Биография. Впечатление от книги «Москва – Петушки». Вузы Владимира. Локации: смотровая площадка, Золотые ворота, драмтеатр. «Кулёк». Улица Сакко и Ванцетти, студенческий фольклор. Блинчиковая. Собор церквей. Студенческие локации – «Политех» и «Пед» (00.01.44–00.12.18)
[Давай тогда поговорим про твои отношения с городом. Расскажи с самого начала, где ты родился, как ты оказался в Москве, то есть вот так всё.]
Родился я 8 октября 1974 года, посёлок Берёзка Петушинского района Владимирской области. И всю жизнь я прожил там безвылазно, буквально до 17 лет. Пока не стал поступать в город-герой Владимир на исторический факультет, где с треском провалился, за что отчаянно благодарен Богу, потому что из меня тот еще историк бы получился. Соответственно я проработал электромехаником по ремонту, как Венечка Ерофеев, кабельных магистралей в городе Петушки. Короче Венечка Ерофеев – это самая нелюбимая книжка моя из шестидесятников – восьмидесятников. Ну, он восьмидесятник скорее, в [19]80-е годы это всё делал, писал. То есть это самая нелюбимая книжка моя, потому что это самая мрачная книжка за всю историю, связанная, кстати, с Москвой и с неприятием Москвы как города.
[Ну, да, есть такой момент у него.]
Венечки Ерофеева, да, потому что его любовь-то живёт, она на самом деле любовь Венечки Ерофеева жила-то не в Петушках, как некоторые думают, поверхностно прочитав «Москва – Петушки», она жила в городе Костерёво. А почему он ехал к любимой в Петушки, потому что электричек до Владимира было мало, и он сначала должен был доехать до Петушков на электричке Москва – Петушки, а потом, значит, ехать на автобусе. Вот эта самая любовь лирического героя Венечки, которая жила якобы в Петушках, которая жила в Костерёво, потом по сильному бодуну выбросилась из окна своей квартиры, покончив жизнь самоубийством. Там вообще всё весело было вот с Венечкой Ерофеевым, я поэтому Венечки Ерофеева н очень творчество и люблю, он очень знаковый писатель, но вот как раз если говорить о том, о писателях, которые не любили Москву и вообще считали Москву таким Вавилоном. Но Венечка много проезжается по Москве, хотя у него есть там любимые места. Там тот же самый Курский вокзал, потому что он тоже родной как бы этот Курский вокзал, он изъездил… Я там, кстати сказать, у меня с Курским вокзалом, если говорить о локациях Москвы, с Курским вокзалом у меня связана детская травма, я там потерялся в детстве. Вот я шел, держал маму за руку, а потом обернулся, а у меня мама такая стремительная всегда, сейчас она уже пожилая, у нее больные ноги и она не может ходить, а вообще она всегда стремительная тогда была женщина, вот во всех смыслах, и она куда-то устремилась, меня оставила, и я вот это ощущение потерянности и огромной толпы, я до сих пор не люблю толпу жутко. Я очень не люблю аэропорты, Шереметьево, всякие вокзалы терпеть не могу, и я стараюсь как можно меньше на них быть. Но жизнь моя вообще связана с электричками, сначала это электрички соответственно Москва – Владимир, вернее Петушки – Владимир, Владимир – Петушки. Потому что я учился целых 8 месяцев на юрфаке и тоже его, как и истфак, завалил.
[Это во Владимире на юрфаке?]
Владимир, это был Владимирский государственный педагогический университет имени Лебедева-Полянского, который сейчас ВГУ – Владимирский государственный университет, там были политех и пед, они вместе слились и стали единым Владимирским государственным университетом. То ли ВлГУ он сейчас, то ли просто ВГУ, чтобы их отличать от Воронежского, там и так далее, Волгоградского. Вот и Владимир там с локациями я мог вообще много проговорить, ну, вот разговор-то у нас про Москву, поэтому не буду я рассказывать про локации Владимира.
[Нет, почему, расскажи, это тоже интересно, у нас сейчас уже проект вышел за пределы Москвы, поэтому это прикольно, расскажи, расскажи.]
Владимирские локации – это особые локации. Потому что есть парк Владимирский, где есть сейчас, если я не ошибаюсь, сейчас он называется, это вот знаменитая Владимирская горка, это где площадка для обозрения там в общем, смотришь на все эти затопленные грязные огороды, необъятные владимирские болота и обычно это на человека, русский человек вначале… Знаешь, это как у, помнишь, у Ильфа и Петрова в «Золотом телёнке» да, там сначала человек, когда он ехал, значит, на этой знаменитой машинке «Эх, прокачу», сначала у него там «Эх», а потом грусть и потом человек напивался. Вот мне кажется, что от Владимирской смотровой площадки человек тоже, у него примерно такие же чувства должны были быть, то есть он сначала – «ширина-то какая!», вот прямиком на магазинчик Владимирского ликёро-водочного завода, который, благо, рядом там находится. Знаменитая владимирская лимонная водка, которой травились не раз студенты всяческих педагогических и политехнических заведений города Владимира. А еще там в локациях, вообще есть студенческие локации. Там знаменитый «кулёк», тогда это было училище культуры, не знаю, сейчас, по-моему, там то ли колледж, то ли вообще институт, ну, они же все поднимают статус. То есть если было какое-то там училище, то оно становится колледжем, потом колледж немножко побудет, и он уже институтом себя ощущает, а так глядишь и становится кафедрой Владимирского государственного университета. Ну, «кулёк» он там недалеко от Золотых ворот. Золотые ворота – главная локация Владимира, то есть это если иностранцы приезжают во Владимир, куда их будут вести? Ну, конечно, к Золотым воротам, а куда ещё? Золотые ворота, драмтеатр Владимирский, а он рядом с Золотыми воротами непосредственно и там вот единственная центральная улица. Есть чудная улица Сакко и Ванцетти, про которую вообще все, все студенты, есть студенческий фольклор про Сакко и Ванцетти, там как про Минина и Пожарского. В педе, по крайней мере, преподаватели на сухом глазу рассказывали страшные истории про то, как физмат сдавал экзамены по истории и рассказывали про Минина и Пожарского, что Минин поджёг Москву, а Пожарский её тушил. Примерно такие же байки ходили про Сакко и Ванцетти. Никто не знал, что они революционеры, ну и Бог с ними. Это просто они превращались то в итальянских купцов, то они были ополченцами, что только не было. В общем, Сакко и Ванцетти – это местный владимирский фольклор вообще был. Ну, горка владимирская – понятно, да, то есть вот это такая локация. Знаменитая, прям вот я даже свою дочь водил, когда во Владимир мы приезжали, я водил в знаменитую блинчиковую, блинчики, блинчики, блинчики, да, блинчиковую, да, вот знаменитую. Там вот можно было дешево покушать, и там еще и разливали горячительные напитки.
[А где она находится?]
Она находится, ну вот на центральной улице непосредственно, когда едешь в сторону вокзала от Золотых ворот, она прямо вот на этой улице находится, очень рядом с парком Андрея Рублёва, и соответственно там вот этот вот собор церквей знаменитый владимирский. Да, конечно, красота неимоверная, потому что вот для того, чтобы понять, что такое Владимиро-Суздальская Русь, достаточно приехать просто в, ну, богослужебный канон, то есть когда проходят основные богослужения, в воскресенье, например, или на праздники, на собственно вот там рядом с владимирской горкой, вот рядом парком Рублёва, где все церкви. Вот и там ты понимаешь, в общем, разность архитектурных ансамблей и там очень здорово всё это чувствуется. Вообще здорово чувствуется вообще всё это вот дух Владимиро-Суздальской Руси да там. Ну, и соответственно, понятно, что там локации, самые главные студенческие локации – это политех и пед, которые сейчас там просто два филиала стали одного университета. Ну, в общем так вот, владимирские локации – это особая тема. Клязьма, понятно, да.
Марьинка – пивнушка, место студенческой тусовки. Насыпной вал. Общежитие «Педа» (00.12.19 – 00.21.06)
[А где студенты любили тусить?]
Ну, тебе для протокола или по-настоящему?
[По-настоящему.]
Студенты в моё время все тусили на Марьинке. Марьинка – это знаешь, это такая пивнуха из «Чемодана» Довлатова, из его вот этого знаменитого сборника «Чемодан», Сережи Довлатова. То есть это такая, туда естественно все со своей тарой приходили, то есть это какие-то пластиковые канистры, банки трехлитровые. Кто чё, как бы, кто приходил с пакет[ами], ну, прям, в пакет наливали и всё. Ну, кто победнее. Побогаче – там притаскивали пятилитровые канистры. Это такой пустырь и одинокий ларёчек пивной, и к нему как в советское время к Мавзолею такая длинная очередь людей. И там, знаешь, как, есть вот у Довлатова в «Чемодане» есть чудный рассказ «Как я снимался в кино». И, значит, когда он изображал Петра I, и режиссер ему говорит: «Дак встаньте, а потом начните возмущаться, до чего Россию мы довели, гады». Он, значит: «Я, - говорит, - стою, значит, занимаю очередь, народ так оглядывается, нормально уже, за мной уже стали занимать, и, уже ко мне подходя, говорили: «Я за этим мужчиной в шляпе, за мной царь, вы за царём будете». То есть вот абсолютно такая картинка, как у Довлатова. То есть вот эти вот все студенты, которые «пиво без водки деньги на ветер», сначала все там покупали пиво, потом собственно ликёро-водочные изделия Владимирского ликёро-водочного завода, покупали лимонную водку палёную, спирт [нрзб.]. Значит, всё как бы по классике в [19]90-е годы.
[А где этот киоск находился?]
Слушай, это, ну, как бы Марьинка, можно просто даже пробить «Марьинка, Владимир».
[Марьинка – это улица такая? Или что это?]
Это такое местечко типа да, типа улицы. Закуточек такой, ну, в общем, пустырь, и вот всё, что я помню об этом, потому что в основном туда уже приходил не сильно трезвый, вот, а уходил-то оттуда, ну, как бы уже и не помнишь. Культовый у студентов, конечно, вал, ну как насыпной вал рядом с Золотыми воротами. Понятно, что насыпной вал и там тебе рассказывали, когда он возник. В общем, в основном студентов что интересовало, в основном студентов интересовало пожечь костры ночью и побегать от милиции, вот и всё. Самые такие злачные места. Естественно, ну, понятно, что общага педа – это злачное место. Владимирский пед – это как раз тот самый, ну, особенно, там филфак и так далее, иняз, на котором девочки в основном учились, и физвос туда там, значит, полупьяные вечно ломился через все эти. Там самые разные истории, как человек полез к девушке ночью, когда там закрыто общежитие, на третий этаж пьяный, и свалился потом, значит, вызвали скорую, а он как встал, отряхнулся и пошёл.
[А что лез прямо по стене?]
Он лез, это стена, ну, как бы понимаешь там, в чем дело, там балконы, по-моему начинались с третьего, и надо было цепляться за эти остатки от водосточной трубы или лестницы вот этой пожарной. Лестницы поспиливали потом, потому что студенты часто по ним лазили и их просто поспилили, чтобы не лазили. Но остатки от лестницы остались. И вот там специально выгибали эти штуки, чтобы можно ногами на них, там … и за решётки окон. Поэтому когда там девчонки. А иняз – это второй, нет, четвертый этаж. Иняз – это был у нас, минус первый – это наш подвальчик, в котором мы там обычно жили. Потом идет первый, третий, всё-таки. Иняз – третий этаж, потому что я минус не считаю. Ну, он как бы первый, но считалось, что это в подвал то есть всё. Например, чтобы попасть к нам вот в этот наш, на первый этаж, нужно было подняться на третий этаж , пройтись по инязу и спуститься к нам, потому что по-другому никак. И соответственно рейды полиции, вернее, тогда милиции были соответственно по общагам, ну, конечно, там искали всяких. И в общем там много чего было. В общем, представляешь, там девчонки занимаются и там значит такие, занимаются и вдруг какая-то пьяная рожа: «ээээ». Они громко кричали, он там шарахался, в общем, таких историй была куча. Таких ребят обычно звали «парашютистами», они часто падали. В основном ползали на второй этаж, третий – это уже такие каскадёры особые там. Была целая история, короче. Парня послали за водкой, понятно, что всё закрыто уже, то есть ну там в 10 часов уже всё закрывалось, а его послали в 11 часов за водкой. Значит, он полез, на второй этаж, короче, послали, и он, значит, вылазит, и значит одной рукой, ну. понимаешь, в чем дело он одной рукой держится, а другой рукой водку, он не может держаться. И короче он стучится, вот одной рукой держит водку, у него водку забирают, и рука как [нрзб.], он падает, то есть он не знал, за что зацепиться. А ребята, ну, сели, продолжали соответственно. Мне кажется, у тебя интервью про алкоголь, а не про локации Москвы. Короче, пацан лежал, а ребята продолжали, вот меня дочь даже перекрестила, а ребята при этом продолжали пить, соответственно. Он говорит: Слышь, а Лёха-та где?» Он говорит: «Как где, он же водку принёс. Наверное к себе ушел». «Так он, по-моему, не заходил». И они открывают, значит, а это зима между прочим, и это кстати его спасло. Значит, открыли окно, а Лёха там лежит в снегу и мычит чего-то. народ к нему подползает, его затащили, он весь исцарапанный был. А он мычит что-то, ему наливают 100 грамм, он выпивает и говорит: «Ну, вы вообще…». Ну, дальше, ты понимаешь, местные идиомы владимирские.
[Непереводимые русские идиомы.]
Непереводимые идиоматические выражения, связанные с поминанием родственников, эволюции Дарвина и всех древнейших потомков человека, и однояйцевых его близнецов. В общем, вот так. ну, это обычная жизнь наверное такая студенческая, и поэтому я очень рад, что моя дочь не живёт в общаге, потому что это какой-то ужас. Там двери выбивались, чего-то только по пьяни не было, приходилось там. Пожары всякие были, ну, это понятно, да. С локациями это не связано. То есть Владимир – это молодежь тусила вот там, у драмтеатра, значит, соответственно, в парке – это самые злачные места, особенно летом, это парк и, в общем, скамеечки, детские площадки – это самое то. Там «у Лукоморья дуб зеленый» такой, знаешь, там заглядываешь, а там как бы батареи бутылок, все пьяные лежат, всё как обычно, в общем.
Владимирский централ. Высшая школа милиции. Зэковская почта. Даниил Андреев (00.21.08 – 00.23.35)
А там еще, ну, как бы главная локация, которую обязательно показывают, это Владимирский централ. У меня тоже в связи с этим Владимирским централом там травма юности, потому что я поступал на юрфак, ну, вот я проучился и меня выперли, но родители мои были упорны. А, не, вру, меня, короче сначала, чтобы в армию не пошел, пытались, чтобы я поступил в школу милиции Владимирскую. Что такое Владимирская высшая школа милиции? Значит, Владимирский централ – вот так стоит, вот так вот забор и Высшая школа милиции. Потому что там два отделения, как бы обычная оперативно-разыскная работа на отделении, и второе отделение ИТУ – исправительно-трудовое учреждение. И соответственно Владимирский централ – это их практика, то есть это их полигон. Поэтому ты когда там выбегаешь там значит с утра там на пробежку, а из Владимирского централа матюги там в сторону – «готовь будущих милиционеров» - несутся. Знаешь, там все студенты вот этой школы милиции они чем занимались, тем, что они сидели там в бинокль смотрели на зэковскую почту там, короче. «О, смотри, пошла, пошла». Какая камера там и считают, какая камера там и так далее.
[А что значит зэковская почта? Это они что-то передавали из окна в окно?]
Конечно, да, да, из камеры в камеру, да. У них там по ниточке спускали. Там вообще очень сложная система, потому что зэковская почта она всё время менялась, потому что их всё время палили, и у них каждый раз эти пути доставки они всё время менялись. Но Владимир – это самый главный, ты должна это знать, самый главный заключенный Владимирского централа, в общем, прямо самый знаменитый. Да ладно, Даниил Андреев. Он же там сидел. «Роза мира» - ему там еще как бы пришло просветление, короче. Так что во всем виноват Владимирский централ. Я вот так считаю в нашей культуре постсоветской. Так что ну да, это вот если связывать, если это говорить про собственно Владимир.
Факультет журналистики МГУ, приход к вере. Малый Трёхсвятительский переулок, реформатская церковь. Центральная Московская церковь христиан-баптистов. Редкий орган, историческое здание. Другие христианские церкви Москвы (00.23.37 – 00.35.34)
А Москва она связана, понятно, вначале я приехал в Москву уже после армии, я поступил на факультет журналистики.
[МГУ?]
Да. Ну, понятно, да, но так как я поступал-то, я не очник, я всё это видел, я уже эту студенческую романтику прошёл так сказать с юрфаком.
[То есть ты ее там не застал.]
Я учился , я поступил туда и я уверовал, только-только в церкви, то есть я только стал христианином, стал посещать церковь, и я там всех долбал, короче по первому времени, там всем Евангелие раздавал там, если что, меня там вызвали, там, значит, самый активный студент по религиозным вопросам.
[А какие это были годы?]
Сейчас скажу - [19]99, нет, [19]98 год. Как раз самое то, ну, конец [19]90-х и куча всяких, ну, у меня там однокашников куча была, вот которые потом там стали большими боссами на телевидении и так далее. Кто-то в путинском [нрзб.] стал работать, ну, имеется ввиду в пиарщиках. Связи с общественностью. У нас как раз первые-первые были, ну, как бы не первые, но такие вот, отдельная кафедра пиара появилась там и так далее. Только-только стали появляться, не так давно. Ну, в общем, с этим связано. Потом самая главная моя локация в Москве это конечно Малый Трёхсвятительский переулок, бывший Малый Вузовый. Это понятно, это вообще, вот старая Москва, это Китай-город, это все вот эти, Покровские ворота там, собственно говоря, почему, потому что это старая реформатская церковь, хотел сказать, лютеранская, нет, это старая реформатская церковь, которая в свое время еще до революции. Реформатская церковь, потому что там уже всё, там народа не было. она была передана общине евангельских христиан, а потом собственно эта община стала общиной евангельских христиан, баптистов. Это старейшая церковь Москвы, Малый Трёхсвятительский переулок, дом 3, если я не ошибаюсь, всё время с цифрами путаюсь, а там интересная штука. Потому что это реформатская церковь, кроме того, что это здание историческое, ну, это действительно историческая Москва, одно из старых зданий, там есть палаты Сытина рядом, то есть вот эти купеческие дома рядом, то есть, ну, понятно, что тут всё очень и очень такое историческое наследие. Там есть Большой Трёхсвятительский и Малый . Малый – в чём смысл, в том, что понятно, что гора, ну, то есть Москва на холмах построена. И это одна из возвышенностей, да. и ты прямо физически чувствуешь, когда поднимаешься в церковь, особо духовный смысл сразу же, да. чтобы там добраться до церкви, тебе надо преодолеть свою одышку и лишний вес. Церковь интересна тем, что кроме того, вообще там очень много церквей исторических, да, там лютеранский костёл, да, там много православных церквей таких старых исторических, да. При лютеранском костеле тоже были, тогда был вот, реформаты-лютеране делали так – кроме того, что у них был собор, у них еще огромные разные там помещения были. Вот и у лютеранской церкви, и у реформатской церкви у них рядом были школы, которые сейчас там, я не знаю, налоговая занимает у лютеран, и при реформатской церкви тоже была школа, за которую вот сейчас судится Московская центральная церковь, так как это исторически принадлежало церкви, это церковное имущество.
[Но это не православная церковь, это лютеранская.]
Смотри, это реформаты, это не лютеране, это кальвинисты, это вот такая кальвинистская церковь, она и называется реформатской, потому что реформаты – это вот кальвинистские. Да, Жан Кальв
[А кто там всем этим сейчас занимается? Ну, по национальности хотя бы они кто там? Немцы, не немцы.]
Всё русские, да, да. да. Ну, первый пресвитер Московской центральной церкви Сергей Николаевич Золотаревский. Один из пресвитеров Тунгушов Владимир, он выпускник Московской семинарии евангельских христиан-баптистов. Нет, это русские общины, они изначально, вот когда передавали реформат, они передавали русской общине баптисткой, ну, евангельских христиан, потом она стала общиной евангельских христиан и баптистов, потом уже это «и» просто исторически было уничтожено и оно ушло под тире. Она сейчас так и называется Московская центральная…. Причем, это специфика во всем мире традиция большие первые церкви называть так – Первая Реформатская, Первая Баптистская. И только в России, если первая церковь, то это Центральная. Центральная церковь, там Тулы, там Тульская центральная церковь, Волгоградская центральная церковь. И уже потом там Вторая, представляете, в Москве есть Вторая Московская церковь, но она там здание не историческое, но просто вот так интересно по архитектуре. Это архитектура [19]90-х годов, оно выстроено в [19]90-е годы.
[А где оно?]
Варшавское шоссе, на Варшавском шоссе, собственно, конца [19]80-х годов постройки здание Российского союза евангельских христиан-баптистов находится, Варшавское шоссе, 29, дом 2. Такое высокое четырехэтажное здание, кирпичное, значит такое типа полуготика, советская полуготика. Церковь Голгофы – это всё новострои, это вот церкви, которые построены за последние годы, там 20-30 лет, ну, это для Москвы, конечно, ничего такого серьезного. Ну, вот есть вот из, если баптистские церкви, то это вот баптистская церковь на Малом Трёхсвятительском переулке, да, это вот она в историческом находится месте. И плюс еще Лютеранская церковь, да, рядом там находится на Китай-городе, Лютеранский собор Петра и Павла, если я не ошибаюсь, да. Очень красивое здание, там очень много исторического, оно историческое очень. Это, конечно, тоже такая локация, с которой связана и моя жизнь сегодня. То есть там собираются, кроме лютеранской общины, там еще собирается Московской библейской церкви, их там много, моих друзей, и я там периодически иногда там езжу, туда к ним в гости. Вообще Китай-город, Солянка…
[Это на Маросейке, да? Она, получается, стоит?]
Маросейка, да, Солянка, Маросейка, Хитровка бывшая, да, ну, то есть грубо говоря бандитские предместья Москвы когда-то стали такой культурной исторической центром Москвы, когда всё там, все гордятся, всё очень благоустроено, всё прилично, когда-то по ней бандюганы там бегали, так сказать. полиция изредка заявлялась, но старались не часто это делать, чтобы люд…
[С опаской…]
Да, понятно, что, ну, преступность много тревожить не стоит, это чревато проблемами. Ну, ты можешь почитать у Гиляровского, да, там об этом как бы очень хорошо, он как раз про Хитровку лучше всех, по-моему, рассказывает, потому что он ее лучше всех знал. Там с ним, с Гиляровским, с дедом Гиляем, за руку здоровались и главари преступных группировок, и собственно полицейский околоточный, то есть все там знали.
История присоединения к баптистской церкви, знакомство с женой. Баптистские приходы Москвы. Переезд в Мытищи, церковь в Мытищах, деревня Перовка. Подготовка к крещению и Евхаристии, осознанность веры (00.35.35 – 00.47.22)
[Расскажи свою историю, как ты в эти храмы начал ходить, как всё это получилось.]
Собственно, я когда стал учиться, соответственно, я уверовал в небольшой такой общине в Петушках, ну, и понятно, что я когда стал учиться в Москве, стал знакомиться с верующими, и на одной из первых конференций христианских СМИ я познакомился с баптистом, который ходил в Московскую центральную церковь, он меня туда притащил. И однажды на одном из, это такие вечера были с изучением Священного Писания. Специфика баптистов в том, что у них очень много изучения Библии, то есть всё концентрируется всей общине, концентрируется в основном на богослужениях и на изучениях Библии. Ну, вот на одном из таких изучений Библии я увидел девушку с гитарой, ну, вот собственно благодаря этой девушке с гитарой у нас сейчас двое детей. То есть я познакомился со своей будущей женой тогда. И как раз там была часть молодежи, я в общем стал. В конце концов я понял, что я нужно остаться в этой церкви, ч стал посещать эту церковь, стал членом этой церкви. Там есть соответственно свои установки, там есть приходские списки свои, да, то есть всё, как положено по закону. Ну, в общем, я как-то так вот там и осел. Я там начал, там знаешь, так как у баптистов нет деления на клир и мир, то есть по сути есть просто служители, то есть если ты избираемый служитель, то есть так называемое рукоположение, да, там тебя рукополагают сначала в дьяконское служение, потом соответственно в пресвитерское служение. И всё, там в общем таких больше, там ну просто вот, ты можешь, ну, есть там старший пресвитер, там есть старший пресвитер по Москве, или там епископ по какой-то области. Вот наш пресвитер нашей церкви он совместитель – председатель Союза евангельских христиан-баптистов по Центральной России еще. Ну, он больше, да, он такой очень церковный человек, ну, в том плане, что несмотря на то, что он много ездит и много этого, , всё равно очень много там в церкви бывает, это его основная работа. Я стал в этой церкви вести там разные группы, потом меня пригласили, и это уже следующая локация, меня пригласили мой друг, пастор церкви на Войковской «Благая весть», н овсе так до сих пор ее, церковь «Благая весть» называется, но при этом ее все называют Войковская церковь, потому что, в основном, баптисты называют друг друга по локациям. Единственное, что церкви, которые часто меняли, ну, они арендовали, например, помещение, да, у них не было своего помещения, и поэтому они называются там церковь «Надежды», потому что они постоянно перемещались по Москве в разных, и поэтому естественно они не будут там называться как-нибудь там Бутовская церковь или еще какая-то. а так если сразу свое помещение, то там есть Бутовская церковь, есть там какая-нибудь там Бигалевская церковь и так далее. Как бы тоже вот Алтуфьево - это вот как раз церковь Голгофы, там пресвитером, пресвитерское служение несет председатель Союза баптистов России. Петр Вальтерович Мицкевич. Так что вот так вот. и я стал, меня пригласили туда молодежным руководителем, то есть это человек, который занимается молодежью в церкви.
[На Войковской, да?]
Да, на Войковской, я долгое время там пробыл, ну, потом потихонечку мы там стали обзаводиться детьми, помаялись по квартирам, и нам дали в Мытищах, и мы собственно осели в Мытищах.
[Дали – это кто, в смысле?]
Ну, по программе «Молодая семья» мы взяли, ну, то есть квартиру, да, и мы в общем сейчас в Мытищах, поэтому мы посещаем Мытищинскую церковь. Мытищинская церковь тоже древняя довольно, то есть она конца 19 века, но это не Москва, но вот всё-таки интересно. Значит, в здании в историческом здании Мытищинской церкви евангельских христиан-баптистов сейчас Управление УВД по городу Мытищи. Отняли в свое время в Советском союзе и отдали в Министерство внутренних дел. И когда там пастор иногда бывает там, он общается, он говорит: «Помните, в каком месте вы? Чтобы соблюдался закон, Бог за вами приглядывает», то есть там так шутит. Но на самом деле, и мы уже где-то с конца 1970-х годов, там дали ну уже это естественно это здание не отдали, ну, сказали, вот мы вам можем дать землю, вы стройтесь. И в общем дали землю, мы построили там свое здание. У нас есть там здание воскресной школы и основное здание. Это так называемая Перовская, это такая была отдельная деревня Перовка, которая частью Мытищ, постепенно разрастающихся стала. Но вообще какое-то такое тоже злачное место было, то есть там всякие хулиганы, бандиты были в Перовке, но постепенно в общем всё изживалось. У меня сейчас жена там в школе работает учителем, в Перовской школе.
[В смысле, не в воскресной, а в обычной школе?]
Не, не, обычная школа, обычная общеобразовательная школа, и она учитель географии и биологии.
[А ты строительство этой церкви там уже не застал?]
Не, не, мы приехали, это всё уже там стояло. Это я уже просто знаю по, у нас все, любая баптистская церковь, она любит свою историю, поэтому если ты заходишь там обязательно стоит там стенд история нашей церкви. там с фотографиями, то есть можешь посмотреть там как да что. и уже стенд обновлён и уже мы в истории этой церкви фотография нашей уже там приклеена, то есть мы уже вписаны в историю Мытищинской церкви плотно.
[А сейчас ты там чем занимаешься?]
Сейчас я занимаюсь, я проповедник и я занимаюсь библейским обучением. То есть занимаюсь воскресной школой для взрослых, у нас есть такое, то есть если ты принял крещение, то соответственно до крещения у тебя есть курсы по подготовке к крещению, где тебя долго, ну, как в течение где-то нескольких месяцев готовят, тебе рассказывают вероучение, традиции, понимание, библейское понимание разных вопросов, [нрзб.], демонология, там и так далее, антропология, экклезиология и так далее, там всё. Чтобы, ну, человек уже подходя к крещению, и есть испытание, то есть ты прошел эти все курсы и потом такой типа экзамен, ты приходишь и с тобой беседуют и спрашивают, готов ли ты вообще принять крещение, зачем тебе это нужно., что ты хочешь.и бывали очень редкие случаи, когда людей не допускали до крещения, сказав: «Рановато еще, подумайте».
[Ничего себе, как это интересно вообще.]
Да, этим отличается баптистская церковь вот именно, ну, смысл вообще баптизма, если говорить, например, чем отличается баптизм от всех остальных. Тем, что осмысленность веры ставится во главу угла, баптисты не крестят детей, то есть крещение человек должен во взрослом возрасте. У нас даже есть, когда Евхаристия да проходит, а при Евхаристии не как в Православной церкви каждое воскресенье, а раз в месяц, потому что считается, что этому надо особенно подготовиться, быть готовым. Первое воскресенье месяца это проходит, и перед хлебопреломлением, значит, пастор обычно читает условие: Части Вечери Господней может принимать рожденный слышать христианин, принявший святое водное крещение полным погружением (у нас только полное погружение и окропление, у нас есть баптистерий свой в церкви, такой бассейн, в котором крестят ) полным погружением через покаяние и оставление грехов, и соответственно не состоящий в церковном замечании на замечание и на отпущение, ну, то есть так вот. так что это осознанность, очень большая осознанность и на той осознанности всё построено, поэтому очень много – у молодежи есть свои библейские занятия, у взрослых свои библейские занятия. Я отвечаю там в общем за библейское обучение служителей церкви и взрослых, я веду воскресную школу для взрослых.
[А с какого возраста человек уже может принять крещение, то есть с какого возраста он считается взрослым?]
Ну, человек сам определяет, то есть ну, понятно, что там подростки – тоже крестим, но естественно только после того, как мы поговорим с родителями, важно , чтобы родители не были против, и чтобы сам подросток это осознавал, и в основном с подростками. Когда подросток хочет принять крещение, с ним очень много говорят, и говорят: «Подумай. Ты сначала подумай, чтобы это был не эмоциональный какой-то у тебя, вот прямо вот эмоции захлёстывают – я хочу принять крещение. Чтобы это было осознанно. Ты понимаешь, что один раз ты это делаешь и поворотов больше не будет, то есть ты должен как бы после этого преданно служить Господу и быть в церкви, и быть таким христианином, и ты же понимаешь, что у тебя будет куча искушений, подумай, прежде чем ты примешь это решение». То есть там всё строится на осознанности, на осознанности веры.
[Да, очень интересно, совершенно другой]
Это такая традиция, традиционный уклад баптистов, он всегда был такой, то есть он изначально. И русские баптисты очень сильно отличаются от западных баптистов, потому что, ну, от американских баптистов или от европейских баптистов, очень сильно отличаются именно вот этой осознанностью. Подготовленностью, даже вот некоторые там лютеране, они там крестят детей, пресвитериане крестят детей, там где-то крещение есть , у баптистов нет, это принципиальная позиция – только в зрелом возрасте, ну, делается ссылка на то, что Христос в зрелом возрасте принял крещение – чего уж нам-то, нам надо брать пример с Него.
Выбор конфесси. Друг – православный священник. Храм Христа Спасителя, Музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, Третьяковская галерея. Памятник Шолохову. Бульварное кольцо, Тверской бульвар, ТАСС (00.47.23 – 00.55.57)
[А у тебя личной истории там с православием никогда не было? то есть у тебя сразу, ты как бы получается в баптизм пришел?]
Была история с православием, она какая-то такая была очень. Знаешь, мне кажется, у меня очень традиционная история баптистская, почему люди приходят к баптистам, потому что они пришли в православную церковь, им просто не повезло с батюшкой. Пришёл, батюшка ничего толком не мог ответить: «Молись, сын мой и не искушай меня, иди, вот давай». У меня то же самое было, то есть я пришел, ну, как бы я ничего не понимал, понятно, что для того, чтобы стать настоящим православным, надо понимать Литургию, понимать традиции, понимать святоотеческое предание, то есть вникать во все эти вещи. Когда ты приходишь, представляешь, я там до армии пришёл... чего – меня крестили там в общем, я сам там захотел, но толком ничего со мной никто не беседовал. Сейчас это не так, сейчас вот я знаю, у меня друг есть православный священник, он до крещения может не допустить тебя. Он крёстных-то не допускает до крёстных, то есть он к нему: «Я хочу быть крёстным», говорит: «А вы христианин, вы веруете, посещаете богослужение?», значит, начинает спрашивать: «Читаете Библию? Давайте с вами сначала почитаем Библию, поразмышляем, потом подумаем, готовы крёстным быть или нет». То есть на него уже жалуются на бедного .
[Не, он молодец, правильно, абсолютно серьезно подходит.]
Да, да, да, он молодой, он моложе меня, вот где-то лет на десять, наверное, вот он такой очень осознанный. Он, кстати, у него интересная история – он вообще занимался профессионально танцами. Да, вот а стал батюшкой, вот так вот Господь повёл его. И он очень много, если посмотреть «Спас», он иногда на «Спасе» бывает, и если посмотреть «Спас», то он всё время топит Евангелием, чтением Евангелия, соответствие в общем жизни евангельским принципам, то есть он такой очень, не очень похож на православного в том плане, всё равно конечно же там православные традиции, святоотеческое предание, всё это понятно, наследие церкви так далее, всё это есть, безусловно. Но он очень делает упор на вот чтении Библии, на вот как бы такое вот. ему достается, конечно, таким людям. Он сейчас священником стал, он был дьяконом, сейчас стал священником, рассказывал про курс молодого бойца. Который все священники проходят, московские проходят в храме Христа Спасителя.
[Это что значит.]
Это значит, что перед посвящением в сан или помазанием там, ты проходишь какое-то время, ты служишь, тебя священники, ты служишь под началом священников в храме Христа Спасителя, тебя учат, как всё это надо делать правильно. Там такая школа, я послушал, у нас, конечно, у баптистов всё проще.
[Это есть это там всё жёстко что ли? в каком смысле?]
Ну, да, да, там всё так довольно строго – за каждый, что-то не так ты сказал, не то ты прочитал, всё там тебя, то есть ты каждый, после каждого богослужения идёт разбор полётов, чего как, как ты повернулся, как ты прочитал тропарь, еще что-нибудь, еще что-нибудь, то есть там всё очень строго.
[А почему именно в храме Христа Спасителя?]
А кто его знает, ты знаешь, это ж, ну, [нрзб.] Кирилла, наверняка, то есть Его Святейшество, почему, Ну, как-то вот принято, что именно там почему-то. Не знаю, Может, потому, что этот храм как раз создан, понимаешь, храм Христа Спасителя он с исторической памятью всё-таки связан. Да. Потому что храм Христа Спасителя – это как раз ассоциируется с борьбой с религией и с тем, что его взорвали и сделали бассейн. Кстати, самый, мне кажется, хороший бассейн был в Москве, бассейн «Москва».
[А ты его застал?]
Да, ну, да, который сейчас на том месте храм Христа Спасителя. То есть сначала там храм Христа Спасителя взорвали, бассейн, по-моему, «Москва»
[Не, я знаю, всю эту историю, я просто его не застала, я его не видела, я поэтому спрашиваю, что ты его видел, да?]
Это был, ну, бассейн, если я не ошибаюсь, там чуть ли не под открытым небом что ли.
[Да, да, да, он был открытый, да]
У меня жена его помнит, она москвичка, скажем, подревнее меня. А у меня была серия постов, да, в блоге моём про историческую Москву, и я как раз писал про храм Христа Спасителя, у меня там были фотографии старые, в общем, когда был, то есть видно Москву со старого храма Христа Спасителя, потом бассейн «Москва» и соответственно новый храм Христа Спасителя. Новый я не люблю, я был там несколько раз, я не люблю. Хотя очень люблю вот те места, потому что вот если еще какая-то локация, то это. конечно, вот места вот рядом там, вот собственно галерея Глазунова находится и Пушкинский изобразительных искусств, это моё любимое место, но я люблю как раз не главный корпус, который любят все мои друзья, у меня вот такие друзья очень [нрзб.], то есть они там любят какое-нибудь рококо, барокко, классицизм. А я люблю модернизм, знаешь, всё, как бы, ну, имеется ввиду европейский модернизм, вообще европейское искусство, там я люблю импрессионизм, постимпрессионизм. С дочкой иногда мы ездим в Третьяковку, и Третьяковка моя любимая, да, галерея, конечно, же и основной корпус очень люблю. И люблю вот Пушкинский музей, только историю западноевропейского искусства, рядом корпус который находится, я вот могу очень долго, в импрессионистах я долго могу висеть, у Ван Гога там зависать долго, у «Прогулки заключенных» я часами могу стоять, моя любимая картина она там. Поэтому, да, вот это вот место я люблю, но я не люблю храм Христа Спасителя – там громко, там ну просто всё меня как-то вот оглушает это вот место и я очень не люблю там быть. А в принципе вот это всё, да, там, значит, я всё путаюсь, знаешь, с одним памятником. Я всё время – то ли это памятник Шолохову, то ли это памятник Борису Слуцкому с лошадьми вот этими.
[Шолохов. Это там Шолохов. На Кропоткинской, да, это Шолохов.]
Я всё время путаюсь, я всё время вот как иду и – вот лошади, и мне почему-то всё время там вот эти «Лошади в океане», вот это Слуцкого, я всё время думаю, вспоминаю – Шолохов или всё-таки Слуцкий, а потом да, да, точно Шолохов, да. Ну, вот тоже этот парк я люблю. Хотя он изрядно подгажен сейчас, конечно. Но сейчас вроде почистили его хорошо такой цивильный стал, раньше он какой-то более дикий был.
[Но это не парк, это же собственно часть кольца.]
Аллейка, аллейка.
[Да, это же кольцо Бульварное, это бульвар.]
Да, не парк, аллейка больше. Вот я очень не люблю Тверской бульвар, для меня это, знаешь это. я всё это иллюстрирую обычно на «Гордость и предубеждение» Джейн Остин: «Мистер Дарси очень не любил французские культивированные парки». Вот я тоже, как мистер Дарси, очень люблю французские культивированные парки, то есть это вот. Но английский парк – это же особая культура. Я вот не люблю парки, а вот Тверской бульвар – это вот как раз французский культивированный парк, это вот выстроенные, прореженные деревья, вот это вот всё искусственное, всё да, там. Хотя там много с этим связано. потому что там стоит ТАСС на Тверском бульваре, а там много лет проработал мой папа, всю жизнь проработал мой папа, ну, он проработал в Петушках. [55.58 – 56.33: фрагмент без звука]
«Ухо планеты». Практика в газете «Известия». Информационное агентство «Благая весть». Радио «Новая жизнь», «Свободное радио» (00.56.34 – 01.10.45)
[Ты про папу рассказывал, который в ТАСС работал.]
Ну, это вот Тверской бульвар и основное здание ТАСС, там вообще много связано с ним – и мои первые на журфаке учеба, и практика, и журнал, который между своих [нрзб.] «Эхо планеты», его все называли «Ухо планеты». Ну, понятно, что ТАСС – это всегда было такое, ну, вот подведомственное агентство и там всё очень строго было с режимом, со всеми делами.
[А ты там работал, получается тоже?]
Я работал электромехаником в радиоцентре, это вот как раз поселок «Березка»
[А, это ты еще там работал, то есть ты не в том ТАССе, который на Тверском]
Нет, в том я тоже кстати был, но так наездами, так как папа тоже туда ездил, ну, его там все знали, папу. Папа мой вообще легендарная там личность был, он проработал год в Африке, год в Афганистане работал, он работал в Швейцарии, тоже в Женеве, в общем там ставил тогда это только-только пошла спутниковая связь, он тарелку спутниковой связи ставил там.
[То есть он не журналистом работал?]
Не, он не журналист, он как раз инженер. Вот я уже стал журналистом, ноя журналистом там практику проходил, «Известия», ну, как бы это всё понятно, это Пушкинская, это «Известия». Собственно ТАСС, это вот все такие культовые. Да, «Известия». это отдельная песня, это прям коридоры «Известий» это были [нрзб.], это наш полигон был там, в общем, короче, новостной отдел был – это, я как вспомню. Я думаю, сейчас бы я ну на такое бы не подписался, а тогда всё было интересно, чего-то бегал, митинги какие-то, оппозиция там, чего-то там, там Жириновский, Хакамада там, Лимонов там, еще это так всё это было, всё бурлило там, еще как бы. Еще там : «Сдаём. Сдаём в тираж! Всё сдаём в тираж. Подвала нету. Нету подвала! Быстро сюда, чё в подвал ставим?!» и при этом везде накурено, короче, везде вот это дым коромыслом. На летучках матюги там какие-нибудь мужские, там: «Так, женщины уши закрыли!».Трёхэтажным. «Кто? Кто делал репортаж, значит. Там, значит, по этому? Мелькомбинату. Кто делал? Сидоров. Сидоров! Сам извиняться будешь, понял? По миру пойдешь. Всё имущество твоё опишем». [нрзб.] там такой был. Всегда боялся, что ты попадешь под раздачу. Обязательно кто-нибудь под раздачу попадал, ну, это просто, не там просто. Стирали в порошок тебя, хорошая школа в общем журналистская, но я понял, что я вот, ну, у меня нет репортерского духа то есть, я вот всё как-то проникать везде, значит, там, зная, там, уборщицей притворяться, значит. там [нрзб.] Вот эта экзотик не для меня совсем. Я такой кабинетный журналист, я там люблю расследовать всё там, с материалами возиться там, ну, вот чтобы самому все эти материалы там собирать.
[Но ты говоришь, что все-таки у тебя некоторый такой опыт был? То есть ты несколько лет так проработал или сколько лет ты так проработал?]
Да, руководителем информационного агентства был, религиозного информационного агентства «Благая весть». Благая весть-2000. Я был, и это репортерская работа, это у нас была в книгу рекордов Гиннеса была занесена как первая миссионерская экспедиция по России – от Москвы до Брянска, то есть в Москве - старт экспедиции, в Брянске - [конец]. То есть это всё там – по всех церквям проехать и по всей России, Сибирь там, Алтай, Дальний Восток, в общем зимники, то есть там чего только не было. Там смена, то есть это всё в течение года всё это было.
[А церкви какие имелись ввиду?]
Ну, баптистские соответственно. Тот есть там ехали от баптистской церкви к баптистской церкви, проводили где-то служения, при поддержке церкви и всё там. То есть там были несколько джипов купленных, и вот на этих джипах по всей России они ездили.
[И ты там тоже участвовал в этой экспедиции?]
Я участвовал как информационная поддержка, да, то есть я был – каждый день фактически мы выпускали репортажи по экспедиции, нам из экспедиции присылали, мы их там делали. Какую-то часть пути приходилось тоже самому проделывать, то есть как репортер был.
[Но это не связано уже с «Известиями», это вот уже в этом...]
Не, не, не, это было связано уже с моей работой.
[А в «Известиях»ты как репортер не работал?]
Я был как обычный практикант, на практике был.
[То есть то, что ты рассказывал – митинги, Хакамад и Жириновский – это у тебя как практика попало?]
Да, да, это была практика. Слава Богу, что я вот ну не хлебнул по всех. Я помню, что я когда искал работу, я попал в газету, я забыл, как она называлась, ее движение «Наши» делало, я говорю, каким образом я оттуда вылетел , то есть я вот просто убежал, а меня прямо брали, говорит: «А, нормально, социалку возьмете? Ну, всё, значит за социалку будете отвечать». Я сижу, а там кабинет главного редактора, они там матюгами, и я слушаю, как там, ну они-то говорили о каких-то деньгах там чего как-то. Я понимаю, что надо ноги делать отсюда, ноги, ноги отсюда быстро. И звонят мне, я говорю: «Спасибо, меня это предложение ваше не интересует». Лишь бы вот только не догнали. ТО есть там всё так было забавно.
[Это какие годы?]
Ну, это уже 2000-е, нулёвка пошла. В принципе я начал еще на журфаке работать в журнале «Христианское слово», сначала там как журналист-репортёр, а потом уже стал зам. главного редактора, потом главным редактором и долго, вот пятнадцать лет я там проработал.
[Но это никаких политических событий]
Не, это религиозное, связанное с баптизмом было, журнал баптистов был, он и остаётся журналом баптистов. Сейчас я там до сих пор в редакционном совете этого журнала числюсь, периодически меня там зовут на редколлегии, я не приезжаю, то есть всё нормально. Всё как обычно. Уже потом я радиожурналистикой стал заниматься.
[То есть ты как радиожурналист?]
Ну, вообще я выпускник кафедры, я журналист-редактор телевидения и радио по диплому, то есть на теле-радио отделении был, но всю жизнь занимался прессой, то есть я всю жизнь занимался текстом. И когда радио, ну как бы вот меня сначала подкаст, причём, самое интересное я в подкасты вошёл раньше, чем все вот. на самой первой волне подкастов. Но они чего-то как-то не пошли в Росси почему-то. и мы стали делать подкасты, вот эпиграф. Вернее, не эпиграф, «культуротека», в которой ты была, она была вначале виде подкастов 15-минутных, вот а потом значит радио «Новая жизнь» такая была, сейчас она в Одессу переехала , сейчас «Свободное радио». Знаешь, это Свободное радио – это история, это такая баптистская история, это баптистская история «Медузы». Это такая баптистская «Медуза». То есть вначале это было радио «новая жизнь», потом председатель Совета попечителей сказал, что «Всё, ребята, я вас всех увольняю, вы все тут мне не нужны». Они сказали: «О`кей, хорошо» и сделали своё радио Свободное радио и оно существует на добровольные пожертвования слушателей, первое радио, интернет-радио, которое существует на пожертвования слушателей.
[А мы-то с тобой тогда общались на каком радио?]
На «Новая жизнь».
[Это как раз была «Новая жизнь»?]
Да, это была «Новая жизнь», вот эта «Новая жизнь» как раз стала «Свободным радио», и весь этот коллектив, который был тогда «Новая жизнь», он стал «Свободным радио».
[Это у тебя «Эпиграф» был там?]
Нет, это был «Культуротека» там.
[А «Эпиграф» где?]
А «Эпиграф» уже на «Тэос». На «Тэос».
[На «Тэос», понятно. Я с тобой дважды же общалась, и там, и там получается.]
Ты со мной общалась трижды, если я не ошибаюсь, и один раз ты общалась на «Новой жизни», и два раза на «Тэосе».
[Для меня-то есть Игорь Попов, а что там вокруг.]
Да, да, да, ну, все таки воспринимают, они же не помнят… Но меня Даша Бобылёва помнит, она значит когда приходила на «Новую жизнь», она приходила вся такая расслабленная, покуривала себе там, ну, как она, у нее там вот эта электронная сигарета. А там, представляешь, христианское радио, там сидит Даша Бобылёва курит там, смолит там. Моя бабушка курит трубку, короче. И она такая вроде расслабленная вся такая была, и на «Тэос» я ее зову, я говорю: «Смотри, у нас там курить нельзя, учти», она говорит: «Я на улице». Значит, она на улице, потом сидит дрожит, я ей: «Даш, ты чего дрожишь-то? Ты ж была уже на радио». – «Так там было чё, междусобойчик, а тут настоящая студия». Пуганая такая, но сейчас, видишь, она такая у нас звездовая девушка, сейчас она обласканная критика, мейнстримовская писательница, а тогда была простая Даша Бобылёва. Не звезда, всё там мечтала пробиться, пробилась, видишь. Так, ну, это так было. и я начал работать сначала на «Новую жизнь», «Новая жизнь» у меня так получилось, что у меня «Эпиграф», нет, «Культуротека», у меня как раз родилась младшая дочка и в общем я та на «Новую жизнь» не стал, в этот же практически день мне предложили сделать свою авторскую передачу на «Новой жизни», и я успел на этой Новой жизни вести «Культуротеку» открыть второй шоу там «Книга как поступок», поработать в Русском географическом журнале, Российском географическом журнале зам. главного редактора, «Живописная Россия», и уйти из «Живописной России», и я ушел из «Живописной России» в никуда, потому что, ну, там платили деньги смешные, там 10 000, да, там зам. главного редактора, я сказал: «Нет, ребята, ну, мне надо как-то, я дорогу к вам не окупаю, вот вашей зарплатой». Причем, она не регулярно уже стала, ну, это частный журнал был. Он сейчас вроде продолжает выходить, но силами на коленках, грубо говоря. И я уже ушел на «Тэос», это в [20]10 году было.
[А где эти редакции располагались, и «Новой жизни» и «Тэос».]
Редакции, ну, «Новая жизнь», на Новых Черёмушках была, там христианский центр был, ну, он и есть там, ну, сейчас вот не очень, не так много осталось организаций. Улица Намёткина. А «Тэос» он, я на дистант вышел, уже все адреса позабывал. Октябрьское поле.
[А подожди мы с тобой встречались на Октябрьском поле?]
Да, да, да Октябрьское поле. И вот на октябрьском поле мы там до сих пор и есть, то есть там студия работает. просто мы работаем дистанционно все. Там иногда техники приезжают, смотрят, как там что. Иногда что-нибудь зависает, у меня было на эфире, был эфир, короче, с дочкой, всё там позависло. Во время эфира нас переключили на питерскую студию, ну, повторили просто эфир и всё. Ну, как повторили, то есть снова прямой эфир там им взяли, то есть вот так вот было.
Перемены в облике Москвы. Дом Морозова, памятник Достоевскому. Отношение к Крылатскому, спальным районам. Разностилевая Москва. Дом свиданий. Рождественские ярмарки – возвращение традиций (01.10.46 – 01.22.35)
[Получается, ты в Москве обитаешь больше 20 лет, правильно я понимаю?]
Ну, где-то 30 лет, да.
[А вот как ты замечаешь, как город меняется? Что в нем, какие происходят изменения.]
Мне нравятся перемены, честно говоря, потому что да, я понимаю, что какой-то, ну, это неизбежно, мне кажется, что какие-то вещи коммерция диктует свои там, да, конечно, очень не нравится, что умирает старая вот историческая Москва, мне кажется, это неизбежный, короче, процесс, к сожалению, потому что хотелось бы сохранить вообще какие-то старые вот исторические места. Ну, понятно, что есть, например, там, я все время задаю вопрос своим студентам, я и говорю: «Назовите мне, пожалуйста, самое ненавистное для Льва Толстого место в Москве». Ты знаешь, самое ненавистное для Льва Толстого? Все люди, москвичи видели и неоднократно ходили и ходят мимо этого места, все его видели и знают, и все запомнили, но никто не может назвать.
[А кто знает, почему именно его не любил Толстой?]
А потому что Толстой об этом говорил. Вот не знаешь, да?
[Нет.]
А это дом Морозова при выходе с метро «Арбатская», на улице Воздвиженка, дом 16. Такое необычное сооружение. Вот Лев Толстой говорит, что это самое уродливое место в Москве. Там, знаешь же. историю этого места, что вот Морозов там побыл соответственно и, кстати, вот этот дом фигурирует, строительство этого дома фигурирует в романе «Воскресение» Толстого, там князь Нехлюдов когда проезжает по Волхонке, он размышляет о строительстве глупого ненужного дворца какому-то и ненужному человеку - это Толстой имел в виду дом Морозова, короче. И соответственно существует легенда, будто бы мать Арсения, такая женщина гневливая и острая на язык, Морозов, да, про только построенный этот дом сказала: «Раньше одна я знала, что ты дурак, теперь вся Москва будет знать». Но это такой неомавританский стиль, и очень такой вот, Арсений Морозов он, в общем, построил его, потому что он его увидел в заграничной поездке, и вот ему как бы вот он понравился. Ну, то есть такие места, которые в Москве, которые я очень люблю, потому что они очень… Москва – это город, который постоянно меняется и когда-то, я к чему про Морозова-то вспомнил, когда-то дом Морозова считался, знаешь, таким плевком на облики Москвы, а сейчас без него Москва, ну, невозможна, то есть мы не можем себе представить без дома Морозова Москву, мы не можем себе представить, что выйдем со станции метро «Арбатская», и перед нами будет какой-нибудь там отель «Парадайз», да будет стоять. Потому что, ну, это то, что данность для нас. Но когда-то собственно и до сих пор про Достоевского, у которого диарея, памятник Достоевскому, библиотека имени Ленина там, вот значит судачит, что то ли запор, то ли диарея, да, там есть анекдот такой московской. Как бы это часть Москвы уже стала. Понятно, что я не могу видеть, абсолютно не могу видеть убожество Церетели, вот Петр I, который Христофор Колумб, это вот, ну вот такой, я всё равно шучу, что Москва – это первый город, который трансгендеров сделала частью своей культуры, Ну, Колумб, который стал Петром I. Ну, это ужасно, это убожество, конечно, большое и мне это ужасно не нравится. Но Москва, по определению, он синтетический город в отличие от Питера, он тоже становится синтетическим более-менее, ну, любой большой город он синтетический. Почему синтетический? Синтетический – синкретический. Потому он вбирает в себя культуры людей . которые приезжают, и потом Москва хороша тем, что ты можешь пройтись. Я всё время говорю, если тебе нужна, не нужно уезжать даже на окраины, окраины иногда шумнее, чем центр. Можно пойти по центру, уйти вглубь улочек и ты там будешь, тебе будет очень тихо. Например, тот же самый Китай-город, пошёл вглубь улочек – и тишина. Ты можешь спокойно и тихо побыть там, потом вернуться опять вот в этот гомон города, шум города. То есть Москва – это такой многоликий очень город и раньше меня он напрягал, потому, почему, потому что я жил там во всяких там Крылатских, терпеть не могу Крылатское до сих пор, вот просто ненавижу.
[А почему?]
Да потому что это какая-то, хотя казалось бы там есть велотреки всякие, там есть парк фактически такой, ну, сейчас его, по-моему, там окультуривают, а это жалко, потому что для меня это новостройки какие-то, вечно вот эти типовые здания какие-то, вот всё, рядом Рублёвка какая-то понтовая, тут блеск и нищета куртизанок, понимаешь вот, ну, то есть, тут как бы от Рублёвки до вот там проспекта на вот этом всем Крылатским. В общем, не люблю я это место абсолютно. Я не люблю вот какие-то такие спальные районы, хотя спальные – это как раз и облик Москвы, которая сегодня. Сегодня ее пытаются как-то разнообразить разными постройками, знаешь, там как бы [нрзб.]. Есть там Павшино, которое не Москва, да, была, но сейчас Москвы там, там Хомо-сити там и так далее прочее, всё это вокруг. Странная православная церковь, на которой, мне кажется, иллюминации больше, чем на Красной площади бабахают. Вот то есть там совершенно очень странное, какое-то аляпистое строение, непонятное, да. Москва вся такая. Она всегда была такой, и вот когда все начинают рассказывать про то, что «вот Москва она была такой», да никогда она не была такой, она всегда такой вот аляпистой, всегда ты видел совершенно разную архитектуру, и этим удивительна Москва, ты можешь пройти по ней и ты буквально за полтора часа ты можешь увидеть абсолютно разную архитектуру, абсолютно разные стили, абсолютно разные эпохи, даже по одной эпохе ты можешь увидеть разностилевые вещи. Да, это не Питер, который концептуально выстраивался и застраивался именно в одной архитектурной концепции, да. Здесь нет этого, здесь она нарастала, прирастала, пристраивалась, достраивалась, присоединялась, отсоединялась, это Москва, в этом вся фишка Москвы. Есть совершенно замечательный, кстати, рядом со старым Арбатом, я обычно тоже, когда показываю, в зависимости от самых разных, от аудиторий, конечно, я показываю один из самых старейших публичных домов в Москве с барельефом, на барельефе дамы легкого поведения в обнимку с Гоголем, Пушкиным и Толстым. Мало кто знает, они уже, у меня даже фотографии где-то есть этого дела, они уже просто эти такие знаешь не отреставрированные, уже осыпаются, но вот это один из старейших, в общем, я забыл, как это, дом свиданий, как-то это по-старому называлось.
[А где этот дом стоит?]
Этот дом, знаешь, надо идти от конца старого Арбата, вот он прямо на конечной, где сейчас Макдональдс. И вот прямо улочка туда уходит, я вот просто посмотрю по, сейчас я адрес точно не помню.
[Да, напиши мне, пожалуйста, потом.]
Да, да, я тебе напишу, это прямо вот, я не знаю, вот до сих пор сохранилось, потому что я там не был, наверное. несколько лет уже, но вот когда проходим, там рядом наркодиспансер еще, то есть такое вот соседство очень.
[Всё, что надо, да.]
Это такая Москва, где ты ее можешь увидеть, ты можешь пройти по Пречистенке и увидеть одну Москву, ты можешь пройти по Китай-городу – у тебя другая Москва, ты можешь пойти не знаю там по Лубянке – у тебя будет третья Москва. Огромное количество Москвы. Другое дело, что там начинают ругаться, что вот там уродуют Москву, да все градоначальники уродовали Москву. Давайте будем честными. Просто каждый по-своему это делал. Я же говорю, я не зря Морозовых привёл в пример, потому что когда-то уродство это, которое возмущались современники, значит, сейчас это такая ценность, которую мы не отдадим, мы там будем тельняшки рвать, чтобы не Бог там ее не тронули. Вот и всё. Москва будет меняться и это данность. Другое дело, что, мне, например нравится, как сейчас преображается Москва, почему, потому что, например, в рождественские дни Москва – по-настоящему праздничный город такой, уж пройтись по всем этим… Кстати, абсолютно русская традиция московская, возвращение московской традиции , мы говорим, что мы уходим от этого облика, некоторые говорят, что это европейское влияние, на самом деле вот эти рождественские рынки московские, это специфика, вот эти рождественские лавочки, да вот почитай Куприна того же самого и ли Чехова, которые это всё описывают, вот все эти лавочки, эти пряники печатные, из Тулы привезенные, там эти значит сладости и так далее, этот открытый каток и рядом всякие там лоточки с разными вкусностями. Это же возвращение старой купеческой Москвы.
Дом Горького. Патриаршие пруды. Тверской бульвар, памятник Пушкину, магазин «Москва». Памятник героям Плевны. Русское географическое общество. Как говорят в Москве (01.22.36 – 01.35.56)
Дом Горького – ну, это абсолютное бельмо, да, абсолютное бельмо там.
[А какой, где это?]
Это который между Арбатом и Пушкинской и Тверским бульваром, вот это вот Дом-музей сейчас Горького.
[А, Горького, ну, да, конечно.]
Да, Дом-музей Максима Горького, это абсолютное бельмо.
[Почему?]
Ну, потому, что когда он строился, ты посмотри на дома вокруг.
[Ну, он выбивается, конечно, я согласна.]
Как бы это знаешь такой, как тебе сказать. У Булычева есть такой рассказ «Коралловый замок», да, там ученый, по-моему, изобрел растущий кораллы, которые становились зданиями, вот такое. же.. Это знаешь как, ты же Барселону уже не воспринимаешь без Гауди, а когда-то она была без Гауди, ничего себе жила. Столица Каталонии, между прочим, на секундочку. А тут появился Гауди, вот эти все эти наросты, да, дома в виде наростов, Саграда Фамилия там и так далее. Ну, ты уже не воспринимаешь Барселону без Гауди, да? То есть вон эта Гауди. Ну, тоже самое тут, это такое, скажем, мультиархитектурная жизнь, которая меняет, каждый раз меняет облик. Например, там было кафе «Маргарита», да. Знаменитое на Патриарших, да. Вот из него сделали банальную ну, забегаловку современную, да. Жалко мне, ну, отчасти, да, а с другой стороны, ну, как бы, а чё тут сделаешь. Что-то всё равно уходит. Те же самые Патриаршие, я люблю Патриаршие, но очень странной любовью, честно говоря. Потому что я люблю Патриаршие в будни. Когда там мало народу. Когда мы снимали, например, для моего проекта видео про «Мастера и Маргариту», да. и вот там эта толпа народу, и снимаешь, там где-то: «Мы находимся на Патриарших прудах, где начинается действие романа «Мастер и Маргарита» и все такие «Эээ», смотрят на тебя там. Смешно же было, да. Огромное количество. А тут звезда Игорь Ковальчик, там звезда, да. Вот его снимают на камеру, он идёт там, значит, оператор снимает на камеру, у нас такой оператор Ваня Селинов, он потомок старообрядцев, такая борода рыжая у него большая, значит, такой лысый, лысый значит у него череп такой и жутко язвительный такой вот он. И вот он где-то тебя снимает, а Женя Калинин – это такой рафинированный понаехавший в Питер интеллигент, значит. такой вот. И он такой: «Стремительной, Игорь, стремительной была походка». И вот на этом фоне народа вот это всё. Ну, понятно. что это выглядит так смешно. Но это как раз, это облик Москвы на самом деле. Я люблю вот эту Москву, я люблю Патриаршие. Я очень люблю театр имени Пушкина, да, вот Пушкинский театр, очень люблю. При этом я терпеть не могу Тверской бульвар, но когда в центре я хочу побыть там, немножко отдохнуть, я как раз по Тверскому бульвару хожу. В этом дуализм наш и проявляется. Я не люблю памятник Пушкину. Но обычно когда ты в центре города встречаешься – «у Пушкина встретимся». Ну. всё понятно, там же ж по-другому не выйдешь. Там легче всего себя найти. Шутки кошмарные – магазин «Москва», один из моих любимейших, потому что ты там либо тебе сильно схуднуть надо, чтобы там спокойно постоять и повыбирать книжку, потому что там очень вот эти пространства очень узкие, невозможно там нормально повыбирать книжку. При этом это такой магазин, где ты, ну, вот любишь, побродить. «Библио Глобус» тот же самый, да, то есть вот. Например, когда-то народ ругался на «Му-му», забегаловки, да. а сейчас облик Москвы без «Му-му»…
[Ну, да сейчас без «Му-му» как-то это всё не представляется.]
Вообще, там же вся эта крафтовая штучка, да, вот эти все лофты, кирпичные подвальчики, [нрзб.], красота же и посидеть там значит посидеть, поцедить квасок с окрошечкой там какой-нибудь, там с картошечкой, с котлеткой, это прекрасно же, с друзьями пообщаться. Мы обычно там в «Му-му»-то и собирались вот в старые времена. Вот есть разные там ресторанчики, которые я очень люблю, например, там «Алексеевское», который понятно, что это новодел, это постпроспектмировское. То есть проспект Мира – это по определению [19]70- е годы, да, там после [19]50-х, да. [19]70-е - это активно застраивались. У меня просто есть фотографии проспекта Мира вот окружающие, там бараки стояли строительные, то есть вот этот ужас, кошмар. Естественно сейчас проспект Мира – центр города, фактически, это ж, ну, кольцо. И по Алексеевской там есть совершенно замечательные, раньше это был «Грабли», а сейчас это «Мандариновый гусь» с этой постсоветской, очень хороший, кстати, ресторанчик такой. Цены там вполне, а вот сама устройство там, а так как мои они там близко живут, то есть нам Алексеевская – это самая оптимальна для всех место, чтобы вместе собраться, посидеть. Там очень хорошо, уютненько, там, значит, телевизоры, под советское там всё это сделано, вот очень так это. Если ты не бывала, то можешь зайти там. Да, «Мандариновый гусь». Так вот, пожалуйста, это та же самая Москва, только она меняется, она будет меняться и с этим ничего нельзя сделать. Другое дело, что вот, ну, просто сохранить. Конечно, вот все эти сайты «Москва, которую мы потеряли, теряем», это всё хорошо, потому что историческая память, она важна для нас, да, то есть какой была Москва. Я сомневаюсь, что кто-то бы захотел бы жить сегодня на Хитровке, когда она была времен Гиляровского, сильно сомневаюсь. А сейчас мы воспринимаем это несколько иначе. Место вот это, памятник Героям Плевны – это же, ну, все студенты знали, что это . там постоянно тусовка наркоманов была. И да. которые постоянно полиция делала рейды, там А сейчас это не узнаешь вообще, ты посмотри, Китай-город – как все эти выходы сделали, там. Вот этот город. Честно говоря. не могу сказать, что да, уродуют. Да, что-то уродуют, что-то мне не нравится, но мы же с возрастом вообще консервативными становимся, мне вообще не угодишь никак. Это бесполезно. Но что-то нравится. А «Русское географическое общество» я вообще очень люблю. Понятно, что это моё родное.
[А где они находятся?]
Русское географическое общество? Сейчас я тебе скажу – это прям, ну, Лубянка, рядом с Лубянкой, вот старое здание, и там такое здание, там ты чё, это прям красный кирпич, магазинчик там Русского географического общества, это же красота. И само вот здание, когда ты заходишь туда. Тем более, что ну, есть, понятно, что есть Московское, да, там РГО и вот там есть Московский филиал всего этого дела, и здесь как раз очень ну как-то, там хорошо как раз то, что сохраняется дух каких-то вот старых таких воспоминаний о том, как это всё начиналось о том, как это всё, как осваивались бескрайние просторы нашей Родины, причём, меня там все спрашивают: «А зачем вы вот вступили в Русское географическое общество?». Я говорю: «Да это моя мечта детства была. Быть членом Русского географического общества». Это Новая площадь, дом 10. Если там полазишь меня в Фейсбуке, в контакте, то у меня там есть фотографии, вот я недавно когда ездил там, получал членский билет, и там вот я фотографирую места вот эти замечательные. Да, Русское географическое общество как бы его ни пинали наши любители европейских вольностей и свобод, оно до сих пор сохраняет вот этот вот дух. Это удивительно, когда абсолютно консервативная проправительственная организация, оно не Российское, оно Русское именно географическое общество, оно не должно менять, и всегда председателем этого общества, президентом этого общества был глава – царь, либо глава страны. И при этом на мой взгляд сегодня человек, который управляет страной, он там не лишний в Русском географическом обществе, потому что он всегда знает, как это всё происходит и что там, чем живёт. При этом там совершенно уникальные экспедиции проводятся Русским географическим обществом, совершенно уникальные просветительские проекты, о которых прямо мало кто знает. Про, например, там «Русскую Арктику», значит, кругосветки, экологические путешествия, экологические марши и так далее. Про русскую Антарктиду, например. Там понятно, что Антарктида – это международный, там должны были, я не знаю, сейчас они продлили, была вот это международное соглашение о внеполитическом владении, без зон влияния в Антарктиде, т есть Антарктида – это свободная территория. Там про нее очень много, про Антарктиду, самых разных баек. Там я помню, что самая главная была такая географическая теория заговора – это старая карта Перрирейса, якобы какой-то турецкий адмирал составил карту, на которой были очертания Атлантиды там в каком-то там веке. И понимаешь, когда ты смотришь, и там якобы да, там, когда ты смотришь, ты прекрасно понимаешь, что это не Антарктида, это как бы просто в другой развертке Южная Америка, берега Южной Америки, да, это вот, такие вот забавные штуки, они как бы всегда интересны. Поэтому, ну, опять же Русское географическое общество тоже часть топосов Москвы, без которой она невозможна. Там и Лубянка та же самая, Новая площадь – вот всё это часть топоса Москвы, которая очень важна для публик города, это всё. А уж, ну, московский говорок – он же ушел, его нет московского говорка-то, кто сейчас говорит «полошница», «булошная», Ты услышишь это?
[Да нет, конечно.]
А это московский говорок, вот это действительно настоящий московский говорок. Вот коренных москвичей можно узнать именно по вот таким, такой особенности произношения. Их нету, эти бабушки божьи одуванчики, вот эти с клюками так бегающие. Вот там «булошная», «молошница», вот эти шипящие, такие очень мягкие шипящие, да. Ну, пожалуйста, да.