Зайковская Светлана Андреевна (1986). Москва

Дедушка до пенсии жил в Тушино, работа шеф-поваром в ресторане «Прага», качество советской еды

[Дедушка Светланы — Кузьмин Виктор Павлович 1937 г.р.]

И дед — он в Москве… Значит, они жили — это, Сходненская, да, Тушино.

[Это они изначально там получали квартиру?]

Ну, нет, там как-то сложно было. Я как бы со стороны бабушки. Там они как-то… У них было как-то сложно, потому что они, ну, разъезжались. Ещё ж то в коммуналке же сначала жили. А потом как-то получили квартиру. Вот, и он разводил нутрий и ещё каких-то всё время разводил. Ну, в общем, у него там был отдельно сарай, где он разводил ещё кучу всяких животных.

[На даче?]

Нет. В Москве!

[В Москве. На Сходненской?]

Да. Ну как бы тогда ещё, насколько я поняла, это, может быть, даже не Москва ещё была, то есть в то время.

[Там ещё было, точно, да.]

Да.

[То есть это какие годы? Примерно пятидесятые, наверное, да?]

Наверное, уже [19]60-е.

[Это после смерти Сталина?]

Да. Наверное, мама уже была, то есть это уже [19]60-е и дальше.

[И одновременно он работал шеф-поваром в ресторане…]

«Прага». Нет, он шеф-поваром «Праги»… в «Праге» работал. До этого он работал где-то на заводах, бабушка говорила. И вот они как раз рассказывали про то, как там нужно… Там каждый грамм, да, то есть там вот прямо всё строго. И поэтому дед до сих пор, когда он, например, какие-нибудь котлеты… Как происходит… как дед кушает? Вот мама — во-первых, мама покупает каждую неделю тыщ на пятнадцать-двадцать в деревню, да, потому что «нельзя там каждый день есть одно и то же», там, ещё что-нибудь там, я не знаю. В общем, дед капризничает.

[Он живёт в деревне?]

Он живёт в деревне, да. И, значит, он берёт сам какую-нибудь котлету, ещё что-нибудь — и начинает… Или там что, какую-нибудь колбасу — и начинает читать состав! И начинает это критиковать, естественно: «Что наложили? Вот у нас всё должно быть по ГОСТу, а тут что они на… это…» — ну, в общем, вот это вот так. «Не дай бог ты там, значит… И потом объяснительную пишешь, почему там в котлете не хватает сколько-то там граммов или там что». Это прям пипец! Вот он будет критиковать и есть! Он ест это — и говорит, что это всё дерьмо, но ест, да. Но критикует при этом.

[При этом он готовит по тем рецептам, которые были у него в ресторане, в «Праге», или нет?]

Э, да, тоже. Вообще у него книжка, насколько я знаю, тоже есть. Но, в основном, дома-то готовит как раз бабушка! Дед-то дома почти не готовит.

Дед на пенсии ведёт хозяйство в Истре; торговля товарами сельского хозяйства в 2000-е, актеры из «Дома-2» покупают дедушкин квас

Я помню, как бы в моё детство, ну, когда дед… они закончили работать, они вышли на пенсию, то дед же не успокоился, он развёл хозяйство. То есть у нас были козы, коровы, кролики, гусь, куры — и всё по полной программе там было. Вот, и он торговал этим, он делал, ну, в общем, всю «молочку», да, он торговал всей «молочкой», всякими яйцами и прочим, всем этим он торговал. Вот, потом он стал делать квас. Вот и, собственно, в основном деньги он зарабатывал на квасе, потому что квас как бы он делал офигенный. Я не знаю, как, но, в общем, не суть, да. То есть квас — он торговал. А там же богатые: это же Истра, Истринское водохранилище. Потом то, что я вам говорю, там же все эти живут, эти, все дачи вот эти вот. Вот, и они у него покупали всё. Там этот «Дом-2», который к нему ездил, тоже покупал это, всю эту еду. Он говорит: типа там к нему приходят — он из разряда… Он говорит: «О, я вас по телевизору смотрю, а вы ко мне сейчас приходите там за квасом». Да, то есть такое в плане. Он… там, это, Шукшины к нему приезжали, Немов — ну, я там их не очень всех этих хорошо знаю, а он — он как бы их всех знает, по телевизору смотрит, поэтому, ну, он… И он как-то умел всё разруливать, потому что тоже там это, это же типа свой бизнес, ещё что-то. Ну, у него всегда были знакомые там, ещё что-то. Или у него там сосед — грузин. И вот они там всё за землю, за каждый, за каждый этот: кто какую землю… землю, там пристроил кусок, потому что же, опять же, там дед потихонечку забор ставил дальше; дальше там земля — дальше шло в овраг. И он, значит, к нему, к нему, да. То есть он нам до сих пор вспоминает, что мы никак этот, по кадастру это не оформили. «Потому что, — говорит, — я, значит, вот это всё делал-делал-делал, а вы чё тут ни черта не можете сделать это официально». Вот. Ну вообще, ну дед — он такой предприниматель-предприниматель. И он ругает, он всех ругает, что: «Вот тут земля, тут всё своё. Значит, все богатые едут, все живут здесь, потому что, значит, должно быть всё своё: свои… свой огород, своё мясо, потому что неизвестно, что туда всё кладут. А вы типа не хотите денег зарабатывать, вот не хотите! Надо быть к земле ближе, да, а вы, значит, там какой-то фигнёй страдаете!» Там у меня брат натянул потолки, да. Он там был, значит: зеркальный потолок — всё! Этот зеркальный потолок у него теперь, это, любимая, это, тема. Или у меня брат там строит второй этаж — тоже: «Вот, — там, — его жене, значит, второй этаж!» Или что-то: «Негде ей там, это, растяжку делать?» Ещё что-то: ну, он там слышит темы, да, что-то, и вот это просто всё. И-де… это каждый день! Каждый день, потому что мама должна успокаивать, потому что иначе конфликт. Когда только это, значит, он познакомился с женой, она переехала сюда — она из Питера — ну и дед, типа, там…

[Бабушка?]

А?

[Бабушка, да? Жена его?]

Нет-нет-нет. Мой брат… когда мой брат познакомился с женой, она, значит, она из Питера, она приехала сюда — он поехал жить в квартиру в дедушкину, да. Это он ему сейчас до сих пор всё припоминает, то есть как-то… Ну понятно, потому что дед-то его сдавал и получал за это бабло. И… «Ну ладно, — он говорит, типа, — ладно, типа, ну пусть живут. Но, значит, давайте будете приезжать, сейчас мы сделаем парник. Значит, мы здесь будем с семьёй, с большой семьёй, значит, всё это делать, туда-сюда». На что жена брата сказала: «Мне парник не нужен». Всё! Это «враг народа». «Как? Бабе за тридцать лет парник не нужен?!" Это, в общем, всё. В общем, я тогда подумала, что «всё, мне, это, под тридцать лет, мне парник не нужен — жизнь прожита зря!» — на эту тему. И всё, это как бы… Там её сын, да, жены брата, типа… Ну, мы с братом росли, мы росли с животными, да: мы все выходные, все каникулы — все в деревне. С козами надо гулять, кроликов надо кормить, курей надо кормить, всё это надо делать, некогда — а потом, интересно было, да, как бы. Не знаю, мне… я всегда с этими козами. Там, я целый день, я к ним ухожу в этот сарай. Бедные, я сейчас думаю, бедные животные: они же привязаны были. Вот они ложились — я на них ложилась, я их мучила, я их чему-то там учила, чего-то там им мелом рисовала, они потом этот мел весь слизывали. Не знаю, в общем. Я просто думаю: они же не могли убежать! Они были привязаны, вот. Бедные животные! Вот. И… а их…

[Это самое сложное время, девяностые годы?]

Ну да, то есть как бы… <…> Да-да, потом как бы у нас не было — я не помню — никаких проблем материального плана, потому что бабушка с дедушкой помогали, дед торговал. И я помню ещё, в какой-то-де… Это мне тоже потом рассказывала мама; я потому что помню, но не помнила, как. У нас появилось большое количество какого-то сока — ну прямо вот эти пачки, да. В общем, мама говорит, что это был какой-то просроченный сок. И мы его продавали тоже, но, говорит, только сами выпили больше, чем продавали! То есть я очень хорошо помню вот этот… то, что… Да, ну и потом свои овощи продавали. Дед, правда, мог продать всё. Сирень нарвать — вот, вот она висит, значит, вот, вот она висит, половина там, половина здесь — нарвать сирень и продать этот букет, который ты можешь пойти и сам там про… да, нарвать. Он мог продать всё, да, он вот в этом плане предприниматель. Ещё он там — дом он делал, да, то есть… Ну, он такой прямо, да, настоящий. Он не сидел, он работал на куче работ, да, то есть он… Ну когда и в «Праге», и прочее… Потому что в «Праге», я помню, я с ним ездила, он там продавал, он рыбок — они рыбок разводили — рыбок продавали, ещё что-то продавали, и квас продавали, и всё в этой «Праге» продавали тоже. То есть он со всеми, он со всеми мог договориться. Я не помню никаких конфликтов.

Дедушка и посуда из «Праги»

[Расскажите ещё раз эту историю про то, что у вас дома ложки-вилки-посуда из ресторана «Прага».]

Да, потому что ну как бы дед…

[Когда он работал, в какие года?]

Ну, я думаю, что это уже 90-е, наверное, какие-то. Я же не… я не знаю, когда он начал работать. [нрзб. — 00:08:10]. Но так, как я помню… Да, как я помню, что я ездила туда, да, с ним вместе, то это был, ну, я уже не знаю: наверное, он там работал. Ну вот [19]90-е, да, вот, конец [19]90-х, потому что потом они… Ой, начало [19]90-х, потому что потом они на пенсию все вышли и… Насколько я понимаю, сначала дед на пен… Может быть… Да, сначала дед, наверное, вышел, потом бабушка, вот. И я ещё помню, что бабушка рассказывала, что тогда ещё не было пенсии, потому что она потом её оформила. И как-то она говорит, что она когда оформила пенсию, она такая была очень гордая, что вот она деду показала, что «вот, у меня тоже пенсия!» Потом… я не знаю, что там было, на самом деле, но я так понимаю, что не было, что ли, этой пенсии, она не могла её оформить. Вот. И, да, дед таскал, ну, еду, когда… если… и в тарелках — просто их не возвращал. [нрзб. — 00:09:01] Да, и много, много, очень много этого, и всё из этого…

[Да, то есть как он, интересно, рассказывал когда-нибудь, как он выносил что-нибудь там, таскал, воровал?..]

Не з…

[…И всё? Или нет?]

А я не с… я не спрашивала. Для меня… у меня в детстве эти синие тарелки были — я думала, что такие есть у всех дома. Я не зна… я никогда не спрашивала, почему дома написано «Прага», да. Это я потом уже, во взрослом, да, поняла, да. Ну вот с едой он приносил. Вообще… а потом… А мебель — мебель списывали, да, а он всю её…

[…Экспроприировал.]

Да.

Нагатинский Затон: границы района, район-«полуостров»

[Слушайте, Света, а вот этот вот район, да… Вы сказали очень забавную вещь, что «вот жить куда угодно в реновацию, но отсюда уезжать не хочу». Почему?]

Потому что…

[Кроме 15 минут до метро — то, о чём вы говорили.]

15 минут до центра на маршрутке.

[Где 15 минут до метро.]

А… э… Потому что он такой полуостров. Он как бы отдельно от всех.

[То есть эта вот река Москва, да, которая?..]

Она вокруг.

[Вокруг — отсоединяет ваш район?]

Да, то есть оно от всех. И он такой получается. Я… мне здесь нравится, потому что я себя чувствую, что никто не может приехать там из других: ну, грубо говоря, к нам приехать можно только через один, да, через этот мост. Грубо говоря, да, вот, только так. И ник… мне кажется, что никто не будет просто так сюда за… Ну как бы не ну… Люди, которые здесь не живут или сюда не едут там с какой-то целью, да, они не будут просто так по нашему рабо… району шляться, или приезжать, или ещё что-то. Да, то есть здесь как бы живут все свои — ну, кому нужно.

[То есть такой получается остров-деревня, да, и своё.]

Да, своё.

[А, собственно, весь этот район — как называется этот район? Затон?]

Нагатинский затон, да.

[Вот он где кончается, где граница?]

Ну вот это… вот весь этот остров и есть Нагатинский затон. А вот, наверное, до… от метро, наверное, уже другое начинается там, по… где Андропова. Я думаю, что Нагатинский затон — это только вот наш остров вот этот.

[Прямо… прямо «остров»? Это такое название, да? Его не только вы называете?]

Нет, ну… Нет, ну он полуостров. Нет, я не знаю. Я особо ни с кем не общаюсь.

[Не общались?]

Угу.

Нагатинский Затон: детская поликлиника как место развлечения

[А вот какие такие точки в этом районе есть, которые вы осмысляете как какие-то маркерные, важные, так сказать?]

Ну, которые…

[Ну, кроме магазинов.]

Ну, для меня… ну, для меня важная… э… У меня с детства, хотя я туда больше не езжу, но для меня важная — это детская поликлиника. Да, и я туда… ну, я туда езжу. Около детской поликлиники ещё плюс этот — как его? — п олиция, да. И в силу того, что туда постоянно ездила… Мне просто нравится там, вот. Мне нравится тот район, потому что когда ездили в детскую поликлинику в детстве, когда я болела — это значит, что мама не работала, сидела со мной — и мы с ней вместе проводили время. Поэтому для меня, в принципе, поликлиника — это была, в каком-то… таким, не знаю, местом развлекалова, потому что я иду туда с мамой, мама будет обязательно со мной, да, и, в общем, вот поэтому, вот. Ну школа — ну, она здесь.

Нагатинский Затон: мигранты в школе и в районе; отношение к мигрантам в семье

[А школа какая?],

А?

[Школа какая?]

№ 492; сейчас я уже не знаю: они там все объединились. Самая обыкновенная дворовая школа, в которую принимали, например… В очень многие школы в моё время негласно не принимали иностранцев, грубо говоря. А в мою школу принимали всех, поэтому к нам ездили ребята даже с Кантемировской, где их не принимали, вот. Поэтому мой класс был ультра-интернациональный: русских там было в меньшинстве.

[Это очень здорово, когда это связано.]

Не думаю, потому что как раз, это как раз было ровным счётом наоборот. Надо сказать, что у меня мой брат, например, — почему там я очень беспокоилась, когда я его знакомила с Даней [прим. — бывшим мужем ЗСА, колумбийцем], например, или познакомлю, если мне когда-то придётся знакомить со своими родственниками моего нынешнего молодого человека, он будет последний, вот. Потому что брат у меня с такими очень националистическими нотками. Но, на самом деле, это я сейчас уже понимаю, что это было от отца, потому что отец — ну, это шутки какие-то; может быть, он так и не думал, и прочее, то есть… Потом, у нас наш район, вообще юг, он был один из самых популярных среди… когда стали приезжать сюда иностранцы, грубо говоря, да, из ближайшего зарубежья, Южный округ — он был один из самых, заполненных ими.

[Интересно, почему.]

Ну, мы не очень хорошо знаем. Ну, как бы у меня мать всегда говорила типа: «Ну, у нас здесь теплее…»

[Понятно.]

«…Они сюда и едут». На самом деле, это так.

Нагатинский Затон: район — место многих терактов

А потом, у нас, у нас, вокруг нас все теракты проходили, которые на тот момент: это Гурьянова, потому что Гурьянова — здесь, через реку буквально. То есть когда это всё, когда это всё взорвали, у нас, до нас все машины — сработала сигнализация везде. Вот, это Автозаводская, Павелецкая и Автозаводская; это «Норд-Ост» — это тоже у нас здесь. То есть потом…

[То есть такой район — ещё и теракты, по сути, да?]

Да, то есть вот которые такие на моей памяти.

Нагатинский Затон: дети мигрантов в школе (продолжение)

Что ещё? Ну вот, и у нас было очень много — вот сейчас я их не вижу. Вот у меня соседи — они… я знаю, что они приезжие, да, то есть. … Но они тихие, тише травы, ниже… тише воды, ниже травы. А вот раньше во втором подъезде такое количество этих иностранцев! Да, то есть это семьи, которые как раз какое-то неимоверное… Они все выходят гулять; я не знаю, может быть, просто я сейчас не… днём не бываю. Нет, раньше это было так, что я слышу речь — и у меня такое ощущение, что я не в России, да, потому что здесь речь была только такая, иностранная.

[Это азербайджанцы, да, были?]

Ну, да, если судить по моему… по моему…

[Классу?]

Классу, да, — это, в основном, азербайджанцы. Но у меня были не только азербайджанцы: были ещё и… грузины были. И были… этот, Самарканд — это?

[Много их?]

Я забыла. Узбекистан!

[Узбекистан как раз.]

Узбекистан.

[Узбекистан — было мало?]

Узбекистан, да. Нет, таджиков, мне кажется, не было. В основном, были — Азербайджан, да. Ну, и у меня… Они менялись очень много, да. То есть за моё… одиннадцать лет в школе у нас очень много поменялось их, очень много. А потом в конце… Ещё очень часто учились целыми семьями, то есть у них там была разница в год, в два, но они всё равно учились в одном классе, да, целыми… целыми семьями, причём брат-сестра, ещё двоюродные брат и сестра.

[Ну, то есть там такие клановые структуры внутри школы ещё?]

Ну да, в общем-то.

[Конфликтов не было этнических в школе?]

Нет, почему-то… Может быть, среди родителей — а родители особо не общались, потому что это сейчас есть чаты у родителей, а у меня как бы, у меня мама, например… Со мной проблем никаких не было никогда, проблемы, может быть, если с моим старшим братом, но тоже это… не это… Не знаю, не было никаких проблем. Ну как бы у меня, у меня отец — я помню, он говорил, что вот… Я очень хорошо помню, что я в первом или втором классе повторяла так за моим отцом, и это было неприятно моим этим, да, потому что у меня отец говорил, что «не нужно с ними, там, общаться, не нужно это». А у меня друзья были, наоборот, такие, потому что… А мне с ними, я помню, что мне очень нравилось: была такая семья, значит, это была Марьям, у неё двоюродная сестра Иза, её брат Юсуп — они все учились у нас в классе. И они жили — вот здесь пятиэтажка, она большая такая, жёлтая, и там, видимо, это были коммунальные квартиры. Сколько же у них было комнат? Значит, вот ты входишь — огромный коридор. И комнат было — раз, два, три, четыре, пять комнат, огромная кухня. Види… ну, наверное, была коммунальная квартира, но она… У них у каждого своя комната, и они жили большой семьёй. И я помню, что было офигенно! Когда я ходила к ним в гости, мне это очень нравилось, да. И я помню, как её отец… я помню её отца, я помню маму — они мне все очень нравились, потому что, например, отец всё там заставлял…. Они занимались спортом, он заставлял их бегать, ещё что-то, то есть не было, ну вот не было того, что, там, какого-то плохого, — наоборот, всё очень нравилось. Вот, и они переехали потом — они продали квартиру и переехали на Цветной бульвар. И я не знаю, мы потеряли связь с ними. Но помню, что очень хотела. Марьям — она была такая популярная девушка у нас в школе, потому что она была клёвая, а не потому что она там была какая, да: она была просто общительная, очень хорошая, вот. Ребята, в принципе, были хорошие, просто, в основном, они… у них было плохо с учёбой — ну, понятно, что и по языку и по прочим. А вот у нас учились Леван и Лексо — вот они были грузинами, мне кажется. Но сами по себе…

[Они себя называли «грузины» или «мегрелы»?]

А я не знаю! Я никогда не спрашивала. Вот вообще никак — я помню, что в первом классе я общалась с девочкой Айшой ещё. Она мне — да, она мне что-то учила по-азербайджански — типа «давай поиграем», «я не хочу», почему вот это я помню, помню до сих пор. Вот, а с Леваном и Лексо никто не хотел общаться: ну, они какие-то такие были… [нрзб. — 00:18:11] Ну, они двоечниками ещё были. Не, ну ребята-то, мальчики с ними общались: они… Не, они хорошие: они потом к нам вернулись потому что, вот. Я не знаю, Леван, например, в каком-то… в девятом, по-моему, классе или ещё что-то, он, эээ, я помню, эээ… я… Ну я сама как бы при этом не присутствовала; у нас учительница рассказывала: про него там в газетах писали. Он спас ребёнка, то есть какой-то там… какая-то такая ситуация, которая в фильмах бывает: коляска уехала с грудничком в реку, он за ним, да, то есть вот такое. Ну, они хорошие ребята, да, то есть они, в этом плане, но вот как-то так. В последнем, да… классах тоже у нас два брата пришли: у них разница два года. Пшиблашвили, Георгий и… и Джаба. Я не знаю, кто они по национальности, честно.

[Грузины.]

Ну грузины, наверное. Но я не знаю! Мне, когда я училась, было всё равно. Я сейчас понимаю, что у нас куча хохлов была. Но мне было пофигу, вот, то есть, как бы, кто они. Но единственное, что вот все иностранцы — они… Одно… У нас в школе было много иностранцев, очень много. Каждую перемену — потом я это заметила в РГГУ — они приходят в раздевалку тусить. Со всей школы! В универе у нас то же самое: они приходят вот к этим зеркалам тусить. Я не знаю, почему. Ну вот у них такая вот «собрания». Ну, я потом уже поняла, что девушки-то, которые у нас, ино. иностранки, грубо говоря, я не знаю, кто они, армянки наверное, они в универ приходят не очень по… поучиться, поэтому они приходят туда, чтобы себя показать, вот. Но у нас в школе это было то же самое. Это было очень… очень забавно. А так — нет, у нас компании были интернациональные. Нет, они тоже, тоже вместе-отдельно. Но вот и Джаба, Георгий — я помню, что они с нашими ребятами спокойно, то есть…

Названия продуктовых магазинов в районе: «Серый», «Бакалея», «Диета» и т. д.

[Если вернуться к району, соответственно, какая-то микротопонимия, да, неофициальные названия, которые есть внутри района? Дома типа «Китайская стена», «Генеральский дом» — вот это было популярно здесь или нет?]

Э, сейчас буду вспоминать. Было, но у нас было… Были магазины — вот магазин раньше был, его называли «Серый».

[Это где?]

Это вот, значит, где «Дикси» сейчас. Если вы видели — там «Дикси»; вот этот магазин, тот дом называли «Серый». Я помню, я спросила у мамы, я говорю: «Мам, почему вы на… его называете „Серый“?» — «Потому что дом серый». Для меня он не серый — я не знаю. Но потому что дом серый. А сейчас это…

[Продуктовый был?]

Продуктовый. А сейчас он… Он был таким… У нас, вот что мне тоже нравилось, были до… Буквально до… Не знаю, ну два года назад, наверное, заменились: были классические советские магазины — это вот в этих домах внизу весь этаж…

[Гастроном, да?]

Да, занимал вот один этот магазин «Продукты». И там были отдельные вот эти секции: рыбный, мясной, бакалея — страшное слово, которое я не могла понять, почему «бакалея»; бакалея — что в ней продаётся. Потому что по-испански это тоже ultramarinos, вот страшное название. И… это раз, а второй был вон там, через дом был, точно такой же магазин, но это… Нет, у нас было три: один — это был «Спортивные товары», точно такой же магазин, а [в последнем? — 00:21:21] — это «Хозяйственные товары». Вот они, три дома, классические, да, какое-то ООО «Волна», — они, значит, были там, вот это. А сейчас они все сократились, что-то осталось, что-то нет, и вот этот магазин, который «Серый», и я знаю, что не только мы его называли «Серым», потому что… Несколько его называли «Серым», а потом он переименовался в «Продукты № 5» в подвале где-то. И почему «Продукты № 5», тоже не понятно. А магазин, который там, где сейчас там, э, сейчас типа а-ля рынок внутри, — он «Диета». «Диета», потому что очень долго там был магазин, который назывался «Диета». Магазин…

[Он до сих пор называется «Диета»?]

Он до сих пор, да, [свои внутри? — 00:22:04] называется «Диета» — среди тех, кто это знает, он «Диета». Магазин, который рядом, — он называется… сейчас. «Продуктовый», по-моему, так и называется. Да, «Продуктовый», сейчас… Нет, «Овощной», вот. Потому что когда были маршрутки, все говорили: «Напротив „Овощного“ остановите». А некоторые, некоторые эти [как называют? — 00:22:26] водители не знали, где это, потому что они не знали, что это за магазин «Овощной». Вот, поэтому стали говорить уже: «На повороте остановите». Ммм, что ещё из такого было?

[А вот какие-то, например, дома, где все точно знают, что?.. В части районов большие дома называют «Китайской стеной». Где-то в Черёмушках есть «Генеральский дом», да, потому что там якобы жили генералы. Здесь такого вы не помните, чтобы так называлось?]

Я пытаюсь вспомнить.

[Нет, не вспоминается так не вспоминается.]

Нет, ну вот по магазинам — да. Вот так сейчас…

[Магазины — да, одно из самых посещаемых мест: «Диета», «№ 5» там. «Стекляшка», я помню, обычно называли.]

«Стекляшка»? А у нас кто-то «Стекляшкой» называл, но уже не помню, какой магазин. Есть, есть тоже магазин, который назывался «Яблоко»: он уже давно не «Яблоко», но его все называют «Яблоко».

[Почему?]

Потому что он назывался «Яблоко». Это было прямо очевидно: у него там такое яблоко было вывешено. А потому что как-то надо же их называть: они все… Сейчас это есть — «Дикси», «Пятёрочка», а раньше все были магазины «Продукты», вот. Что ещё?

Детские игры во дворах и в Нагатинской пойме, коробки для игр

[А какие-то, не знаю, места, где в детстве играли? Там, горка, что-то ещё?]

Нет, они все называли… Ребята называли всё «коробками», потому что была это реально коробка, то есть ничё такого…

[Спортивные, да, вот эти вещи?]

Да. А у ме… Я как-то не очень играла с ребятами, поэтому у меня нету такого. Потому что у меня вот сейчас ученик, который живёт здесь, он мне прямо говорит типа: «Эта вот „коробка“ — вот это». Да, то есть у него есть эти названия. А я не понимаю, не понимаю его.

[Это такая девочковая? Или мужская… подразделение?]

Да там не… Нет, наверное, у девочек тоже, просто… Просто я — у меня не было друзей в школе, грубо говоря, и поэтому я как бы — как это? — «на районе» я не гуляла.

[То есть как, вы тусили в подъездах, вы хотите сказать?]

Одно время — да. А потом — это, наверное, где-то, может быть, классе там в пятом…

[В пятом?]

Ну да.

[Обалдеть.]

Вот. А потом у меня, значит, где-то классе… Значит, у меня ребята были… они на два года старше. Седьмой класс, я заканчивала «музыкалку». Да, вот у меня… дружила, ну, грубо говоря, со старшеклассниками — они в девятом, мы с ними тусили по району. Да, потому что… потому что они тусили. И мы с ними ходили, да. У нас, значит… Какие у нас были места здесь? Ну, потому что, на самом деле, что… Из тех всех мест я знаю только пойму; ну она так и называется — Нагатинская пойма, да.

[Просто «пойма»?]

Она и… так и называлась — пойма, да. И там народ тусил — ну как бы там был такой заброшенный… Я туда ходила, да, то есть… Ну, там народ ездил потусить. Брат у меня на «буханке» туда ездил: у нас там «буханка» была — вот они там ездили тоже тусить на «буханке».

[В смысле, машина, которая кому-то принадлежала?]

Да, это была наша машина-«буханка».

[А, это ваша была?]

Да. Он купил «буханку», разрисовал её а-ля хиппи, вот: ему МАРХИ-шники разрисовали. Она очень долго была…

[Вообще ведь сложно, да, вспоминать про вот это всё? То есть ощущение, что как будто это нарратив, который чуть ли не первый раз — время от времени — проговаривается.]

Ой, да, потому что никто про это не спрашивает, никому это не интересно.

[Безумно интересно. Но, как бы, с одной стороны, вот я выяснил, что этот район назывался Южный, да, то есть, ну… Вы довольно неплохо рассказали про азербайджанцев, украинцев, грузинов, которые здесь как бы вот жили. И вот это вот «район терактов» — тоже довольно любопытно. Это вот первое всплывает в интервью.]

Коломенское, Царицыно, окрестности метро «Октябрьская»: встречи толкинистов, «Поганище» у памятника Ленину

[Слушайте, а вот это вот Коломенское, да, парк, да, с этими со своими камнями и так далее — совсем другая уже история, да?]

Вообще, я про эти камни узнала совсем недавно. Когда… Даня когда приехал, я его… пошла, это самое, показывать. Я первый раз была на камнях, да. Кладбище тоже там было. Я в своё время… я же прошла через стадии толкинизма, ролевизма и реконструкторства. И мы ездили на Кол… у меня была такая история, в Царицыно было место, которое называлось «Ма\ндос» [прим. — это место встреч названо в честь царства мёртвых из «Сильмариллиона» Дж. Р. Р. Толкина.]: это было по воскресеньям сборище толкинутых.

[Около дерева там где-то было?]

Это была беседка. Это, значит, от метро «Орехово» прямо-прямо вы входили в парк. Она, кстати, там, наверное, уже отреставрированная и красивая. И там она была, эта засранная беседка, и там вокруг неё тусил народ.

[Засранная — это в смысле?]

Ну, в смысле, ну, она там была всякими разрисована и прочее. Вообще Царицыно в то время был жутко позаброшенный парк, вот, и это было его…

[«Мандос»?]

«Мандос».

[«Мандос».]

Ну, это одно из названий этого, как его зовут, «Сильмариллио\на». Ну и, короче, я уже не помню, что оно значит. Но не суть. И я там по воскресеньям тусила. Я начала заниматься толкинизмом в двенадцать лет.

[То есть это получается в 1990-х… почти в 2000-х? В 99-м?]

Да-да-да. Нет, ра… позже, потому что вышел «Властелин колец» [прим. — три части фильма по «Властелину колец» Толкина выходили в 2001, 2002 и 2003 годах]. Я до этого про него ничего не слышала. Мне понравилось. Вот, и тогда я этим заинтересовалась, вот, и я вышла, значит, на этот «Мандос». Причём это тоже было через каких-то десятых лиц, потому что я… Я помнила, что я в музыкальной школе играла в оркестре… в ансамбле с девочкой, которая вот ходила вот с этими, с повязочками [прим. — речь идёт, вероятно, либо о бисерных / кожаных / тканевых лентах-«хайра\тниках», которыми перехватывали волосы, либо о таких же браслетах-«фе\нечках»], ещё что-то, нашла её номер телефона, позвонила. Я помню, когда я первый раз позвонила, я сказала: «А Таню можно к телефону?» Говорят: «Нет Тани! Она свалила куда-то!» [Я помню? — 00:27:39], такие… такая у неё мама очень злая — типа: «Шляется где-то она! Она в Питер поехала, ещё куда-то» То есть я понимаю, что я по… по адресу обратилась. Она мне рассказала, где можно тусить. То есть два… ну три, грубо говоря, места было: это был «Мандос», который по воскресеньям в Царицыно; это был — уже не помню, как он называется [он назывался «Эгладо\р». — А.Л.], — это был Нескучный сад, который был по четвергам; и… но, в основном, туда уже никто не доходил, ну… Уже это был, на самом деле, разброд, когда я начала этим заниматься. А по четвергам самое главное — это было «Пога\нище» около памятника Ленину на «Октябрьской».

[Ух ты, класс!]

И…

[То есть это у Калужской заставы прямо, да? Вот этот памятник считается?]

Ну вот который… он там прямо стоит. Это он.

[Да-да-да. ]

И это, значит, это называлось «Поганище» по четвергам. Т.е можно было доехать до Нескучного сада — и там как бы… Там что можно было? Там можно было подраться на мечах, например, в лесу, да. А можно было бухать около Ленина на «Поганище», вот. И там ещё, у «Поганища», было… обязательный элемент — это был «Поганый „Ростикс“», потому что все хотели в туалет, ходили куда? Там сейчас, по-моему, «Бургер Кинг», я не знаю, что за [ва\ли был? — 00:28:49]. Там был «Поганый „Ростикс“», потому что ровно в четверг все эти туалеты закрашивались всеми маркерами, и прочим, и про… И они всю неделю драили к четвергу — в четверг это всё равно происходило! И они ничего с этим делать не могли. Вот, и я долго ездила на «Поганище» — ну, на «Поганище» я позже стала ездить, потому что на «Мандос» я ездила с мамой, потому что…

[Как это так?]

…С мамой — ну, в двенадцать лет мама меня…

[Она провожала?]

Да, она стояла. И, значит, там было, что в какой-то момент пришли менты и нас, значит, это… раз… это… Сказали, что типа нельзя там махать мечами, — и мы решили поехать на кладбище в Коломенскую… Да, туда, в Коломенское. А мама, конечно, на машине была, а мне очень хотелось поехать с ребятами: двенадцать лет мне было, двенадцать.

[На кладбище в Коломенское почему?]

Потусить — ну, точно так же, как это…

[Это третье было место?]

Это не было место. Просто решили, что всей компашкой чтобы как бы, ну, вот поехать на кладбище в Коломенское. Пока мы ехали на метро, народ решил вместо кладбища поехать в Нагатинскую пойму, собственно. У нас не было мобильных телефонов. Ну, у меня, у меня даже не возникло мысли, что моя мама меня будет ждать на кладбище. То есть или как-то… я спокойно пошла тусить, то есть то, что мама не знала, где я, и… мне просто не было мысли! Ну и потом, когда я спохватилась уже, это уже было… была уже… был совсем вечер, уже совсем ночь, мы пошли на это кладбище. Мамы, естественно, там не было; это уже было типа часов там одиннадцать. И я уже поехала домой — и маму встретила: она пешком шла от дома к трамваю. И вот чудом, что я с ней встретилась, потому что не было мобильных телефонов. Ну, где мои мозги были, тоже непонятно.

[Ну да, это…]

Ну, мне вообще было, мне было так хорошо, что я даже не думала об этом.

[То есть, получается, три места, да, — этот «Мандос»?..]

Потом… блин, я не помню, как он называется.

[«Поганище»?]

«Поганище» — и в Нескучном саду; не помню, как в Нескучном…

[Там на мечах, да?]

Да. На «Мандосе» тоже на мечах вот дрались, да. У меня даже фотки есть где-то. Но это прямо всё уже было тогда каким-то… В основном-то, туда приезжали нажираться, вот. Это был толкинизм, вот.

Москва: клубы толкинистов и ролевиков

Потом, когда я познакомилась с клубами…

[Это конец [19]90-х?]

Это конец… это начало 2000-х.

[Даже так.]

А потом каким-то образом я вышла на клубы, да, потому что это так всё, конечно, ну, прикольно там с ребятами, вот; а клубы — они занимаются вроде как… Это была такая а-ля спортивная деятельность. Я… я не помню, как я вышла на клуб при МИФИ. Ну, я с МИФИ-шниками тусила, я с ними занималась, на тренировки, то есть я стала заниматься фехтованием. Ну, кто там были тренерами? Тренеры были точно такие же долбанутые, как и я, только на десять лет меня старше, да. Вот, но мне нравилось, да, как бы, то есть я ездила к ним. И как бы мои друзья были вот они, да, то есть у меня не было друзей там, в школе, грубо говоря, да: мне было неинтересно с ними, вот, потому что они были старше, да. Ну, мама… я потом маму спрашивала, вот, говорю: «Мама, ну как ты меня вообще везде отпускала вот к ним?» Да нет, ну со скандалом обычно — отпускала же, в конце концов. Вот, она мне го… недавно сказала, говорит: «Ну я всегда думала, что, по крайней мере, эти ребята, как минимум, должны были прочитать эту книгу. Вот, то есть это был не самый сброд!» Вот, там же было сложно: чтоб стать толкинистом, нужно было знать «Сильмариллион», то есть надо было прочитать это…

[Его учили?]

А?

[Вы учили его?]

Ну да, нужно было его прочитать и знать. Там, рассказать, кто там был, кому, чо, куда, кто пошёл, чо сделал, да. Вот, то есть, действительно, нужно было что-то прочитать хотя бы. Вот, и как бы мама мне вот это не… относительно недавно сказала, что: «Ну я, я», — что она себя тешила тем, что ребята должны быть неплохие хотя бы потому, что они должны были это хотя бы прочитать. Вот, и это был ролевизм.

Ролевые игры в 2000-е

Вот, ну, а потом это с возрастом, да, пошли эти игры, вот, потом я там познакомилась со своим молодым человеком… одним из. И потом это уже пошло — такой серьёзный ролевизм, да, с… с заездом на «строя\к» на неделю.

[«Строяк»?]

«Строяк», да. «Строяк» — это, ну, построение [прим. — укреплений, в том числе штурмуемых] к игре. Например, там по… игра по «Властелину колец» — она там шла пять дней, но… А мы на «строяк» заезжали за несколько дней, потому что нельзя было просто тупо там, не знаю, скотчем обмотать и сказать: «О, у меня крепость!» Нет, там покупали брёвна, ещё что-то, да. То есть были всякие, всякие шутки по типу… когда играли в «Крокодила» или какую-то такую игру типа: «Пять букв, на С, чем, значит, между собой крепятся деревья?» — «Скотч», да. То есть не «скобы», как должно быть, а «скотч». Ну и всякое такое. Вот, ну, было весело. И закончила я этим заниматься где-то в 20 лет, потому что мне… я это уже переросла. Я помню очень хорошо последнюю игру — это было лет…

[Десять лет назад?]

Да. Я… мой… мой молодой человек — он этим продолжает заниматься и по сей день, вот. А мне это уже наскучило. Я очень хорошо помню: это было… Игра называ… в мае-месяце первые игры — они всегда такие шутливые, да, то есть народ съезжается, чтобы друг другу… друг на друга посмотреть и побухать. Вот, и… Ну, мы с моим молодым человеком познакомились на «Сказках», вот: он был кузнецом Вакулой, а я — одной из ведьм, вот. А последней игрой нашей было «Овцы западных славян»- тоже по Украине. Но классно, то есть, на самом деле: народ приезжал, народ пел, пил — ну, потусить. Собственно, ничего такого вот: первые игры были такие. А потом были серьёзные игры, то есть там целый спектакль, вот. Эти «Овцы западных славян» — и я уже помню: это май, какие-то майские праздники. Я помню: палатку ставим — холодно! Спина болит. «Да, уже либо ездить с комфортом, либо не ездить совсем». Уже что-то там кольнуло, здесь кольнуло, помыться хочется, пожрать хочется нормально. Вот это всё, вот это всё со свитером под костюмом не хочется, вот! А летом свои проблемы тоже. И я поняла, что мне это надоело. А мой молодой человек — он начал заниматься лазертагом [прим. — бесконтактная спортивная игра, в которой участники стреляют по мишеням и друг по другу из специальных лазеров] один из первых ещё. И я помню эти: на лазертаг нужно было эти, датчики пришивать. И вот я сидела — и мне не хотелось датчики пришивать. И я помню, что всё, это крах, вот на этом наши отношения заканчиваются.

[Сломались, да?]

Потому что мне не хочется пришивать ему датчики. Вот. Это вот…

Конфликты между ролевиками-толкинистами и другими молодёжными движениями

[Прикольная история, да. Интересно, вот это, скинхеды, панки — они вас не тревожили? То есть не было какой-то конфронтации между различными группировками? Или вы жили совсем своей жизнью?]

Ну, у меня один раз было: не то что конфронтация, а у меня было, что я шла там а-ля в каком-то… то ли в повязке, то ли что — кто-то мне плюнул, вот. Да, то есть я помню: у меня один раз было. А так — нет. Ну вообще со скинхедами — да, наверное, не стоило. То есть так бы… Ну, я ни разу…

Конфликты между ролевиками-толкинистами и местными жителями, клуб «Золотые леса»

У нас была конфронтация один раз, когда мы были на игре. Какая же это была игра? Не помню. Но, короче, сидели мы у костра, я помню, и пришли три мужика с ружьями. И сказали, что: «Сейчас вот такие же нехорошие люди, как вы, ограбили нашу дачу. Вот, давайте-ка, это… Сейчас я вам никого не, это, отсюда не выпускаю. Вот, давайте, что мы будем с вами делать?» Какая-то игра была, не помню, какая, но было много, много, много… Нет, вспомню, вспомню, какая игра была. Это был, это был-был-был — нет, не помню, не помню, как называется, по какой-то книге. Много было, тоже была майская игра на большой очень территории много было локаций. И мы не могли, у нас не было ни одного «игротеха» [прим. — игротехника, помощника ведущих] с рацией, чтобы позвать, ну, грубо говоря, тех, кого… организаторов. Была ночь и было страшно, очень хорошо помню. Ну, а закончилось всё тем, что эти мужики с нами пропили до утра, так что закончилось всё хорошо, всё разрулилось, но я помню, что вот это была такая… Ещё была конфронтация с… с этими, тоже с какими-то местными, хотя мы вроде бы… Там же ничего… не так просто: нужно согласовывать это место, да; нужно, чтобы мы там… ничего не будем делать. Ну, тоже что-то на нас накатали местные. Вот, и нам запретили. Это была игра по «Властелину колец», как раз на которую мы на «строяк» приехали, — и, короче, ничего не было тогда, не отстояли. Хотя клуб был хороший, который организовывал, это были «Золотые леса» МГУ. Вот это был такой самый крутой клуб в Москве, считается.

[Считался?]

Ну, он, мне кажется, и сейчас считается.

[Мониторили?]

Нет, ну просто «Золотые леса» — это такой прямо вот топовый клуб.

[Просто никогда не был в курсе клубных действ, хотя меня это всегда интересовало. Видимо, действительно, очень сильное движение, разные движения, разные типы, которые до сих пор какую-то роль. Там была одна бывшая ученица Неклюдова, одна из первых в аспирантуре, которая Саша Баркова [прим. расшифровшика — её псевдоним Альвдис Рутиэн], которая занималась былинами и которая до сих пор там толкинутая, что-то там делает, устраивает, играет.]

И до сих пор, да? И потом, мне кажется, а эта наша девушка тоже ездит по играм? Мне кажется, что даже две: мне кажется, что [прим. — общая знакомая информантки и собирателя — Марина Байдуж] ездит.

[Может быть, да.]

И [прим. — ещё одна общая знакомая информантки и собирателя] — она…

[Реконструкцией.]

Да, она занимается реконструкцией, да.

[Да, реконструкцией, в том числе. Ещё она пытается их изучать, реконструкторов, — это иногда хорошо бывает, но непрофессионально. Прикольно, прикольно, прикольно.]

Парк «Коломенское» как далекое пространство

[То есть вы вообще, вы вот этот парк «Коломенское» не воспринимали как нечто такое своё, да? Это совсем другая история?]

Вообще никак. А мы туда почти никогда не ходили гулять.

[Ну, понятно. Хотя это ведь не очень далеко.]

Вообще, в пяти минутах. Я не знаю, почему. Я не знаю, почему. Моим родителям не, это… Мы вообще не очень гуляли.

Семья в [19]90-е годы: работа отца на Горбушке, увлечение музыкальной техникой, жигули-чахотка, ремонт в хрущевке

Не знаю, мама говорит, что вот отец-то даже не хотел никуда выезжать. Ну как бы, я имею в виду: все путешествовали куда-то, что-то делали, а отец ничего не хотел…

[Отец жив?]

…Ничего такого. Нет, отец умер в 99-м году.

[А что с ним случилось?]

Инсульт.

[Инсульт?]

Да, в 36 лет.

[Он совсем молодой был?]

36 лет. Вот, и… А инсульт случился, потому что он волновался очень сильно. А волновался он почему? Мама с папой в [19]90-е годы работали на «Горбушке», вот. И работали у ку… у друга, вот, — друг, который в [19]90-е годы лихие занимался, там, понятно, вот этим всем пиратством. И поэтому у нас было очень много дисков всегда — и одни из первых у нас были компьютерные диски: ну, отец всегда музыкой мой интересовался. У нас… Ну, вот это только остаточное, да, вот, здесь вот всё, а вообще у нас всякие колонки и прочее в кладо\вой стоят. У нас всё было, вот здесь всё было забито техникой всегда, вот. Мы недавно это всё убрали туда. Мама всегда говорила: «К окну подойти невозможно, на балкон пройти нельзя!» К тому же, мама говорит, что когда отцу… он… он… ну, появились деньги, он захотел купить хорошую технику. Он заказал колонки Kenwood, это всё, Pioneer — тогда, в [19]90-е годы. И он говорил, что когда ему выкатили эти колонки, а они там мне вот досюда, он не… он сам не ожидал, что они будут вот такого размера. Зато он проводил дискотеки у нас в школе, потому что у него было…

[Всегда была музыка.]

Да. Ну вот, я когда из школы шла — у нас школа в пяти минутах здесь, — я, выйдя из школы, могла узнать, дома ли у меня брат или нет, потому что музыка была всегда.

[Понятно.]

Вот, окна тряслись всё время. И они работали на «Горбушке» у друга, Слава какой-то, вот. И работали очень долго, и жили хорошо, потому что была… я вот помню. До этого не помню, а вот это время я помню: это мне было лет пять, да, и дальше. Новую мебель купили, вот; наверное, с этого у меня и начинаются такие прямо вот воспоминания. Отец машину поменял: была «жигули»-«чахотка», по жи\…

[«Чахотка»?]

«Чахоткой» звали, потому что всё время так заводилась. Вот, и купил «волгу». Я очень хорошо помню «волгу»: этот запах не нравился мне совсем. Потом вот эту всю, всю купили, видеокамера появилась, соответственно, видеокамерой — как? — приглашают хвастаться, да. С матерью недавно просматривали. Собака был — Чак, колли. Вот, шерсть где-то от него до сих пор лежит: мама начёсывала. Вот, и работали на «Горбушке» по выходным на улице: они должны были ехать на склад, забирать — и торговали в субботу-воскресенье. А так отец, по-моему, не работал, ну, до этого: они у меня спортсмены оба, академические гребцы, вот, но мама работала по специальности мало тренером, а потом в декрет ушла. А папа работал, когда от армии «косил», в деревне, в школе, там было. Бабушка до сих пор рассказывает, что он всё время приходил и спрашивал: «Бабушка, — говорит, — что будет, если я ученика с моста сброшу?» Вот, и в какой-то мо… очень хорошо жили от… из-за этого. То есть, в принципе, не было никаких проблем. Но мать говорила, что отец всё равно как бы никуда не хотел ездить, ничего такого. А потом его друг этот, Слава, он их уволил, потому что нашёл кого-то, кто, видимо, дешевле, как-то вот так. И отец очень сильно переживал по этому поводу, вот. Но это вот много лет они там работали, потому что это, наверное, мне было лет пять-шесть, когда вот это началось, то есть в школу я, наверное, ещё не ходила, пять-шесть лет было. А умер он — мне было десять, вот. И эти люди начали подворовывать, которых он над… нанял. И тогда он их вернул обратно, вот, и он… они ехали на склад — был первый день, они должны были работать. И отец так волновался, видимо, из-за этого — мать говорит, что вот он, да, он его возвращает, да, вот. И… инсульт, что у него инсульт уже с… начал случаться, когда они на машине ехали. Как бы, да, слава Богу, ну, они успели доехать до склада, что ничего не случилось. Вот.

[Кошмар какой.]

Так вот получилось, да.

[А похоронили его где?]

На Щербинке.

[На Щербинке?]

Вот так, ну, вот так получилось, да.

[Мама переживала, да, или вы не помните?]

Ну, я… я не… я помню маму, что она плакала, только… это когда она приехала рассказать в деревню — и на похоронах. Больше я не помню, чтобы мама плакала. Но она, мама, пережила как? Появились её друзья; я её друзей не… до похорон не встречала никогда. Это тоже спортсмены, их общие друзья. Они её взяли в оборот здесь и стали делать ремонт. Отец скопил денег достаточно много — и мы стали делать ремонт, то есть вот это вот то, что остатки былой роскоши, — это то, что делался ремонт. Кухню поменяли, купили, стиральную машинку купили, вот. И так вот, как ма… сразу, да, то есть они таким образом…

[То есть они её включили в преобразование пространства?]

Да. Ну, э… это я поняла, как бы… Ну, я это, в принципе, более-менее понимала, но я это отчётливо поняла, что когда всё случилось у меня с Даней [прим. — развод с мужем], мать мне сказала: «Мы делаем ремонт». Вот, но ремонт мы не стали делать, потому что я всех послала и сказала, что ремонта мне только здесь не хватало ровно. Вот, и вот таким образом… Вот, а так… Ну, как бы я помню, что мама — она работала в социалке, уже заведующим, наверное. Но я хорошо помню вот, когда нам не хватало денег. Да, то есть вот уже до зарплаты несколько дней, а денег нет. Ну, их и, там, и типа занять не у кого или мама уже заняла. То есть, короче, помню, что мы там по квартире искали мелочь: хотелось что-то… сладенького. И мы поискали мелочь, чтобы купить сметану и сделать торт. Я это очень хорошо помню, то есть… Ну, мы не страдали всё равно, никогда не страдали. Мама всегда всё позволяла. Я очень хорошо помню, что там, не знаю, в школе, например, если у кого-то что-то есть и кому-нибудь что-то вкусное покупали, мне не хотелось там ни клянчить, ни ещё что-то, да, потому что я знала, что я могу прийти, сказать маме — и мама купит, разрулит ситуацию, да, при всей своей этой ситуации.

Бабушка по отцу в войну и после войны, переезд в Москву

Ну, бабушка-дедушка помогали сильно, да, то есть все помогали, вот.

[Так, подождите. Получается, бабушка-дедушка — со стороны мамы?

Бабушка-дедушка со стороны мамы, да.

[А со стороны папы?]

А со стороны папы бабушка — она жила здесь, недалеко совсем, в однокомнатной квартире. Вот, она тоже помогала, естественно.

[Но она умерла, да?]

Нет, она не умерла.

[Жива?]

Она жива, сейчас она живёт в Отрадном. Они недавно продали квартиру, она живёт в Отрадном, и я, ну, стыдно сказать, но я вообще с ней не общаюсь очень давно: последний раз… Потому что я, если честно, боюсь ей звонить или ехать, потому что я не хочу ей говорить, что я развелась. Вот, я надеюсь, что ей никто не ра… не рассказал.

[Нет, съездите. Мне кажется, это очень правильно; тем более, бабушка всё-таки.]

Ну, это — да. Нет, надо, надо, надо, конечно. Нет, это не… Она в Отрадном.

[Она какого года рождения?]

Во-первых, она сама не знает, какого она года рождения точно. Но она много чего рассказывала, потому что она жила, пока бы… она жила в деревне, не помню названия. И когда началась война, там сразу осели немцы. Вот, и… а она жила в доме кузнеца, поэтому немцы осели. Она была дочерью кузнеца, поэтому немцы осели прямо в её доме, потому что он был типа единственным кирпичным или что-то в этом роде. Она много чего может…

[А что за деревня?]

Не помню названия.

[Это где область? Московская?]

Нет, это не Московская область. Это далеко, но я не помню. Я знала, что, да, они туда-сюда ездили, но давно уже ездили.

[Интересно, как она переехала в Москву.]

В Москву она переехала, это было сложно, очень сложно переехать. Она это рассказывала. Но у неё, значит, отец — он погиб на войне, потому что его сразу забрали на войну. И пока у него… Значит, её мама умерла очень рано, а отец жил с женщиной, да, и с сыном, вот, то есть у них мачеха. И когда отца забрали на войну, а мачеха как бы жила здесь, а как только пришла похоронка, она ушла — забрала сына и ушла. Она… её с братьями она оставила одних. Вот, но у них там была какая-то её тётка — она… У неё была болезнь какая-то — то ли что-то, ну, я не знаю, какая-то болезнь, которая с кожей, с кожными покровами. И бабушка рассказывала, что она за ней ухаживала очень сильно, да, а она им, собственно, помогала. Да, и это, ну, соответственно, это была сестра матери, которая умерла. Вот, и, значит, у немцев они всё это пережили. То есть они прямо в самом начале, она говорит, что они пришли, и вот когда уже… и до самого конца они там были, пока не на… пошло контрнаступление и всё это, и что они начали жечь тоже, но не успели сжечь деревню, когда отступали, очень быстро потому что их погнали. Но она говорит, что немцы их не обижали, вот, потому что они сами показывали, что у них там такие же, да, потому что она маленькая была — сколько ей было? — лет десять, она говорила, вот. И… и когда она… да много рассказывала, что там ей дали корову, колхоз ей дал, да, чтоб она её вы… телёнка — она её должна была, это, вскормить, выкормить, да. И она уговорила… тётка за неё ходила уговаривать, что «вот она молодая», что «она в этой деревне пропадёт», что «отпустите её в Москву». А там нужно было паспорт, вот, всё очень сложно. И она выпросила… вот они этого телёнка, по-моему, как раз и отдали или что-то ещё, что-то, в общем, там какая-то была своя история. И они её тоже каким-то там родственникам, да, как… это, ну, как домохозяйка, грубо говоря, она приехала в Москву, сюда. И она здесь в Коломенском — где-то они жили, то есть она сюда приехала. Где-то здесь она была, потому что она работала на заводе по… по… трамваи — там завод; не помню, завод чего. Она была… ну, она, в общем, много где работала, да, она там работала очень много лет: сначала она там хлеб продавала, потом официанткой, ну, там много-много, а под конец уже она работала буфетчицей. Я помню это ещё, я… по-моему, мы приходили к ней, когда она буфетчицей работала там. Потом… потом ушла, когда уже надо было со мной сидеть, потому что она меня забирала из школы.

[Судя по всему, действительно, бабушку со стороны папы помните немного хуже, да? Ну, в смысле, не то, что помните, а вот её история — она как будто у вас немножко смазанная. То есть так она рассказывала?]

Она — нет, она мне рассказывала эту историю много раз. И, на самом деле, и она много чего рассказывала. Просто бабушка со стороны папы — она была менее любимой. Но она и есть менее любимая. Почему? Потому что она была строгой, а бабушка со стороны мамы, она… Просто бабушка со стороны отца — она строгая бабушка, она ничего, она никогда не понимала ничего этого нового: мультики, еду, сладости — она это всё запрещала, да. То есть как бы я понимаю, что из до… сейчас я понимаю, что это из добрых побуждений и прочее. Она нас заставляла есть суп, ещё что-то, да, ну вот какие-то такие вещи. Она… она всегда была стро… ну, у неё вообще такой характер, да, потому что даже её… там, моя тётка — она говорила, типа, из разряда: «Ну ты послушай и сделай, как считаешь нужным». Да, то есть такого плана.

Бабушка по матери и её дети и внуки

А бабушка со стороны мамы — это любимая бабушка.

[Ну понятно, да, потому что баловала всегда, нет?]

Потому что баловала, она баловала всегда. Потому что если она едет… если мы ехали за пенсией бабушкиной, то пенсию мы оставляли в Москве. Как бы это было… Ну, они же особо не на пенсию жили. Но это я очень хорошо помню; мы ехали из деревни — это был целый процесс: на электричке надо доехать, соответственно, до этой Сходненской, потом, да, пойти получить эту, на почте эту пенсию или где-то там, в сбе… сберкассе. А напротив сберкассы был детский магазин «Детский мир». Ну, в общем, так было всё очевидно. Ну, бабушка говорила, что точно так же было с мамой, что мама то же самое: она по дороге из школы домой тоже проходила через «Детский мир». «Как-то, — говорит, — дед идёт домой, смотрит, значит: около „Мороженого“-киоска стоит портфель. „Что-то такой, — говорит, — знакомый“». Там, ну, мама шла, купила мороженое, про портфель забыла спокойно, вот.

Бабушка по матери: жизнь в бараках, работа медсестрой в проктологии, потом в психиатрической больнице

Бабушка много рассказ… бабушка Нина, это со стороны мамы, она рассказывала, как они жили в бараках. Вот, ну, я плохо помню: она особо не любила рассказывать. Я только помню, что она рассказывала ужасно про… ну, там туалет же был, грубо говоря, стояком, да, который, вот… Зимой это всё за… замерзало и прочее. Что когда она ве… весной его, всё это, раз… ну, вынимали и прочее, что было очень много младенцев. Что прямо, как говорится, так рожали и прямо туда их кидали, вот. А бабушка у меня работала — она медсестра. И она работала.

[Бабушка по маме?]

Да, бабушка Нина. И она работала в проктологии сначала, вот. Я по… у какого-то очень известного проктолога-еврея, я не помню. Вот, она всё время говорит фамилию. Ну, он, действительно, какой-то такой очень известный. Потому что потом здесь тоже все его ученики… У меня дедушка когда лежал в больнице… Вот, и она тоже рассказывала, как там всё происходило: что, например, как, если… Была, например, у него ученица, которая писала диссертацию как раз по проктологии. И, ну вот, у неё — говорю, она вообще говорила, что это очень такая область была, которая… По большей части, там очень большая смертность, в проктологии. И она говорила, что если, говорит… Она очень ум… она очень часто, ну, там, неправильно она что-то делает, а человек то есть там умирал, поскольку он мог выжить, ничего такого, но она так неправильно что-то делала. И она говорила, что как он их собирал, ночью мог собирать, да, чтобы обсудить, что-чего, да, чтобы как это потом вырулить на эту «рельсу». Ну, потому что она была какой-то медсестрой такого… она го… она говорит, что она всегда была очень хорошей медсестрой, поэтому её очень ценили, и она в этом во всём тоже.

[Да, проктология — это отдельная, конечно, история Москвы. В общем, все вот эти этнические группы: грузины чётко довольно были с сердцем, сердечными заболеваниями; евреи — внутренние органы и проктология; гинекологи были азербайджанцы — это тоже по всей Москве так распределено.]

Ну, она много чего может наговорить. Просто бабушка очень много чего не рассказывала, естественно. То есть это тоже она считала, что, ну, какие-то вещи, которые я не должна знать, да, там, про, там, не знаю, те же самые аборты и прочее. Это я так от неё слышала какими-то урывками. То есть она… я понимаю, что ей много ещё есть чего рассказать. А потом она много рассказывала про психушку, потому что потом очень много лет она работала в психушке.

[В какой, в Кащенко?]

Нет, не в Кащенке. Там где-то, у них тоже. Такая, она го… такая психушка, которую они… на субботу-воскресенье уходили. Но она говорит, что… много чего рассказывала.

[Но это не Тушинская, да, горбольница, по идее? Другое?]

Я не знаю.

[А вот на Сходне, да, если она работала в проктологии, то это шестая или какая там больница Тушинская.]

Это МКС, мне кажется. Она говорила, что в МКС.

[МКС всё-таки? Какая-то «Московская…».]

…Какая-то «…клиническая».

[Клиническая; что «С»?]

Не знаю. Но мне кажется, что МКС. Вот, она… Но я у неё могу спросить, это без проблем. А в психушке она потом работала — я её спрашивала, почему она работа… пошла работать в психушку. Она говорит, что её везде хотели, что её звали везде, потому что она была очень хорошей медсестрой. И её звали на ста… пост старшей сестры — она не пошла. Говорит: «Зачем мне это? Что там?» — ну, ей нравился процесс, ей не нравилось копаться в бумажках. Вот, и… а в психушку она пошла — она говорит: «Ну как, отпуск больше, значит; там спокойнее, ещё что-то» — ну, из таких побуждений вроде. Я говорю: «Бабушка! Ну вот такие, что проктология, что психушка, — ну не самые приятные эти!» Она говорит, что ей всё нравилось, что вот она… Про психушку много рассказывала всё, что у неё, у них очень много лечилось знаменитостей, которые вот как раз, ну вот они приходили, да, потому что они там, ну, спивались. Да, алкоголики тоже у них лечились. Но у них были и такие буйные тоже, вот. Она говорила, что она не любила с женщинами работать, потому что женщины сразу в слёзы. «Я, — говорит, — очень грубая с ними, да, а они сразу в слёзы, — говорит. — Только с мужчинами я буду работать». Отказывала.

Неудачный побег из психиатрической больницы — пациент по имени Космос

Был у них пациент, его звали Космос.

[Почему?]

Потому что, она говорит, что психболь… психбольные — они очень хитрые. И они знают… они вычислили, значит, знают, когда у них, значит, [нрзб. — 00:57:35]. Нет, когда пост сдавала… медсёстры сдавали посты когда. И вот, значит, и он проследил, чтобы никто не видел. И вот в тот момент, когда одна уходила, другая приходила… И был люк для этих, для белья, но он был за… завален. Вот, и он, значит, туда проник и туда, в этот люк, прыгнул. Вот, и они потом, значит, его нашли, кричат в этот люк типа: «Ты там?» Типа-то: «Алё!», там. «Кто там?» — «Я этот». А он отвечает, говорит: «Ты где?» — говорит. «Я? Я в космосе!» — «Ну как там, в космосе?» — «Темно!» Вот, а как он там не убился ещё, тоже непонятно. Ну, короче, вот, у них был там Космос. Ну, она говорила, что у них там умудрялись тоже и пи… и выпрыгивали, то есть всё по… по полной программе.

[Да, в этом смысле, если брать интервью, то это безумно интересно, как вы вспоминаете или рассказываете то, что не рассказывали до этого, я уже говорил. Каждый раз какие-то нарративы, которые порождаются здесь и сейчас.]

Да.

Дед и его младшие родственники

Ну… Нет, самой тоже интересно, но и им тоже будет очень приятно, потому что они тут вообще ж, это… Дед-то вообще любит рассказывать всё и сразу. Он много чего может, дед много чего может рассказать.

[Исключительный человек: торговал всё время всем.]

Это да!

[При этом себе на уме, да и каждый раз заботился о выживании семьи, до сих пор разводит кроликов.]

Не говорите про кроликов! Там и кролики, и куры — все тридцать три удовольствия. Просто, ну, он не может понять. Да, то есть единственный человек в нашей семье, к которому у него нету… Он считает, что все хотят у него только его деньги. Как это? Ну, правда, наверное, денег-то у него там уже больше нету там, но… но не суть. Вот, но у него были! Он-то, он-то накопил за свою жизнь как раз. Но я этим не заведую, поэтому я не, это, не знаю. У него нет проблем только со мной, потому что я как раз к нему не еду просить денег и потому что я… Вот как я больше не копаю картошку. Почему? Потому что, когда, я помню, мы копали картошку, значит, чтоб её посадить… Или что-то с чем-то?.. Или что-то мы сажали? По-моему, картошку, не помню. Да — или выкапывали, или что-то делали. Успеть на экзамен в аспирантуру нужно — и я пока это делала, я помню, я сказала: «Вот я, — говорю, — столько лет пробатрачила в этом университете, чтобы завтра пойти и завалить этот грёбаный экзамен по философии!» Всё, меня больше не просят ни о чём! Потому что «нет, Света пусть идёт учится».

[Слушайте, мне кажется, в этом есть какой-то прямо такой done. Прямо долг — защитить эту грёбаную диссертацию, чтобы дедушке предъявить диплом и сказать: «Дедушка, смотри, вот я кандидат филологических наук». Мне кажется, это будет очень клёво.]

Ну, дедушка — он вообще… он…

[Он скажет: «Света, ты первый кандидат в нашей семье!»]

Ну, скажем так, что… Ну, я… я могу сказать, что я и первый магистр в нашей семье.

[Нет, магистр — это хрен с ним.]

Но он-то не знает, что «магистр — это хрен с ним». Нет, дед — он вообще… он и так очень гордится, потому что, это, ну, потому что он, он же мне платил за обучение, то есть как бы… то есть он вот, да, он прямо, да, он…

[Мне кажется, Света, сейчас напрямую можно дать слово, что вы защитите кандидатскую…]

Нет. У меня же диктофон, я… вы потом мне будете это припоминать.

[Не буду. Диктофон для другого: диктофон для районов и семейной памяти.]

Ну, в общем, вот.

[То есть можно, в принципе, его выключить.]

Всё равно. А так — не знаю, что ещё такого… <…>