примета времени городская опять-таки на личных воспоминаниях, что голодновато как-то было. В [19]80-е годы, когда я ездила — пятачок был… десять копеек на проезд туда и обратно от института до площади. Я выходила и видела какие-то очереди из гастронома, и был рядом стол заказов

[Гастроном это на Жуковском?]

Ну, там, где сейчас «Пятёрочка» — это был наш 30-й главный гастроном. На площади напротив ДК. И если что-то выбрасывали, то это было там, в этом гастрономе. И ещё был один чудесный овощной магазин за «Родиной». Сейчас там тоже номинально существует какой-то дурацкий магазин, что-то там написано, «Овощи». Там обычно выстраивались очереди за компотом из черешни, за горошком. Особенно зимой. А для людей, у которых нету машины… Я вижу очередь — я встаю в эту очередь. Потом надо было найти две копейки, их обычно не было, но был телефон у вахтёра в ДК, с которым можно было договориться позвонить маме. «Мам, я заняла очередь, беги, там тётка в красном пальто». Я ей сказала, а сама пошла на музыку. Иногда, когда возвращалась, тётка стояла, а мама подбегала. И если удавалось этого компота коробочку закупить… Это [19]80-е какие-то года. А в [19]90-е года, я помню, что у нас было иногда такое время, что был просто пустой холодильник. Т.е. вообще там ничего не было. И тоже, эти вот запасы… если ты что-то где-то увидел — горошек, макароны или что-то — это покупалось столько, сколько тебе в руки дадут. Если с мамой — три пачки макарон тебе, три ей. Это покупается, и ты счастлив до усрачки, честное слово. Это было в Жуковском. Хотя вот если бы тебе Андрюша рассказывал, который приехал сюда совсем из голодного края… Как ему кажется — что у нас здесь всегда были конфеты в больших количествах. Конфеты были в коробках, да, но, например, у моих родителей не было три рубля шестьдесят копеек отдать за конфеты. Как ему казалось и кажется, что здесь было какое-то спецобслуживание, и он мог здесь купить, будучи студентом в [19]90-е годы, коробку апельсинов в том же овощном, про который я тебе рассказывала, которой Малославке не было. Т.е. когда он приезжал с апельсинами из Жуковского: «О-о-о, сынок привёз из Москвы апельсины, круто, круто». А для того, чтобы эти апельсины купить, на них ещё нужно найти два рубля. Ну да, были апельсины, сок манго… Я помню: пустые магазины, и стоит берёзовый сок, сок манго в трёхлитровых банках, и собственно всё. Мои ощущения по городу — это какие-то такие продовольственные ощущения. Потому что сейчас мои дети по магазинам за продуктами не ходят никогда, а я был приучена с пяти лет сбегать за буханочкой хлеба, половину съесть, за бидончиком кваса. Я до сих пор помню: три литра кваса — это тридцать шесть копеек, а если до полного, то это сорок копеек. И ещё что я помню из [19]90-х, кроме голода, что меня поразило — это ходящие пацаны в трениках по рынку. Уже чуть-чуть рынок стал появляться. Частники, люди кавказской национальности уже овощи стояли продавали на улице Театральная. При этом, как в фильме «Брат», ходили даже некоторые мои знакомые, знакомые, которых я знала через знакомых, в барсетки просто собирали с каждого по рублю или по пятёрке — это тоже было страшноватенько достаточно, потому что ты понимал, что если этот дядя Ваня какой-нибудь не даст ему сейчас рубль — непонятно, что с ним будет. Эти все брателлы, ресторан «Малышок»… Кстати, тоже одно из знаковых мест. Мне там праздновали двадцать пять лет. Собственно, единственный день рождения, который в моей жизни вот так вот праздновали родители мне. Даже платье такое красивое купили, оно до сих пор у меня. В ГУМе причём купили, ой, страшное дело… [смеётся]. Папа просто знал директора Бориса Тарасова. И главное, что там до сих пор собираются братки такие вот… что раньше, что сейчас. Короче говоря, как-то так. Сумбурно, но… знаешь, как вспышками какими-то.

Посёлки Стаханово и Колонец. Н.Е. Жуковский. Традиции МФТИ (01:44:48 — 01:47:35)

[До образования города тут был посёлок Стаханово, да? Территориально этот же Жуковский?]

Где мы сейчас с тобой — это был посёлок Колонец.

[А, т.е. было два посёлка: Колонец и Стаханово и потом они, видимо, объединились?]

Объединились, да. Я тебе не скажу, где проходила граница, но можно допустить, что там, где проходила железная дорога, на которую я засматривалась в детстве.

[Почему город так называется?]

Жуковский? Жуковский же стоял, так сказать… родоначальник авиационного движения.

[Николай Егорович, да?]

Да, про него говорим. То что на него надевают шляпу, ты знаешь? Нет? Ты что! У МФТИшников традиции две: середину они празднуют, т.е. шесть лет учились, вот эти три года, по-моему, отучились… Короче, две традиции. И они надевают на Жуковского шляпу [прим. — на памятник Н.Е. Жуковского]. Огромный цилиндр делают и торжественно его несут, водружают — украшают родоначальника авиационного движения. Просто я не помню: что-то после госов, а что-то — вот «экватор» они отмечают. Ну, я могу уточнить, если это принципиально. И делают ещё пропеллер, приделывают его к самолёту. Бывают года, когда ловят их, ну, чтобы никто не свалился, но всё равно как-то находят каких-то специалистов. Я многократно… как они вешают, я не видела. Видела, как снимают, подтягивают кран к этому самолёту. Это вот тоже такая фишка городская.

[Неофициальное название есть у города?]

Ну, Жуком зовут, но я как-то… не знаю, я так никогда не называю.