Левковская Элла Яковлевна (1939). Москва

Рисование ментальной карты района (00:00:00-00:08:05)

[Вот, я включаю диктофон, мы записываем. Вы согласны?]

Вы будете задавать вопросы?

[Да, конечно.]

Ну, давайте, давайте.

[Ну, мы можем прямо начать даже с карты.]

Давайте с карты.

[Вам это будет даже проще.]

Давайте мы найдём очки.

[Разрыв записи]

…сначала определимся.

[Да, вам нужно…]

Значит, вас интересует… Так, сделаем тогда так. Так, вот это у нас будет улица Мясницкая, так? Кирова. То, что здесь, да? Значит, так она была Кирова. С [19]36 года она была Кирова. А до этого была тоже Мясницкая. Так, вот здесь у нас Чистые пруды. Это Чистые пруды. Это Чистые пруды. Так. Так, давайте подумаем так – Чистые пруды, Мясницкая. Так, и здесь у нас Мясницкая. А здесь у нас Сретенский бульвар. Бульвар. Сретенский бульвар.

[Да, может быть, чуть подробнее, про Чистые пруды.]

Сейчас, сейчас. Так, вот здесь у нас такой большой дом, под названием… Как он у нас называется-то, господи ты боже мой? Тут он прерывается. Нет. Так, ладно. Он не так идёт. Это площадь Чистых, как она, имеет название, или нет? Ладно, немножечко потом, исправим.

[Тургеневская, наверное?]

Правильно! Это у нас Тургеневская [смеётся] площадь, так. Вот это у нас Тургеневская площадь. Тургеневская. Тургеневская площадь, да. Вот, а это Дом «России». Это Дом «России», да. Дом «России». Раньше его не было, к тому времени, если отнестись, о котором я могу вам рассказать. Тогда здесь не было. Здесь всякие вот эти вот, огромные офисные здания. Но это уже последнего времени они там, года, наверное, с... каких годов? Ну, наверное, уже с [19]80-х они там стоят. А до этого здесь были такие маленькие домики. Ну ладно. Так, вот это у нас Сретенка. Это у нас Сретенка. Сретенка, да. А это у нас улица Дзержинского бывшая.

[Лубянка?]

Да, это Большая Лубянка теперь, да. Была, а стала она Большая Лубянка. Лубянка. Ну, вот так вот. Значит, ну, Чистые пруды. Ну, тут большие такие дома. Наверное, тоже где-то они… начало, ну, может быть, первая половина… Ну да, начало, наверное, XX века. Вот здесь такие дома стоят большие. Здесь такие, как купеческие особнячки стояли, вот здесь вот. Вот здесь вот, небольшие дома. Вот здесь находится кинотеатр. Сейчас он «Современник», да. Вот этот театр «Современник». А был когда-то кинотеатр «Колизей». Значит, кинотеатр «Колизей». «Колизей», теперь – «Современник». Ну, вот здесь вот у нас идёт, соответственно, Покровка, да. И Покровские ворота. Вот, Покровский бульвар здесь. А вот это – Покровка. Улицы моего детства, так скажем. Всё это мой район.

[Так, а где вы жили?]

Так, если у нас вот это – Чистые пруды, это Мясницкая. Так, это у нас Сретенский, Мясницкая. Так, вот здесь идёт Бобров переулок. Бобров переулок, у нас так. А здесь есть Милютинский переулок. Вот, он идёт вот здесь вот, параллельно… Ну, тут дома, и я, конечно, немножечко не в масштабе это всё сделала. Это вот Милютинский переулок, да. Милютинский. Милютинский переулок А здесь у нас Бобров переулок, вот так. Он такой, немножечко там изгибается. Бобров переулок.

[А какой у вас был адрес?]

Адрес у нас был… Так, вот здесь идёт, на углу Боброва переулка, и Мясницкой, вот здесь такой вот эркером… ну, не эркером, такой, типа полу-ротондой. Вот здесь дом, вот так вот этот вот дом стоял, опять же. Там у нас туда идёт Мясницкая. Дом, построенный архитектором по проекту Казакова [Мясницкая улица, 21с1]. Вот, с белыми колоннами, такими. Вот, этот вот дом. Вот, он вот так идёт, выходит он на улицу Кирова. Вот. А здесь, вот, тут вот ещё какая-то немножечко подстройка. Вот здесь вот наш двор. Наш двор. Вот мой дом – домик наш, находился… [Мясницкая улица, 21/8, стр.10] Вот здесь ворота, с Боброва переулка. Ну, обозначим их, как двери обозначают, вот так. Вот. Он немножечко подлиннее, не в масштабе я нарисовала. В масштабе своего представления о значимости. Ну, ничего. Главное, это можно на карте, на реальной посмотреть потом.

[Конечно.]

Вот. Значит, в этом доме находился, когда я жила… Так, вот мой домик, вот, находился вот здесь вот. Наш, такой вот, двухэтажный, небольшой домик.

Чайный магазин – Чай управление (00:08:05-00:11:06)

А адрес был у нас, вот, значит, здесь находится «Чай управление» [Мясницкая улица, 19]. Вот, чайный магазин. Вот этот магазин чайный. Вы его знаете, да?

[Конечно.]

Вот, он всегда был такой роскошный, всегда здесь пахло кофе и шоколадом, вообще – чаем вкусным. Всегда очень вкусно пахло. Мы жили все бедно, в те времена, скудно – в основном. Вот. Мы покупали, бегали раз в неделю – 200 грамм кофе покупали молотого, бегали вот в этот вот магазин. В «Чай управление». Здесь сначала был только винный отдел. Вот, значит, вот этот самый магазин, вот сюда в него входишь. Здесь раньше был винный мага… отдел. И часть магазина была закрыта такой стеной. А потом снесли эту стену, там открылся вид на архитектуру в китайском стиле, эти вот – крашеное дерево в красный цвет, в стиле пагод, вот этих вот китайских, всё это… Ну, вы были в этом магазине наверняка, и вот это вот всё пространство, великолепное. Эти вазы великолепные, всё это, значит…

[Но это же всё снаружи? ]

Это всё внутри.

[А, внутри тоже.]

Это всё внутри. А снаружи – просто красивый магазин. Красивая архитектура.

[А вы как его видели внутри?]

Ну как – мы ходили в магазин. Всё там.

[Но вы не видели всего? Вы говорите, там стена…]

Нет, значит, вот здесь была такая стенка, сначала. Вот, войдёшь в этот магазин. Здесь была стенка, здесь был винный отдел. Потом снесли вот эту стенку, и он расширился, магазин, и стал здесь отдел кофе. И вот эти вот, всё великолепие открылось – не вот эта стенка бездарная, а вот, великолепие вот этой архитектуры, внутренней отделки. Вот. Вся открылась. Стояли там такие как, ну, типа жернова, мельницы кофейные медные. Было их, наверное, три, или четыре даже штуки. Кофе продавался – арабика… Значит, йеменский, арабика. Какие там ещё? Колумбийский. И ещё какие-то были сорта. И мы брали несколько сортов, смешивали их. Значит, нам делали там – 100 грамм такого, 100 грамм такого кофе. Был довольно крупный помол, поскольку это большие такие мельницы были. И, в общем, мы всегда покупали только здесь вот этот кофе. Вот, я говорю – 200 грамм на неделю. Вот. Великолепные конфеты там продавались, и вообще чудо. Это дом 19, это Мясницкая, дом 19.

Мясницкая 21: ВХУТЕМАС – МИФИ – Академия им. Глазунова (00:11:06-00:16:41)

Наш дом – вот, значит – он состоял из дома вот этого. Тут ещё один дом был, такой, длинный. Трёх, кажется, он подъездный [Мясницкая улица, 21/8с5]. Или двух. Двухподъездный, по-моему. Двухподъездный. Вот здесь дом такой, трёхподъездный, кирпичный [Мясницкая улица, 21/8с9]. Это были высокие, девятиэтажные дома, с высокими потолками, кирпичные дома. Они относились, наверное, где-то, как и вот этот вот Дом «России» [Сретенский бул., 6/1], к [1]905-му, наверное, году постройки, [1]905 – [1]910-го года постройки. Вот, это всё были дома… Вот это всё – дом 21 называлось. Тут ещё такой был домик. Вот, а это вот, вот это всё – 21, несколько корпусов.

[То есть, у вас дом ваш был по Мясницкой улице?]

По Мясницкой улице, да. Вот здесь арка была в дом 21. Так проходишь, под домами, она была. Вот. А потом уже, в перестроечное, наверное, время, заложили здесь вот это стеной, вот эту арку заложили. И вход только вот рядом – здесь был дом 19, а здесь – дом 21, вот под эту арку был вход. Значит, наш адрес был дом 21. Всё, вот эти вот дома – это всё относилось к дому 21 по, вот, Мясни… по улице Кирова. Вот. Значит, чем знаменит вот этот дом – значит, тут сначала был ВХУТЕМАС, после революции, первое время. Это художественное, какое-то, техническое, что ли, училище называлось, вот это, ВХУТЕМАС.

[ВХУТЕМАС?]

ВХУТЕМАС. Это ещё, в до мою эпоху, это первое время после революции. Может быть, даже ещё и до революции, ВХУТЕМАС. То есть, там преподавали… Его возглавил... Серов, по-моему, его возглавил, ВХУТЕМАС. Он, по-моему, был главным там. Ну, не могу – это надо смотреть в энциклопедии. Так, у меня точно этой истории нет. Но тут, значит, знаменитые российские академики… художники преподавали. Сейчас это Глазунову дом принадле[жит]. Глазуновское училище здесь.

[Академия.]

Академия Глазунова, да. Вот это вот была академия Глазунова, сейчас это всё. А вот этот вот, здесь была такая кишка тонкая. Тут ещё домик стоял. Он, по-моему, сейчас его разрушили. Дом стоял, такой вот, массивный, четырёхгранный. Ну, этажа три. Он, наверное, принадлежал вот этому дому. По-моему, даже он как-то прямо впритык к нему стоял. Или всё-таки, тут было какое-то… Ну, в общем, был отдельный дом. Вот, такой несуразный. И как бы, мы его не замечали. Как бы, он был, такой вот, эфемерный дом. Не знали мы никогда, что там. Нас он не интересовал. Вот. Значит, вот здесь был вечерний… заочный полиграфический институт, вот здесь был. А всё, значит, вот так вот, он. Вот это был полиграфический институт. Значит, когда ВХУТЕМАС перестал существовать, вот, осталось это крыло от него, к полиграфному институту относящееся. А здесь был институт МИФИ. Физический. Московский физический институт здесь был. И был он, вот, сколько я себя помню… Я себя помню после войны. Вот, я родилась вот в этом доме, в [19]39 году. И потом мы, в [19]41, когда немцы уже под Москвой были – нас срочно эвакуировали. И, когда вернулись мы в [19]44 году, в Москву – этот институт уже существовал, МИФИ, здесь. Вот здесь вот он был, МИФИ. И тут накалякала. Ну, потом, если надо будет, мы перерисуем более… по-человечески. Вот. Так что, это был дом 21, по улице Кирова. Вот, значит, ещё раз, вот это – Казаковский дом, тоже он был такой, не очень приглядный, потом его отремонтировал… отремонтировали фасады. И вот этот вот, по-моему, он тоже, его оштукатурили, он в жёлтой штукатурке сейчас. А был, вот эта часть была кирпичная. Вот это всё – красный кирпич, вот эти дома. Вот. А этот был оштукатурен, всегда жёлтая штукатурка, всё, значит, был вот этот… Тоже постройки – ну, если это Казаковского времени – можете представить, какой это дом. А эти дома – уже более такие, пролетарские. Вот, я говорю – красного кирпича, но высокие такие, солидные здания.

[И считается, что они сталинские, да?]

Нет, нет.

[Нет?]

Это не сталинские. Это всё было ещё до сталинской эпохи. По-моему, они дореволюционные, вот эти дома.

Дом Левковской Э.Я., соседи: московская квартира Шостаковича, А. Крученых, семья жены А. Гайдара, художник Фальк, авиаконструкторы, В. Катаев (00:16:41-00:30:10)

[А ваш?]

А наш дом – тоже, наверное, дореволюционный. Вот эти вот домики – они все… Ну, он такой, я говорю, он такой, неказистый. Там помещались, собственно, одна квартира, вот, напротив парадного, вот, на первом этаже. Здесь вот была мастерская. И, собственно, всё. И наша кухня. И кухня – тут ещё соседка одна помещалась. Ну, это уже отдельная история. А чего я тут, да, ушла? Значит, вообще дом – сам по себе вот этот дом 21 – очень славный дом. Здесь, в этом доме, одно время… Здесь была московская квартира Шостаковича. Здесь жил Кручёных, Алексей Кручёных – это «Бубновый валет», да. Это, можно сказать, одна… Ну, в общем знакомятся… входили они в «Бубновый валет», по-моему, с Маяковским. Кто ещё в «Бубновый валет» входил – это надо припоминать. Ну, в общем, и Кручёных здесь жил. Вот, после войны он ещё здесь жил. Мы тут девчонками бегали, школьницами – в общем, часто видели – идёт Кручёных, в тюбетейке. У него вечно старый такой, кожаный портфель, набитый бумагами, подмышкой. И он, значит, такой старичок был, целенаправленный. Одинокий. Неухоженный. Но вот, всё время он по двору, значит… Нам казалось – этот двор очень большой. Ну, большой, в общем, достаточно, двор. Вот. Кто здесь ещё жил? Семья жены Гайдара. Аркадия Гайдара. Вдова Гайдара, она вышла замуж за тренера хоккейной команды – Глязер, был такой тренер. Вот, они жили в бельэтаже вот этого дома. Вот здесь было три подъезда. Вот, в этом подъезде, вот, в бельэтаже, они занимали, с этой стороны, да. По-моему, они даже всю квартиру. Тут большие квартиры были – по-моему, они всю квартиру занимали.

[А бельэтаж – это второй этаж вы так называете?]

Бельэтаж – это… Значит, так, вот, у нас были цокольные этажи. Цокольный этаж – он неполный. Ну, как у нас сейчас вот первые этажи, да называются – это цокольный этаж. То есть, это высокая – от земли достаточно высокое, значит, расстояние. И окно. Вот это – цокольный этаж. Так. А следующий этаж – это бельэтаж. Ну, как бы, он первый этаж. Ну, в общем, это по… поскольку дома старые, то, по-моему, в Англии сейчас так и называют, и в Америке – цокольный этаж, бельэтаж.

[Есть такое, да.]

Вот так вот. Так вот, и в этом бельэтаже – он просто выше, чем первый этаж, несколько. А цокольный – он чуть ниже, наоборот, первого этажа. Ну, в общем, вот так вот. Подождите, дай Бог памяти. То, что у нас были подвалы… полуподвалы. Полуподвалы, а потом – да. Первый этаж-то был или не был? Был, наверное, первый этаж. Потому что полуподвалы – у нас там тоже были большие семьи, большие квартиры, в полуподвалах.

[Там жили?]

Да, жили. То есть, там подвал, там вот настолько вот окошки. Тоже жили в подвалах люди. Вот окошки – вот настолько от земли. Вот там они, такие были, карманы. И окно, значит, там было, оно целиком. Но, над землёй они, значит настолько.

[Да, я видела такое.]

Видели, да? Ну вот. А потом был первый этаж. Вот я могу сейчас, у меня уже может быть какая-нибудь аберрация – но, во всяком случае, по-моему, был первый… Ну, в общем, первый человеческий этаж – бельэтаж. Вот Глязеры – значит, жена Аркадия Гайдара, вдова – она жила вот здесь, с семьёй, здесь вот. В этой квартире большой. Приходил туда Тимур Гайдар. Тимур. Отец Егора Гайдара. Вот, он иногда к матери наведывался – видимо, в отпуск приезжал. Он был морским офицером. Такой, стройный молодой человек, очень такой… он небольшого росточка был, но очень… Мне он казался красавцем – при кортике, в шинели этой, морской. Тёмная, чёрная, по-моему, у них была, со всякими сутажами ещё. Очень красивая была. Он мне казался красавцем. И вот, значит, он навещал мать. Иногда вместе с женой его. Тоже такая была модная дамочка – ну, мы же все шантрапа, все жили так, бедновато. Хотя, ну, наши родители были все, там, инженерами, там, учителями. Ну, такая интеллигенция советская. Ну, во всяком случае, мы были довольно… с бедными ресурсами экономическими. И без доступа к исключительным магазинам, ко всем вот этим благам, куда имели доступ более высокого ранга люди. Вот. Значит, это вот, здесь вот, вот в этом вот домике, они и жили. Вот здесь, в третьем подъезде, на пятом этаже, вот, была московская квартира Шостаковича. Сколько он там прожил? Потому что в основном-то он в Питере жил. Во время войны, он тоже там он жил. А видимо, после войны. Ну, поскольку это всё приходило на моё детство, когда, в общем-то, я не была озабочена, но, поскольку мы всё равно знали, кто есть кто, вот, мы понимали так, но не очень интересовались, нас своя жизнь интересовала. Юношеская и детская. Вот. Ну, он какое-то время жил. Прямо напротив, у меня здесь жила, на пятом этаже, моя закадычная подруга, она и сейчас жива, слава тебе, Господи. Живёт в Кузьминках, я к ней езжу раз в неделю, приезжаю, она не очень транспортабельна, но… Так что мы с ней общаемся. Вот, она жила как раз напротив квартиры Шостаковича. А Кручёных жил, по-моему, выше этажом, как раз над Шостаковичем. Вот. Значит, в этом же доме была… А, нет, это не в этом доме. Вот в этом доме. Вот в этом доме на девятом этаже, вот так вот, был такой, на самом высоком этаже, вот так вот, полукруглый такой балкон. Там жил Фальк. Знаете такого художника?

[Нет.]

Не знаете. Ну, есть такой художник. К какому он течению относится? Это известный художник. Но он, конечно, такой был, достаточно, ну, не изгоем. Как назвать этих художников? Ну, не в чести был. Не был среди художников, которые рисовали парадные портреты. Он был, ну, не авангардистом, но, как бы, как называется это течение? Ну, как бы, Россия…

[Концептуализм?]

Советский… Нет-нет, не конце… Советский импрессионизм, я бы сказала. Такие у него были картины. Можете посмотреть. Он, конечно, известный достаточно художник. Вот, он жил вот здесь вот, на девятом этаже. Тут жили, много, там, всякие авиаконструкторы известные, которые получили квартиры в доме не на Котельнической, а на Краснопресненской набережной.

[Кудринская площадь когда?]

Да-да-да-да-да. Вот там вот, высотное здание, вот они там получали, все вот эти конструктора, авиа, всякие, испытатели, и всё – они туда переехали. А так – они тоже многие здесь жили. Вот. Кто ещё там жил из знаменитостей? Ага. А вот здесь вот, вот у этого дома, у него вот так вот была ещё… вот так вот он, буквой «Г» был. Этот дом тоже был буквой «Г», вот сюда вот он был, буквой «Г». Вот так. Тут вот, здесь были парадные входы. А здесь, у всех вот у них были чёрные лестницы. И вот здесь была чёрная лестница. Вот эти квартиры – они были большие, и у них из кухни тоже шли чёрные лестницы. Но какие это были квартиры, на первых этажах, или на… не знаю. Вот сейчас не помню. Но когда-то здесь были квартиры, где жил Катаев. Кто-то там ещё жил – это тоже надо посмотреть в Википедии. Вот. И Катаев написал – у него есть такая книга, может быть, знаете – «Алмазный мой венец»?

[Нет.]

Молодёжь ничего не знает. [смеётся] Запишите себе – «Алмазный мой венец», посмотрите. Он описывает вот этот двор, всех людей, всех писателей, кто приходил там, вот этот «Алмазный венец» – это вот всех… такие маститые советские авангардные писатели – там, вот, типа Эренбурга, Катаева. Ну, сейчас вот навскидку не сразу вспомню. Они вот часто к Катаеву приходили, вот, как раз вот в этот вот дом, здесь они тусовались, как нынче говорят. Вот. Я с удовольствием, ну, тоже читала, конечно. Я очень много прочла книг, которые сейчас уже не помню. Вот, чистый лист. Но, если начну читать – я вспоминаю всё.

[А вы его уже не застали?]

А?

[Вы его уже не застали?]

Нет, нет. Они уже все стали известными писателями, они уже в Союзе писателей, они уже получают квартиры где-нибудь там, на улице Горького, и, в общем, они уже строят кооперативные квартиры первые. Они уже уезжают. Но какое-то время они здесь жили.

[А авиаконструкторы – тоже вы уже не застали?]

Нет, нет. Авиаконструктор у нас жил. Значит, его один такой… ну, он вряд ли так… они же не очень светились. Значит, когда нас объединили – до восьмого класса мы учились, у нас же была женская школа. А после восьмого, девятый и десятый – нас объединили с мальчиками, у нас пришли, к нам, мальчики. И один мальчик, Юра Ритчик, он жив, он сейчас живёт в Германии, он женился на немке, и он закончил МГУ, филфак. Очень талантливый мальчик был. Вот, его отец – они… они жили вот здесь вот. Тоже вот, он, как раз жил где-то под Фальком. И они получили, они получали, как заслуженные люди, просто получали бесплатные дома, значит, их перевозили туда.

[Ритчик?]

Рит-чик. Ритчик.

[«Д» там, в середине?]

«Т». «Т». Ритчик. Юра Ритчик. Вот его отец – Ритчик. Вот, они вот там получили квартиры. Вот, моя одна подруга жила вот здесь вот, под Гайдарами, у них была квартира, вот, в полуподвале. У них была комнатка здесь. Они получили квартиру… не квартиру – две комнаты на Аэропорте. Вот, Аэропорт, где сейчас фонд Горбачёва – там дома стоят такие. Вот это – сталинские дома.

[У станции метро?]

Нет, это, наверное, уже не сталинские, это уже во времена Хрущёва строили – но такие, солидные дома, поскольку это Ленинградский проспект. И там такие солидные, кирпичные дома стояли, с хорошими квартирами, современными. Вот. Но, поскольку для шелупони целая квартира – это слишком, значит, вот, они получили. Отец у неё преподавал в Суворовском училище. Долгое время работал отдельно от семьи, в Тверском… Калининском училище. Вот, потом им дали, вот, квартиру… вот, две комнаты вот там. Так что, так, постепенно, стали разъезжаться. Вот, что касается моего дому\шки.

Соседские отношения и дворово-коммунальная жизнь. Соседи: мастерская художника Таидзе, правнучка Салтыкова-Щедрина (00:30:10-00:37:21)

[А дома, вот эти все дома – они до сих пор стоят?]

Да. Ну, это я говорю – можете пойти посмотреть. Я редко, но всё-таки, иногда бываю там, и смотрю, до сих пор… Знаете, не только деревья были большими. Ну, большими они были – я захожу во двор, и думаю: «Боже, какой маленький дворик». А нам он казался большим. Там мы так играли, во всякие прятки. Там, во всё. Особенно в прятки – тут было где прятаться. Это у нас было любимое развлечение – игра в прятки. Вот. Вот, значит, вот наш домик. Он был двухэтажный. Очень долгое время… мы жили на первом этаже – вот, как раз в цокольном этаже. И второй у нас был этаж. Ну, второй этаж – первый этаж и второй этаж. Квартира была, на самом деле, вся вот эта квартира, вот, в два этажа – она называлась квартира 101, одна квартира. Вот, мы жили на первом этаже. Вот, наши комнаты были. Вот так вот, наша комната раньше – когда… она была одна, потом её родители перегородили сами перегородкой, и стало две комнаты. А через лестничную клетку, там, в три… четыре ступеньки, что ли, было – прямо с улицы заходишь – такой, вроде как тамбур под лестницей идёт. И, значит, чуть поднимаешься, и вот, через лестничную площадку у нас была кухня. А сюда, направо – там был такой маленький коридорчик, там ещё одна комната была, соседки. А в глубине была ещё рядом, ещё маленькая квартирка, отдельная. Вот.

[То есть, у неё был отдельный вход с улицы?]

У нас был отдельный вход с улицы, а у неё – вход с улицы… не с улицы, а вот из этого… из коридорчика. Вот здесь у нас был туалет. Общий. Но мы жили, с одной стороны, конечно, квартира была такая, странная немножко, да – кухня через лестничную клетку, туалет – тоже через лестничную клетку. У нас была всего одна соседка на кухню и на туалет. Это было очень серьёзное удобство.

[А вы же говорили, что была ещё одна квартирка маленькая?]

А там квартирка – но она самостоятельная. Там квартирка – свой вход. Ну, в смысле, вход – она входила через наш коридорчик, но она от нас не зависела, она жила своей, самостоятельной жизнью, их семья. А ещё была квартира – значит, так вот, над нами была комната. Значит, вот, мы, я говорю – входили. Вот, войдёшь, поднимешься направо – наша комната. А над нами, на втором этаже – комната ещё одна, где жил Алексей Васильевич Бабичев. Он был такого же… он был преподавателем в этом, в Политехническом институте. И у него жена была, он был художник, а она была художником, она была доцентом по истории костюма. Она была доцентом, кандидатом искусствоведческих наук, Наталья Николаевна Бабичева. Вот, она преподавала в полиграф-институте историю костюма. Вот. Ну, а там у них ещё коридорчик, там ещё было… раз, два, три, четыре комнаты. Значит – четыре семьи. И вот, семья вот этих Бабичевых. Вот там, значит, пять семей. И кухонька. И туалетик. Всё, там больше ничего не было. А у нас, поскольку две семьи – у нас в кухне ещё стояла ванна. И там, значит, в кухне, колонка. Там закроешь дверь – и, пожалуйста. Договаривались: «Анна Степановна, мы пошли мыться» – «Хорошо» – «Вам ничего не надо пока?» – «Ничего». Идёшь мыться в ванной в этой самой. Вот. Значит, а за стенкой, у нас за стенкой, от нашей комнаты – там была мастерская художника Таидзе. Таидзе, знаете? Он… Не знаете, конечно. Никто сейчас не знает. Плакат «Родина-мать зовёт» вы наверняка знаете. Вот он – автор этого плаката. Он вообще скульптор был. У нас всегда была мокрая стена, которая была смежной с его мастерской, потому что скульптуры надо поливать, у него стояли скульптуры, и он их поливал всё время, да. Чтобы они не пересыхали. И у нас всегда была сырая стена. Сколько там ни клей новые обои – они отходили. И там штукатурка всегда была мокрая и сыпалась у нас. Поэтому мы вешали… ну, как могли, ремонтировали, и вешали ковёр всегда там. Потому что там стояла кровать, как раз, по расположению больше её никуда не поставишь. И, значит, всегда там обязательно ковёр вешали. Вот. У нас там, значит, жили вот эти художники. Жил, и рядом вот, была вот эта вот мастерская Таидзе. Теидзе, или Таидзе. Таидзе он, по-моему. Таидзе. Ну, тоже это можно посмотреть в Википедии. А в одной из комнат, на втором этаже, жила правнучка Салтыкова-Щедрина, Оля Зубова. Вот. У неё ещё была сестра. Значит, она правнучка Салтыкова-Щедрина. Они дворяне. Но, вроде бы, они под репрессии не попали. А вот семья Натальи Николаевны Бабичевой – я не знаю, как её фамилия девичья – она дворянка. И у них, ну, было где-то своё родовое гнездо. Где именно – ну, я была… она рассказывала, я была маленькая, и как-то меня не очень посвящали. Ну, во всяком случае, она маме рассказывала. Может быть, моей старшей сестре рассказывала. Я сейчас же живу в квартире своей старшей сестры, вот, она в 90 лет умерла, на 13 лет меня старше. Вот. Их просто, у неё на глазах убили сестру, бабушку, мать – всех на её глазах, эти солдатики поубивали, всю семью, во время революции. Вот этой вот, Натальи Николаевны Бабичевой. А вот, у Бабичева, у него была мастерская художественная вот в этом вот, в доме, вот в этом доме, на девятом этаже у них была мастерская ещё, художники. Вот такая вот у нас была тут славная… такой дом.

История семьи (00:37:21-00:40:06)

[А вот, ещё очень кратко, как вы туда попали? Вы, ваша семья.]

Так. Как наша семья туда попала?

[Да.]

Моя мама – она… Ну, это такая, длинная история, если у вас есть желание выслушать её [смеётся], как семья туда попала.

[Да, может быть, вы потом, сначала про Чистый бульвар, а потом, если останется время.]

Ну давайте, да. Потому что она вышла замуж за человека… Я не знаю – я всегда считала, что он профессор Политехнического… Лесного института, который находился, вот, и сейчас он находится в Лосиноостровской. Сейчас – не знаю, академия она называется.

[МГСУ, там, по-моему, есть, на Лосиноостровской? МГСУ какой-то? Строительный?]

Не строительный, а лесотехнический.

[А, понятно.]

Лес… ЛТ… ЛТУ. Лесотех… МЛТУ. Теперь – «У», а был – «И». Институт, теперь университет. Или академия – «А». Вот. Ну, вот, она приехала из Омска, на курсы повышения квалификации, моя мама приехала. И она встретила там, на этих курсах, она встретила своего будущего мужа. Его звали Гессель Иоффе. Гессель Менделевич Иоффе. Вот, она за него вышла замуж. Старшая сестра моя – она осталась, вот эта сестра осталась со своим… с родственниками бывшего мужа маминого, осталась в Омске. А потом мама, когда угнездилась вот в этом домике – она поехала, сестру забрала, уже перевезла её сюда. А я родилась, это было где-то в [19]35, наверное, году. Или даже раньше. Может, даже раньше. А я родилась в [19]39, уже здесь. То есть, я коренная москвичка в первом поколении, коренная. Во втором поколении я москвичка. Юля – уже в третьем поколении москвичка. А я во втором.

[А до какого вы жили, до какого года в этом доме?]

Я там жила до [19]68 года. С перерывами. Я уезжала жить в общежитие. Я вышла, в 20 лет выскочила замуж. Муж жил – он был студентом того же института, где я училась. И мы жили два года, с [19]60 до [19]62 в общежитии, на Соколе. Там был студенческий городок. Вот. Вот, мы, значит, здесь вот жили. Здесь, до [19]68 года, я вот, жила, вот здесь.

Детство на Чистых прудах: кинотеатр «Колизей», каток, променады по Мясницкой и Тверской улицам (00:40:06-00:56:51)

[Так вот, теперь расскажите, как вы в первый раз попали на Чистый бульвар?]

Чистые пруды?

[Да.]

Ну, я попала, первый раз на Чистые пруды, когда меня моя сестра – вот эта сестра, в возрасте, ещё, значит, до войны, она меня таскала… я была у неё на руках. Мама работала... а, нет, была у нас домработница, но очень часто я на попечении у сестры была, вот с такого возраста, она меня пеленала, кормила. Она меня очень любила, хотя сначала она, когда узнала, что мама должна родить меня, она там устраивала… она изрезала мамины платья, мои пелёнки изрезала. В общем, она там очень возмущалась. А когда я родила[сь], она была у меня за вторую маму, она меня кормила, пеленала – мама не умела меня пеленать. Вот. Она, в первый раз, когда я увидела Чистые пруды – то есть, когда я на них оказалась, Вира – Эльвира она, Вира – она меня таскала в «Колизей» на фильм, с этой, с Диной Дурбин, «Большой вальс».

[Так а вы же, до войны, говорите?]

Вот, до войны.

[Так вы же были...]

Ну, я была грудная. Вот, грудную она, вот, когда я, вот, в первый раз я… грудную меня она таскала, много раз. Она этот фильм, говорит, смотрела раз 15. И вот, она 15 раз… она всё время меня, значит, таскала. Я смотрела «Большой вальс». Вот, мы ходили, вот здесь уже было метро. Хотя метро в [19]35 году появилось. Значит, тут метро не было до… А, нет, [19]39 год – значит, метро уже здесь было. Уже здесь было.

[Это самая ранняя ветка.]

Да. Во-во-во-во-во, вот здесь было метро «Кировская», вот здесь – метро «Кировская».

[А здание почтамта было?]

А вот здесь – трамвайные… Так, вот про почтамт – отдельная история. Ну вот. А потом – это наше, можно сказать, место прогулок. Где гулять? Ну, вот во дворе мы играли, конечно. В основном гуляли, вот, на Чистых прудах. И, когда подросли, вот здесь всегда катки были.

[Зимой, да.]

Значит, катались здесь на катках. Потом здесь каток ликвидировали – там, значит, угнездились, эти самые, домики с лебедями. А здесь такой ресторанчик устроили. Здесь вот были раздевалки сначала, а потом, значит, там такое маленькое кафе сделали. Потом вот это вот кафе в ресторанчик преобразовался, это уже в первые перестроечные года. Ещё, помните, была такая реклама… Вы и этого не помните. Рекламировали спиртные напитки – водку «Абсолют», в [19]90 году. В [19]90 годах. И вот, значит, там, вот, под «ностальжи» – очень мне нравилась эта реклама, вот как раз водку, вот здесь вот рекламировали, рекламу снимали, вот здесь, вот в этом ресторанчике, там всё очень красиво.

[Как он назывался? Не помните?]

Нет, я не помню, как он назывался. Может, самым примитивным каким-нибудь способом, типа «Белого лебедя». Не знаю, не помню. Не скажу. Но что-нибудь такое, было наверняка. Вот, сейчас его – ну, вы знаете, здесь поставили памятник Грибоедову, да. И превратили этот бульвар в молодёжную тусовку, и он совершенно потерял своё очарование. Не бульвар, а какое-то место тусовки. В общем, там неинтересно стало. Раньше это было место для наших прогулок. У нас не было… ну, мы правда, ездили… куда мы ездили – в Сокольники, да, метро. Тоже, сядешь на метро, несколько остановок – и ты в Сокольниках. В основном, в Сокольники. В «Парк культуры» редко ездили, в основном, в Сокольники. Там качели, карусели, лес. В общем, мы туда ездили. А так, значит, гуляли здесь.

[А вот каток – его кто-то готовил?]

Нет, там же пруд. Там пруд, он замерзал. Тогда он замерзал…

[Очищали?]

Ну, очищали, да.

[А кто?]

Дворники. Да, дворники очищали. Там был прокат коньков, музыка, да, светилось. Ну, не было, как сейчас, такой подсветки. Но, по крайней мере, всегда были эти софиты, и прожектора, которые освещали вечером каток. Музыка, там катались на коньках, всё было замечательно, очень нам нравилось. Вот. Ну, бульвар, он и есть бульвар.

[А летом там купались, в этом пруду, когда-нибудь?]

Нет, никогда. Нет, нет. В прудах всегда запрещалось купаться. Всё-таки, берегли здоровье людей, потому как в такой прудик – он же не проточный.

[Ну да.]

Поэтому это источник инфекции. Нет, не купались.

[А рыбаков вы там никогда не видели?]

Нет, там не было. Раньше не было такой моды – удить рыбу где-то в городе. В Москва-реке иногда удили рыбу. Но она была намного чище. По-моему, до сих пор ещё какие-то чудаки есть, которые с набережной удят рыбу.

[Мне кажется, что есть, да.]

Есть, да, да, есть. В этом, в Норвегии я была… В Норвегии, в Швеции – там с набережной, и с лодок там. Там прямо лосося ловят. Но там они лицензию покупают на это. Но там – там вообще чистейшее. Там экологию, конечно, не сравнить с нашей. Там вот ловят. Вот. Что тут, на Чистых прудах? Вот здесь вот был переулок Стопани. Ну, я так вот, вот где-то здесь был дом пионеров, городской. Городской дом пионеров, в переулке Стопани [пер. Огородная Слобода]. Как он сейчас называется, этот переулок – тоже можно посмотреть, я… стёрлось у меня из памяти. Я потом работала вот здесь вот, в Козловском переулке. И так иногда ходила – чтобы поехать домой уже, в Чертаново – я либо ходила на Красные ворота, вот здесь. Либо ходила на Чистые пруды, вот, оттуда. И очень любила. Особенно, когда первый раз попала за границу, в Париж мы поехали, в каком году? В 2002, наверное, году. Мы поехали в Париж, с соседкой. Мы, значит, купили путёвку. Это был мой первый выезд за границу, такой, всамделишный. Я до этого была в Венгрии, в Польше. А вот в такую заграницу поехала впервые, вот, в Париж. Когда вернулась – ну, всё замечательно. Вернулась – я так Москву полюбила. Просто, ну, я всегда её любила – всё-таки, я же жительница центра. Ну, то есть, тут до Кремля 10 минут хода. Вот это вот, вот она, да, вот эта площадь, вот эта улица Сре… это самое, Лубянка, Лубянская площадь, да, и проходишь 25-го Октября, как она сейчас называется, эта улица? Никольская. И вот тебе. В общем, 10 минут, и мы на Красной площади. Вот. Ну, вот, как жительница центра, я, конечно, всё равно, я очень любила всё здесь. И вот здесь все такие замечательные дома, вот здесь клуб был. Такие, особняки дворянские были, такие, выкрашенные в белое, в бирюзовый цвет. Всё это так было красиво, замечательно. До сих пор они, слава Богу, сохранились, их Собянин ещё под нож не пустил. В общем, когда я приехала – а работала я в Козловском переулке. Всегда пользовалась случаем, чтобы пройти, вот, по старым… даже не до метро «Красные ворота»… «Кировская», не до Чистых прудов. А до Лубянки. Чтобы пройти через все вот эти вот улочки, через дворец Грибоедова, здесь вот был, бракосочетаний – он и сейчас вот здесь. Вот здесь, да, вот здесь вот – улица Грибоедова. Вот здесь вот этот дворец бракосочетаний. Ну, конечно, это всё не в масштабе – так, как основные точки. Дворец. Ой, ещё без рук, без очков. Мало того, что курица лапой – ещё и без очков. Дворец бракосочетаний имени Грибоедова. Так он и назывался. Естественно, это улица Грибоедова. Как сейчас она называется, я уже не помню. А здесь, вот здесь вот, переулок Стопани – как-то он, не помню, как он идёт – то ли так, то ли так. Это – дворец пионеров [пер. Огородная Слобода, 6с1]. Московский дворец...

[Это то, что сейчас на Воробьёвых горах?]

…пионеров. Здесь есть, да. Да, да, да. Городской здесь.

[Он переехал?]

Он переехал туда. Ну, в смысле, не то что переехал – а статус Московского городского дворца пионеров получил. А здесь – сохранился. Как он там называется, ну, как сейчас всякие, типа дом творчества школьников, там, не знаю, как он сейчас называется. Но он сохранился. То есть, он своё назначение сохранил.

[А вот как вы помните первый раз Чистый бульвар? Вот, когда уже вы сами помните? Каким он тогда был?]

Он был широким, зелёным…

[Что вы туда пришли делать?]

Гулять. Гулять. Мы пришли туда гулять. Там всегда были эти гаревые дорожки. По-моему, даже и центральная аллея не была асфальтирована, а тоже были гаревые дороги. Всё это было утоптано. Никогда не было грязи, всегда было чисто. Зимой тоже всё чистили. Ну, гуляли мы, как сейчас тусуется молодёжь. Гуляли, сидели вот, любили тут, такие развесистые были ивы. Они, по-моему, даже сохранились. Как у этого поётся – «Чистые пруды, развесистые ивы». «Девчонки смотрят у пруда», что ли? Как в песне поётся, у Талькова? Вот, всё вот это – Чистые… Вот, прямо такая картинка и была. Вот, можете послушать песню ещё раз, освежить в памяти – и вот прямо такая картинка в голове.

[А был какой-то статус у этого места, что, как будто это место – местный Бродвей?]

Нет. Никогда.

[Что там модно пройтись?]

Нет, никогда. Это мы себе только устраивали, поскольку мы здесь учились. Вот здесь вот у нас, вот здесь – вот здесь, в Милютинском переулке, улица Мархлевского была… Это улица Мархлевского. Улица Мархлевского. Поскольку это всё эти, как они называются-то – рэволюционэры – вот, сейчас им вернули…

[Старые.]

Их названия исторические. Вот. Вот, а здесь вот, наша школа. Сейчас это лицей. Была 275-я школа. Школа 275. Это я вам сейчас ещё расскажу, про школу 275. Вот, мы ходили, естественно, вот здесь, через эти ворота, и через Бобров переулок, и вот сюда, и вот сюда, вот, вот здесь. Да, вот сюда, вот, в школу ходили. А тут у нас был забор. Ну, тут ещё, я это всё не в масштабе – надо действительно, смотреть прямо… карту посмотрим потом. Оказывается, можно было, вот, прямо раз – и вот сюда в школу попадаешь. А здесь был забор всегда, бетонный. Потом он покосился, разрушился, но вот это место – оно было выше, чем наш двор. А потом, когда прошло 50 лет после окончания школы, 50 лет – мы решили устроить… А у нас 1 февраля в школе всегда был[а] встреча выпускников школы. И вот, когда прошло 50 лет, мы решили, что мы пойдём на вечер выпускников – молодёжь пугать. Ну вот, пошли. И потом обнаружили, что, оказывается, здесь прямо лестница, можно было за 5 минут попасть в школу. Но тогда это всё было перегорожено. И я только тогда открыла, что не надо было ходить вокруг. То есть, надо было, но нас обстоятельства вынуждали ходить. Но всё равно, это было в десяти минутах ходьбы, до школы.

[А вот про Чистые пруды.]

Чистые… [смеётся] да, вернёмся к Чистым прудам. Никогда это не было местом тусовок. Даже я никогда особенно не видела, чтобы там большое количество школьников. Там, в основном, вот, наша школа ходила гулять там. Причём, когда мы уже постарше стали. Ну, правда вот, ходили… Было место такое, притяжения, потому что каток был. Но не потому что там тусовались, там, что-то не было такого. Потому что был каток, молодёжь ходила на каток, вот сюда. Было приятное место, и ходили там кататься на коньках. Ну, ходили, вот куда ходили? Вот место притяжения – это кинотеатр… кинотеатр «Колизей», теперь – «Современник», театр. Вот. А так – нет. Тогда нет.

[Вот что-то были какие-то..?]

Променады, вот, по улице Кирова мы ходили. Вот это вот было, да, по улице Кирова мы ходили, таскались, да. Вот здесь вот мы ходили. Доходили до этого самого, через Никольскую на Красную площадь, гуляли на Красной площади. Ходили на Тверскую. Но это был выход такой, светский выход. Это считалось не совсем приличным. Мы считали, что там ходят взрослые девушки, которые себе кадрят там молодых людей. Там, все старались получше одеться. В общем, да, это была такая вот тусовка, нам недоступная. Мы были слишком малы, чтобы… а когда ходили – так, по секрету: «А я вчера была на Тверской, на улице Горького». Значит, это вот у нас, такое, прожигание жизни – пойти. Опять же, отошлю вас к классике – фильм [вспоминает] как он назывался? Не «Оттепель», нет-нет-нет-нет. «Стиляги». Фильм «Стиляги» смотрели?

[Смотрела.]

Ну, слава Богу. [смеётся] Очень всё похоже. Вот стиляги, но это вот такие вот да, стиляги. Стиляги. Это вот особый был такой класс молодёжи.

[Но это уже как раз в оттепель было уже?]

Нет, это до оттепели.

[До оттепели?]

До оттепели. Ну как же – в оттепель уже не преследовали стиляг так. Это уже, если вы помните – там начинается, там Гармаш поёт, там, керосинки в кухнях.

[Да, да.]

В оттепель тогда уже никаких керосинок в помине не было. То есть, это несколько раньше. Правда, я не уверена, что в этот самый, в тот период исторический, который показан в «Стилягах», что там… ну, может быть, ещё где-то остались керосинки. Может быть. В основном, всё-таки, везде уже в Москве газ был. Всё-таки, был уже такой город, кирпичный, блочный уже. В [19]60-х годах уже начали вот эти панельные блочные дома строить.

[Хрущёвки.]

А до этого... да, хрущёвки. А до этого же все вот, жили, все подвалы… Кстати говоря, моя сестра с мужем – они жили вообще, одно время, когда они расписались, они жили в подвале, на… Последний переулок, на Сретенке. Есть такой переулок – Последний. Он и сейчас называется – Последний. Они жили там, в сыром подвале. У них не было, фактически, пола – он сгнил весь, они по земле ходили. Там доски настилали, ходили по этим доскам, по сгнившему полу, и по доскам. Ну вот, они жили, и там ещё какая-то семья жила. Да, но газ там был, тем не менее.

Изменения облика бульвара к 2000-м годам, изменение контингента и способов проведения досуга (00:56:51-01:06:03)

[А вот на Чистых прудах не собирались кто-то? Какая-то вот такая…]

Нет, нет. На Чистых… я говорю – Чистые пруды стали местом паломничества уже в какие годы? Это уже было, когда вот, первые митинги начались. Это какие это года? Уже, наверное, [20]10, [200]8 год. Две тысячи… В двухтысячных годах.

[Ну, я поняла.]

В двухтысячных годах, вот это место тусовок. Там, значит, я считаю, вот, когда этого поставили, скульптуру…

[Грибоедова?]

Нет, не Грибоедова.

[Кунанбаева?]

Да. Вот там вот… ну в общем, всё заплевали. Бульвар заплёванный, загаженный, заезженный. Везде валяются пьяные студенты. Ну, я, наверное, как старуха просто рассуждаю, но мне очень не нравится, то, что сделалось. Мне вообще не нравится, что сделали с Москвой, как она «похорошела». Вот. Но это совершеннейшее… Я не знаю как сейчас, но одно время там просто было противно пройти.

[Вот, всё-так, а в ваше время… вот вы говорите – гуляли. Гуляло там… только дети гуляли. Там молодёжь не гуляла?]

Нет, не было молодёжи. Мамочки с колясочками. Нет, молодёжь, я говорю – точка…

[А вот где мамочки гуляли?]

Улица Горького. Мамочки. Мамочки гуляли здесь, по аллейкам бульвара, мамочки гуляли, по Сретенке.

[А пенсионеры?]

Пенсионеры, в основном, тусовались на Сретенском бульваре, там они играли, старички играли в шахматы и в шашки.

[А, всё, понятно.]

А тётки – они с детями гуляли, в дворах сидели на скамеечках, бабки.

[Ну, это конечно.]

А дедки, они… вот деды сейчас вообще сидят по комнатам. Бабки тусуются, ходят с палками. Вот я с палками хожу. Ходят на занятия всякие, на эти, гимнастикой занимаются, танцами, зумбой, и прочее. А деды сидят в доме. Те, которые, так сказать… деды вообще не ходят не на какие занятия. А раньше деды – вот, они гуляли на Сретенском бульваре. А в выходные дни там вообще было, там устраивали соревнования шахматные, шашечные. Там скамейки стояли, и каждая скамейка там прямо всё-всё-всё было усеяно, вот, на скамейках, сидели, играли в шахматы, в шашки. Вокруг стояли эти, болельщики. Вот, это вот было…

[Вот это вы мне до [19]68, вы рассказываете, да, вот когда вы там…]

Да-да-да-да-да. Да-да-да. Что было после – конечно, уже всё было по-другому.

[Нет, мне интересно, да, до…]

Ну, это было даже до [19]68. Я думаю, что году где-нибудь в [19]62, в [19]65 это уже прекратилось, вот эта вот тусовка с шахматами, я думаю, там уже прекратилось. А это стало рядовой бульвар… Не рядовой, потому что там молодёжь облюбовала для своих нужд. Здесь… сейчас там… я вот не знаю – сейчас. Но вот где-то в году, вот, когда, наверное это год [200]8 – [20]10, [20]11 – вот, когда Болотная площадь, вот там было. И вот как-то здесь они собирались. Ну, здесь такая, хорошая молодёжь собиралась, но там, где много молодёжи – там всё равно, всякая молодёжь?

[Откуда вы это знаете? Ну, что…]

Ну, во-первых, я там гуляла иногда, загуливала туда. Очень долго вот здесь вот жили, вот в этом вот доме, родители, вот, напротив, как раз, где была квартира Шостаковича, где моя… подруга, которая сейчас живёт в Кузьминках, жила. И жили родители. Большая квартира, коммунальная была. И родители умерли её в возрасте под 100 лет уже. Нет, ну, не под 100, конечно, вру. Где-нибудь, 92, вот так вот. И я долго ходила к ним… Подруга поехала в Америку – дети уехали в Америку, она много времени там проводила. А родители тут уже стареют-стареют, уже они немощные. В общем, я приходила, курировала их. Я часто бывала здесь. Ну, и захаживала, вот. Но это было, вот эти… Изгадили это… Да, здесь вот, в [19]90 годы на площади появились киоски со всякими, жратвой там появились, кафешки такие вот понастроили, вот, на площади около метро. И я, в начале 2000… в конце [19]90 – начале 2000, я… да, вру. А, да, в конце [19]90 – в начале 2000, совершенно верно, я к ним приходила часто, и поэтому раз в неделю обязательно здесь бывала. Но вот такой вот загул на бульварах начался после вот этих вот митингов.

[Они тоже были на бульварах, да?]

Да. Митинги на бульварах не были. Они, просто вот эта молодёжь – там… Я не знаю – то ли кто-то… У меня есть такая знакомая – близкая знакомая. Жена моего очень близкого друга, с которым мы работали ещё в НИИШПе. В общем, мы… вот, и жена у него – преподаватель литературы в 57-й школе. Вы, может, знаете, что такое 57-я школа?

[Да, знаю.]

Такая – Надежда Ароновна Шапиро. Может, вы и слышали когда-нибудь. Но, одна из…

[Я знаю Машу Шапиро, возможно, они родственники.]

Маша Шапиро? Маша Шапиро – может быть, это племянница, возможно. Это, наверное, дочка… Взрослая девушка, Маша Шапиро, да?

[Ну, где-то ей 30, примерно. Да.]

Ага. Может быть, это дочка брата Надежды Ароновны, Миши. Она не Михайловна? Да, может быть, может быть.

[Может быть.]

Ну, Шапиро – в общем, достаточно распространённая фамилия, в общем-то, не такая уж и редкая. Вот. Вот, она туда ходила, там проводила какие-то душеспасительные беседы с молодёжью. Но она до сих пор, в общем, такая, демократически настроенная. И никакие репрессии по отношению к учителям её не останавливают.

[Понятно.]

Ну, в общем, поинтересуйтесь, кстати говоря. Надежда Ароновна Шапиро – это личность, в общем, легендарная. Это одна из лучших учителей литературы… русского и литературы в Москве. 57-я школа, славная.

[А она как-то связана с Чистопрудным бульваром?]

Нет. Нет. Это дополнительная информация.

[Нет, вдруг она работала…]

Нет-нет-нет, она работала, они жили сначала в Люберцах, она там преподавала. Потом они переехали в Москву, уже переехали. Ну, не так уж давно переехали в Москву.

[А вот про бульвар ещё? И были какие-то деления самого бульвара? Что вот там был какой-то тёмный уголок?]

Нет, нет, нет, нет, там угольков… А вы были на Чистопрудном бульваре?

[Конечно. ]

Ну, какие там тёмные уголки?

[Ну, во-первых, там вот, посредине бульвара есть какое-то строение, которое его делит на две части сейчас.]

Вот это вот как раз, это вот строение – вот оно, да – это ресторан. Это вот раньше здесь была сначала раздевалка. Вот тут уже пруд сам начинается.

[То есть, вот это здание – оно всегда стояло?]

Оно здесь не стояло. Оно, вот, было маленькое. Оно было прямо почти утоплено туда вот. Ну, такой сарайчик, скажем так. Ну, маленькое здание было, где выдавали… пункт проката коньков был, где можно было чаю попить горячего. И всё. Потом здесь такой ресторанчик выстроили. Но всё равно, здесь и здесь оно не делит пополам. Потому что здесь есть аллейка, и здесь есть аллейка.

[Я имею в виду вот, в длину, что здесь пруды, а вот здесь вот…]

Нет, тут никакие. Тут никаких зданий, ничего тут не делали. Я не знаю – может, сейчас понастроили.

[Нет, я говорю, что делит пополам в длину бульвар. Что здесь пруд, а здесь вот вторая часть.]

Ну, здесь вторая часть. Но она вот, здесь, так сказать, ресторанчик этот стоит. Он довольно дорогой, насколько мне известно. Здесь, вот эта площадь с фонтанами, и с этим… Елбасы [памятник Абаю Кунанбаеву].

[А эта вся площадь появилась уже в [19]90-е?]

Это появилось, наверное, в [19]90-х, да. А здесь вот, идёт аллейка. Здесь центральная аллея, здесь аллейки, две ещё аллейки. Даже, по-моему, тут не две аллейки. А здесь этот самый Грибоедов, вот. А здесь лестница такая, мраморная, как она называется? Гранитная. А здесь метро.

История названий Мясницкой улицы, Чистопрудного бульвара (01:06:03-01:08:01)

[А какие-то неофициальные названия Чистых прудов у вас существовали?]

Никогда. Нет. Нет, нет.

[Сокращённые?]

Никогда никаких, вот как сейчас называют – вот ты, пойдём там на туды-туды. Нет. Всегда были Чистые пруды. Слава Богу.

[А про историю – почему Чистые, вы знаете?]

Ну, а как же. Нашу вы не знаете?

[Давайте, расскажете сейчас?]

Ну, когда-то… Я же, так сказать, без подробностей.

[Да-да-да, сейчас, погодите.]

Значит, почему Мясницкая? Потому что здесь были мясные ряды. Мясные ряды – там, по-моему, не знаю, здесь, наверное, не забивали здесь скотину, но привозили эти туши, тут их разделывали, мясные лавки, туда-сюда. А отбросы выбрасывали вот в этот пруд. И этот пруд вонял, как… невероятно. Это самое грязное место было. А потом здесь, я не знаю – где-то здесь был дворец, себе построил Меньшиков, Алексей.

[Вот, как раз хотела вас спросить про башню. Башня Меньшикова.]

Башня Меньшикова? А я не знаю, где башня Меньшикова. Это мой пробел. Ну, короче говоря, здесь был особняк Меньшикова. И он дал распоряжение – очистить эти пруды. Что же, он тут построил себе, чтобы воняло-то там? Очистили эти пруды, и повелели называть эти пруды Чистыми. И так и всё, и они стали Чистыми. Были Грязными, а стали Чистыми. Так они, по-моему, и назывались – Грязные пруды. Грязный пруд.  То ли Вонючий пруд, то ли Грязный пруд, а потом антоним появился – Чистые пруды. Вот так, с тех пор они Чистые пруды. Поэтому это Чистые пруды.

О Яме и Хитровке, о Марьиной роще как о криминальных районах Москвы в разное время (01:08:01-01:13:19)

[А вот там, через Покровку, есть такое место – Яма называется?]

Значит, через Покровку есть место Яма. Это место, которое описывал Гиляровский. Вот. Это вот, да. Ну, там целая… такой район был, такой – Хитров рынок. Хи\тровка. И вот, на этой Хи\тровке, да, там Яма была, это такое место злачное.

[Хитровка же не там?]

Там. Там. Вот, значит, вот, это вот Покровский бульвар. И он заканчивается, там улица Обухова идёт. И вот там есть ещё вот такой, вот где улица Обухова – там вот, и так вот трамвай, и там вот так заворачивает… он идёт дальше, туда, на Яузу.

[Да, вот там уже Хитровка, да.]

Ну, она повыше немножко.

[Да, я представляю.]

Да, вот улица Обухова – там уже заканчиваются пруды, этот самый… бульвар. А на самом деле, Хитровка-то начинается выше. То есть, она вот идёт вообще, вот, значит, она идёт, если от Чистых прудов, да, то с правой стороны, там целый район – вот это Хитровка. Там сейчас вот, кстати говоря, собираются сносить эти здания, тоже целая история. Ну, как всё. Так вот, дали им сначала сгнить, разрушиться. А сейчас – ну что, говорят, что же там восстанавливать-то эту рухлядь? Надо скорей всё снести, и построить там какую-нибудь домину. Что ещё с ней делать? А вообще, вся Хитровка… Если вы знаете – там такой дом, и там… там какая-то скульптура стоит. И там такая арка большая, вот. Вот это вот, если туда, вот, войти – это вот такое, да, это вот район весь. Туда, ниже, этот весь район, туда, между улицей Солянкой, Обухова, и Покровкой. И вот там вот, вот этот вот пятак весь – это Хитровка была, Хитров рынок, там вот, Хитровка эта. Ну, сейчас там Хитровские переулки сохранились. Ну, сейчас это более, так сказать, компактный район. Раньше это был большой район.

[А Яма среди них, это что было?]

Яма? Яма – по-моему, это был такой трактир, если я правильно помню. Опять же, надо у Гиляровского смотреть. Я очень давно «Москву и москвичи» читала, поэтому сейчас вот так не скажу. Это был какой-то кабак, злачное место, где тусовались проститутки. Ну, в общем, там, где воры, там торговали своим. Ну, там такое – ну, в общем, злачное место было для воров, проституток, всякой… В общем, самое дно московское было.

[Но вы-то уже, как бы, этот район знали, что там что-то, может быть, какая-то репутация была?]

Нет, нет. Никогда. Нет. Нет. Это только историческая репутация.

[Я понимаю, что историческая.]

Нет. Репутация была, когда вот, после войны, у Марьиной рощи. Вот, Марьина роща.

[Да, я слышала об этом.]

Да, Марьина роща. Вот, где Сандуны. Кстати говоря, это совсем близко, это вот Рождественка, да. Вот, Сандуны, там вот эти Сандуновские переулки, вот, которые упираются в… как это называется-то бульвар? Рождественский. Нет, не Рождественский, это вот этот бульвар. Рождественский… А, да, там Рождественский, Рождественский, он туда идёт бульвар.

[По Петровской, нет?]

Нет, по Петровский, он… Эти Петровский, Рождественский… нет, они все вот сюда идут. Они идут туда, к Смоленке, туда вот они идут. Вот туда вот. А это место называется… Ну, то, что продолжение…

[Неглинка это, Неглинка? Ну, Сандуны это…]

Улица Неглинка – она вот сюда ближе. А это сюда. Это вот к Марьиной роще. К Марьиной роще. Вот.

[Ну, не будем тогда, это не важно, да. А вот то, что здесь, прямо рядом – переходишь Покровку, и тут есть такая реконструкция сейчас стены Белого города. Была вот эта, вот этот кусок стены? Его, вроде бы археологи когда-то раскопали. Вот, была она тогда, вот этот кусок?]

Наверняка была.

[Вы как-то к нему...]

Нет, абсолютно. Абсолютно.

[Это совсем рядом просто.]

Это совсем рядом. Была? Наверняка была. Но мы никогда этого не знали, не увлекались историей, архитектурой. И нам это было всё, как сейчас говорят, фиолетово. Вот, так что – ну, Белый город – это же только часть Белого города. Он идёт туда, к Зарядью, вот сюда, вот это всё был Белый город. Где вот тут, я чего нарисовала?

Описание облика Почтамта (01:13:19-01:21:32)

[Вот ещё про почтамт.]

Да, вот теперь про почтамт. Давайте про почтамт. Вот здесь находится почтамт. Он и сейчас здесь находится. Вот он, здесь вот. Вот здесь находится главное его здание, чудесное. До сих пор вот здесь существуют… вот здесь Московский почтамт – он здесь ещё существует. Вот. Совершенно в усечённом виде, не такой интересный, но всё равно – там старые… там, ещё, по-моему, даже старые паркетные полы сохранились, если я не ошибаюсь. Я как-то захаживала в этом, по необходимости, вот в старый почтамт. Там много зданий, вот, он много тут зданий занимает. Ну вот. А главное здание почтамта – вот оно, здесь, шикарнейшее. Здесь, значит, эти, если вы видели – колонны, вход такой, помпезный. Зайдёшь – такие высокие двери в середине, был такой овал, там эти вот стояли, сплошная стойка была, разные там сидели, можно было там пенсию получить, телеграмму отправить. Там на всякие эти почтовые… Тогда же почта была в почёте – то есть, там все операции же через почту совершались. Через сберкассу. Сберкассу и почту. Вот, это были два учреждения, которые, собственно, обслуживали всю коммуникацию российскую. И, кроме того, самое главное – здесь был телефонный узел. Телефонный… то есть, телефонные будки внутри. Вот, зайдёшь – вот туда, значит, один зал, там такой зальчик был, войдёшь в вот эти вот залы с операторами, вот. Такой, большой зал там, эти все будки, такие стеклянные, все застеклённые, всё так красиво. Не какие-то перегородки деревянные, а всё это было очень культурно. Это только потом стали везде, в офисах, вот такие там, на западный манер, вот эти вот застеклённые перегородки. А там был, и, значит, в середине там у них было какое-то служебное пространство. Вот. А сверху была галерея ещё, и там были ещё какие-то комнаты, предназначенные, для, вот, каких-то почтовых… почтового обслуживания. Офисы там были, если говорить современным языком, вот. А тогда вот, были всякие, там, вот, комнаты служебные. Кроме того, там был зал, и там были помещения, где занимались школьники. Там у них было хореографическое… ну, типа, не училище – а кружок хореографический. Там ставили… учили танцам девочек, мальчиков. Вот. То есть, почтамт ещё такую социальную нагрузку нёс. Ой, красивое здание. Кроме того, вот, входишь, да, вошёл – и с левой стороны ещё помещения, где находились будки телефонные. Всё это деревом отделано. Будка деревянная, дверь застеклённая. Вот. И мы бегали звонить туда, у нас телефонов не было. Телефоны – это была большая роскошь. Ну, вот в этих-то домах они были, телефонизированные. А у нас не было телефона. Мы бегали звонить – вот, позвонить – бежишь. Хорошо, тут было, это самое, через арку, вот сюда вот. Раз-раз-раз, переходишь дорогу и ты на почтамте, и там, значит, можно позвонить.

[Ну, а там всегда было много народа, да?]

Нет. Нет. Ну как – много, что значит – много? Стояли иногда в очереди позвонить?

[Но это же был центральный почтамт?]

Это был центральный почтамт.

[А там отличалась, от деревни, почта?]

Он центральный почтамт, народ там был. Но тогда вообще не было такого количества народа. Иногда, ну, во-первых… мама получала там пенсию. Наша сберкасса, обслуживающая, она была здесь, на почтамте. Письма отправить – на почтамте. Купить какие-то для почты – там киоск был, со всякими принадлежностями, с конвертами, папками, и так далее. Там, с мелкой канцелярщиной. И всё это было… там всё было.

[А какие-то истории интересные были связаны?]

Нет. Ну, вот, я говорю, что там… То есть, он был очень многофункциональный, очень хорошо обслуживался, очень чистый, красивый. То есть, он свои функции все… его функции не нарушали, вот, общей архитектурной картины. Такой, торжественность такая была. Вот, значит, был ещё телеграф на Горького – там не было такой… Он тоже большой такой, представительный. Он не был таким вот… таким, тёплым, таким функциональным. И, в то же время, очень приятное такое здание, куда приходишь – и тебе вот на душе приятно там. Это вот, никогда не было ощущения канцелярщины такой, неприятной. Всегда там было приятно находиться. И работники почтамта – они вот этот имидж свой, они поддерживали. Я, конечно, сейчас уже не знаю, но я понимаю, что они гордились тем, что… у меня была одна знакомая, тоже мать одного нашего мальчика, который пришёл к нам, в школу. Кстати, муж моей одной вот приятельни… подруги, которая жила вот здесь вот, в подвальном помещении. Вот, она работала на почтамте, и они гордились тем, что они почтальоны, и они вот, работают здесь вот, это вот такая вот была вещь. Так что вот, почтамт – сейчас же его забросили. Там, в [19]90 годы, там биржу сделали.

[Ого!]

Там была биржа московская. А потом, видно банкирам это мало показалось – наверное, им показалось, что это несолидно. В общем, они её забросили. Это сейчас… ну, как всегда, наверное, она кому-то принадлежит – в заброшенном виде, всё это разрушается.

[Почему? Там же сейчас почта.]

Нет, почта вот здесь вот. Вот здесь вот. Вот это вот – центральное здание вот этого почтамта. А почта – она вот здесь.

[Нет, ну, она же всё угловое здание – почта, я так понимаю?]

Да, угловое здание – почта. А вот это здание – оно особняком стоит. Вот здесь вот две такие арки. Вот здесь тоже, это здесь посылки, и всё. Тут была раньше международная почта, и сейчас. Вот, здесь и здесь, вот это большой комплекс, большой, такие серые здания. Это вот на Чистые пруды выходит, вот этот вот.

[Да-да-да.]

А этот вот – на Мясницкую выходит, и здесь двор такой ещё. А вот центральное здание – оно вот такое, общедоступное было. Раньше мы никогда не ходили сюда. Вот это здание было служебное. Вот здесь была, правда, вот здесь была столовая, наверху. Вот, сюда зайдёшь.

[Ведомственная, или нет?]

А?

[Или для всех?]

Она была ведомственная, но она была открытая. Там можно было прийти, и там всегда очень вкусно готовили. И, когда родители уезжали – так мы готовили всегда дома, потому что это дешевле, дорого ходить… даже в столовую дорого ходить было. То мы ходили сюда обедать. А вот муж моей сестры – он здесь брал для своих родителей, они уже перестали выходить, стали такие, совсем немощные. Были у него такие… котелок такой – трёхступенчатый. Он брал первое, второе, гарнир. Он, значит, приносил родителям, вот из этой столовой, брал еду, и приносил, их кормил. Вкусно готовили, и недорого. Вот здесь была ещё такая столовая. И, может быть, она ещё и сохранилась. А может быть, и нет. Потому что, может быть, какая-нибудь кофейня дурацкая, как всегда. Сейчас же всё это ликвидировали.

Тургеневская площадь до реконструкции (01:21:32-01:22:47)

Ну что, вот здесь, около метро, да – были ларьки, маленькие кафешки, и всё тут было, жизнь кипела.

[Это когда было?]

Это было в [19]90-е, до… когда, в [20]16 всё снесли, в [20]14?

[Нет, позже.]

В [20]16. Вот, значит, начиная, где-то, с девяносто… с [19]90-го… ну, скажем так, с [19]93-го, грубо говоря, не знаю точно, когда. По крайней мере, я вот пришла в [19]95, вот здесь вот я работала, с [19]95-го до 2002-го. Вот. И тут эти все, такое было здесь место тусовочное. В том смысле, что здесь всё можно было купить, по дороге. Дорого всё, иногда тогда и несвежее, поскольку такое, очень проходное место. И они пользовались этим, и загоняли всю некондицию, просто продавали то, что можно… нужно было выбрасывать. Но, по крайней мере, тут кафешки были приличные, кофейни. Вот. И потом это всё, в одночасье, это всё снесли. А так большая сейчас площадь там.

[Это да.]

Да. Никому не нужная.

Храм Архангела Гавриила (Архангельский пер., 15А, стр. 9) (01:22:47-01:24:12)

[Вот, как раз рядом, вот это вот угловое здание почтамта, здесь есть такая церковь красная.]

Да, это вот колокольня… Это был Телеграфный переулок, теперь это Колокольный переулок. Да, да, здесь.

[Что там было?]

Церковь, так и была.

[Она действующая?]

Она всегда была, всегда была действующая церковь, да. Да. Это была действующая церковь.

[А что-то вы помните, из детства своего? Как там собирались, может быть…]

Нет. Никогда.

[Как-то интерес вызывала?]

Никогда. Когда уже после оттепели, это вот, в [19]60 годы, там крестные ходы стали. Вот, на Пасху – вот, когда идёт крестный ход, вот там было много народу, и там, значит…

[А они по бульварам ходили, или только вокруг?]

Нет-нет-нет. Вот здесь. Только здесь вот. Вот здесь это всё было. У нас семья неверующая, мы в церковь никогда не ходили, никто никогда не ходили, и не ходим. И не будем ходить. Вот. Так что да, здесь вот это большая церковь. Ну, это надо смотреть, какого это… Я, у меня очень плохая память на эти вот проходные даты. Вот да, да-да-да, вот она здесь стоит, эта церковь. Сейчас называется Архангельский, что ли, переулок? Не знаю, не помню, как. Ну, как-то такое у него. А раньше назывался Телеграфный переулок, да.

Кинотеатр «Колизей», театр «Et Cetera» (01:24:12-01:27:41)

[А вот про театр, про «Колизей», кинотеатр – это был городской, или при каком-то заводе?]

Нет, это был городской театр. Да. Это наш, можно сказать, придворный театр. При нашем дворе. [смеётся] То есть, мы бегали. Это был любимый кинотеатр, новый. Как только новая картина появляется – тут же бежим смотреть новый фильм. Рядышком, и недорого. И всё. А потом сделали вот этот «Современник».

[А вот то, что здесь, с театра «Сатирикон», сейчас?..]

Это появилось, не «Сатирикон», это…

[Театр сатиры… Et cetera там.]

Et cetera. Et cetera – это не «Сатирикон». «Сатирикон» - это…

[Я знаю, на Маяковской.]

Нет, «Сатирикон» - это Марьина роща.

[А, вот.]

Октябрьская улица.

[Да, там где… Да, Гавада там пел.]

Улица Октябрьская называется. Это совсем другое место. Вот. Ну что, да, очень красиво там, всё, там тоже красивое здание.

[Это, вот здесь-то вот, которое, Et cetera.]

А Et cetera – он новострой.

[А, его не было. А что было раньше?]

Вот, когда-то, ещё до моего сознательного возраста, вот здесь вот – вот, Бобров переулок. Вот здесь вот была церковь. Мне назвали её, как она называлась, у меня выскочило из головы. Здесь венчалась бабушка моей подруги, которая сейчас живёт в Кузьминках. Она вот здесь венчалась. А отец её, он такой, очень был коммунист. Бабушка-то ходила в церковь. Мама похаживала в церковь. Но потом, видно, папа ей запретил. Вот, он был весь из себя коммунист, он возглавлял парторганизацию какого-то цеха на ЗИЛе. Поэтому это было. Но потом её быстро очень разрушили. Я её, эту церковь, никогда не видела. Тут был какой-то заводик, кукольный – там кукол делали пластмассовых. Вечно, иногда, когда их штамповали, или лили эту пластмассу – воняло там пластмассой. Вот здесь очень долго стояла вышка.

[Водопроводная?]

Нет-нет-нет, метро.

[А что такое – вышка метро?]

Такие ставили, проходческие такие вышки, такие большие – большие такие дуры стояли. Это осуществлялось выход из тоннелей, и новые эти линии, ну, когда ставили. То есть, это вот, была главная коммуникационная такая башня, большая, она долго-долго стояла. Здесь вот, в Бобров переулок можно было… сейчас там свободный вход, вот он, у меня обозначен, Бобров переулок. Вот, значит, вот здесь вот где-то, была эта церковь, да. Вот здесь эта вот Et cetera… А, вот здесь, собственно, Et cetera и стоит сейчас, да. Вот. Можно было только вот по этому самому, вот здесь вот, да, по тротуарчику пролезть. А так вот, здесь вот, всё было перекрыто, там проезда не было. Был проезд только через Фролов переулок. Вот здесь вот Фролов переулок, вот, можно было проехать. Я, конечно, этому дому большой простор обозначила…

Два дома страхового общества «Россия: КГБ на Лубянке и Дом «России» (01:27:41-01:34:09)

[Вот, а что это за дом – Дом «России»?]

Дом «России» – это большой… Нет, не видели его?

[Я думаю, что я догадываюсь, о чём вы говорите.]

Да, он большой, красивый, такой представительный, с башнями, и всё такое. Это два было – вот дом страхового общества «Россия». Он многоэтажный, он, значит, у него, разделён он воротами коваными, на две части, вот он проходит так вот, на Бобров переулок, и на этот самый, на Сретенский бульвар. Я, конечно, что-то тут неправильно нарисовала, но неважно. На Сретенский бульвар, вот, выходит другой стороной. Но они всегда, эти ворота закрыты. Ну, просто жилой дом. А когда-то этот дом построило страховое общество «Россия», это был доходный дом. Поэтому называется… А второй доходный дом, страхового общества «Россия», это нынешнее КГБ на Лубянке, вот этот дом большой. Это второй дом страхового общества «Россия». Вот. Ну, его верхняя эта часть, она сохранилась, архитектура. А нижняя часть – она вся гранитом отделана, такая тяжеловесная, вот эти вот двери гигантские, которые Павленский поджёг.

[В смысле – поджёг?]

Ну, девушка… Ну, кто такой Павленский, хотя бы, знаете? Ну, вообще. Вот, запишите себе, и посмотрите. Павленский, такой художник-акционист. То он прибил себе мошонку, к этому…

[А, слышала, да.]

К Красной площади, к брусчатке. Потом он ещё что-то, губы себе зашил. Ну, вот такие акции всякие были.

[Всё понятно, слышала.]

И поджёг дверь КГБ. Тоже было такое. Ну вот. Так, значит, вернёмся к зданию этому. Это тоже здание акционерного общества «Россия». Ну, вот его вот отделали, он такой вот, - у! Бух! Ну, знаете это здание. Вот эта вся вот отделка нижняя – это сделали, ну, по заказу Иосифа Виссарионовича, всё. Это было сразу после войны, всё это делали и строили немцы пленные. Мы бегали, смотрели на то, как это строится. Бегали, на немцев смотреть.

[А помните, что так облагораживалось?]

Ну как же! Да, да. Бегали, смотрели. Ну, ничего впечатляющего, их даже не охраняли – куда они денутся.

[А вот я у вас хотела спросить – их приводили как-то…]

Нет, нет. Ну, мы бегали тогда… Ну, они работают там – леса, там то, сё. Ну, как обычно рабочие работают. Мы просто знали об этом. Мы знали, кто это, и что это. Нам всё это рассказывали, те, кто знал об этом. Ну, просто, как факт, что строили вот это вот, вот эту нижнюю часть по проекту, я не знаю, уже чему – тоже можно посмотреть…

[Это, наверное, Лубянского? Или вот этого дома тоже, строили пленные?]

Нет, нет. Значит, это построено было в девятьсот…

[Нет, я имею в виду нижнюю часть, вот эту. ]

Нет, вот это здание, которое на Сретенском бульваре находится, между…

[Оно в начале века построено.]

Это построено в [1]910 году, или [1]905, дай бог памяти, уже забыла. В [1]905, по-моему, году построено уже, это просто вот, построили этот, страховое общество «Россия». Это, значит, купцы, которые…

[Доходные квартиры.]

Да, доходный дом был. Да. И вот это был дом. Не знаю я, какая функция у него была, у вот этого дома. Но он,  в первую очередь, его называют, как страховое общество «Россия». Ну вот, на самом деле, дом страхового общества «Россия», который на Лубянке. Ну, потом он свою функцию – знаете, какая у него функция. Здесь ещё много домов, тоже принадлежащие КГБ.

[А вот этот вот дом, который российский, там есть…]

Дом «России». Не российский. Дом «России». «Россия» – это страхового общества «Россия». А уже, также, как этот «Чай», дом «Чай» – мы его называли «Чай управление».

[А почему так?]

А потому что было управление чая. Управление. Чай и управление. Чаеуправление. Там были такие, это самое, [кашляет] видно, управляющие компании, которые имели дело с поставщиками. Я точно не знаю, но в нашем лексиконе, это всегда было как «Чай управление». Так его называют – чайный магазин. Магазин «Чай». А мы его называли – «Чай управление». Местные жители его называли «Чай управление».

[А какие-то истории ходили, почему вот?..]

Потому что есть такая история, совершенно официальная – надо читать официально. Я не расскажу. Я, конечно, всё это читала, у меня это просвистело. Ну да, какая-то история… связано с Китаем, это что-то связано, но не очень глубоко. Это больше связано с пристрастиями тех купцов, которые строили это. И с их заказами. Как они заказали архитекторам, всё, вот. Это мало связано даже с владельцами. В смысле, что тут владельцы – китайцы – нет. По-моему, этого нет. Я-то думала, что… раньше думала: наверное, тут владели китайцы. Нет, по-моему, они не владели. Но это надо внимательно, так сказать, подробно посмотреть. Я не историк, точно скажу. Я не историк архитектуры.

[А Дом «России» - там просто архитектурные детали есть? Я знаю, некоторые говорят, что, якобы, масонская архитектура, вот, может, вы что-то слышали про это?]

Я говорю, я не спец в архитектуре. Нет, нет.

[Ну, может быть, в детстве что-то говорили об этом?]

Нет, нет. Ну, во-первых, мы никогда не интересовались… Я никогда не интересовалась всякими этими теориями заговоров. Ну, тогда не было в моде этого. Ну, как факт, мы знали, что, и видели, как факт – вот он у нас всегда присутствует в нашей жизни, в нашем сознании, и всё. Так что вот, два.

Тургеневская площадь до реконструкции: исчезнувшие здания и магазины (01:34:09-01:43:50)

[А была там, рядом, на Тургеневской площади, библиотека Тургенева?]

Да, да.

[Рассказывали, что там было старое здание…]

Да, да, да, да. На Тургеневской площади, она была большая – эта Тургеневская. Ну, она такая же была, просто сейчас там что выходит, подземный переход. А раньше – это была просто асфальтированная площадь. Да, это была площадь Тургенева. Здесь, вот, выход, где сейчас на площадь, проспект Сахарова, да. Орликов переулок, ещё какие-то переулки, все вот эти вот, да, были… я сейчас уже не помню. Я туда пошла, мне нужно было найти какое-то кафе, меня пригласили, говорят: «Давай, мы там встретимся». Я пошла, и там еле нашла, еле сориентировалась. Поскольку вот эти вот дуры там встали. Они обзор начисто весь… ну, поменяли, и я не могла никак сориентироваться – где я, и что я. Вот. Так, к чему я это?

[А вот в вашем детстве как выглядела эта?...]

Ну да. Тут были маленькие дома. Двух, кажется, этажные. Вот так вот. Вот здесь шла трамвайная линия, вот здесь шла трамвайная линия, да, мимо… вот она здесь сделала…

[А, то есть, она здесь заканчивалась?]

Она здесь делала… Нет, она здесь сначала, она шла вот сюда, сюда, вот, трамваи шли. Они и сейчас тут идут.

[Нет, ну, сейчас она заканчивается здесь.]

Нет, вот, по-моему, да, есть трамвай, который идёт сюда, сюда, и до Яузы.

[Нет, я имею в виду, что они здесь делают круг.]

Сейчас – делают круг.

[Да. А раньше они…]

Вот тут они делают… делают вот здесь.

[Перед метро, да.]

Вот здесь круг.

[Да.]

И здесь круг.

[Да-да-да.]

Вот так вот они идут. Раньше тоже здесь круга не было, а круг был здесь. Вот. И есть линия, которая идёт вот туда вот, к Яузским воротам.

[Ну, я знаю, да. Я имею в виду, что они на Сретенский бульвар не идут.]

На Сретенский бульвар не идут.

[Сейчас такого нет. А раньше шли?]

Шли. Шли туда, аж до этой… как она называется? До Неглинки, до Трубной площади. На Трубной площади ходили трамваи. Значит, вот здесь была, да, была Тургенева… библиотека… старый особнячок был такой, старинный. И там располагалась, в этом старинном особнячке, располагалась библиотека, которая носила имя Тургенева, да. Двухэтажная, такой был особняк. Двух, или даже трёх. А потом, значит, когда задумали проспект Сахарова, который, когда потом построили – вот эту… Совершенно, он сейчас не проходит через… Хотя нет. Ну да, сейчас идёт, да-да. Он как раз идёт от Тургеневской площади. Совершенно не нужно сносить. Ну, не нужно было. Ну как? Ну, как всегда вот, малоэтажное здание, центр города – всегда это такой… [кашляет] лакомый кусок для всякой мафии. Вот здесь этот самый, Газпром, да, построился.

[«Лукойл».]

А, «Лукойл». «Лукойл». Вот. Это вы лучше знаете, чем я. [кашляет] Да, вот, она переехала, вот эта библиотека, она переехала в вот этот вот наш, был по Боброву переулку, дом 8. А вот здесь – дом 6. И вот эта вот библиотека, она вот сюда переехала. Тут тоже во дворе особнячки есть такие, старинные, начала века. Или даже конца века XIX, начала XX. Вот, она сюда переехала, эта вот библиотека. Вот, да?

[А «Макдональдс», который там, на площади – он, связана с ним какая-то история?]

«Макдональдс», который вот здесь находится?

[Да.]

Да, «Макдональдс».

[Когда он появился?]

Раньше здесь был гастроном. Тоже наш, придворный, гастроном. Куда мы ходили? Вот здесь были вот дома, которые здесь вот, «Лукойл» этот дурацкий. А здесь были небольшие дома. Там, даже сейчас не скажу – тоже небольшой, невысокой этажности, там, наверное, даже пять, четыре… пять – вот такие. А внизу здесь была булочная, со своей пекарней. И там пекли такие булочки калорийные! И когда там была выпечка, то весь район благоухал этими ванилью, ванильными этими калорийными булочками, благоухал. Такие был булочки… Сейчас такого не пекут. Вот. А вот здесь, значит, вот, булочная была, называлась у нас «Большая булочная», а здесь был гастроном. И мы все покупки делали либо в этом гастрономе, либо… И хлеб покупали в «Большой булочной». Какой хлеб был, а? Ах, какой хлеб был…

[А если была большая, то была и малая?]

Ну, были другие булочные, конечно. Но «Большая» – это была большая булочная, на самом деле, Филипповская… одна из Филипповских булочных.

[То есть, это дореволюционная ещё?]

Да. Одна из Филипповских булочных. Главная булочная Филипповская – это на Тверской, на улице Горького. Там большая булочная, вот, Филиппова булочная.

[Она у вас назвалась Филипповской?]

Нет. Она у нас называлась «Большая». Называлась «Большая булочная». Так и называлась – «Большая булочная». Куда? Вот здесь была ещё булочная. Вот здесь. Она была ближе, хотя… ну да, ближе немножечко. Мне надо было только одну дорогу перейти, и всё. Ну, хотя, в общем-то практически одинаковая. Но почему-то, когда надо было быстренько… а, ну, потому что там, если шли с Дзержинки оттуда, то забегали в эту булочную – тут не было такого хорошего хлеба. Хотя всегда хлеб был хороший. Везде. Ну, а здесь был большой выбор, и, ну, в общем, также, как конфеты можно купить и в другом месте, и кофе, но мы всё покупали здесь, потому что это… это марка. Надо покупать марку.

[А в гастрономе? Значит, как-то?..]

А в гастрономе… ну, он был такой… Там было много отделов. Вот здесь был молочный... колбасный отдел, молочный отдел.

[Я имею в виду, как он в «Макдональдс»-то?..]

А потом, значит, как все вот эти магазины – они все позакрывались, поскольку перестали приносить… Хозяева разорялись. Это были советские магазины, да. Потом советские магазины кто-то купил, новые эти хозяева, да, купили эти магазины. А, поскольку у них ничего нет в голове, они не умеют вести хозяйство, да, они не умеют, они неграмотные, они ленивые, они ничего не понимают, ни в торговле, ни в чём. Ни в логистике, ни в чём они не понимают. Это вы знаете, что торговля – сложнейшая вещь. Правильно? Завязана на… очень много на что. А это люди безграмотные, но нахальные, нахрапистые, бандиты. В общем, они все позахватывали вот эти вот магазины, всё. И не справляются они… Их функция… Ну, во-первых, когда-то там не было и продуктов, уже не было, и всё. Короче говоря, требовало очень большой ухватистости, и желания большого, чтобы эти магазины, их функция сохранились. Значит, ну что? Значит, надо переделать в такие предприятия, которые быстрый доход дают. Ну, и переделали. Что лучше всего шло? «Макдональдс».

[А, то есть, это уже не было в новинку, не было ажиотажа, что здесь открылся «Макдональдс»?]

Нет, нет, нет. Это уже когда везде они появились, появился он и здесь. Также, как вот, если, да, на Кировской, ближе к Лубянке – там было много магазинов. Был магазин колбасный, мясной, молочный, охота – охота, по-моему, сохранилась, если я не ошибаюсь. Вот, магазин «Посуда» сохранился, да. Фарфор, посуда. Стекло, фарфор. «Детский мир» сохранился. Там «Детский мир», нотариальная контора, и магазин – тоже здание старинное, кстати говоря, вот это вот. Вот. Стекло, фарфор. И вот, через переулок, который выходит на улицу Кирова – раньше он назывался Большой Комсомольский, сейчас я не знаю, как он называется – вот, продолжение улицы Кирова было. И вот там были, вот так прямо стояли вот эти магазины. «Охота», «Мясо», «Колбасы», «Молоко». Два овощных – «Овощи» и «Фрукты». Вот. Чудесные продукты всегда были. Ну, конечно, времена дефицита… Ну, всегда, в общем-то, в этих магазинах, и в не очень сытные годы, когда уже с мясом было плоховато, но там всегда были хорошие продукты. И всегда можно было встать в очередь. Можно было найти очередь, где можно купить продукты. Так что, вот, значит… Сейчас – я не знаю, эти магазины сохранили своё назначение, или нет.

Представители уличных профессий, проход танков по ул. Мясницкой на 9 мая (01:43:50-01:50:24)

[А вот, на Чистопрудном – вот вы там жили – там что-то продавали на улице?]

Нет, нет, нет. На улице продавали, когда мы тут жили, каждое лето, каждую весну, осень – вот, в начале… вот, Бобров переулок, вот здесь были, всегда ставили такие палаточки – овощные и фруктовые. И продают – знаете, такая была – «Вставайте, граф, рассвет уже полощется», да? Вот. И продают на перекрёстке сливы. Вот, всегда на перекрёстке продавали сливы. Венгерку всегда можно было купить. Осенью покупали здесь сливы – ну, и другие. Но сливы были самые дешёвые, и все очень вкусные, венгерка. Из неё варили варенье. Всегда это было доступно. Ну, всякие тут фрукты-овощи, всегда были. И вот, киоски эти появлялись, такие, сезонные. Никогда никакой торговли…

[А на бульваре, там, для детей что-нибудь?..]

Мороженое. Мороженое на площади продавали. Да, мороженое всегда продавали. Вкусное мороженое, в стаканчики положенное, эскимо, и прочее всегда продавали. Очень всегда было вкусное мороженое. И, в бумажных стаканчиках, фруктовое мороженое всегда продавали. Это всегда было. А так торговли – вот этой торговли, которая сейчас кругом…

[Я имею в виду, что женщины какие-то, пирожки там…]

Женщины приезжали, вот, на Тургеневской площади иногда стояли, из Подмосковья торговки – с ландышами, с пучочком. С пучочками салата, петрушки, укропчика. Ну вот, торговки такие вот, простые.

[А это когда было, в какое время?]

Ну, это в [19]50-е, в [19]60-е, в конце [19]50-х, в начале [19]60-х – это было.

[А были уличные стекольщики? Старьёвщики?]

Старьёвщики и стекольщики были до [19]50-х… были в [19]50-е ещё. До [19]60-х годов ходили стекольщики, точильщики, старьёвщики.

[Ну, это да. Лудильщики?]

Лудильщиков не было. А, может, и были. Посуду починить…

[А вы помните, как они выглядели, кто это были?]

Ну, они выглядели, как сейчас выглядят… эти, такие бомжеватые… Ну, они ходили в халатах… ну, такие, как сейчас выглядят на… где-нибудь, в «Строймаге». Ну, такие. Старьёвщик – да, они ходили с… был такой дяденька, худой, в халате вечно таком, неопределённого цвета, сине-серого. И жена иногда с ним. Они ходили, собирали тряпки, рылись у нас прямо – вот здесь, рядом была помойка, потом её сюда прямо… Около этого дома, вокруг вот этого дома, вечно были помойки. И они ходили, и собирали, и на помойках, это самое вторсырьё. И всё, и они потом с этого кормились, сдавали всё.

[А вы знали время, когда вот, они придут? Они по определённым каким-то дням приходили?]

Ну, старьёвщики нас совершенно не интересовали. Ну, если там кричали когда-то… Нет, не было такого времени, нет. Времени определённого не было. Днём приходили, утром приходили. Ну, днём, в основном. И, наверное, по выходным больше, когда взрослые… все же работали. Когда взрослые люди в доме – тогда… Так, в основном, хозяева когда были в доме. Тогда они приходили, чтобы… Помню, мы ножи точили, да.

[А с ними чем расплачивались?]

Деньгами.

[Было, что не деньгами?]

Нет, деньгами, всегда деньгами. Всегда деньгами. Нет. Даже водкой никогда не расплачивались. Нет, никогда. Ну, может быть, кто-то, там, не знаю, может… Ну, вообще, мы всегда расплачивались деньгами. У нас был культурный двор. Расплачивались деньгами.

[А они не приносили какие-то игрушки для детей, вот, ещё мне рассказывали?..]

Нет, нет. Нет.

[Не торговали какими-то самодельными?..]

Нет, нет, нет. Нет, нет. Никаких свистулек, никаких игрушек. Это всё было на рынках. Это всё было на рынках.

[Ага. Я слышала, что были раньше, вот мне рассказывали…]

На рынках, да, да. Не такие рынки же были. Были рынки, на которых всё продавалось. Всякие цветушки, все вот эти вот, деревянные игрушки, всякие там курочки, которые клюют, медведи, которые играют на барабанах, зайцы, и так далее. Это всё на рынках продавалось. А так, на улице – не помню я такого. Ну, в праздники иногда. Вот, когда в праздники, вот эти всякие «уйди-уйди», вот эти вот были.

[Но это где было, в праздники? Наверное, во дворах?]

На улицах. Нет, на улицах. Это всё было на улицах – такой праздник был на улице, по Кирова проходила демонстрация, для нас была такая, прямо такое развлечение. Иногда вдруг грохот – танки идут по улице.

[Ничего себе.]

Техника идёт по улице, проходила… Такой тяжёлой техники, как сейчас, нет. Сейчас у них другие пути. И, ну, поскольку у нас «прошпект», который ведёт на Красную площадь, то вот иногда, значит, мы слышали, и выбегали смотреть. «Всё, завтра пойдут танки!» В шесть часов, как безумный бежишь, чтобы посмотреть – как идут танки.

[И можно было прямо близко подойти ко всем?..]

Ну, прямо выходишь…

[Да, ну, вот, сейчас…]

Ну, вот, у нас двор – куда, там ничего не перегораживали. Естественно, выходишь. Похлопаешь глазами, посмотришь – прошли. И всё. Никому в голову не приходило бегать туда, к этим танкам. Все были учёные. Мы же дети войны. Мы же знали – куда чего можно, а чего нельзя. Не лезли, куда не надо.

[А лошадей вы видели на улицах?]

Нет, нет. На наших улицах лошадей не было.

[Просто рассказывали, что, давно ещё, где-нибудь старьёвщики могли даже на лошади…]

Не было. У нас – нет. Нет, у нас не было никаких старьёвщиков на лошадях. Видно, это было где-нибудь в…

[В Арбатском переулке?]

Ну, в Арбатских – не знаю. Где-нибудь…

[В Марьиной роще было.]

А?

[В Марьиной роще.]

Ну, в Марьиной роще, может, было. Может, и было в Сокольниках. Может, было где-то в… на Преображенке – вот там, в тех районах, наверное, скорее всего, было. Ну, и всё-таки, это же центр. Это вот тебе рукой до Красной площади. Это совсем, ну, особый район. Тут не было такой экзотики сильной.

Уличные животные (01:50:24-01:56:19)

[А бездомные животные были?]

Всегда. А как же? У нас кошка – вот такая история. Моя сестра училась в художественно-прикладном училище. И в это училище – я не помню, как она туда ходила… где оно даже находилось, не знаю. Значит, после войны нас замучили крысы. У нас вот здесь огромная помойка была. Вот этот наш домик – он без подвала был. И нас замучили – они прямо под полом жили, эти крысы жили под полом. И они – я совсем ещё крошечная… Ну, не такая уж крошечная, но всё-таки – маленькая ещё, да. Шести где-то, пяти-шестилетняя. И эти крысы вылезали, и прямо ко мне. Мама их гоняла шваброй. Деревянной шваброй их гоняла от меня – в общем, дежурила. Они, видно, не всегда их… И они прямо на эту швабру кидались. Одна, особенно, была такая агрессивная крыса, бесхвостая – мама их в лицо всех знала. И, в общем, надо было завести кошку. Кошек в городе после войны практически не было.

[Съели?]

Съели сами. Ну, съели вряд ли. Всё-таки, Москва – это не блокадный Ленинград. Скорее всего, они сами от голода сдохли. Жратвы нет…

[Как?]

Ну как – обыкновенно.

[Но крысы-то остались?]

А крысы остались. Конечно. Кошки сдохли – крысы остались. Закон природы. Всё, всё, цепочка пищевая прервалась. Всё. Крысы… не всякая кошка крыс ловит. Мышей – да. Мышей, наверное, они всех переловили, передушили, а потом и сами, потихоньку… А потом, они вряд ли размножались. Животные-то, у них как система эта вся размножения – они перестают размножаться, когда у них нет условий для размножения. Это же тоже, закон природы. Но потом стали кошки как-то появляться, всё-таки. Ну, тоже по подвалам, там, всё, уже можно размножаться. Уже люди как-то стали позажиточнее, у них уже… они кое-что на помойку выбрасывают. Вот, ну, и кошки, и крысы, и все они, значит, тусовались на этой помойке. Вот. И что проблема – надо кошку заводить. Одну кошку притаскивают – она как переночует, как увидит этих крыс, и быстренько она сматывалась. Они не дураки. Они знают, что они на… они свои силы рассчитывают. А тут, значит… в общем, сестра всё таскала-таскала этих кошек. А тут увидела небольшую такую кошечку, чёрненькую, подросточка – и она её взяла. И все занятия она с ней просидела, кошечка у неё спала на коленях. В общем, она к ней так это, отнеслась по-сестрински, или как, по… как дитё к матери. Короче говоря, Вира её принесла домой. Кошечка прижилась. Всех крыс, мышей – она всех передушила, передавила, невзирая на свой маленький и хилый рост. Вот. Она была как кирпич. Она была как железо. Она была мускулистая. Она была небольшая кошка. Никогда не заподозришь в ней такую силу, и такую хваткость. Что она на этих… всех этих крыс передавила. Но это вот, насчёт кошек и бездомных животных. Собак я не припомню. У нас в районе собак я не видела.

[А на бульварах?]

Не видела собак. Кошек было полно. Были подвалы, их туда пускали, они там тусовались, они там ловили мышей. Это было в интересах жителей. Сейчас тоже в интересах жителей. Но сейчас заделали все эти продухи. Сейчас совершенно нет кошек. Нет кошек – есть крысы. Есть голуби в невероятном количестве, вороны. Которых кошки и собаки – собаки особенно отлавливают ворон. Да, кошки по, больше по вот этим, по мышам-крысам. Вот. А собаки по воронам. А за голубями и кошки и собаки охотятся. А сейчас что? Голубей… этих, воробьёв нет. Весь ареал этот Собянин уничтожил.

[А почему?]

Ну, как почему? Ни травы. Кустарники вырубили. Траву вырубили. Всё, уничтожили городскую среду зелёную. Уничтожили травку. В травке там всякие мошки. Значит, воробьям нечем… кормиться. Только этими крошками. А крошками, извините, голуби и вороны кормятся. Значит, воробьёв нет, в Москве нет воробьёв. Раньше же такие были стаи воробьёв. А сейчас одни вороны. Я помню, ещё в [19]70-х годах, там, в Чертаново, у нас была черепаха. И мы, ходили гулять когда – мы эту черепаху летом там, весной брали с собой, и пускали её на травку, чтобы она попаслась. И вот, значит, черепаха пасётся – и вдруг прилетает на дерево воробей. Несколько штучек прилетело, посмотрело на эту черепаху. Почирикали-почирикали. Через некоторое время прилетела целая стая. И они все уселись на вот это самое деревце, под которым гуляла черепаха, и такой галдёж они устроили. «Ой, смотрите, какое чудо! Что это за чудо такое ползает?!» [смеётся] Это вот, к городским животным. Ну да, о чём мы ещё?

Об инвалидах войны (01:56:19-02:00:34)

[А бездомные люди?]

Бездомные люди – не было такого количества бездомных людей. Были инвалиды.

[Да, вот, я хотела потом ещё…]

Они не были бездомными. Они жили… где-то они жили все, по каким-то тогда, по подвалам, по кочегаркам. Раньше же были кочегарки, отапливали же… ну, были кочегарки, которые отапливали. Там бросали уголь.

[Ну, котельные.]

Да, котельные, кочегарки их называли. Да, котельные, там. Ну, такие, примитивные. И там, при них же жили, всё… Вот, они жили, часто их пускали. Может быть. На таких вот, тележках, у них были безногие, и они на таких тележках, они катались, на подшипниках эти тележки. И они такими толкушками отталкивались. Культи у них были, подушка под попой. И они, значит, вот, так перемещались. На всех рынках, во время праздников. В общем, когда подавали, когда можно было собрать, там, у церквей, и всё. Были бездомные, вот эти вот были инвалиды, главным образом. В наше время, вот, весь этот ужас составляли инвалиды. Это самое ужасное. Это ужаснее бомжей. Бомжи – они ужасные. Они ужасные. Они все, в 30 лет, они уже… как глубокие старики выглядят. Это что-то страшное. И тоже идёт, с обмороженными ногами. Ой, я вот, когда смотрю, и думаю: «Ну, не поведёшь же ты его к себе домой?» Ну, они видно, ну, там, есть какие-то приюты. Ну, сейчас – не знаю.

[Сейчас есть.]

Есть? Есть? Не привыкли они к таким… к ограничению свободы. Понимаете, люди вольные. Они могут и… знаете, есть такой Дом трудолюбия Ной.

[Да, слышала.]

И много таких вот домов, они сами там организуются, и всё. Им не помогают по-человечески. Ну, это отдельная тема. Вот. Были, значит, вместо бездомных – были инвалиды. Это совершенно ужасная вещь, тоже, которая царапает сердце, и не для детской психики. Я помню, что это ужасно было, на это смотреть.

[То, что было очень страшно, наверное, их очень много после войны?..]

Ну как, много было. Да что, очень много, чтобы они на каждом углу были. Их было много. Их не скроешь. Это не то, что случайно встретил вдруг. Ты их видел постоянно. Часто ты видел. И вот этих вот, самое ужасное, на этих каталках, и на костылях, вот. И всё, тоже, когда человек всё время на костылях – сейчас они там в колясках таких, да, колясочники. Или на двух костылях, или они на креслах. Там, короче говоря, сейчас такого вот, всё-таки нет. Инвалидов, которые бы вот таким образом перемещались. Вот. А тогда это было сплошь и рядом. Несчастные, заброшенные, никому не нужные. Это вот те, кто не погиб, кого искалечили. И государству было начхать. И господину Сталину было на это… товарищу Сталину было на это глубоко-глубоко. Не нужен был им этот народ. Было же какое-то постановление, когда к какому-то празднику их просто, всех инвалидов собрали, и…

[Я слышала об этом.]

…за 101 километр отправили.

[И действительно такое было?]

Да, конечно. А что, думаете, это что, всё сказки, что ли демократов, либералов? Такое, конечно, такое было. Это вот всё за 101 – проституток, инвалидов. Ну, в общем, все, кто мешал любоваться пейзажем – всех выгоняли просто из Москвы. Чудесная… Москва-красавица. Всегда была Москва-красавица. А то, что у неё язвы – у Москвы не должно быть язв никаких. Ну, и всех их выкидывали нафиг.

О представителях субкультур, о контроле КГБ (02:00:34-02:03:42)

[А проститутки, вот на бульварах что-то было, подобные какие-то места?]

Ой, на бульварах… это не знаю я. Это было на вокзалах. Возможно, было на бульварах. Но я как-то…

[Ага. А какие-то тайные такие места, вот, на Чистопрудном бульваре?]

Нет, на Чистопрудном…

[Вот те же стиляги, когда, может быть?..]

Нет, нет-нет-нет. Ну, стиляги – это обычные, нормальные люди, которые просто… ну, вот как сейчас всякие рокеры, вот, которые там всё, вот эти, которые с этими ирокезами с цветными, и всё. Ну, это вот тоже, такая вот часть. И общество только их… Ну, их преследовали. Сейчас этих не преследуют – всё-таки, будь ты хоть этим, как они называются… Ну, которые чёрным красят там себя, как называется это течение?

[Эмо, готы?]

Эмо, готы. Готы. Пожалуйста. Ну, там иногда их где-то там локально преследуют, если они, предположим, появляются в учебном заведении – наверное им… их к ногтю, и ты должен прийти, и тыр-тыр-тыр. А может быть – нет. Может быть, не трогают.

[Нет, я к тому, что, может быть, на бульваре были какие-то тайные места…]

Нет, нет.

[Где тайно, там, аборты делали…]

Нет. Бульвар – это открытое пространство. Там нет.

[Ну, там угол там какой-то. Там же много зданий.]

А вокруг здания – все контролируются. Они все забиты жизнью. Каждый подвал, каждая подворотня. В подворотнях собирались, да, хулиганы, иногда собирались в подворотнях. Опять же, вот это, где-нибудь, последний… это где-то вот, Сретенка. Вот, на Сретенке, туда вот, к колхозной площади ближе. Опять же, это вот не в нашем ареале.

[Я поняла.]

Тут тебе КГБ под носом. Где на каждом углу стукачи. А не хулиганы. Особый район.

[А то, что там посольства рядом – иностранцев вы встречали?]

Господи, мы же ходили гулять на Охотный ряд. Как он назывался… Театральная площадь, Театральный проезд.

[Я имею в виду, ну, в своём, вот, на Чистых прудах?]

На Чистых прудах – я не помню. Меня это не интересовало.

[Вообще, по вашему рассказу, я понимаю, что центр жизни у вас был ближе к Красной площади, да?]

Центр жизни была наша школа. Был, вот, Чистые пруды, да – поскольку мы бегали на каток, и бегали в театр… в кинотеатр. Собственный двор. Вот, собственный двор. Собственная улица Кирова. И, собственно, вот это вот. Никольская, потом Тверская, Пушечная, да, улица. Петровка. Ну, уже Петровка меньше. Уже вот площадь… вот это самое, Рождественка и Лубянка – меньше. Сретенка. Вот, Сретенка, Кировская, Никольская, Красная площадь – вот это было наше. Это было наше.

Чистые пруды – «это была наша провинция, наша околица» (02:03:42-02:04:54)

[Ну вот… А вот на праздники вы… видели, как на Чистых прудах праздники проходили? Или больше ходили уже в центр все?]

Конечно, в центр. Чистые пруды не были центром притяжения праздников, праздношатающейся толпы. Там не было толп, и стали только, как я говорю, они стали… Это было… была провинция наша. Это была наша провинция, наша околица. Нашего двора, нашей улицы Кирова, нашей улицы… там, Боброва переулка, площади Дзержинского, Милютинского переулка. Вот это всё – это была наша околица, куда мы ходили посидеть, ворон посчитать, семечки погрызть. Это была наша околица. Мы даже и на Сретенском бульваре почти и не тусовались.

[А это считалось какой-то границей, может быть? Я знаю, были межрайонные драки в Москве.]

Никогда. Нет, никогда не было. Нет, никогда.

[После войны, я знаю, массовые. Ну, у вас более центральный район.]

У нас был, я говорю, у нас на каждом шагу были стукачи, милиционеры, и всё. У нас был спокойный район, центральный. В двух шагах от Красной площади, и площади Дзержинского, особенно.

Памятник А.С. Грибоедову (02:04:54-02:07:50)

[А, вот ещё последнее, про бульвар, и потом ещё про двор хотела спросить. Про бульвар – вот, памятник Грибоедову поставили когда? И вообще, в связи с чем? Может быть, там тоже стали собираться?]

Нет, нет, нет. Значит, смотрите. Вот, улица Грибоедова, да. Здесь вот эти вот дома, и вот, на улице Кирова, вот здесь вот, и здесь – были особнячки дворян. Где собирались поэты, писатели, композиторы. Там, предположим, вот там живёт такой-то дворянин. К нему приходят в гости Грибоедов, там, я не знаю, кто там ещё в то время мог приходить. Кто-то из этих, декабристов будущих. Вот, они приходили туда. Вот здесь какая-нибудь, наверное, наверняка мемориальная доска Грибоедова висит, на вот доме Грибоедова. На этом… Дворец бракосочетаний – этот дом связан с именем Грибоедова. А раз дом связан – улица Грибоедова. Ареал этот связан с Грибоедовым, здесь где поставить? Поставили памятник Грибоедову здесь.

[Мне кажется, что там какие-то собирались… или назначали встречи, вот, вы не знаете?]

Ну конечно, нет, ну, так – у любого памятника. У памятника Пушкину, у памятника Грибоедову.

[Может быть, там была какая-то определённая тусовка?]

Только – я сказала, когда тусовка появилась.

[Нет, я имею в виду, что, на Чистопрудном митингующие. А до этого ходили влюблённые какие-нибудь, парочки…]

Нет, всякие. Не-не-не. Нет, это не…

[Не было такого. ]

Все, вот эта тусовка стала после вот этой, вот когда они стали там, после митингов, это очень хорошо, из проспекта Сахарова, где часто митинги, да, происходят, переместиться в приятное место, где можно посидеть, среди бульваров, на бульваре, среди зелени, бухнуть, и это так – в субкультуру превратилось. Знаете, это в связи с тем, что это хорошее, приятное место. А раз превратилось в субкультуру – всё, это загадили в один момент. Также, как любую площадь. Как прошла демонстрация, прошёл митинг – это превращается в мусорную свалку молниеносно. А бульвар, он маленький всё-таки. Это да, когда-то он был нам… где деревья были большие, а сейчас они уже стали маленькие, и бульварчик – Господи… думаешь: Господи, какое всё маленькое-то, Господи! И как же маленькую эту Москву, несчастную в пределах Бульварного кольца, как же её загадили, как её измордовали. Так жалко эту Москву – просто сил нет. Но ладно, это уже другой вопрос.

Скромная жизнь интеллигентных людей: о покупке дорогих товаров, общение в коммунальной квартире, мытье в Сандуновских банях, ссоры на почве чистоты в квартирах, котлеты на всех соседей (02:07:50-02:18:28)

[А вот про ваш двор. Вот как вы с соседями общались. Вы были вроде бы, из более простой семьи – а соседи были разные…]

Нет, мы были из интеллигентной семьи. Не совсем… не простой. Просто мы не были…

[Вы говорите, что вы жили…]

Не продавцы. Да, мы скромно жили. Но все тут так жили. Вот так, те, кто жили в этих домах, в этих домах. Мы все жили скромно. Вот, я говорю, более такие были, вот, там – ну, Шостакович, который, естественно, там… Ну, они были очень скромные все люди. Просто у них были больше возможностей официальных – там, зайти в какой-нибудь магазин, где отовариваются только, там большие люди, и по особым талонам.

[Ну, я знаю, что такое чеки Внешпосылторга…]

Ну, чеки – чеки это уже более поздняя история. Чеки – это уже более поздняя история, когда появились эти… Это уже когда после оттепели, после всего, после того, как оживилась как-то торговля с заграницей, и когда появились импортные товары в больших количествах. Вот тут, на углу, просто не могу не вспомнить, Сретенки, Сретенского бульвара – вот туда вот, была галантерея на углу.

[У Милютинского переулка?]

Нет, не Милютинского… Сретенки и Сретенского бульвара. Вот идёт сюда вот Сретенка, она идёт к Сухаревке, к площади Сухаревской, как она называлась тогда? Как называлась Сухаревская площадь? Ладно, потом вспомню. Вот. Вот, была галантерея. И, я помню, я там купила маме и себе такие красивые кожаные сумки. Себе – синюю такую, вот такую, и вот такую. И так простроченную синюю кожаную сумку. И маме, вот такого цвета, вишнёвого, кожаную сумку, так, со сборкой. Красоты неописуемой! Сейчас таких нет. Тогда вот случайно можно было купить такие. Ну, вот эти вот люди – они имели… Это вот я случайно могла схватить чего-то, я всегда так случайно что-нибудь схватывала. Как мы одевались? У меня мама шила. Товаров… тканей было завались. Тканей было… были российские… советские. Безумной красоты. Безумной… безумного качества. Всякая тафта, пике, сатины, креп-сатины, ну, шерсти набивные, кашемиры. Были дивной красоты и потрясающего качества были ткани. Потрясающего. Если люди шили сами – можно было одеться как конфетка. Но это было тоже достаточно дорого. То есть, маме надо было вкладывать, конечно. Но, когда я уже пошла работать, всё-таки, уже больше мы были… в большем достатке, и можно было что-то покупать. А до этого и не было… Моя сестрица – она познакомилась с итальянцем. Ну, это отдельная история. И ходила к нему на свидания в чём-то совершенно безумном. Она красила в оранжевый цвет, хной, колготки, там… Ну, то есть, как она мне рассказывала, как она одета была – это было что-то фантастическое. А он такой галантный, он её приглашал. Он был из дипкорпуса. Ну, по каким-то делам торговым приезжал. И вот, он её приводил в ресторан, и он ей говорил: «Эльвируча, ну, давай тебе купим то-сё?» А она: «Нет». Мы же гордые, мы советские, мы гордые. Я говорю: «Эльвира, какая же ты идиотка». То есть, он в этих… Ну, тогда, я не знаю – это уже были не торгсины, но тоже какие-то специальные магазины для иностранцев. Он ей предлагал приодеться, а она гордая, она вот, ходила в этих колготках оранжевых [смеётся] тогда это не принято… Сейчас можно так ходить.

[А по каким поводам вы общались с соседями? Раньше же более тесно общались?]

А вы знаете, как по каким? Во-первых, у нас было коммунальное сообщество. Как же – уборка, да. Дежурства. Надо убрать, надо, там, вот, пожалуйста, помыться. Мы ходили мыться, вообще, в Сандуны и в центральные бани. В Сандунах там были душ – я больше всего ходила в душ, в это, в Сандуновских, и иногда в баню. Помладше была – ходила в баню. А потом мне как-то очень стало некомфортно в бане мыться, с шайками таскаться, я стала более брезгливая, когда стала старше. Ходила в душ. Ну и вот, значит, закрыться, там… Ну, что-то там, отдать, что Анна Степановна – она же была скудно, у нас что-то там останется, какая-то еда – мы ей: «Анна Степановна, вы будете?» – «Буду». Она никогда не гордилась, она всегда: «Да, буду, буду». Ну, мы хорошо жили.

[А вот какие-то общие праздники были?]

Нет, у нас не было. Это, опять же, в более провинциальных, в более… Там, где-нибудь, может быть… [Телефонный разговор. – Не расшифровано.]

[Я про отношения с соседями.]

Нет, ну, отношения – были некоторые квартиры, где там были какие-то свары, и туда-сюда, особенно на почве чистоты в квартирах, там всё. У нас этого никогда не было. У меня хозяин-то… соседка была грязнуля невероятная. Когда я теряла терпение, мы, вот, по количеству народа, там, выйдешь… У вас больше народа – вы три недели подряд дежурите, а вы две, а вы одну, и так далее. Это всё было установлено. Она не отдежурила.

[Поскольку у неё всего одна неделя, это было заметно.]

Очень заметно. Всё равно всё заметно, потому что, кроме того, надо же за собой… ну, ты там приготовил – надо всё-таки, плиту вытереть, и всё. Сначала я как-то в этом вообще не участвовала – у нас было пять человек народа в доме. Папа, мама, и наши три сестры. Вот, сестра старшая – меня на 13 лет старше. Другая – на 4 года старше. Поэтому меня как-то это… Я не участвовала в уборках, меня освобождали, как самую маленькую от этого. Ну, единственное, там, мыла посуду, там, вот эти дела свои, домашние. Вот. А так, значит, когда уже я осталась с мамой – ну, естественно, я всё убирала, и убирала всё время. Но её-то посуду!.. А она специально заказала – вот, ванна у нас стояла – она заказала щиты такие деревянные, на ванну. Дополнительная поверхность. И она туда составляла грязную посуду – вот, сколько пользуется она, пока есть у неё посуда – она ею пользуется. И грязную составляла. Кастрюли замоченные, там, когда замоченные, долго не моются – это же всё гниёт, всё-таки запах. И я теряла терпение, и, в очередную, вот, когда я дежурила, сдавала дежурство, или, там, я уже теряла терпение, надо было помыть всё – я, естественно, мыла всё. Всю её посуду мыла, там, всё-всё это мыла. Она приходила: «Ой, ой Ёлочка, ну зачем ты это делаешь?» Я говорю: «Да ладно, Анна Степановна, это так уже, заодно». Ну вот, значит… Нет, ну, мы… Ну, а были, вот – Вира переехала когда из своего подвала, они переехали в коммунальную квартиру, вот, на Рогожке, в большом доме, сталинском – такая квартира, и там была соседка, которая бегала за всеми и носовым платком проверяла, как помыли там пол… [смеётся] И она всех там держала просто в напряжении моральном. Ну, это были и такие, а были совершенно… Ну, в таких вот квартирах, как наши, в таких квартирах, там, где, вот… ну, вообще жили, там… я говорю – там интеллигенция, в основном-то жила, в этих домах. Ну, жили и простые люди, но всё равно – дружбы особой не было. Ну, были отдельные квартиры, где, вот, Ирочка жила, в полуподвале – там был такой… еврейская семья жила, Меерсоны. И там двое мальчишек, да, двое мальчишек, дочка, и муж с женой. А муж – как его звали, я не помню. Главный Меерсон, он всегда готовил. Жена не готовила, а он готовил. Он всегда готовил котлеты, и всех угощал в этом самом… в квартире.

[Но это именно там, в квартире?]

В квартире, в квартире он всех угощал. Там было полно народу, там, по-моему, было восемь комнат, и детей полно, и он всех… он был коммерсантом каким-то – ну, таким… Там, называется – из торговли. Которые имели чего-то такое, больший куш, чем остальные. Вот, чем какие-нибудь… Ну, и короче говоря, в общем-то… А так, может быть, в каких-то окраинных домах и были такие…

[Ну, вот совместная какая-то музыка, танцы во дворе?]

Это было до войны. До войны. До войны это было. И танцы во дворах, и музыка во дворах, и всё это, до войны было. Уже после войны, уже когда я стала… уже не было. Ну, иногда вот, только-только подруги, друзья приходили, мы ставили проигрыватель…

[Я имею в виду именно соседи.]

Нет, нет. Нет-нет-нет. Ну, только если соседи, вот…

[А какие-то свадьбы вы не помните, во дворе чтобы было?]

Нет, во дворе ничего не было. Я говорю, если что-то было – то это всё было до…

[Совместное благоустройство какое-то? Палисадники?]

Нет… Было домоуправление, устраивало что-то если – то, значит, приглашали нас.

[Как субботник?]

Я помню, да, я вот стригла кусты, и отстригла себе кусок пальца. Это я хорошо помню. [смеётся] Но это были такие разовые акции, не очень популярные.

Дворовая компания (02:07:50-02:18:28)

[А вот вы… была дворовая компания? Вот, из детей двора? Не в школе…]

Да. Да-да-да-да-да. А как же? Мы там играли, я говорю – в прятки, во всякие штандеры, и там, в верёвочки, в классики. Да-да, это всё была… у нас была большая дворовая компания, да. Это да. Двор был большой. И не скажу, чтобы очень дружный, но, в общем, да, все такие, разновозрастные были.

[Но вы гуляли… И вы этой же дворовой компанией ходили на Чистые пруды?]

Нет. Нет-нет. Это в школьные компании мы ходили. Дворовые компании.

[А в дворовой компании вы куда-то ходили?]

В дворовой компании мы только тусовались, мы играли. Играли во всякие игры внутри, в доме. А так – нет. Нет-нет-нет. Это всё – нет.

[А чтобы на чердаках, они же там, в подвалах – это же было всё открыто раньше?]

Не было у нас подвалов! Чердаки все были закрыты. А подвалы все были обитаемые. А подвалы все обитаемые.

[А как-то лидеры в компаниях какие были? В дворовых компаниях? Как они выбирались? Какие правила существовали?]

Ну, это были так, я бы сказала – лидеры. Поскольку у нас была не хулиганская компания вся эта. Был такой у нас Лёня Горшунов – сын какого-то высокого начальника, из министерства. То ли зам… к нему машина приезжала, за ним – на работу его возила, «Волга» чёрная. Вот. А мальчик был такой, умненький, красивый, мужественный. Вот, он был в лидерах. Я думаю, и, так сказать, по своим физическим данным, и по соцпроисхождению. Вот он был лидером. Так, не было такого особенно. Да, может, у мальчишек и было что-то, а у девочек – нет. Нет.

[А была какая-то война между домами, между подъездами?]

Не-а. Не было.

[Неблагополучный подъезд?]

Не было. Не было. Я говорю – эта история не про наш район.

[У вас не было такого, да.]

Это не про наш район история. Вот, может быть, уже, вот, за Бульварным кольцом, туда вот, к Садовому – может быть, там это и было. Чем дальше от Кремля – тем больше шантрапы, тем… тем свободнее нравы, тем опаснее районы. Я говорю, у нас район, конечно…

[Я вот думаю, что вы тоже слышали эти истории про районные драки, про вот такие районные компании. Вот чем ваша отличается?]

Я же объяснила.

[Что вот интеллигентная. Что не очень общались, действительно, да?]

Нет. Главным образом – что у нас под каждым окном стоял топтун. Под каждым окном.

Район – «особо охраняемая зона»: между Кремлём и КГБ (02:21:16-02:24:05)

Ну, у нас, ну, в этом районе – это район между Кремлём и КГБ. Ну, ну какая там… там не чихнёшь без ведома КГБиста, милиционера. Там же – это особо охраняемая зона была. Мы учились в школе – вот эта школа когда-то была школой, принадлежащей сотрудникам КГБ. Там учились дети КГБ. То есть, вот, муж моей сестры – он учился, ещё до того, как разделили школы, до войны он учился в той школе, где я училась потом, после войны. Эта школа… а у него отец был – он работал сапожником в сапожной мастерской КГБ. И этот сапожник – он уже был, он имел какое-то звание сержанта. Потому что он чинил сапоги. Все должны… они все были при должностях. Они все были под колпаком. Они все были подотчётные. Поэтому и жил он в Последнем переулке, в ужасном подвале. Жили ужасно все. Вот. Хоть ты обслуга там, хоть не обслуга – но все был под колпаком, все были под прессингом. И поэтому если что-то и было… Вот, кстати, в Последнем переулке, вот там вот, там были и драки, и там вот уже, там шпаны было полно. Там да, там было. А вот здесь, вот в этих дворах, у нас этого не было. Вот, до Бульварного кольца – этого не было. Может быть, и я не знаю – может быть, туда вот, за Яузой, там, может быть, и было. Но нет, Хитровка – это совсем уже. Тут тебе под боком у Кремля. Поэтому нет. Ну, это всё объяснялось тем, что это был, можно сказать, особо охраняемый район. Я этого не осознавала. Это вот, я сейчас рассказываю, и понимаю, что это так.

[А как у вас тогда ощущалось?]

Ну никак.

[То есть, не было такого ощущения? Такого, как сейчас?]

Никак. Нет, нет, никак. Никак. Мы никак не были сосредоточены на… Ну, мы же были все политизированы, в том случае… смысле, что мы все обожали Иосифа Виссарионовича. У нас в доме висел портрет Сталина и Ленина. Вместо вот этих картиночек, висел… О, кстати говоря, вот эта рамка – в этой рамке когда-то висел портрет Сталина. [смеётся] Это мама уже потом, это мамина картинка. Она потом, это уже, вот эту картинку она… рамку сделала такой весёленькой. Иосиф Виссарионович у нас исчез из нашего жилища. А вот эта картинка появилась. Мама сделала такое, нарисовала, такую картину.

О своей семье (02:24:05-02:33:22)

Отец у меня был… ненавидел Сталина. Отец у меня из… ну, он не назывался – из очень зажиточных… хоть он и еврей, хоть они жили на Украине. Они были очень зажиточные люди. У них, вот он, рассказывал, какие у них там погреба были, что там у них хранилось, и вообще – они были землепашцами, у них был большой надел. Вот, я не знаю, почему. Я как-то тоже пропустила этот момент. У меня племянница… двоюродная племянница, она сейчас занялась…

[Генеалогией?]

Генеалогией, да-да. Юля, наверное, рассказывала, может быть. И вот, она, значит, там, много чего раскопала. Но вот, почему они… надо у неё, может быть, она что и раскопала, а мне просто не доложила. Почему они владели землёй – потому что евреям же не разрешалось с земли… владение землёй. Видно, земли было больше, чем нужно. И потом, он очень хороший был хозяин. Потом он был агроном, он заканчивал какое-то училище. Ну, в общем, они были такие… прабабушка была дочерью раввина. То есть, это тоже была такая, своеобразная… такая еврейская интеллигенция. Не интеллигенция. А, ну, просвещённая часть еврейского общества. Вот так скажем. К чему это я?

[Что ваш отец…]

А, что он… Нет. Ну, поскольку они были очень зажиточные – когда, после революции, там их же всех экспроприировали, все имущество, всё, раскулачивали, высылали, всё. А дед – он был умный. Он взял, и всё отдал. Просто раз – и всё отдал. Вот, возьмите, дорогие. Это всё вам. Все земли, всё богатство, все. Всё. Оставил только вот, то, что вот, для семьи, вот только самое-самое. И он, по-моему, вот, я не знаю, как он, почему – он уехал, поскольку кормиться надо – он поехал в Крым. Поехал в Крым наниматься агрономом. Потому что здесь нет. Ну, чтобы подальше от тех мест, где они жили. Вот. И по дороге он простудился, и у него воспаление лёгких. В общем, он, когда вернулся – он быстро скончался от воспаления лёгких. Вот. Отец ненавидел Иосифа Сталина. И этот строй он ненавидел. И, когда матери он говорил, а мама возмущалась – и… А почему-то они от нас не скрывали этого. Как они не боялись, что мы пойдём, побежим, и, как Павлик Морозов, доложим? Нет, почему-то не боялись. А нам такое в голову не приходило. Хотя я была такая, идейная девочка. Ну, как все мы. А мама – она осталась в России. Она имела возможность поехать… уехать в Китай, потом в Индию. Они же все уехали, вся эта мамина родня – они уехали. Они жили сначала в Китае – дедушка же был дипломатом. В Китае жил.

[Это у вас фамилия, Левковская, это вы по мужу?]

Нет, не Левковская. Я Левковская по отцу. А мама – Тульц. Мама – эстонка. Дедушка… Ну, эстонцы, тогда Эстония же была Россией. Он служил по… он был образованный. И служил дипломатом в российском посольстве, вот, в Китае. Сначала они там… Я вот, как-то эти перемещения… Во Владивосток они уехали. Бабушка жила сначала во Владивостоке, а дедушка – в Пекине. Потом они все переехали в Пекин, девочки, они потом… А потом девочки… да, девочки учились в… то ли в Омске, то ли в Иркутске. Я всё время считала, что в Иркутске, а сестра говорит – нет, в Омске. В институте благородных девиц. Вот. Потом они тут жили, и когда наступил [19]17 год, и когда Колчак… Кто у нас был там, в Сибири? Колчак, да? Колчак, вот. Дедушка… а они тут живут, они не могут границу перейти, да. И пройти через… эту самую, минуя администрацию Колчака. Вот. Ну, поскольку у них связи через посольство, у дедушка… у дедушки. Колчак же дворянин, всё-таки, как-никак. Я думаю, что, это конечно же, не чистые дедушкины связи. Я так полагаю, что это связи посла. А посол, я думаю, с Колчаком встречался в Петербурге. Я думаю, что это связи с Николаем Александровичем, ещё связи. То есть, это идёт вот оттуда. И им дали разрешение, дали возможность, сопроводили через границу, чтобы они перешли, девочки. Мама, дурочка, здесь осталась. А сестра её, погодок она – она уехала, одна поехала в Пекин. А когда там произошла революция в Пекине – они уехали в Харбин. А их Харбина дедушка уехал… все они переехали. А старшая сестра вышла замуж за англичанина, ещё до российской революции, и они… муж служил… Он был банкиром в банке, в Индии. В индийском банке. И, в общем, они все туда переместились. А оттуда, когда индусы повыгоняли своих этих, колонизаторов – ну, в общем, когда всё… когда переместилось, они уехали в Лондон. Так что, дедушка умер в Лондоне, и тёти две умерли в Лондоне. К сожалению, племянники, мои двоюродные сестра и брат, они умерли. Одна тётка была бездетной, а у второй дочка умерла, и сын, он уже взрослый – он сначала, он служил в Германии, как военнослужащий. Ну, он учился, в Оксфорде учился, между прочим, и его… ну, как служат они там, как-то, они обязаны пройти службу. В Германии проходил службу, и там что-то у него заехало. Он приехал в Лондон, и бросился в Темзу. И отбил себе ноги. И он до конца жизни был инвалидом, у него, это самое, жил он в доме инвалидов. Ну, там не такие дома – в общем, и умер, вскорости он умер. Ну как – вскорости. Уже взрослый был мужчина, достаточно. Он умер, а тётя ещё прожила где-то до [19]70 годов. Там, сестра младшая мамина. Такая вот история.

[Я думаю, что вы это к тому, что дом, как вы поселились среди… ]

Нет. Ну вот. А мама – она, значит, осталась в России. И она закончила вот, пошла, поступила в институт, после. Ну, а поскольку она образованная девушка – то не так много было образованных людей. И она пошла, вот, в лесотехнический в Омске. Закончила его. Она вышла замуж за командира Красной Армии, полковник он был Красной Армии, это большая величина. А потом этот полковник запил, а маме нафиг алкоголик? Она родила вот, сестру мою, от него. А потом она, её отправили, вот, на курсы повышения квалификации, и она решила, что она не вернётся в Омск. Она здесь устроилась. Она вышла замуж за… Ну, она даже она замуж выходила только один раз расписывалась – она только вот с Алексеем, с её мужем. А ни с моим отцом, ни с, вот мужем вторым, она не расписывалась. Вот. Но она поселилась здесь, прописалась.

[Так можно было в Советском Союзе?]

Да. Можно было. Не в Советском Союзе – до войны это можно было. Я, если бы я в [19]39 родилась, у меня никакого прочерка в метрике. У меня в метрике отец и мать – всё как положено. И они имели равные имущественные права, и всё, всё что было до этого самого… И прописался отец потом. Ну, это там целая история, это уже другие все истории. Вот. Так что, вот такая вот история.

[Спасибо. Можно вот ещё заполнить согласие, вас попросить…]

Можно.

[Так, вот ещё…]

Историй очень много ещё, сюда переместиться можно, но это долго всё.

[Очень много, да.]

Давайте, я вас покормлю уже. Вы, наверное, есть хотите. Давайте, я заполню…