Белова Ольга Владиславовна (1960). Москва

Личные данные рассказчицы (00:00:27—00:00:29)

Значит, Белова Ольга Владиславовна, 1960 года рождения. Город Москва. А в районе, о котором сегодня пойдет речь, условно буду его называть Михалково, я жила где-то с [19]71 по [19]73 год у бабушки, а бабушка моя переехала в Михалково в шестьдесят пятом году, когда получила там отдельную квартиру, наконец-то выехав с коммуналки на Ленинском проспекте, на площади Гагарина теперешней. И, соответственно, адрес нашего проживания был первичный… И, значит, получила она квартиру — 3-й Михалковский переулок, дом 8, корпус 1. Это вот здесь вот [показывает], до сих пор дом стоит, можно немножко увеличить.

Михалково — район пятиэтажек. Снос пятиэтажек (00:01:30—00:02:56)

Это был район пятиэтажек, причём пятиэтажки там были разные. Вот, восьмой дом вот этот, он был один из немногих, вот 8-й и вот 4-й, А, где потом бабушка жила до своей смерти в 2008 году. Это два кирпичных дома конца [19]50-х годов постройки, здесь были ещё несколько, они как-то, по-моему, не очень сохранились. А вокруг были вот эти вот, в основном… вот этот район был застроен беленькими пятиэтажками вот этими, более поздними и более такими шаткими, и они попали в первую волну сноса, когда, наверное, это было в [19]80-х, в конце [19]80-х годов уже начали ломать, когда сломали всю Большую Академическую улицу, вот эту вот нечётную сторону, все тоже пятиэтажки и построили здесь башни, куда переселились все жители, и вот эти вот дома по бульвару Матроса Железняка, тоже на семнадцатиэтажные башни поменяли. И бабушкины товарки из пятиэтажек окрестных въехали туда и смогли уже обозревать район с высоты семнадцатых этажей.

Границы Михалково и Коптево. Разница между восприятием этих районов разными поколениями (00:02:56—00:05:29)

И как вот я помню по бабушкиному самосознанию, которое отчасти и мне передалось, вот этот район, между Большой Академической улицей, Михалковской улицей и Коптевской улицей и вот до Коптевского бульвара, вот этот вот квадрат, да? Он назывался Михалково. То есть они себя позиционировали как жителей Михалково. Значит, и для них это было именно Михалково. Название «Коптево» прилагалось к территории южнее, начиная от Коптевского бульвара, где-то вот до Новопетровской улицы. Коптевский рынок — главная, так сказать, ну, центральная, да, доминанта этого всего. И вот этот вот Коптевский бульвар, Коптевская улица. То есть чётко, значит, ну, где-то вот по Коптевскому бульвару проходила граница в их головах между Михалково и Коптево. Потом эта граница размылась, и уже в году где-то с середины [19]70-х годов стал этот район называться Коптево.

[Какой район?]

Ну, и в том числе вот этот, и Михалково тоже. То есть Коптево расширило свою экспансию. Но до сих пор, мне кажется, вот те люди, которые действительно старожилы этого района, которые были заселены туда, когда из деревянного райончика это превратилось в район пятиэтажек, то есть это самое начало [19]60-х годов, они всё-таки это различают, что для них вот Коптевский рынок, Коптево — это одно, а, значит, Михалково — это другое. Вообще с этим Коптево очень интересно, потому что, на самом деле, историческое место, вот Коптево и Коптевские улицы, переулки, оно находится гораздо южнее, это в районе, по ту сторону Ленинградского шоссе, где-то между метро «Войковская» и »Соколом», там есть до сих пор какие-то Коптевские, Старокоптевские переулки или что-то такое. Поэтому получается, наверное, может быть, для тех жителей было актуально, что они не к тому Коптеву принадлежат, а всё-таки, значит, вот где-то вот там вот. Это достаточно, действительно очень далеко. Там была вот эта вот деревня, историческое название её Коптево, которая потом каким-то загадочным образом, почему-то перенеслось вообще гораздо севернее. Эту историю я, в общем, не знаю, это, наверное, надо у краеведов спрашивать.

Улица Выселки. Бульвар Матроса Железняка. Бульвар Рокоссовского (00:05:29—00:07:06)

А у нас, значит, получается, что основным местом интересным… Значит, что тут было. Те как бы жители, которые вот действительно старожилы-старожилы и переселялись сюда из деревянных домиков, они ещё помнят улицу Выселки, которая, судя по старым картам, она… то ли сейчас её дублирует бульвар Матроса Железняка, то ли она была немножечко ближе, вот здесь вот, вот этот пешеходный проезд, до сих пор между домами он прослеживается, безымянный такой. Вот она была параллельна Большой Академической, называлась, значит, Выселки.

[Именно Выселки? Не Петровские?]

Нет, нет, просто улица Выселки. И она, по-моему, на карте «Old maps» пятьдесят какого-то года, она ещё прослеживается. Можно по старым картам посмотреть. Вот, но вот во время моего, так сказать, школьного отрочества уже это название не было, значит, вот это был бульвар Матроса Железняка, который, конечно, никто так полностью не называл, просто говорили «на бульваре». Он был «бульвар». И у меня ощущение, что это вообще для микрорайонов характерно, потому что вот сейчас я живу на… в районе бульвара Рокоссовского, и в нашем районе никто не говорит «на бульвар Рокоссовского», все говорят «на бульваре», «по бульвару». То есть если микрорайон обладает своим бульваром, он так и называется «бульвар».

Граница между Михалково и Лихоборами. Лихоборы — отдаленный район. Станция Лихоборы. Дом с совой (00:07:06—00:09:19)

Значит, вот этот самый, значит, бульвар. Михалковская улица, по которой ходил транспорт весь наш. Вот здесь было трамвайное кольцо, сейчас тут станция МЦК «Коптево». Значит, школа моя, дом 13А, девятая спецшкола английская, где я училась с пятого по седьмой класс включительно.

[Прим. — через некоторое время после интервью рассказчица написала несколько комментариев в Facebook, фрагменты публикуются с ее согласия: «В 1972—1973 гг. (я в 6-м классе) математичка Ирина Эльханановна по своей методике делила класс на группы по способностям, при этом «не-математики»‎ могли легко получить свой троечный «‎автомат»‎. Были варианты контрольных, а иногда «‎перспективные»‎ на данный момент ученики могли писать контрольную, например, на подоконнике в коридоре, чтоб им «‎никто не мешал»‎. Мне так однажды случилось ютиться на подоконнике, и это был удивительный опыт «‎бесконтрольной контрольной»‎ :-) Не помню, чтобы кто-то обижался на такую градацию, учиться у ИЭ было интересно». «Наша ИЭ позиционировала себя как учителя со своей авторской методикой, о чем сообщала, например, на собеседованиях при приеме претендентов в класс, который она вела. Мы-то ей все скопом достались, она сначала была у нас учителем „‎на замену“‎, поэтому сначала градация была совсем удивительна». «Могу еще сказать, что пока я сдавала свой листочек с карточкой в класс, с подоконника в коридоре сперли у меня сокровище — перьевую ручку Паркер, заграничное сокровище! :-]»].

Соответственно, значит, вот в школьное время впервые столкнулись среди одноклассников с таким как бы микрорайонированием, потому что, значит, все, кто жил вот, ну, южнее Михалковской улицы, они все жили в Михалково, а все, кто жил, значит, севернее, это уже считались лихоборские.

[То есть по Михалковской улице…]

…Проходила граница между Лихоборами и Михалковым. Хотя, в общем, для нас уже как бы Лихоборы был малоизвестный район. Как-то мы там редко и бывали, казалось, что он очень далеко, и особенно такое было устрашающее название «Лихоборские Бугры». [Смеётся.]

[А что это такое?]

Название, по-моему, улица сохранилась, вот здесь остановка транспорта [показывает], по-моему, есть и улица. Если мы сюда подвинем, мы её увидим. Вот, название улицы. Ну, видимо, какие-то были эти, географический рельеф передаёт это название. Единственный более или менее такой известный объект тут, куда, в общем, интересно было гулять, и туда был, кстати, тогда свободный доступ, это старая станция «Лихоборы» на Окружной железной дороге. Там тот известный «Дом с совой», где, ну, дом как бы станции. Вот этот, наверное, комплекс, вот он, проезд братьев Черепановых, где-то вот здесь вот. Значит, и там же жил этот начальник вот этой вот, одной из дистанций Окружной железной дороги и, собственно, поэтому этот дом украшен, там сова такая хорошенькая в мезонинчике торчит. Вот «Дом с совой», это до сих пор сохранился, это приятно.

[Его и называли «Дом с совой»?]

«Дом с совой», да. Все как-то знали, что это «Дом с совой».

Район Плотина. Деление на тех, кто живет «до Плотины» и «за Плотиной». Стадион «Наука». Река Жабенка (00:09:19—00:12:56)

А второй момент, конечно, интересный, который разделял Михалково и Лихоборы, это Плотина. Значит, это вот как бы край Большого Садового пруда, который входит в комплекс Петровско-Разумовской усадьбы и, соответственно, Тимирязевской академии впоследствии. И почему Плотина, потому что сейчас он пруд, вот здесь вот ничего нет, вот где написано «Жабенский луг», а раньше здесь была речка Жабенка, но она уже практически совсем не прослеживалась даже вот в начале [19]70-х годов, поэтому мы были однажды потрясены знанием нашего одноклассника, который там что-то, на каком-то уроке географии нужно было рассказать о то ли водоёмах, то ли… в общем, чего-то района, и он сказал, что у нас протекает речка Жабенка. Все открыли рот, в общем, многие о ней просто не знали, что она была такая какая-то. Здесь какие-то вот мы сейчас, не знаю, водные очистные сооружения. То есть вот эта вот штука называлась Плотина.

[Эта штука, это район на улице Прянишникова?]

Значит, Михалковская переходит в Прянишникова, вот этот кусочек. Я даже не знаю, вот здесь вот, поскольку строений нет, они к чему относятся? По идее Михалковская, наверное, здесь заканчивается. Прянишникова, наверное, начинается вот — дом 2А — это Университет печати [МГУП], бывший Полиграф. Соответственно, значит, делились на тех, кто живёт за Плотиной и до Плотины, до Плотины. Вернее, вот те, кто жил до Плотины, оно само собой разумелось, что это здесь, а район за Плотиной маркировался.

[То есть до Плотины, это…]

Это в сторону центра, грубо говоря, в сторону Ленинградского проспекта, Ленинградского шоссе.

[Но тут нет же домов.]

Нет, вот до Плотины, это вот всё.

[До Плотины, это Михалковские?]

Да, Михалковская улица и, соответственно, вот всё, что южнее, Михалковские переулки и так далее. А за Плотиной — это вот эти вот, всякие там, какие-то Новомихалковские проезды уже. Улица там вот эта вот Генерала Рычагова и так далее.

[И как это маркировалось?]

Ну, «за Плотиной», то есть сразу сказали, что — ты за Плотиной.

[Вы же говорили, что это Лихоборы?]

Да, но ещё второе название. Не говорили «ты в Лихоборах», а «ты за Плотиной живёшь». То есть как бы это считалось более как бы маргинальным по сравнению вот с нашим районом, если выбрать в качестве модели антропоцентричную модель жителя Михалкова, да? Значит, для него важно было, значит, люди за Плотиной, это уже совсем прямо как-то вот совсем на выселках, ну, таких каких-то вообще маргинальных живут, а это более, так сказать, к центру более, такая цивилизация здесь кустится. И центр цивилизации тут у нас был стадион «Наука». Он и сейчас есть. И никто его, опять же, не называл «стадион „Наука“», просто «Наука», в транспорте: «Вы у „Науки“ выходите?», «у „Науки“ остановите, пожалуйста», «на „Науку“ пойдём?». Значит, уроки физкультуры у нас происходили на «Науке», на лыжной базе, нас тут гоняли на лыжах вокруг этого Академического пруда.

[Он Академический или Садовый?]

То, что он Большой Садовый, я увидела только на карте. В разговорном, так сказать, общении он, конечно, только «Академический пруд». Соответственно, значит, вокруг этого Академического пруда зимние и летние прогулки.

Пятачок — танцплощадка для пенсионеров на южном мысу Академического (Большого Садового) пруда (00:12:56—00:14:47)

Вот где-то вот здесь, поднимем немножко, вот если с этой стороны, с Большой Академической в район 35-го дома по современной нумерации заходить, и вот где-то вот тут, на этом мысочке, был так называемый Пятачок, танцплощадка такая стихийная, народная, для тех, кому за… ну, не знаю, ну, пенсионеры там собирались. И был гармонист много лет один и тот же дядечка такой, значит, танцы играл всякие, и старушки, старички с большим удовольствием там собирались, танцевали. И каждые, значит, выходные, ну и по праздникам само собой, там на майские, там и… не знаю, на ноябрьские, на октябрьские не помню, но вот летом это было такое вот, действительно, ну, форма досуга, который очень все любили. И честно говоря, вот не знаю, насколько жители, ну, откуда собирались: только из окрестных домов или ездили откуда-то. Но мне кажется, что этот «Пятачок» был известен и в других микрорайонах. Ну, там знакомства заводились и вообще дружба. И потом вот эти вот такие милые парочки такого, значит, пенсионного и старичковского возраста, они вот здесь вот гуляли так вот по этим самым, вот здесь очень красивые такие были берега у этих прудов там. Вот видно было, что, может быть, это результат этого знакомства замечательного на этом «Пятачке». «Пятачок» где-то прекратился, наверное, ну… в конце [19]70-х годов я уже, честно говоря, не очень его помню. То есть, может быть, и было ещё, но как-то это в, может быть, меньших масштабах, может, просто ушли те люди, которые, собственно, составляли основной контингент этого самого «Пятачка».

Пляж Академического пруда. Академический пруд (00:14:47 — 00:15:54)

[А молодёжь где отдыхала?]

А молодёжь, значит, молодёжь, сюда для молодёжи было отдельный подвиг, значит, здесь… Ну нет, здесь тоже, конечно, гуляли, но…

[На пруду гуляли?]

Ну, на пруду, здесь пляж был, на пляжу считалось, что купаться, не знаю, купаются только дураки и идиоты, потому что всю жизнь была такая присказка, что в Академическом пруду семьдесят процентов мочи от воды, поэтому купаться там, типа, брезговали. Но тем не менее на этом пляже просто вот яблоку негде было упасть. И до сих пор он там есть, этот пляж, он функционирует. Но вот такая откуда-то была, значит, прибамбас такой в голове, что купаться здесь нельзя.

[Это называлось «на пляжу»?]

Нет. «На пляжу», это просто чисто разговорное, это то, что я как-то слышала, но то, что это вот как-то… называлось ли это место конкретно пляжем, не знаю. Просто здесь я как-то, не приходилось мне участвовать ни в каких тусовочных мероприятиях.

Парк Тимирязевской академии. Коптево и Михалково — замещение (00:15:54—00:17:53)

В Тимирязевской, значит, этой самой, академии… Сейчас пока к молодёжи вернёмся, а ещё вот семейные прогулки, да? Было удобно с детями, значит, гулять, где у нас тут дворец-то получается, наверное, подождите, не нарисовано, что ли здесь? Само вот здание Тимирязевской академии. Значит, это вот где-то, вот он. Сейчас он весь огорожен, тут толком не подойдешь, ну вот эти остатки регулярного парка как-то это вот народ любил, и вот такие вот, это обязательно, как говорится, запечатлеть, да, семья на прогулке. [Показывает фотографию.] Да, значит, фотография: моя бабушка, её последний, значит, спутник жизни, это моя тётка, это моя кузина, которая вот как раз вот… вот для неё уже «к бабушке в Коптево». Ну, из фотографии, судя по всему, наверное, год где-то может быть [19]67. Она [19]65 года рождения. Здесь она ещё такая маленькая.

[«К бабушке в Коптево», это как?]

Ну, у меня было, в моём сознании осталось, навсегда осталось «к бабушке в Михалково». Она моложе меня на пять лет, и ещё, значит, есть у меня кузен, который на тринадцать лет, и они почему-то уже говорят «к бабушке в Коптево». То есть в какой-то момент произошла… что-то такое вот… И тоже самое уже совершенно чётко только «Коптево», никакое не «Михалково», это в сознании моего сына, который [19]86 года рождения, который родился, вот, собственно, это его родной район. Коптево, двадцать седьмой роддом, который вот на Коптевском бульваре стоит. [Показывает фотографию.] А это вот они гуляют около здания академии, около вот этого дворца Петровско-Разумовских, и, по-моему, таких семейных фотографий вообще в каждой местной семье очень много. Это была такая вот прогулка.

Грот в парке Тимирязевской академии (00:17:53—00:18:56)

Здесь грот был. Вот что мы знали, что в этом гроте убили студента. И это была такая местная страшилка. [Смеётся.]

[Какого студента?]

Какого, даже не… это потом, в школе узнали или где-то там, что студент — то ли Ипатьев, то ли Игнатьев, или его убил Ипатьев или Игнатьев. В общем, короче говоря, что революционеры студента убили.

[И это знание циркулировало…]

Да, что вот грот, что здесь убили вот человека за то, что он был… это студент, это мы знали.

[С Достоевским это не связывалось?]

Нет, нет, ну, мы маленькие ещё были, Достоевского в школе тогда не проходили, и, в общем, как-то… просто вот место такое, значит, страшное.

[Страшное значит, что туда не надо ходить?]

Нет, ходили, на лыжах катались сверху, там зимой на санках и летом. Он, в принципе, он же нестрашный, он такой, в общем, открытый и всем ветрам, там ни кустов ничего нет. Ну, просто вот какое-то вот такое вот место убийства само по себе так волновало воображение.

Кладбище академиков в парке Тимирязевской академии. Нелегальные захоронения «новых русских» (00:18:56—00:19:51)

Да, вот здесь ещё где-то подальше есть кладбище академиков. И, ну, туда доходить уже как-то одним не всегда получалось. Так особо туда как бы одни не гуляли, просто было интересно, идёшь по лесу, и вдруг ни с того ни с сего могилки стоят, памятники, это головы этих… бюсты академиков. В общем, что-то как-то было странно, что это посреди леса. Но ничего про это не рассказывали. Потом, говорят, что в [19]90 годы рассказывали, что там начали появляться могилы просто каких-то людей, которым понравил… которые уже не имели отношения к этим академикам и их родственникам, просто, видимо, то ли места покупали, то ли что. В общем, там чуть ли ни «новые русские» теперь хоронятся. Я, честно говоря, не видела там никаких таких особенных надгробий, но, правда, была давно, поэтому могла просто внимание не обратить. Но, тем не менее, вот это маленькое кладбище, оно, как бы, наверное, до сих пор и есть.

Парк-усадьба Михалково — Петрашка (территория фабрики им. Петра Алексеева). Танцы в ДК при фабрике. Головинские пруды в Петрашке. Местная шпана. Группировка «Ла-5» с ул. Лавочкина (00:19:51—00:22:25)

А, значит, что касается молодёжного экстрима, то вот здесь у нас, за железной дорогой, вот Михалковскую улицу… переходит железную дорогу, и вот этот парк Михалково, собственно, усадьба Михалково. Но её, конечно, никто так не называл, её называли Петрашка.

[Петрашка? Почему?]

Да, потому что здесь была, где написано «ЖК Лофт Парк», это на самом деле территория фабрики имени Петра Алексеева, вот этой суконной там, прядильной, ткацкой, которая сейчас разорена и которая уже не работает, и половину, по-моему, её этих… построек уже снесли во время, когда вот начали строить этот самый Лофт Парк, всё поизуродовали. Значит, здесь была эта фабрика, при ней был Дом культуры, где показывали там, конечно, кино и какие-то, значит, вот там тоже мероприятия, ну, может, танцы всякие, но мы были маленькие, это не для нас было. Но всё равно считалось, что просто вот даже как-то и в кино-то сюда ходить страшновато, потому что считалось, что здесь такие отчаянные, хулиганистые вот эти вот ребята, и пойти в Петрашку — это было вообще, ну, совершить такой гражданский подвиг, потому что там, значит, [говорит шепотом] обязательно пристанут к тебе.

[Пристанут?]

Пристанут обязательно, хотя, в общем, никто, может, и не собирался приставать. Но вообще считалось, что вот туда такие отчаянные девочки вот ходят, старшеклассницы, которые там, значит, тусуются уже с какими-то молодыми людьми, уже, может, и не школьниками. И то же самое касалось этого парка. Вот гулять, вот здесь вот, на Головинских прудах, в Петрашке, это тоже было, в общем, так, с замиранием сердца, потому что тут считалось, что здесь собираются всякие вот такие вот шпанистые компании. И вроде как самой шпанистой считалась, что они откуда-то вот отсюда приходили, из района Кронштадтского бульвара, с улицы Лавочкина. У них была такая группировка, которая называлась «Ла-5», ну как са…

[Как самолёт?]

«Ла-5», как самолёт, да. И вот, эта, значит, «Ла-5» наводила трепет на… Ну, они вроде как считались агрессивные, и что они могли подраться. И девицы там тоже были в этой группе «Ла-5», они такие все, естественно, умели курить уже и такие, в общем, были разбитные. Их опасались, вот это вот. Хотя, может быть, их никто в глаза не видел так из большинства, но вот это вот, ореол такой какой-то вот опасной молодёжной группы, он существовал. Вот эти вот «Ла-5», которые, значит, с этой стороны подходили, и, видимо, может, что-то тут, в этом самом, Михалковском парке творили.

Парк Михалково связывали с Сергеем Михалковым (00:22:25—00:23:00)

О том, что здесь какие-то особенные достопримечательности, мы по своей как бы, не знаю, наивности или там не знаю, ещё необразованности просто не знали. Ну, живописные руинки стояли там эти, в готическом стиле какие-то то ли ворота, то ли башенки. Ну, про то, что это имение Михалко\вых, да, вот, говорили, что, значит, Михалко\вы сменили фамилию, чтобы, значит, вроде как вроде как откреститься от своей собственности, а это на самом деле их. Мы все знаем, что «Дядю Стёпу» написал владелец, в кавычках конечно, этой самой усадьбы.

Застройка района вокруг парка Михалково (00:23:00—00:23:34)

Я последний раз там была, наверное, в конце [19]70-х годов, когда вот эти здесь начали застраиваться какими-то такими высокими домами, вот эти вокруг Головинского пруда Большого, и эти высотные дома начали закрывать горизонт. Это было очень неприятно, потому что вот раньше, как я помню, приходишь, и вот эта вот гладь пруда, деревья, и небо дальше. Вообще, просто, ну, как будто не в Москве. А сейчас, я думаю, что тут уже сплошные небоскребы стоят.

Коптевский рынок. Район вокруг рынка. Винный магазин на Коптевском бульваре (00:23:34—00:27:04)

[Расскажите про Коптевский рынок.]

А, ну, тогда надо его показать. [Показывает на карте.] Ну чего, хороший рынок такой был. Он единственный на весь район, другого не было, такой нормальный колхозный рынок, где бабушки, дедушки, репки, картошки. Ничего такого криминального, и, вот, ну, то, вот что это потом превратилось… Я знаю, что в [19]90 годы там, как везде, торговали этими вещами. И эти прилавочки с едой такой нормальной заменились вот этими какими-то полуантисанитарными палатками. Но, вроде, сейчас он как бы существует, но уже тоже, по-моему, как это, в районе… в смысле, в формате как это, фудкорт, что ли, называется, ну, когда там вот еда какая или что. Но это уже совсем не то, это, по-моему, даже вот он, какой-то рынок «Ветерок», уже он даже «Коптевский рынок» — нет такого понятия. Скорее всего, скажут просто «на рынок пошли». А так, в общем, вот. Но на самом деле, конечно, опять же, вот считалось, что, ну, вот здесь вот, в районе тоже, ну, какая-то не очень такая, дружественная атмосфера, потому что, ну, какие-то пьянички тут, значит, вокруг тусили вокруг. Тут был вот на Коптевском бульваре где-то винный магазин такой, где во время… сейчас вот, где здесь этот родильный дом-то у нас. Так, вот он, да. Вот, в общем, не помню точно, может быть, вот где здесь эта вот «Пятёрочка».

[Примерно в одиннадцатом доме?]

Ну, примерно да, где-то одиннадцатый дом. И там вот эти гигантские очереди с [19]80-х годов велись за, очередь за… водка по талонам, там и так далее. И вот семейная история про то, как новорождённый младенец Григорий [сын информантки] помог, значит, славным офицерам советской армии запастись водкой, потому что он родился, когда… Ну, надо было меня как-то забирать оттуда с младенцем, что-то никого не оказалось на подхвате, и моя мама попросила своего сослуживца на машине. Значит, он машину пылесосил, мыл там изнутри, чуть ли ни с порошком: младенца забирать. А потом где-то на пути заглох. И пришлось срочно просить другого сослуживца, который на каком-то раздолбанном там, мятом таком, пыльном, грязном «москвичонке» красненьком, значит, вот, приехал сюда. А заодно, значит… и видит, что стоит очередь, дают водку, и как-то вот… И очередь большая, и, ну, и пока меня забирали, он сообразил, быстренько подсуетился, он подбежал к этой очереди и сказал: «Мужики, у меня сын родился!». [Смеётся.] При форме был, значит, это, и, ну, сжимает талоны: «Мужики, у меня сын родился!». Очередь расступилась, его пропустили, он ящик водки взял и, значит, пока меня там выписывали, он его притащил, поставил в багажник. То есть младенца домой везли под скрежет там деталей и звон водки в багажнике. [Смеётся.] Так что вот известный магазин.

Коптевский бульвар. Бульвар Матроса Железняка (00:27.04–00:27:49)

Вот, но вообще, вот этот Коптевский бульвар, если по бульвару Железняка люди гуляли, реально вот они ходили вечером и вот так прогуливались от Михалковской улицы и вот туда до Зои и Александра Космодемьянских. Это была такая прогулочная вещь тут. Вот по Коптевскому бульвару никто не гулял, он был какой-то такой заброшенный, какой-то такой, ну, никакой, в общем-то. Сейчас тут церковь построили. Ну, не сейчас, это, конечно, где-то в… тоже, наверное, уже в [19]90 годы, может быть. В конце [19]80-х не было её ещё. И он как-то приобрёл, наверное, какие-то там цивилизованные… А так, просто луг зелёный такой, упиравшийся с одной стороны, значит, куда-то там в рынок, а с другой стороны — в Большую Академическую.

Общежитие Полиграфического института. Кинотеатр «Байкал». Территория «За „Байкалом“» (00:27:49—00:30:58)

[Были ли распивочные места? Тошниловки, рыгаловки?]

Не, ну маленькие были, конечно, так не очень, помнили, где чего. Таких вот как бы тошниловок что-то я не знаю. Место, которое волновало, этих самых, блюстителей нравственности и порядка из старичков, которые писали там в жил… эти самые… в ЖЭК там, или куда? Жалобные заявления. Это было общежитие, старое общежитие Полиграфического института. Ну, вот здесь вот оно, Михалковское вот это вот, вот этот дом семь, да? Вот. Ну, сейчас там…

[Это институт, а люди где жили?]

Нет, нет, он, это раньше и было общежитие, потому что они учились-то на Сухаревской все, а здесь были общежития. И, значит, лето там, или там, не знаю, даже, может быть, и не лето, а зима. Ну, не, конечно, там летом окна открыты, зимой штор никаких нет. И старички некоторые жаловались, что вот специально девки, значит, разденутся как-нибудь там вот так, не знаю, в каком-то неглиже садились на подоконники, и вроде как они книжки читают и учатся, а на самом деле они вот так вот возмущали их [смеётся] нравственные души. Очень им это не нравилось. А поскольку моя бабушка была вот, в общем, выйдя на пенсию, активным, значит, ну там в этой… в парторганизации, да? Районной этой, домовой, то эти вот жалобы ей как раз и поступали на прочи\т. И она, значит, как раз вот так, несколько раз, ну, не злословила, а просто, ну, как-то по поводу этих вот дедо\в озабоченных, которые, на самом деле-то ему, конечно, нравится смотреть. Он, наверно, ещё высунулся как-нибудь, чтобы получше разглядеть, но жалобу всё равно, значит, накатать надо было. А так по Михалковской не было здесь никаких ни пивных, ничего. Была такая транспортная и жилая улица. И, в общем-то, только вот когда пятиэтажки вот здесь заменились этими вот высокими зданиями, тут… Даже когда построили кинотеатр «Байкал», при нём, по-моему, даже и кафешки-то толком никакой не было. Ну вот, кстати, «Байкал» когда появился, тоже было такое, как бы, ну, такой микроцентр появился. «У „Байкала“», «к „Байкалу“» там…

[То есть там встречи назначались?]

Ну, там какие-то магазины появились, почта здесь вот эта наша, восьмое отделение. Ну и потом, естественно, единственный там ближайший теперь получился кинотеатр. Потому что раньше ближайший был «Рассвет», который на улице Александра и Зои… Зои и Александра Космодемьянских. А тут появился свой. То есть это, в общем, тоже был какой-то такой, ну, такая доминанта, потому что: «Где живешь?», «Где магазин?» — «За „Байкалом“». Значит, ну, соответственно, где-то… ищи где-то вот здесь, в районе Новомихалковских проездов.

Спецшкола с английским языком на Михалковском и вспомогательная школа для детей с отклонениями в развитии (00:30:58—00:33:39)

Да, про школу свою вот могу сказать. Значит, спецшкола, вот она стоит тут, а вот этот соседний дом, тринадцатый дом наш, а пятнадцатый дом — ещё тоже написано «спецшкола». Так вот, наша-то была спец-английская, а эта была спец-вспомогательная. И между ними тропиночка, до сих пор она есть. Это был такой узенький проходик, с двух сторон, значит, школьные заборы. Ну и мы, кто вот здесь вот жил, значит, вот в этих, в районе Соболевского проезда, Третьего Михалковского, по этому проходику, собственно, ходили и в школьный двор заворачивали. Так вот, дежурная шут… ну, не шутка, а угроза наших учителей была, что «будешь плохо учиться, отправим тебя в спецшколу через дорогу». [Смеётся.] То есть как бы понятно было, что, значит, вот там школа для дураков, грубо говоря, а мы тут вот, значит… И кто плохо учился, вот ему и говорили, что место твое не в нашей прекрасной школе, а в спецшколе через дорогу.

[Она была известна как «школа для дураков», а контакты между школьниками были?]

Нет, нет. Вот я даже удивляюсь, потому что, может быть, они не… как-то, во-первых, может быть, у них как-то была более огорожена территория. Ну, как-то, я думаю, что какие-нибудь злые там вот эти вот подрастающие, они могли там, типа: «Дефективные, дефективные!», ну, как, значит, через забор крикнуть. Но так, честно говоря, нет, вот так, чтобы… как-то не соприкасались мы, и даже у меня такое ощущение, что… их даже, может быть, не очень выпускали на перемены, что ли, вот в тёплую погоду. Там как-то не было такого, чтобы в школьном дворе кто-то тусил. Но то, что это вот такая, вот вспомогательная, знали, ну, как дефективная школа. И вот эта вот, значит, дорожка, которая… которая была угрожающая. [Смеётся.] Школа была интересная, это сейчас её перестроили, так она была, у неё было два здания, старое, видимо, довоенное ещё такое, как в кино снимают, с большими квадратными окнами, с широкими лестницами. И к нему пристройка. Вот, собственно, английский кабинет и лингафонные у нас были там. Это же, как это вообще круто, так из одного здания в другое ходить учиться! Прямо мы такие, такие крутые. [Смеётся.] Ну, школа, вроде, была, ну, такая, действительно хорошая, престижная, сильный преподавательский состав. Сейчас не знаю, чего с ней как-то вот, как она там осталась, потому что заканчивала я уже не её. Я отсюда ушла, значит, перед восьмым классом. Но, собственно, вот эти три школьные года, которые я там проучилась, это, пожалуй, я их с наибольшей симпатией вспоминаю из всех своих школ, в которых мне пришлось учиться.

ДК у нынешней станции Коптево. Уроки патриотического воспитания. Культурное место для жителей Коптевской улицы. Жители Михалковской улицы ходили в к/т «Рассвет» (00:33:39—00:35:03)

Что ещё забыла? А, вот здесь вот хорошее место было. [Показывает.] Значит, где трамвайный круг, вот здесь вот, я даже не знаю…

[У станции Коптево?]

Да. Там до сих пор стоит… Может, это вот этот, нет, он… В общем, там был Дом культуры каких-то, ну, может, он железной дороге принадлежал или что… такой какой-то совершенно, ну, непонятного для меня предназначения… что там вообще происходило, может быть, там какие-то кружки были, может, там было какое-то кино… Нас туда водили на уроки патриотические, вот эти, как он назывался — урок мужества, да. Приводят, какой-нибудь фильм про войну показывают. Там все пятые классы идут, или пятые, шестые, седьмые. Вот сейчас он стоит такой, какой-то позабытый-позаброшенный, ничего там, по-моему, в нём нет. Но вот надо сказать, что жители Коптевской улицы, которые у нас вообще считались тоже какие-то такие, ну, маргинальные, ну, потому что, ну, дома практически на железной дороге стоят, вот здесь проезд Братьев Черепановых, там вообще какая-то промзона была. Вот они там очень часто в кино ходили, по пять копеек, это самое, детский сеанс какой-то. Вот для них это было культурное такое место. Для нас уже, которые вот жили ближе к Большой Академической улице, уже нет. Нам было легче там, не знаю, по бульвару Матроса Железняка дошлёпать до кинотеатра «Рассвет», пешком ходили.

Межрайонных конфликтов не было. Дома, снесенные в 1980-е годы (00:35:03—00:36:46)

[Ребята из Лихобор, из Михалково, из Коптево, у них были какие-то контры?]

Нет, вот единственное, что, вот я говорю, те, которые совсем вот, эта «Ла-5», да, чужие… Здесь скорее нет, здесь скорее было, честно… ну, как, номинативно, да вот… Ну, не было такого, чтобы коптевские, допустим, бьют михалковских. Хотя тогда, ну, все во дворах жили и, в общем, как-то все общались. Ну, для девчачьих этих компаний вообще было как-то не очень, по-моему, это актуально, потому что в гости ходили и там вот на этот, на Коптевский бульвар, вот одноклассники жили, и где-то ещё там у нас, ну, вот вдоль Михалковского этого переулка. Сейчас уже практически всё поснесённые там эти… А, вот фотография, как выглядело… [Показывает.] Во. Это, видимо, почти сразу после того как бабушка с коллегой по браку вселились в этот дом. Вот это дом, видимо, четыре, который сейчас снесён. Значит, ну, короче, вот здесь вот, первый снесли вот этот дом [показывает], построили гараж, вот этот, на новом месте.

[На Третьем Михалковском проезде?]

На Михалковском переулке, да, вот это вот. Потом, значит, был шестой дом, который сейчас… не помню сейчас, чего он. По-моему, стоит ещё, вот белый вот этот вот. Но вот это, по-моему, четвёртый, который пал первым в борьбе за реновацию… реновацию ещё той, первой волны.

Стадион «Наука»: прогулки и сирень. Палисаднички на Михалковском (00:36:46 — 00:39:06)

Вот здесь вот видна, значит, этот стадион «Наука», вот она со своими, значит, это… И туда просто тоже ходили гулять, и была очень там зелёная территория, сирень, в общем, всё так хорошо, и просто было приятно погулять, но видно, вот сейчас, например, здесь я вижу [показывает фотографию] — это моя кузина на велосипеде — соответственно, этот вот, видимо, третий дом, вот он стоит.

[Тоже по Третьему Михалковскому?]

Да, нечётная сторона. Вот это магазин спортивный тут, который, сейчас тут не знаю, чего. Такие маленькие деревья, тут сейчас вообще всё в зелени. И вообще очень жалко будет, если под снос пойдут в том числе и вот эти вот зелёные такие прекрасные какие-то дворы, которые вот так вообще были до\роги. А вообще, у этих вот пятиэтажек кто был такой, хозяйственный, разводили палисаднички. У моей бабушки, значит, вот здесь вот окна выходили в этот вот… то есть одно окно — сюда, на Михалковский, а второе — вот сюда, в торец. И вдоль торцовой стены, значит, был у них там садик разбит: вишенки, сливки, всё вполне плодоносило. Цветы там какие-то, астры. Смородина, под окнами прямо кусты. И в общем, набиралось на какие-то там компоты, варенья. Потом это постепенно всё как-то в негодность пришло, всё разорилось и, в общем, в лучшем случае остались какие-то зелёные газоны, а в худшем случае, значит, вообще там ничего не осталось, потому что вдоль шестого дома тоже был такой палисадничек, но вот как-то всё на убыль пошло. То есть вот это вот полу… какая-то всё-таки ещё, ну, не полудеревенская вот как бы обстановка, но вот то, что вокруг домов вот росли там, я не знаю, вишни, сливы и смородина, это как-то больше напоминало какую-то дачу такую.

[Только растения? Петухов не разводили?]

Нет, петухов не разводили, у кого-то вот на вот этой стороне, кто-то, видимо, держал… чуть ли, может быть, вот в этом доме… седьмой, это первая башня такая высокая, ну, не знаю, сколько ей, четырнадцать, четырнадцать, что ли, этажей. Одна из первых вообще, которая была в районе построена и, по-моему, там на балконе у кого-то был петух, который орал. Но это был скорее курьёз такой местный, чем тенденция.

Транспорт: наземный транспорт, метро «Войковская». Мост на Ленинградском проспекте со скульптурами («Победный мост»). Парк Покровское-Стрешнево (00:39:06—00:43:34)

[Как выбирались в центр города?]

Ну, ближайшее метро — «Войковская». Значит, Большая Академическая: ходили троллейбусы, автобусы, по Михалковской ходил, по Коптевской вот здесь вот, ну, соответственно, Михалковская, Коптевская, ходил трамвай. И можно, в принципе, было ехать на трамвае так через Новопетровскую сюда, либо на Большой Академической, Космонавта Волкова ехать на автобусе или пятьдесят седьмом троллейбусе, вот он мне очень нравился, потому что, ну, так едешь, вот здесь вот платформа «Красный Балтиец», какие-то такие тоже интересные названия. Потом, значит, под мостом, тут так он хорошо разворачивался. Этот, где эти, скульптуры-то, когда Ленинградский проспект переходит в Ленинградское шоссе.

[Где МАИ?]

Не, МАИ ниже ещё, да. Ну, в принципе, вот да. Этот «Победный», значит, мост со скульптурами.

[Победный? Его так называли?]

Ну, «Победный», это бабушка говорила, я не знаю, он про…

[Она говорила Победный?..]

»Победный мост», да. [Усмехается.] И как-то вот так вот, действительно, там, на ту сторону уже уж совсем это было такое чужое, такое пространство, куда, даже если вот Покровское-Стрешнево есть парк, вот лучше было бабушке не говорить, что туда пошел, потому что [шепотом] опасности! В общем, далеко и как это вообще, ну, считалось, что это такое вообще далёкое путешествие, что, ну, если ты хочешь, чтобы тебя в сле… чтобы ещё туда пойти, взрослым лучше про это не рассказывать.

[А зачем туда?]

Не, просто вот как бы интересно прогуляться там, что-то такое. Ну, в основном, это было, что если у кого-то, например, из… вот у меня была в классе подружка, у неё были дачные знакомые, которые жили где-то вот здесь вот, значит, где этот наш… Ленинградский, этот самый… Ленинградское шоссе, ну, где-то вот в этих вот, вот тут вот, в этих домах. Даже нет, не МАИ, вот сюда за мост надо поднять карту. В общем, где-то вот там вот, вот в районе Войковских проездов. Вот 4-й Войковский проезд. И от них, конечно, здесь было близко гулять. Поэтому, ну, по знакомству иногда ходили туда, но это редко было и нерегулярно. А так вот, значит, в основном, как бы получалось, что картина мира вот: до метро доехал, и всё. А второй вариант был ещё, значит, ходил восемьдесят седьмой автобус. Он ходил от НАМИ, института, значит, до площади Свердло\ва, в самом центре. Но ехать, правда, было жутко далеко, в смысле, долго и, ну, это вот был действительно такой странный маршрут, который связывал буквально с, ну как, с Большим театром, да. И ещё были автобусы, которые, но это уже не в центр, это скорее на ВДНХ, двадцать третий и восемьдесят третий, которые ходили туда на ВДНХ через вот эту вот Окру… Окружной прое… Гостиница ВДНХ, вот этот комплекс. Но тоже как-то, ну, это… В центр ездили именно в ближайшее метро «Войковская» и, когда не было метро, как вспоминали, значит вот, бабушкины соседи, она-то переехала, уже метро, по-моему, было, потому что «Войковская», по-моему, построена, проверьте, когда, по-моему, метро уже откр… А вот когда метро не было, естественно, тогда до «Сокола» ходил трамвай, был «Сокол» ближайшее и… или просто народ любил ездить на трамвае. В двадцать третий трамвай сели и до Шмитовского проезда, значит, полтора часа едут. [Смеётся.] Так что транспортное сообщение такое. На самом деле, вот я помню, что очень, вот с детства я помню разговор о том, что как бы хорошо было, чтобы по Окружной дороге ходили бы поезда, потому что как было бы удобно везде ездить. Ну, дождались, вот они сейчас ходят. Потому что, я не знаю, может быть, среди вот этих вот, кто говорил, старые люди, они, может быть, ещё помнили, как ходили эти поезда, ходили до [19]30-х годов там каких-то, было пассажирское сообщение. Я не знаю, были ли оборудованы тут, в северной части, станции какие-то, но эти паровозики, вроде как, значит, вот действительно были. А сейчас тут, конечно, вообще ничего не узнаешь, потому что всё стало по-другому и как-то, действительно…

Школа им. Зои и Александра Космодемьянских. К/т «Варшава». Парк у кинотеатра (00:43:34 — 00:45:07)

Вот да, ещё местная достопримечательность, ну, это предмет шуток, кинотеатр вот этот вот, Парк имени Воровского, я не знаю, чтобы он так назывался. В общем, здесь вот это очень красивое здание было, которое очень нам всем нравилось, и мы думали, почему же вот мы не учимся в такой же красивой школе. Школа имени Зои и Александра Космодемьянских, это построенная по конструктивистскому там чему-то, авторскому, этому самому проекту с обсерваторией, там, с какими-то, значит, этими прекрасными круглыми окнами. Она действительно была просто очень красивая. Мы там были один раз на какой-то, то ли олимпиада, то ли, ну, в общем, что-то такое, и на меня это произвело вообще, конечно, такое впечатление. Думала: «Надо же, как повезло некоторым. Они в таком красивом здании». А здесь вот кинотеатр «Варшава». И гости столицы часто путались, потому что театр «Варшава» тут, а метро «Варшавская» и Варшавское шоссе совершенно в другом конце Москвы. И однажды наша одна такая знакомая вот так уехала. Ей сказали, что… чё-то она там перепутала метро, кинотеатр «Варшава», это она как-то запомнила и, в общем, уехала на метро «Варшавскую». Долго нас там, значит, искала, а поскольку не было тогда ни телефонов, ни чего там, в общем, в гости она приехала часа через четыре. Ну вот, а тут… Ну, и вот этот парк, такой он, как-то был, в общем, тоже не очень такой какой-то понятно его предназначение, кто-то ходил кто сюда гулять или просто так жители срезали путь к метро.

Здание Академии управления МВД: выставка Константина Васильева в 1970-е. Выставка 28 московских художников на Малой Грузинской (00:45:07—00:49:21)

Вот тут вот бы… это, вот, Академия управления МВД России, вот здесь мне однажды посчастливилось побывать. Тут была первая выставка художника Константина Васильева, вот этого, значит, который этих древнерусских, этих…

[Славян.]

Славян рисовал.

[Язычников.]

Язычников и прочих. И сильное впечатление тогда произвело, конечно, я была, наверное, в классе в седьмом. И как-то, может, постарше, может в восьмом уже. Ну, вот как-то вот это неформальная живопись, она это самое… Почему милиционеры его вывесили? Вот не очень понятно, в общем, кому это принадлежало, эта коллекция, но вот у них прямо там, в большом этом самом помещении висели эти, практически все его, по-моему, работы, потому что потом, когда стали альбомы выпускать, что-то я… я их все видела, то есть они реально вот… были первые, кто эту выставку открыл. Это ещё было до всяких перестроек вообще, это было ещё во времена вполне себе такие какие-то строгие.

[Обсуждалось как-то, что это «русский дух»?]

Нет, ну… нет, ну как-то, нет. Всех просто поражала, ну, экспрессия вот эта. Там не то, что исконный дух, что… но насколько это… как это интересно, красочно и вообще эмоционально по сравнению с соцреализмом, который в тот момент уже всем надоел, и все эти доярки, значит, эти девушки в платочках, там, не знаю, молодые люди с пылающим взором, кочегары и так далее. А тут вот какие-то вот длинноволосые эти витязи, девушки с какими-то бездонными глазами, страшные колдуны… Вот это просто, ну, по впечатлению, насколько я понимаю, поскольку народ был, ну, скажем так, не все же искусствоведы, но вот это чисто эмоционально, да… Вот двадцать восемь московских художников и Константин Васильев одинаково, в общем-то, заряд несли в себе, такой вот, именно впечатления свои, какой-то именно… именно необычной живописи, что там свеча вот он держит, и свеча эта прям вот такая вот, горит, да, видно, или там девушка вот эта вот, где она гадает-то в этом, в окне заиндевелом. Просто потому, что это было нарис… в необычной манере. А то, что это как-то что-то такое вот идеологически славянское, нет, скорее, ну, какая-то вот сказка, что-то такое вот. Именно оторваться от этой производственной рутины, которая всем надоела, а тут такие сюжеты вполне себе, они такие, ну, скажем так, какие-то загадочные.

[Двадцать восемь московских художников, это кто?]

Это то, что на Малой Грузинской, выставлялись, вот в доме, где жил Высоцкий, вот в этом, в кирпичной башне, там внизу был у них зал, и периодически они устраивали выставки. Очередь стояла, значит, начиная от зоопарка, по-моему. [Усмехается.]

[Когда это было?]

Ну это были, наверное, где-то, это я ещё в школе училась, наверное, это был где-то год… Ну, естественно, они и раньше начали, но я начала туда попадать где-то году в [19]76-[19]77, вот так. И тогда ещё это на такой, на романтический девичий настрой, это было тоже очень круто всё. А там ещё такая музыка играла, какая-то такая электронная. И все вот эти вот, опять же, тоже странные такие образы, которые они там демонстрировали, тоже было вообще очень как-то так… Нравилось нам, ходили мы прямо вот туда и… очень было интересно. Причём, даже мы тогда не понимали, что эти художники там же вот они и тусят, собственно, вот можешь подойти, поговорить, что-нибудь спросить, мы просто разинув рот, значит, вперивались в эти самые и выходили совершенно ошарашенные: «Ой, какие картины! Какие вообще!». Хотя сейчас, наверно, некоторые, может быть, показались бы какими-то даже, ну, не то, что кич какой-то, а такое вот… ну, такая какая-то изыс… как это сказать-то, нарочитая вот эта вот манера, может быть, сейчас бы уже и не понравилась. А там же были какие-то такие намёки на христианскую живопись, ещё на что… Ну, в смысле, какие-то мотивы, ну, все там прямо обалдевали.

Дома в стиле деревянного модерна (00:49:21—00:51:20)

Вот не знаю, вот Горелый дом, подождите… Вот чего-то, у меня вот такое вот воспоминание, что-то вот с такими деревянными домами, которые вот здесь вот стоят на Прянишникова, которые примыкают вот к Тимирязевской улице. Вот где-то вот здесь, вот здесь деревянный модерн всё было застроено, тут несколько домов сохранилось. Где-то вот, ну вот эти вот, ну тут. Вот 51-й — 53-й, деревянные, они действительно стоят до сих пор. Вот у меня ощущение, что это что-то вот где-то вот там, да, да. Как выглядел и почему горел, не знаю. Это уже какие-то такие, чисто ассоциативные.

Скульптуры коней в Тимирязевском парке. Памятник Вильямсу (00:51:20—00:52:51)

Тут ещё же был этот, корпус коневодства, и там стояли совершенно замечательные коня… эти скульптуры, скульптуры лошадей в натуральную величину на сходе, у этого самого корпуса, и отдельно, значит… и страшно хотелось на них забраться, и, значит, вот как-то вот. И некоторые хвастались, говорили, что они это вообще проделали и сидели на этих лошадях, как это было круто. Ну, врали, наверное, конечно, а может и нет. [Смеётся.] Ну потом, когда эти лошади исчезли, было очень жалко. Сейчас их, по-моему, нет. Они были такие прямо настоящие-настоящие, мы их любили. На трамвае едешь обычно как-то вот, а на трамвае в эту сторону ездили, в основном, в парк Дубки. Там был этот, всякие секции спортивные, там типа стрельба, тир, чего-то такое. Но, казалось, так далеко, а сейчас это, я проехала тут как-то несколько раз — совсем рядом.

[А другие памятники, скульптуры?]

Ну вот, так чтобы чего-то вот… в Тимирязеском вот то, что стояли там эти какие-то там вазы, в основном, какие-то и скульптуры. Ну, стояли и стояли. А таких особо памятников у нас, по-моему, там и не было, кроме вот этих коней. Памятник Тимирязеву не считался, мы как-то его… или там Вильямсу, по-моему, памятник Вильямсу. Нет, не Тимиряз… Тимирязев стоит на этом, на бульваре. Здесь, по-моему, Вильямс.

Опытное поле (00:52:51—00:53:39)

А, ещё было замечательное место, которое называлось Опытное поле. Там якобы росли всякие фрукты, овощи и деревья. Но это, наверное, всё-таки это, всё-таки эти вот эти, наверное, вот [показывает на карте], потому что тут вот остановка была с таким названием где-то. Сейчас, может, их переименовали. А вот так, да, ну где-то вот, вот эти вот поля действительно они.

[Что про него говорили?]

Ну что? Что там можно было это, турнепсу набрать. Ну, там его засевали в разное время разными культурами, и говорили, что люди туда то за свеколкой ходят, то за…

[В смысле, воровали?]

[Смеётся.] Ну да, хозяйство. Такой был бесплатный, значит, колхоз.

Гастроном на Михалковской улице. «Диета» на бульваре Матроса Железняка. Магазин «Богдашка» на Миллионной улице (00:53:39—00:57:39)

[А какие были известные магазины?]

Вот я не помню, известный магазин был вот здесь вот угловой, вот этот Михалковская улица, вот это один / пятьдесят один, но он никак не назывался, по-моему, я не помню, чтобы он как-то назывался. Он просто был вот известный «у „Байкала“» вот. Сейчас здесь уже тут стала просто обыкновенная пятиэтажка, в ней всегда был «Гастроном». Сейчас здесь стоит, в общем, что-то такое, многоэтажный монстр. Но вот этот вот был, ну, как-то он считался самый лучший такой. А у нас на этом самом, на бульваре Матроса Железняка вот здесь была «Диета», которую, почему-то, значит, бабушки дворовые называли «Диэта».

[«Диэта?»]

«Диэта». [Смеётся.] Вот эта вот «Диэта», это была тоже такая, одна, ну, в смысле, тоже такой… значит, здесь булочная была и вот эта самая «Диэта».

[Какие-то особенные продукты там были?]

Нет. Ну, он в тот момент уже, это же [19]70 годы, это хорошо, где если что есть. Вот, ну, просто вот он был такой, где было практически всё, потому что, ну, в со… когда, наверное, эта «Диета» задумывалась в какие-то там советские времена, там, наверное, была докторская колбаса и свежий кефир и не знаю, чего. А потом это, ну, это был обыкновенный был такой, значит, вот какой-то магазинчик. А дальше, вот так вот, чтобы называть как-то особо вот это, если мы с вами будем говорить про район Богородское, как-нибудь в другой раз, вот там у нас был магазин «Богдашка» и даже по… я провела исследование и выяснила, почему он «Богдашка». Раньше как-то вот у меня была одна версия, а теперь оказывается, что…

[Не хотите сейчас рассказать?]

Нет, я могу сказать, что все «Богдашка», «Богдашка», совершенно, значит, вот в таком девятиэтажном доме внизу этот самый гастроном. Все окрестные жители называют «Богдашкой». Мы когда туда переехали, это название маме на работе сказали, она потому что там же и работала рядом. И сослуживцы ей, значит, «в „Богдашке“». Версии были такие, что там то ли был мясник Богдашка, то ли директор Богдашка. Оказывается, что это, в общем, не совсем так, потому что, оказывается, это название как бы перенесенное от другого магазина, который раньше, вот всю жизнь на этом нашем трамвайном богородском кругу, там до того, как всё снесли, стоял деревянный дом большой такой тоже. Ну, может быть, даже где-то там… в стиль модерн. Там был магазин Богданова. И вот он назывался это… исторически он «Богдашка».

[А где это на карте?]

Ну, открывайте тогда, это самое, Миллионная улица. У меня фотография есть вот в Фейсбуке этого дома. Вот, вот этот круг. Ну вот современная «Богдашка», находился он вот в этом доме. Вот, вот где сейчас магазин «Доброном». Вот это.

[Один, корпус один?]

Это по Прогонному проезду.

[Прогонному или Проектируемому?]

Нет. Адрес у него: Прогонный проезд, дом один, корпус одиннадцать. Вот, значит, вот здесь вот всю жизнь в советское время, всё время был этот «Гастроном», который назвался «Богдашкой». А натурально эта «Богдашка» стояла, значит, вот здесь вот [показывает на карте], где-то на кругу был деревянный дом. Вот, и магазин…

[Где сейчас сквер?]

Где сейчас ничего, как бы, в место не… тут всё снесли и стали строить вот эти кирпичные пятиэтажки.

[Между Прогонной и Первой Мясниковской?]

Ну да, между Прогонной и Первой Мясниковской. Или, может быть, но это надо уточнять, по фотографиям кажется, что здесь. Может быть, он стоял вот здесь вот, по Прогонному, дом один. Потому что вот эти вот пятнадцатые дома, это конструктивистские, это [19]20-х годов. То есть как бы… они соседствовали в какой-то момент с деревянной «Богдашкой». А вот это деревянное здание, оно вот где-то вот тут вот и название просто перенесли.

Запахи от завода «Красный богатырь» («Богатырь галоши жарит»). Завод «Вулкан»: производил шины, ластики и резиновые игрушки. Трудовая практика на завод «Вулкан». Запах застойной воды от Плотины. Запах от остатков свинарников колхоза «Красный свиновод» в районе Богородское (00:57:39—01:01:57)

[Здесь были запахи завода?]

Да, да.

[Можете рассказать?]

Ну, запахи завода, значит, завод «Красный Богатырь», который делал эти резиновые всякие изделия, всякую резиновую обувь, галоши там всю жизнь и всё. И когда это производство было, действительно, ветер менялся и дул в сторону, вот по Погонному проезду, вот тут наш дом, значит, двенадцатый, да вот. Роза ветров когда сюда, очень хорошо в окна ощущалось, и говорили: «Богатырь галоши жарит». [Смеётся.] Вот, причём были такие специалисты, которые могли, значит, различать якобы пахнет вот, чё жарят, галоши или что-то другое, там, допустим, ну, какую-нибудь там авиационную резину, запах, наверное, был другой всё-таки. Ну, по мне, он был одинаковый, вот просто действительно воняло жареной резиной. А потом этот запах в какой-то момент… и как-то к нему все привыкли, и никто на него не жаловался, он, ну, пожарил и пожарил, ветер поменялся и всё. А потом вдруг раз, и он исчез. И вот его отсутствие вдруг все заметили, это был момент, когда «Богатырь» начал загинаться, и вот это… сейчас же он не работает.

[В какие годы это произошло?]

Ну, где-то уже, по-моему, не знаю, в середине [19]80-х уже меньше пахло и совсем уже, ну, он где-то, наверное, где-то в начале [19]90-х уже совсем там хирел, хирел и наконец… может быть, они поставили фильтры сначала какие-то, может быть, ещё чего-то, но, в общем, запах прекратился. А у соседей у наших, вот здесь которые, ближе к улице Подбельсокого, у них было свое производство вот, вот оно Ивантеевское, бывшее Подбельского. Значит, и вот по ней, вот здесь вот, если сюда пойдем, вот сюда. Вот это вот — это завод «Вулкан», который тоже вонял резиной, но уже, значит, сюда. Но он делал грубые изделия, типа шины какие-то там, ещё чего-то. В общем, какую-то грубую резину. Но при этом делал ещё ластики такие, синие такие, нестирательные, такие твёрдые, как камни, и резиновые игрушки. И мы когда здесь ходили на трудовую практику, при выходе стоял большой такой… коробка, ну, какой-то ящик огромный. И в нём лежали бракованные игрушки. Такие белочки, какие-то ласочки такие длинненькие, какие-то утятки. И у кого там было пищалка плохо вставлена, у кого что. Нам разрешили взять этих, значит, завернуть этих уродцев с собой. У меня долго была одна ласочка была жёлтенькая, а другая голубенькая, значит, горностайчик такой. [Смеётся.] Вот, вот он тоже, значит, это, запахи района, в основном вот эти вот, я говорю, резиновый, у нас тут были.

[На Академической, Михалковских не было каких-то запахов?]

Там ничем не пахло, там единственное что, вот иногда от плотины, вот, видимо, но это в жаркое время, значит, вот несло этой… таким застой… вот застойная вода такая, неприятный запах. Может быть, отсюда и, собственно, вот этот вот миф о том, что семьдесят процентов мочи там. Потому что чувствовался вот этот какой-то такой отстойниковский… Но это, скорее всего, это действительно плохо прочищенные вот эти вот плотинные сооружения. А так, чтобы чем-то таким откровенным… потому что у нас вот в этом районе Богородское откровенно свинками пахло, потому что был колхоз «Красный свиновод»! До… да чуть ли не до [19]60-х годов. И я ещё помню, как, когда, значит, в [19]74 году в школу стала там ездить, на Открытое шоссе, ещё стояли эти свинарники, такие длинные бараки. И запах был просто вот до рези в глазах, вот проезжаешь мимо — э! Потом свинарники снесли, запах стал типа исчезать, исчезать уже где-то, ну, я не знаю, там к концу десятого класса уже практически его не было. А потом там ему почву там что-то перекультивировали. Сейчас там промзонка такая какая-то, не знаю, наверное, построят прекрасные апартаменты. Но на старых картах там «Красный чего-то (свин.)», свинский колхоз. И вот это вот свинский колхоз вонял просто вот на всю эту вот… Выходишь на кругу, на трамвайном там, на Подбельского — ух, прямо! Вот интересно, те жители, которые там, собственно, в этих домах жили, они как? Сейчас вот никто уже там, наверное, не живёт, не спросишь, из знакомых.

Старьевщики на площади Гагарина (01:01:57—01:03:07)

[Были ли какие-то интересные личности? Например, гадалок, может быть, точильщиков, лудильщиков, старьёвщиков?]

Ну, лудильщики, старьёвщики, это надо в другой район ехать, это район моего детства — это площадь Гагарина нынешняя, в смысле вот эта вот. Вот там я помню этих, татарин с мешком, старьёвщик.

[Что он кричал?]

Не, он не кричал, он просто… Я и говорю, я-то помню его, что он на… мы жили на восьмом этаже, значит вот, и там что-то позвонили в дверь, я высунулась и какой-то вот мужик такой, как бы, ну вот как в пальто, мне показалось, или в каком-то там, ну, может, это был его халат или я не знаю, и большой такой мешок у него. Ему приносили просто какие-то там тряпки или что-то ещё.

[А что он давал?]

Ничего. Просто, ну, как бы вот собирал, на… это вот было для меня тайной как бы, может, обмен какой-то был между хозяйками и им… Но было ощущение, что просто вот ему сдают ненужное.

[Ничего не давал?]

По-моему, ничего, да. Я просто не знаю, я как вот. Просто меня поразило, что вот, надо же, с мешком такой ходит, вообще что-то собирает, куда он это потом девает, интересно, и зачем ему это всё?

Михалковский переулок: убогий Боря. Культ Зои и Шуры Космодемьянских (01:03:07—01:06:58)

[Были ли сумасшедшие?]

Сумасшедшие, чудаки вон у нас на… в этом самом, на Михалковском, в соседней квартире был такой Боря убогий. Уже взрослый мужик, значит, но я тогда думала, ну… он был абсолютно ни вредный, никакой, значит. Такой даже этот самый, мирный вполне. И, я так понимаю, что, ну, если я там была классе в пятом, а ему, наверное, было уже где-то, не знаю, может, ему уже было между тридцатью и сорока, какой-то такой. У него старая мамаша была, там, значит, там ещё там старший брат. И на незнакомых он производил впечатление, ну, как-то они его боялись, ну, потому что у него вот эта некоординационность движений, какие-то, то есть, там, он не мог говорить, у него, значит, какая-то… но он был, ему… Он был очень доброжелательный и всегда, когда бабушка моя общалась с его, этими самыми, с его, этой самой… кто она ему? В общем, жена брата.

[Тётка?]

Нет, не тётка.

[Золовка?]

Ну, в общем, кто-то.

[Жена брата.]

Да. И по-соседски там чего-то, и иногда там нужно было что-то там зайти, или занести, или что. Ну и, значит, если этот Боря, но он, единственное, ну он хотел там за руку тебя взять, что-то такое, там тебе пытался что-то сказать. Ну, видно было, что он такой вот, совершенно не враждебный, ничего, но, я так понимаю, что те, которые его меньше знали, а его же толком не выпускали ни на улицу, ни что. Иногда на лавочку выходил около подъезда и вот сидел такой, и народ, значит, так это как-то его…

[Обходил?]

Обходил, да, потому что было принято таких людей у нас бояться и вообще считать, что они какие-то такие. А так, ну, для нас главные персонажи нашего, значит, пионерского детства, это… [смеётся] Зоя и Шура Космодемьянские, которые, собственно, вот, да, эти комсомольцы-герои. Ну, уже тогда как-то вот со святостью у нас, значит, патриотической было как-то, не знаю, не очень. Застой начинал процветать, и вообще как-то вот. Поэтому уже тогда эти какие-то анекдоты про эту самую повешенную партизанку, чего-то какие-то шуточки такие чернушные ходили.

[Например, какие?]

Ну, не знаю, чего-то там, вот, чего-то… девушка там, чего-то там как-то она висит, чего-то там покачивается. Загадка: кто это? Зоя Космодемьянская. Я сейчас вот не помню, это надо просто действительно мозги включить. [Смеётся.] Хотя, ну, так как-то было принято, что, в общем, в этом, в официальном, так сказать, контексте всё это уважительно, а так вот… Хотя тогда ещё вот этого сюжета про то, что Зоя Космодемьянская была сумасшедшей и лечилась в психушке и, в общем, собственно, как-то вот была вообще очень какой-то странной личностью, да, не очень, ну, душевно здоровой, таких разговоров мы не помним, таких ещё как бы не было. А вот просто, как говорится…

[Вы говорите, что они главные персонажи вашего пионерского детства, это связано с тем, что там улица?]

Ну да, нет, ну да, что вот они… не то, что они прямо какое-то место занимали, но они были на слуху, мы знали, кто это, там Зою и Александра Космодемьянских, потому что всё время объявляли эти в транспорте, эти остановки, школа эта была, и эти там, на школе, естественно, там доска. То есть это, ну, какие-то такие вот районные знаменитости, скажем так. Хотя они к Михалкову уже не имели отношения, всё-таки далековато. А у нас, вот даже, вот я же говорю, убиенный студент и то безымянный остался, которого там, в гроте, порешили.

В роддома устраивали по знакомству. Сообщество людей, родившихся в одном роддоме. Роддом Грауэрмана на Арбате. Полиграфический институт «Порногрáф» (01:06:58—01:10:49)

[Были ли какие-нибудь спекулянты, частные врачи?]

Ну, наверняка, наверняка было, конечно, потому что там какие-то, эти самые, знакомства. Меня по знакомству устроили в двадцать седьмой роддом, потому что моя бабушка с завотделением этого роддома в одной партийной организации районной состояла. И вроде как по месту жительства мне всё равно этот роддом светил, но хотелось как бы к своему, да? И бабушка как раз вот пошла, значит, к этой даме и сказала, что вот: «Внучка собирается, значит, вот, как бы размножаться, и вот вы уж там её это как-то вот, обратите на неё внимание».

[Вы говорили, что есть сообщество рождённых в двадцать седьмом роддоме, что за этим стоит?]

Да нет, просто выяснилось, что как-то, ну, это уже у… Половина моего класса там, конечно, родилась, ну, это тогда как-то было не очень. А вот Григорий [сын], который [19]86 года рождения, вдруг выяснилось, что когда он стал учиться в этом Полиграфическом институте, а вот это здание, кстати, да, которое в виде книжки-то. И этот Полиграфический институт, считался, хороший институт в советское время, но почему-то его называли не «Полиграф», конечно, а «Порногра\ф».

[Порногра\ф?]

Да. [Смеётся.] Может быть, считалось, что по сравнению с другими гуманитарными вузами он менее хорош, так сказать, поэтому «порнографическое» образование там. Хотя там, ну, русский язык, литература и так далее, всякие, значит, тоже вроде как были на высоте, так выяснилось, что и вот, для… И он там нашёл среди одногруппников или там среди однокурсников уже несколько людей, которые тоже там родились. И они как-то вот тут, для них это было важно.

[Для них актуально, где родились?]

Да, потому что они как-то вот узн… Ну, так случилось, что вот это для них был признак, который, ну, чем-то сближает, да, может быть, на фоне вот этого самого района, что вот «мы из двадцать седьмого», потому что на самом деле я так понимаю, что раньше действительно было важно. «Ты в какой? Ты откуда?». Значит, мама у меня: «Таня с Шелапутинского», роддом имени Клары Цеткин в Шелапутинском переулке. Я — «Оля с Ляпунова», с улицы Ляпунова. Так кто-то ещё… То есть вот как-то такие определения, они в голове сидели. Потом, когда, видимо, стали рожать, где хотят и как хотят и вообще стали уже какие-то там, я не знаю, там, ну, центры там репродукции, того, сего, уже так не назовёшь. А это было вот что-то такое вот действительно вот, малая родина.

[В какой речевой ситуации это говорили?]

Ну, как-то вот, когда спрашивали, там: «А где ты родился?» — то чаще всего человек мог совершенно спокойно. Ну, Грауэрмана, конечно же, он Грауэрмана [говорит подчеркнуто с пафосом] там. Это, это белая кость. Ну, это всё.

[Грауэрмана, это?..]

На Арбате это, да. Значит, все, кто Грауэрмана, это, значит, вот какие-то такие, значит, либо из элиты, либо из творческой там или научной интеллигенции, либо, значит, вот, ну вообще как-то вот считалось, что очень престижно, хотя не знаю, почему. А другие просто тоже знали все свои места рождения, и вот, даже вот я говорю, что у нас было так, что «Таня с Шелапутинского», а «Оля с улицы Ляпунова». Григорий был, значит, «из Коптево», двадцать седьмой этот роддом коптевский. И действительно они как-то вот друг друга, ну, как-то интерес взаимный возникал: «А, ты тоже оттуда?!" [Смеётся.] Вот это наша, значит, родилка. Ну или, может быть, в транспорте, потому что на учебу проезжают — «А, вот где я тут родился». Так что вот такие вот тоже маркёры бывают.

Цыгане на Ленинском проспекте. Хулиганская банда в Нескучном саду, которая резала лицо коньками (01:10:49—01:12:43)

[Были ли какие-то сообщества? Цыгане?]

Здесь цыган не было. На Ленинском проспекте цыган помню, приходили в квартиры.

[Что они делали?]

Ну, тоже просили в основном какие-то, нет ли вещей для детей, пеленки какие-то, всё прочее.

[Не гадали?]

По-моему, нет. Не, может, они предлагали взрослым там погадать, но это тоже, я помню, тоже как это самое, даже мне вручили какую-то там пелёнку и сказали: «Вот иди отдай». И сидит эта цыганка на лестничном этом пролёте, и я ей эту пелёнку, значит, [протягиваю]. А у неё младенец тут, видимо, ну как-то бы вот перепеленать, там, подарили ей эту какую-то тряпочку.

[То есть она у вас попросила тряпочку?]

Ну, она, видимо, ходила просто по квартирам, кто чего даст.

[Но они просто просили, не мошенничали и не гадали?]

Да, это. Не, не гадали. Вот на Ленинском проспекте в [19]50 годы вот в Нескучном саду, там вот по поводу вот этих самых сообществ, там висит, была такая хулиганская банда, которая, я помню, это рассказывала, да? Коньками резали своими. Что, значит… и главная пугалка была, для девочек особенно, что пойдешь туда — туда нельзя ходить, особенно вечером, потому что нападут и коньками порежут лицо.

[Зачем?]

Ну так, форма хулиганства такая.

[Кто это рассказывал?]

Это мама рассказывала, они же, поскольку, значит, школа-то там была, на Ленинском, у них основное место гуляния это было, Нескучный сад, там, туда, к набережной вниз ходили с этим самым… Заходили там, где на уровне тридцатого дома и вниз через овраги гулять. Вот это вот, считалось, что, значит, это страшно, потому что там вот такие вот… Ну, вполне возможно, что они не только на девушек, они, наверное, на всех нападали там, кто им не нравился или что, и могли вот действительно порезать. А эти коньки, вот эти вот «гаги», вот эти здоровые, да, лезвия. Если что, якобы, были такие случаи.

Ленинский проспект: до Окружной и после Окружной (белый свет кончался). Часовня в больнице Святителя Алексия (01:12:43—01:15:43)

[На Ленинском проспекте вы не помните дом, где жили иностранцы? Туда ходили меняться.]

Нет, значит, у меня… мой Ленинский проспект, значит, он в основном как… ну, между, от его начала до тридцать седьмого дома, вот только в этом диапазоне. То, что дальше, за Окружной железной дорогой […] это тоже вообще, это не Москва вообще. То есть, там вообще, там белый свет кончался уже. Это было уже всё, другая планета.

[Как назывались тогда больницы?]

Ну, градские всякие.

[Первая градская?]

Первая градская, я помню, а вот все остальные, я всегда путалась в них. Вот Первая градская просто потому, что там перележали все, так сказать, члены семьи, если что, и плюс соседи. Вот Первая градская, это было… Причём мне всё время как-то на слух было непонятно, правильно ли я слышу, потому что она вроде как «городская больница», но почему она Первая градская, ну, может, я как-то… или он не так говорит или я не слышу, или что, и вообще, что это за? Но название мне очень нравилось. «Первая градская»!

[А зелёненькая больница, там где КВД?]

Ну, зелёненькая, это на другой стороне. Ну, это да, но я не знаю, это вот какая-то четвёртая или какая она там? Вот она никак не наз… Сейчас она называется Святителя…

[Нет, Святителя Алексия — это другая. А раньше она была тоже городская?]

По-моему, все они были градские, но это я могу не помнить, просто потому, что это такое всё совсем детство, но других названий, кроме «градских», я не помню. А зелёненькая…

[КВД, там лепнина ещё.]

Да я знаю, там этого, папеньку моего, можно сказать, отпевали в морге. Ну там, вот теперь те…

[В каком морге?]

Нет, там есть, там сейчас маленький такой, при морге такая, эта, такая часовенка. Да, есть там морг. Вход с улицы Ста… не Стасовой, а какой-то, в общем, с боковой вот этой вот.

[Нет.]

И вот там такой вот в стиле модерн, такой вот. […] И там малюсенькое помещение для отпевания, часовенка такая. После чего мы все погрузились и поехали уже на кладби\ще. [Это про больницу Святителя Алексия] […]

Завершение разговора (01:15:43—01:16:05)

Район у гостиницы ВДНХ, приезжие. Лимита в Лихоборах. Тропарево — Трипперёво. Рабочие общежития «Красного богатыря» в Богородском. Лимита на Юго-Западе, в Коньково (Коньково-Горбунково) и Новогиреево (Новохиреево). Криминальный район — Таганка. Бутырская тюрьма, репутация района Бутырской улицы (01:16:05—01:21:48)

Приходилось ехать на этих двадцать третьих, восемьдесят третьих автобусах, они там через гостиницу шли. Ощущение того, что совершенно другая публика, входят какие-то странные…

[Это где?]

Ну, вот на гости… гостиница ВДНХ вот эта вот. «Золотой колос», этот комплекс. Что там входят какие-то такие странные люди, что какие-то они вот, не знаю, неприятные. Не то, что они были грязные или какие-то. Ну, нет, ну, конечно, приезжие, было видно, и тогда кавказцев-то мало было, и сразу как-то они бросались в глаза. И в общем, ну, как-то ощущение было такое, не очень комфортно.

[Потому что они неместные?]

Да, ну, не, ну и вообще, вот ну нерусские, скажем так. А вообще, ну, как-то что там, действительно и какие-то вот эти вот такие непонятные, значит, тоже люди эти в тёмных переулках там, какие-то эти приезжие, вот что они, где они? Конечно, может, они командировочные, а может они и какие-нибудь криминальные.

[И было неприятно?]

Ну, было да, в общем. Ощущение такое, неуютный этот район был такой. Не знаю, как сейчас. И как-то ощущение было, что чего-то как-то там не очень хорошо.

[Была идея, что москвич, не москвич, лимита?]

Ну, лимита, конечно, была. Но вот в этом, кстати говоря, ну, практически, лимиты вот в Михалково, по-моему, и не было, потому что даже вот эти вот Петра Алексеева, если там были, лимитчики работали, то где они жили, они скорее в Лихоборах там где-то. Вот эти вот гостин… как это, комнаты гостиничного типа. Вот когда стали строить эти дома, вроде какая-нибудь… ну, девятиэтажный кирпичные дом длинный. А на самом деле входишь, а там коридорная система, и у них такие, как эти, гостинички. Вот скорее вот они там где-то обитали. А здесь были такие мирные обывательские пятиэтажки.

[Была ли репутация района? Например, в этом районе лимита живёт, а этот интеллигентский?]

Ну, я так понимаю, что для моей бабушки, например, всё, что было за, там, я не знаю, за известным ей там, допустим, метро «Юго-Западная» и дальше вот туда Тропарёво, которое «Трипперёво» называли, не иначе как. Вот лимита там.

[Как называли?]

Трипперёво, да. Это вот туда. Потом, значит, у нас, вот, у нас на Богородском довольно много было этих рабочих общежитий, но там как-то вот не было такого, что, вот… ну, да, лимитчики, всё, но они какие-то были свои уже такие вот. Хотя, может быть, жители соседних районов говорили, что Богородское лимитой населено. Но там они были чётко привязаны к заводу «Красный богатырь» и, в общем, больше как-то… А вот те, которые, лимита, которая понаехала и получила уже квартиры, это вот именно Юго-запад, Коньково-Горбунково.

[Так называли?]

Да. Вот. И это самое, Новохиреево.

[Новохиреево?]

[Смеется.] Зелёный, Свободный проспект, это всё туда. Вот, вот это вот какие-то, в моём описании, вот это лимитные какие-то районы. Хотя, может быть, есть и какие-то другие. А криминальный район, ну, я не знаю, вот, например, моя бабушка она не любила район Таганки, хотя, в принципе, молодо… может быть, и понятно, что молодость её прошла именно вот на этой улице как она сейчас… Большая Коммунистическая… Солженицына, что ли, называется. Ну да, Большая Коммунистическая. То есть от метро «Таганская», «Марксистская» туда, к этой самой…

[К Сергию Радонежскому?]

К Сергию Радонежскому. И вот для неё район Таганки, ну, может быть, тогда ещё тюрьма там как-то это, функционировала. В общем, вот, вот этот вот район очень ей не нравился, и она как-то всё время считала, что мог быть неприятный именно своей вот такой вот, ну, криминогенностью что ли. А так, в общем… Да ещё про, вот про что, про Бутырскую тюрьму, наверно, вот она рассказывала, тоже вот не нравился ей район Савёловского вокзала и всё, что вот туда. Я так понимаю, что это, наверное, ну, вот эта Бутырская улица или там, вот, наоборот, к Новослободской, где, собственно, тюрьма, что они… Но это она рассказывала просто потому, что у неё там сослуживица на работе жила и у них окна выходили на эту самую тюрьму. И им якобы, значит, было в этом доме не жизнь, а сплошная каторга, потому что нельзя было даже, было запрещено в доме, там не знаю, домуоправом или кем, или милицией открывать окна, потому что они, потому что боялись, что вот там сидят эти люди, они же в окно всё время кричат там: «Передайте такому-то, что такой-то здесь», или «Передайте этому того, сего». И жители, конечно, могли вот передать эту секретную информацию на волю куда-то. И поэтому окна, значит, велели держать закрытыми. Они очень мучались, потому что ни проветрить, ничего. Ну вот, и как-то вот это всё было очень как-то плохо там жить. Вот о том, что так действительно крик и шум стоит, это я знаю. Вон в Питере пройди мимо «Крестов», там ор стоит такой, что вообще глохнешь на этой набережной. Я причём… я сначала не понимала, откуда… Я думала, что какая-то трансляция что ли, ведёт чего-то. Потом я включила мозги и поняла, что это орут эти самые. А стоят, значит, тётки, которые, ну или там дядьки, как вот на набережной, и они им туда тоже кричат. И как-то, когда ты понимаешь, вообще в чём, в чём диалог происходит, как-то так даже стрёмно делается.

Церковь на Коптевском бульваре. Преображенская церковь в Богородском, праздник Пасхи (01:21:48—01:26:27)

[Были ли церковные сюжеты?]

А церквей там, в общем-то, и не было, потому что, вот если брать Михалково, то первая вот эта церковь на Коптевском бульваре появилась уже в постперестроечные, в постсоветские… Деревянную, там, срубили, поставили.

[Бабушка не религиозная была?]

Не, она в конце жизни как-то так, ну как все… Нет, она коммунист, она, значит, этот самый, атеист не знаю, там чего, но в церковь она могла, так сказать, где-то уже, ну, я думаю, что где-то после семидесяти, а может, и семидесяти пяти так. Ну, захаживала чего-то там. То есть она, потому что семья-то традиционная, прадед был такой, который всё это знал, там, и праздники соблюдал, и всё такое. А к ней это всё пришло, там, ну, водичку там, я не знаю, посвятить, записочки положить.

[Где?]

Ну, это вот уже у них была вот эта церковь на Коптевском бульваре.

[То есть это в самое последнее время?]

Да, да. То есть как бы так специально чтобы она, по молодости лет вообще, по-моему… И даже и не было, так сказать, никаких у неё, этих самых, поползновений организовать там, крещение собственных там дочек. Крестили, значит, дед и бабка в Туле и матушку мою, и сестру её уже младшую. То есть бабушки в этот момент не было, молодой матери, коммунистической, атеистической такой, она была вне этого. А так вот действительно, вот пожалуйста, это Михалково вообще район без всяких культовых этих самых. Ближайшая церковь, по-моему, была на Соколе, вот тут вот, куда ездили. Потому что нигде больше ничего подобного, наверное, и не было. Это не то что наше Богородское, наша деревянная богородская никогда не закрывалась, Преображения Господня в Богородском. Её как в тысяча восемьсот семьдесят каком-то там году открыли, и она была всё время действующая. То есть вот там это действительно, вот для нашего района это важно было, действующая церковь своя.

[То есть она всегда работала, и было понятно, когда праздник?]

Конечно, потому что всё время стояли… Ну, мы прекрасно знали, когда Пасха в нашем районе и всё, потому что выстраивались эти очереди, в трамвай было не влезть, потому что эти с кулёчками ехали бабушки.

[То есть о Пасхе вы узнавали по…?]

По наличию народа, да. Ну и вообще там другие какие-то праздники там. То есть и звонили, то есть был очень хороший звонарь и даже какая-то одно время и звонарка, тётка звонила там. Причём вот сейчас практически я не слышу, что… у нас слышно в доме, когда на праздники они звонили. Сейчас практически, не знаю, может, они и не звонят уже. А тогда, как праздник, такой звон стоял вообще по всему району, было вообще так слышно. Вот, к нам хорошо доносилось. То есть это была такая вот, значит, штука такая, в отличие от вот этого замшелого Метрогородка, где не было ничего, да. А у нас церковь.

[Как к этому относились?]

Не, ну как? Как вот, что это вот, ну, был какой-то предмет, такой элемент уюта, на самом деле. Что вот у нас и такое есть. Не только завод, там, не знаю, кинотеатр «Янтарь», но и церковь действующая. То есть это ощущение было такого, ну, скажем, района с историей, скажем так. А не только, что там эти пятиэтажки стоят кругом рядами и больше ничего. Вот как раз мы когда с Андреем Борисовичем про Метрогородок говорили, я говорила, что по сравнению… Вот я, житель Богородского, ездила в школу в Метрогородок, и я, вот у меня было очень чёткое ощущение, что вот у них тут, как они тут живут? У них ничего нет, у них нет ни кинотеатра, у них нет ни церкви, у них нет там, не знаю, вообще ничего нет. Ну, такое вот. Просто одни пятиэтажки, и всё. Больше ничего. И метро у них нет, и ничего у них нет в Метрогородке. Так что это вот такая вот да, какая-то такая, с нежностью к ней жители так вот относились и очень вот так радовались, что в этом, в кино «Ошибка резидента» там показывают. Вот этот перекрёсточек, где как раз церковь и кусочек видно ещё старой застройки, там рядом с «Богатырём» этим, с «Красным богатырём», с универмагом этим конструктивистским. […]

Авария у остановки «Стадион „Наука“» и спонтанный мемориал (01:26:27—01:29:07)

Значит, остановка «Стадион „Наука“», если ехать от Ленинградского шоссе в сторону Лихобор. Там до сих пор стоит этот столб, в общем, где-то, наверное, в начале [19]70-х. Ну, где-то, может, год семьдесят, не знаю, первый, второй, третий. Нет, наверное, всё-таки уже, ну, может быть, [19]71-[19]72. Там, на этом участке, прямо вот на этой остановке произошла страшная авария с жертвами там, по-моему, не знаю, кто в кого врезался, несколько машин, в том числе и машина скорой помощи, которая вез… каким-то образом въехала то ли на… вызов из роддома как раз вот этого, двадцать седьмого. И в общем, там были жертвы, погибшие, в том числе вот экипаж этой самой машинки, и ещё и там, значит… Вот в этом самом, на этом столбе образовался стихийный мемориал, то есть там веночки, цветочки. Висело очень долго.

[Какой это год?]

Это было, ну, где-то начало [19]70-х, [19]71-[19]72. То есть по все… вот это был такой шок для всего района, то есть, ну, видимо, это произошло в дневное время, и было много свидетелей, и это потом рассказывалось, обрастая подробностями какими-то совершенно фантастическими, невероятными. Но вот я помню, что до последних, вот очень долго, я уже, уже Григорий [сын] у меня был, мы к бабушке ездили, когда остатки вот этих вот, значит, веночков этих жестяных на этом столбе сохранялись.

[То есть там были жестяные венки?]

Да, там повесили венки, и там даже вот… какие-то сначала были, я помню, даже долгое время свежие цветы, потом какие-то искусственные. Потом уже как-то, видимо, забылся сюжет, но вот эти вот останки этих вот веночков сохранялись очень долго. И, в принципе, любой старожил мог сказать, что, в честь чего тут осталось.

[Никакой памятной доски нет?]

Не, ничего, конечно, не было, потому что это, ну, это же вообще было, ну, нельзя же было рассказывать про такие массовые катастрофы, это же под запретом всё такое, вообще — как же так? Ну вот все знали, что вот там, действительно, произошла эта авария. И столб до сих пор стоит. И я себя ловлю на том, что вот пока, когда к бабушке ездила, подъезжая, каждый раз я на этот столб как-то смотрела, у меня этот сюжет всплывал. Это вот ещё до всех этих, когда там, этих, «памятник погибшему шофёру», вообще ничего ещё такого не было. А там вот… я даже не знаю, ну, кто это могли быть? Родственники, или свидетели, или кто вообще вот так долго, это же, ну, практически… очень долго существовали. Там обновлялись эти, искусственные цветочки втыкались, кто-то за этим следил. Такая вот стихийная мемориализация.